Барабан кабестана начал вращаться, трос надраиваться. Он шел от кабестана через блок на палубе к другому блоку, укрепленному на клотике грот-мачты, вниз к квадратному гнезду в ее пятке, а оттуда снова на клотик, где был закреплен. Кусками каболки через определенные интервалы трос прихватили к стеньге. По мере того как канат натягивается, головная часть стеньги поднимается. Стеньга, огромная, стянутая бугелями колонна длиной около сорока футов, лежала поперек шкафута, концы ее торчали с бортов далеко наружу. Когда верхушка стеньги приподнялась, Джек Обри распорядился, чтобы партия, находившаяся на противоположном борту, придвигала ее основание ближе к центру, приноравливаясь к качке.
- Шпиль на пал! Пошел на вымбовках! Ходом! Взять на пал. - Стеньга шла вверх, все больше приближаясь к вертикальному положению. И вот, наконец, вся стеньга оказалась в пределах палубы, уже не в наклонном, а в строго вертикальном положении. Этот огромный, опасный маятник раскачивался вместе с кораблем, несмотря на удерживающие его оттяжки. Головная часть стеньги была направлена на эзельгофт, на блок в верхней части грот-мачты. По мере того как вращали кабестан, она по-прежнему поднималась вверх. После того как пята стеньги поднялась на несколько футов над палубой, она замерла, пока матросы надевали на нее ахткант. Затем стеньга продвинулась еще, и, когда каболка достигла блока, ее перерезали. Очередная остановка, после чего матросы, орудуя тяжелым молотом, удары которого гулко разносились по затихшему кораблю, надели квадратный шпор на головную часть мачты.
- Должно быть, сейчас надевают эзельгофт, - сказал доктору лежавший в лазарете молодой матрос, прежде работавший на салинге. - Ох, сэр, как бы мне хотелось находиться там. Наверняка они теперь пропустят чарочку. Вы спустились вниз, когда пробило восемь склянок во время ночной вахты.
- Скоро там будете, - успокоил его Стивен. - Только забудьте про свою чарочку, про свой мерзкий грог, мой друг. И постарайтесь избегать дам с Портсмут Пойнт, а также питейных заведений Салли-Порта. Никаких горячительных напитков. Ни единой капли, пока не поправитесь. И даже тогда вам будет полезнее пить безобидный какао или сухари, сваренные в патоке.
- А девка мне сказала, будто она целка, - негромко, с обидой в голосе, сказал матрос.
Стеньга поднималась все выше, и, по мере того как каболки перерезались, упор все больше приходился на гнездо в салинге. Канат отвязали, остался трос, крепившийся к головной части. К бугелям прикрепили стень-ванты, штаги и бакштаги. Теперь топовые тали плавно раскачивались, это движение прерывалось лишь качкой судна. Главное, чтобы не порвался трос, удерживавший стеньгу, и не сломалась ось шкива в блоке. Преодолели последние шесть дюймов, и над эзельгофтом поднялось отверстие для крепления стеньги. Старшина матросов, работавших на салинге, взмахнул рукой. Джек Обри скомандовал:
- Напал!
Старшина марсовых забил в гнездо длинный железный штырь, воскликнул: "Отпускай!" - и операция была завершена. Теперь стеньга уже не могла, словно гигантская стрела, пробить палубы и днище судна, отправив всех его обитателей кормить рыб. Верхний трос ослабили, и стеньга с легким стоном встала в свое гнездо, прочно поддерживаемая снизу, спереди, сзади и с обоих боков.
Джек вздохнул, и, когда Пуллингс доложил: "Грот-стеньга поднята, сэр", он улыбнулся и сказал:
- Отлично, мистер Пуллингс. Пусть как следует смажут и выберут втугую тросовые талрепы, а затем свистят к ужину. Люди хорошо поработали, и теперь, полагаю, мы можем пропустить по чарочке.
- Какое это удовольствие - видеть солнце, - произнес под вечер Джек Обри, облокотясь о поручни.
