День этот выпал не на воскресенье, когда между кораблями эскадры то и дело снуют шлюпки с гостями и спешащими в увольнительную моряками. Был обычный будничный день, когда матросы лазают по снастям такелажа или до седьмого пота упражняются в обращении с тяжелыми орудиями. Вблизи "Поликреста" проплыли лишь наемная шлюпка из Дувра да закрытый тентом катер из Диля. Однако задолго до возвращения капитана вся команда нутром чуяла, что скоро придется отправиться в поход. Куда именно, не знал никто, хотя многие строили предположения относительно пункта назначения (на запад, в бухту Ботани-Бей, в Средиземное море, чтобы доставить подарки алжирскому дею и вызволить из плена христианских рабов). Слухи были настойчивы, и Паркер решил убедиться, что якорная цепь чиста: он приказал выбрать ее до панера и, помня неудачное снятие с якоря в Спитхеде, гонял матросов, вновь и вновь репетируя этот маневр до тех пор, пока самый последний тупица не запомнил, где находится шпиль и его место на вымбовке. Паркер встретил капитана ненастойчивым, но серьезным вопрошающим взглядом, и Джек Обри, увидевший его приготовления, произнес:
- Нет, нет, мистер Паркер, можете потравить якорь-цепь. Отходим не сегодня. Будьте добры, попросите мистера Бабингтона зайти ко мне в каюту…
- Мистер Бабингтон, - произнес он, - вы до невозможности грязны.
- Так точно, сэр, - отозвался мичман, который провел первую собачью вахту на грота-салинге с двумя ведрами помоев с камбуза, показывая плотнику, двум кровельщикам (братьям, в прошлом заядлым браконьерам) и немому финну, чем и как нужно смазывать мачты, паруса и бегучий такелаж. Он был с ног до головы облеплен ошметками прогорклого масла и жира из котлов, в которых варилась солонина. - Прошу прощения, сэр.
- Извольте отскоблиться, побриться - полагаю, вы сможете воспользоваться бритвой мистера Парслоу, - наденьте парадную форму и вернитесь сюда. Передайте привет мистеру Паркеру и поезжайте на синем катере в Дувр вместе с Бонденом и шестью надежными матросами, которые достойны пойти в увольнение до вечерней пушки. Передайте то же самое доктору Мэтьюрину, скажите, что я буду рад увидеть его.
- Есть, сэр. Большое спасибо, сэр.
Джек Обри повернулся к письменному столу и написал:
""Поликрест". Дюны
Капитан Обри передает наилучшие пожелания миссис Вильерс и крайне сожалеет, что служебные обязанности не позволяют ему принять ее весьма любезное приглашение отобедать в пятницу. Однако он надеется иметь честь и удовольствие навестить ее по возвращении из похода".
- Стивен, - произнес он, подняв на него глаза, - этой запиской я отклоняю приглашение Дианы. Нам приказано выйти в море завтра вечером. Вы не желаете прибавить пару слов или послать письмо? Бабингтон передаст наши извинения.
- Нельзя ли, чтобы Бабингтон передал мои извинения на словах? Я так рад, что вы не сходите на берег. Это было бы величайшим безумием, поскольку вашим кредиторам известно, что "Поликрест" находится в гавани.
Явился Бабингтон, сверкающий чистотой, в кружевной сорочке и безупречно белых панталонах.
- Вы помните миссис Вильерс? - спросил капитан.
- Так точно, сэр. Ведь это же я привез ее к вам на бал.
- Она находится в Дувре, в том самом доме, куда вы заходили, под названием Нью-Плейс. Будьте добры, передайте эту записку. Думаю, и у доктора Мэтьюрина имеется письмо.
- Передайте на словах мой привет и сожаление, что я не могу принять ее приглашение, - отвечал Стивен.
- А теперь выверните ваши карманы, - приказал Джек Обри.
Лицо у Бабингтона вытянулось. На столе выросла кучка различных предметов - какие-то объедки, поразительно большое количество серебряных монет и одна золотая монета. Джек вернул ему четырехпенсовик, заметив, что этого достаточно, чтобы досыта наесться сдобных ватрушек, велел блюсти матросов, доставить их назад в человеческом виде и приказал отчаливать.