- Что вы сказали? - спросил Стивен, отрываясь от наблюдательной трубки, опущенной глубоко в воду.
- Я сказал: как приятно видеть солнце, - отозвался капитан, улыбаясь сидевшему в баркасе доктору, также доброжелательно улыбавшемуся.
Джек как следует прогрелся после долгих месяцев английской слякоти, он нежился под ласковым ветерком в расстегнутой сорочке и легких парусиновых штанах. Баковая команда и другие матросы продолжали заниматься делом под присмотром боцмана и старшины. С обтягиванием тросов было закончено, и толпа на баке возбужденно загудела: атмосфера на корабле изменилась, люди радовались хорошо выполненной работе, сделанной без придирок и наказаний. Общему подъему, несомненно, способствовали славная погода и дополнительная порция рома.
- Это правда, - согласился Стивен. - На глубине двух футов термометр Фаренгейта показывает не меньше шестидесяти восьми градусов . Полагаю, это Южное течение. Нас преследует акула; это голубая акула, саrcharias. Она тоже наслаждается теплом.
- Где она? Вы ее видите? Мистер Парслоу, принесите мне пару мушкетов.
- Она под днищем корабля. Но, несомненно, вскоре появится. Время от времени я бросаю ей куски тухлого мяса.
Откуда-то сверху с носовой части судна послышался сдавленный крик сорвавшегося с рея матроса. Ничтожную долю мгновения он, весь изогнувшись, будто цеплялся за воздух, а затем камнем полетел вниз, пока не ударился о бакштаг. Его отбросило в сторону, и он упал в воду возле бизань-русленей.
- Человек за бортом! - орали матросы, суетясь и швыряя в воду что им попадало под руку.
- Мистер Гудридж, извольте поставить судно против ветра, - распорядился Джек Обри, снимая башмаки и готовясь нырнуть с поручней в воду.
"Как освежает - превосходно!" - подумал он, когда пузырьки воздуха с шумом проносились мимо его ушей и в нос его попала чистая морская вода. Изогнувшись, он поплыл кверху, глядя на покрытую рябью серебристую поверхность моря; вынырнул, отфыркиваясь и тряся соломенными волосами, после чего ярдах в пятидесяти увидел барахтающегося матроса. Джек был сильным, но не ловким пловцом и рассекал воду, держа над ее поверхностью голову и плечи, словно ньюфаундленд, глядя туда, где еще виднелась над поверхностью голова моряка. Обри добрался до него: выпученные глаза, обезумевшее лицо. Он выплевывал воду, тянулся кверху, боясь бездны (как и большинство моряков, он не умел плавать). Сделав круг, Джек Обри схватил его за основание косички и произнес:
- Спокойно, Болтон. Держись. - Извиваясь, Болтон изо всех сил судорожно цеплялся за него. Пнув его, Джек освободился от объятий и прокричал ему на ухо: - Сцепи руки, дурак! Руки сцепи, тебе говорят! Поблизости акула, будешь плескаться, она тебя схватит.
Слово акула дошло даже до сознания перепуганного, полупьяного, наглотавшегося воды моряка, который застыл неподвижно, сцепив руки, словно сила, с какой он это делал, могла спасти его. Джек поддерживал его на плаву. Так они лежали на воде, качаясь на волнах зыби до тех пор, пока их не подобрала шлюпка.
Смущенный Болтон сидел на дне шлюпки, с пристыженным и глупым видом выплевывая воду. Чтобы скрыть смущение, он неуклюже притворился, будто у него судороги, поэтому его пришлось поднимать на борт.
- Несите его вниз, - распорядился Джек. - Вы не взглянете на него, доктор?
- Он контужен сильным ударом в грудь, - сказал Мэтьюрин, возвращаясь на шканцы, где стоял Джек Обри, с которого ручьями текла вода. Он обсыхал, облокотясь о поручни и любуясь спорой работой такелажников. - Но ребра целы. Позвольте поздравить вас с его спасением. Шлюпка не успела бы добраться до него вовремя. Такая сообразительность, такая находчивость! Отдаю вам должное.