- Это единственный способ сохранить его здоровье и остатки нравственности, - объяснил Стивену Джек Обри. - Боюсь, что в Дувре слишком много женщин легкого поведения.
- Прошу прощения, сэр, - произнес Паркер, - но какой-то Киллик просит разрешения подняться на борт.
- Конечно, мистер Паркер, - воскликнул Джек. - Это мой прежний буфетчик… Вот и вы, Киллик, - произнес он, выйдя на палубу. - Рад видеть вас. Что это там?
- Корзины с продовольствием, сэр, - отвечал Киллик, довольный тем, что видит и своего старого капитана, и его новый корабль. - Одна от адмирала Хеддока. Вторая от дам из Мейпс Корт, вернее, от мисс Софи: свинина, сыры, масло, сливки, птица и тому подобное; дичь от соседа. Адмирал подчищает свои припасы, сэр. Там великолепная косуля, сэр, пойманная неделю назад, множество зайцев и еще всякая всячина.
- Мистер Маллок, гордень, нет, двойной гордень на грота-рей. Аккуратнее с этими корзинами. А что в третьей?
- Еще одна косуля, сэр.
- Откуда?
- Она попала под колеса тележки, на которой я ехал, и повредила ногу, сэр, - объяснял Киллик, с некоторым удивлением поглядывая на флагманский корабль, стоящий в отдалении. - В полумиле от поворота на Провендерский мост. Нет, вру, ярдах в двухстах ближе к Ньютон-Прайорс. Вот я и избавил ее от страданий.
- Похвальное добросердечие, - заметил Джек. - Корзина из Мейпс Корт, насколько я понимаю, предназначена для доктора Мэтьюрина.
- Это для всех, сэр, - ответил Киллик. - Мисс велела мне сказать, что поросенок весит двадцать семь с половиной фунтов и что я должен сразу, как только прибуду на корабль, засолить свинину в кадке. Сало она сложила в большой горшок, зная, что вы его любите. Белые пудинги доктору на завтрак.
- Превосходно, Киллик, просто превосходно, - сказал Джек. - Отложи все это в сторону. Аккуратнее с живностью, не повреди ее.
"Подумать только: капитан флота Его Величества может переживать из-за попорченного свиного рыла", - подумал он, делая вид, что разглядывает адмиральские дары: куропатка, фазан, вальдшнеп, бекасы, утка, свиязь, чирки, зайцы. - Ты привез оставшееся вино, Киллик?
- Бутылки разбились, сэр, уцелело только полдюжины бургундского.
Джек Обри многозначительно посмотрел на стюарда, вздохнул, но ничего не сказал. Шести бутылок будет вполне достаточно, если прибавить к ним то, что осталось от прежних запасов.
- Мистер Паркер, мистер Макдональд, надеюсь, вы доставите мне удовольствие и отобедаете завтра у меня в каюте? Я жду гостя.
Оба с улыбкой поклонились и сказали, что будут очень рады. Они действительно были довольны словами капитана, поскольку Джек отклонил последнее приглашение кают-компании к обеду, что оставило у офицеров неприятный осадок, - не лучшее начало совместной службы.
Стивен, по существу, сказал то же самое, когда понял, о чем идет речь:
- Да, да, конечно, премного обязан. Я сначала не сообразил, о чем идет речь.
- Понять проще простого, - отвечал Джек Обри. - Я спросил: "Вы пообедаете со мной завтра?" Приедет Каннинг, и я также пригласил Паркера, Макдональда и Пуллингса.
"Я обеспокоен реальными, может быть, вульгарными проблемами, - размышлял Стивен, - что будет с сердцем матушки Уильямс, когда она обнаружит пустыми сыроварню, птичник, свиной хлев и кладовую? Не разорвется ли оно? Не перестанет ли биться? Или совершенно иссохнет? Как подействует это на ее сосудистую систему? Как-то ответит Софи? Попытается скрыть это обстоятельство, покривит душой? Лгать для нее такое же наказание, как для Киллика - говорить правду. Я незнаком с английской семейной жизнью, женской семейной жизнью: для меня она - неизведанная область".
Джек Обри тоже не желал исследовать эту область. Мучительным усилием воли он запретил себе об этом думать. "Господи, как я люблю Софи!" - подавив в душе этот немой крик, он повернулся и направился в носовую часть судна, чтобы проверить, как вялится окорок на бушприте - первое утешение с начала его службы на "Поликресте". Вернувшись, он произнес:
- Чертовски неприятная мысль пришла мне в голову. Я вспомнил, что Каннинга нельзя угощать свининой, поскольку он еврей. Но может ли он есть оленину? Оленина кошерная пища? Зайчатина тоже не подойдет, поскольку она приравнивается к крольчатине и тому подобному мясу.
- Не имею никакого представления. Полагаю, у вас нет Библии?
- Нет, есть. Я проверял по ней текст семафора от Хиниджа: "Не на силу коня смотрит Он, не к быстроте ног человеческих благоволит". Вы помните? Как вы полагаете, что он подразумевал под этим? Не очень остроумно и вовсе не оригинально. Ведь, в конце концов, всем известно, что не на силу коня смотрит Господь, не к быстроте ног человеческих благоволит. Полагаю, он что-то напутал. Однако последние несколько дней я читал Библию.
- Вот как?
- Да. И возможно, в следующее воскресенье прочту проповедь экипажу.
- Вы? Прочтете проповедь?
- Конечно. Капитаны часто делают это, когда на борту корабля нет капеллана. На "Софи" я всегда знакомил моряков с Дисциплинарным уставом, но теперь, пожалуй, я произнесу четкую, разумную… Слушайте, в чем дело? Что забавного в том, что я намерен прочесть проповедь? Черт бы вас побрал, Стивен! - Сидевший на стуле доктор согнулся пополам, раскачиваясь взад и вперед, издавая при этом спазматические звуки. По лицу его текли слезы. - Что еще за представление? По-моему, я впервые слышу, как вы смеетесь. Что за непристойное представление, оно совсем вам не идет. Хи-хи. Хорошо, смейтесь на здоровье, пока не лопнете.
Он отвернулся, пробормотав что-то насчет "притворно улыбающихся лицемеров, хихикающих и делающих вид, что читают Библию, ничего в ней не понимая; и хотя блаженны кроткие, лучше пожертвовать блаженством, чем безропотно сносить дурацкий издевательский смех". Однако вскоре смех этот стих - еще несколько похожих на вороньи крики рыданий, и все кончилось. Поднявшись со стула и вытирая лицо носовым платком, Стивен взял Джека за руку и произнес:
- Я очень виноват. Прошу прощения. Я ни за что не стал бы досаждать вам. Но тут было нечто в корне комичное, настолько забавное… иначе говоря, у меня возникла такая смешная ассоциация идей… Прошу вас не принимать все это на свой счет. Конечно же, вы прочтете проповедь матросам. Убежден, она произведет на них поразительный эффект.
- Что же, - отозвался Джек, - я рад, что вы нашли повод для невинного веселья. Хотя то, что вы находите…
- Скажите, пожалуйста, а какой текст вы хотите использовать?
- Вы что, издеваетесь, Стивен?
- Ни в коем случае, даю слово.
- Это тот стих, где говорится: "Я велю ему прийти, и он приходит, ибо я центурион". Я хочу, чтобы они поняли: необходимо послушание, такова воля Господа - об этом говорится в Библии, и так должно быть! Поэтому всякий негодяй, который отказывается повиноваться, является вероотступником и поэтому будет проклят. Лезть на рожон незачем - и об этом говорится в Писании, что я и отмечу.
- Вы полагаете, что им будет легче нести службу, потому что такова воля Провидения?
- Совершенно верно. Об этом все сказано здесь, - произнес Джек, похлопывая по Библии. - Здесь поразительное количество полезных вещей, - продолжал он с изумлением, выглядывая из люка. - Я даже не представлял себе. Между прочим, похоже на то, что косуля кошерное животное. Это для меня утешение, причем большое, скажу я вам. А то я ломал голову, что подать на обед.
Следующий день принес уйму забот - придание надлежащего наклона мачтам "Поликреста", перемещение той части балласта, до которой удалось добраться, ремонт цепной помпы и, конечно, подготовка к приему гостей. За четверть часа до их прибытия Джек стоял посередине салона, хлопоча обо всем: он поправлял скатерть, мешал угли в камельке, пока они не загорелись вишнево-пунцовым цветом, теребил Киллика и его помощников, добиваясь, чтобы стол не стоял поперек диаметральной плоскости судна, думал о том, какие еще изменения следует произвести в последнюю минуту. Прикидывал, сумеют ли удобно разместиться за столом шесть человек.
"Поликрест" был более крупным судном, чем "Софи" - корабль, которым он командовал прежде. Однако из-за необычной конструкции в капитанском салоне не было кормового балкона, не было больших покатых окон, придававших впечатление просторного, светлого помещения даже небольшой каюте. В ней было больше места и подволок выше, чем на "Софи", что позволяло Джеку стоять в полный рост, лишь чуть ссутулившись. Но при небольшой длине та каюта отличалась шириной. Здесь же она была вытянута, а на корме почти сходила на нет. Что касается освещения, то его обеспечивал главный световой люк и пара небольших лючков. От этого щитовидного помещения вел вперед короткий коридор, по одну сторону которого находилась спальня, а по вторую - раковина судна, где располагался личный капитанский гальюн. Помимо стульчака, в ней находилась 32-фунтовая карронада и небольшой висячий фонарь - на тот случай, если неосторожный гость при тусклом свете иллюминатора не заметит ступеньку. Джек заглянул внутрь, чтобы убедиться, что он горит достаточно ярко, и едва успел выйти в коридор, как вошел вахтенный мичман и доложил, что "шлюпка с джентльменом подошла к борту".
Как только Обри увидел Каннинга, поднимающегося на корабль, он понял, что званый обед может оказаться удачным. Гость был одет в простой сюртук цвета буйволовой кожи, он не пытался придать ему вид морской одежды, но поднимался на борт словно заправский моряк. Несмотря на солидный вес, он двигался с легкостью и не обращая внимания на качку. На выходе с трапа появилось его жизнерадостное лицо. Посмотрев налево, а затем направо, он появился весь целиком, снял шляпу и, сверкая заливаемой дождем лысиной, заполняя собой все пространство, утвердился на палубе.
Каннинга встретил старший офицер, проводивший его к капитану, который крепко пожал ему руку, представил офицерам и повел всю компанию в салон, поскольку у него не было особого желания ни оставаться под ледяным дождем, ни показывать "Поликрест" в его нынешнем состоянии гостю, обладающему таким зорким и внимательным глазом.
Обед начался довольно спокойно с блюда, приготовленного из выловленной утром с борта судна мелкой трески и малозначительных разговоров о погоде и общих знакомых: "Как здоровье леди Кейт? Когда вы ее видели в последний раз? Что слышно о миссис Вильерс? Устраивает ли ее Дувр? Здоров ли капитан Дандес и доволен ли своим кораблем? Слушал ли мистер Каннинг последнее время какую-нибудь хорошую музыку? О да! В опере была такая великолепная постановка "Фигаро". Он трижды слушал ее". Паркер, Макдональд и Пуллингс оказались мертвым грузом, поскольку были связаны условностями - присутствием капитана за его же столом, что мешало им участвовать в разговорах, ограничиваясь ответами на его вопросы. Стивен, не желая считаться с условностями, принялся рассказывать о закиси азота - веселящем газе, веселье, заключенном в бутылку, что не имело никакого отношения к Каннингу. Джек Обри вовсю старался вести разговор на общие темы, и вскоре холодок в отношениях сотрапезников исчез. Каннинг никак не отзывался о "Поликресте" (Джек заметил это с сожалением и в то же время с благодарностью), ограничившись замечанием, что это, должно быть, своеобразный корабль с невероятными возможностями, и отметил, что никогда не видел такой окраски - соединения элегантности и вкуса, - достойной королевской яхты. Однако о постановке службы он говорил со знанием и глубоким пониманием. Найдется мало моряков, которые не получали бы удовольствия, слыша откровенную похвалу флоту из уст осведомленного штатского, и атмосфера сдержанности, царившая в каюте, как-то разрядилась, согрелась и стала определенно жизнерадостной.
За треской последовали куропатки, которых Джек Обри не стал разрезать, а положил каждому на тарелку; по кругу пошел поддельный кларет, веселье усилилось, разговор стал всеобщим, и палубные вахтенные слышали, как из капитанской каюты то и дело доносились взрывы смеха.
За куропатками было подано не менее четырех видов дичи, а затем оленье седло, принесенное Килликом и буфетчиком из кают-компании и положенное на тщательно выскобленную крышку люка с выдолбленным желобком для соуса.
- Подавай бургундское, Киллик, - негромко распорядился Джек Обри, встав со своего места, чтобы разрезать мясо.
Обедающие внимательно наблюдали за ним, перестав переговариваться, затем с таким же вниманием склонились над своими тарелками.
- Честное слово, джентльмены, - произнес Каннинг, отложив в сторону нож и вилку, - вам неплохо живется на Королевском флоте - такой пир! Куда там лорду-мэру тягаться! Капитан Обри, сэр, это лучшая оленина, которую я пробовал за всю жизнь, - это праздничное блюдо. А какое бургундское! По-моему, "Мюсиньи"?
- "Шамболь-Мюсиньи", сэр, урожая 1785 года. Боюсь, оно несколько утратило свои лучшие качества: у меня сохранилось всего лишь несколько бутылок. К счастью, мой стюард не жалует бургундское. Мистер Пуллингс, вам положить поджаристый кусочек?
Оленина действительно была великолепна - нежная, сочная, необыкновенно вкусная. Джек наконец-то со спокойной совестью принялся за содержимое своей тарелки. Почти все были заняты разговором: Пуллингс и Паркер объясняли Каннингу намерения Бонапарта - рассказывали о новых французских канонерках, оборудованных как корабли, - плашкоутах флота вторжения.
Стивен и Макдональд, наклонившиеся далеко вперед, чтобы слышать, вернее, быть услышанными друг другом, вели спор, вначале довольно невинный, но который вскоре грозил перерасти в нечто более серьезное.
- Разве Оссиан, - произнес Джек в тот момент, когда рты обоих были полны, - не был тем джентльменом, которого в чем-то уличил доктор Джонсон?
- Вовсе нет, сэр, - воскликнул Макдональд, успевший проглотить пищу раньше Стивена. - Вне всякого сомнения, доктор Джонсон в известном отношении был уважаемым человеком, хотя ни в коей степени не был сродни Джонстонам из Баллинтабера. Однако по какой-то причине у него возникло известное предубеждение против Шотландии. У него нет ни малейшего представления о возвышенном, и поэтому он не смог оценить Оссиана.
- Сам я Оссиана не читал, - признался Джек Обри, - поскольку я небольшой знаток поэзии. Но я помню, что леди Кейт заявила, будто бы доктор Джонсон предъявил к нему весьма серьезные претензии на основании каких то документов.
- Предъявите свои документы, - сострил Стивен, - или аргументы.
- Вы рассчитываете, что шотландский джентльмен станет по принуждению показывать свои документы? - отбрил Стивена Макдональд, а затем обратился к Джеку Обри: - Доктор Джонсон, сэр, был способен на очень неточные заявления. Он утверждал, будто, путешествуя по королевству, не заметил никаких деревьев. Однако я, проезжая теми же дорогами, за одну сотню ярдов насчитал больше десятка деревьев. Я не считаю его знатоком ни в одном предмете. Призываю к вашему суду, сэр, - что вы скажете человеку, который заявляет, будто бы грот - самый большой парус на корабле, а свертывать снасть - это то же что сплеснивать или что шлаг троса - это длина его окружности? И причем в книге, которая претендует на звание словаря английского языка!
- Неужели он действительно написал такую чушь? - вскричал Джек Обри. - Не ожидал от него подобного. Не сомневаюсь, что ваш Оссиан был очень честным малым.