- Славно постарались, не так ли? - спросил Джек. - Отличная работа, честное слово, - добавил он, кивнув в сторону грот-мачты. - При такой скорости завтра мы поставим и стаксели. Я сказал: стаксели, Стивен, а вы несете какую-то чушь!
Что это - бравада? Или смущение? Нет, решил Стивен. Он, как всегда, искренен, в этом нет и тени позерства
- Неужели вы не боялись, - спросил доктор, - когда вспомнили об акуле, ведь вам же известны их наглость и прожорливость?
- Акулы-то? Все это пустые страхи, никакой опасности эти твари не представляют. Если не пролита кровь, они предпочитают объедки и помои с камбуза. В Вест-Индии я однажды решил поплыть за четверкой и, нырнув, угодил прямо на спину огромного хищника, но он меня даже не тронул.
- Скажите, такое часто случается с вами? Разве это не огромное событие в жизни?
- Событие? Я бы так не сказал. Болтон двадцать второй, а может, двадцать третий, кого я спас за время службы. Ребята из Общества спасания утопающих однажды прислали мне золотую медаль и весьма трогательное письмо. Это было очень кстати с их стороны - я имею в виду медаль. Мне пришлось заложить ее в Гибралтаре.
- Вы мне об этом не рассказывали.
- А вы не спрашивали. Но в этом нет ничего особенного, главное - не теряться, когда тонущий цепляется за тебя. Какое-то время, ясное дело, чувствуешь себя этаким молодчиной, достойным гражданином и все такое. Это приятно, не отрицаю. Но в действительности это сущий пустяк, который ничего не значит. Я бы бросился спасать даже собаку, а не только матроса первого класса. В теплую погоду я, пожалуй, спас бы даже судового врача, хаха-ха! Мистер Паркер, думаю, нынче вечером мы сможем поднять паруса, а завтра первым делом уберем обломок бизань-мачты. Тогда вы сможете навести на палубе порядок и привести корабль в надлежащий вид.
- На судне сейчас действительно кавардак, сэр, - отвечал старший офицер. - Должен извиниться, сэр, за то, что не встретил вас достойным образом. Позвольте принести вам поздравления.
- Благодарю вас, мистер Паркер: матрос первого класса - ценный приз. Болтон один из наших лучших матросов, работающих на верхних реях.
- Он был пьян, сэр. Я занес его в список тех, кто подлежит наказанию.
- Может быть, на этот раз простим его, мистер Паркер? Теперь можно забираться наверх, поставив одну ногу здесь, а вторую возле люка, воспользовавшись оттяжкой, ведущей к третьему бугелю на грот-мачте.
Вечером, когда стало слишком темно, чтобы продолжать наблюдения, а вниз спускаться еще не хотелось, Стивен заметил:
- Вам не кажется, что если у вас войдет в привычку недооценивать спасение людей, то другие тоже перестанут ценить такие поступки? Что впредь вы уже не получите благодарности?
- Раз уж вы заговорили об этом, то, полагаю, так оно и должно быть, - отозвался Джек Обри. - Все зависит от человека. Некоторые относятся к этому очень по-доброму. К примеру, Бонден. Я его спас в Средиземном море, если помните. Так человека благодарнее его я не видел. Но большинство, как я убедился, не придают этому большого значения. Таково было бы и мое собственное отношение, если бы речь не шла о близком друге, который прыгнул бы в воду со словами: "Черт меня побери, но я вытащу из воды Джека Обри". Нет. В целом, - продолжал Обри, сделав торжественное лицо, - мне кажется, что добродетельный поступок сам по себе является наградой.
После этого оба замолчали, каждый думал о своем, а кильватерная струя меж тем становилась шире, и над португальским берегом одна за другой стали всходить звезды.
- Я решил! - воскликнул Стивен, хлопнув себя по колену. - Наконец-то я решил, что научусь плавать.
- Думаю, что завтра, определив течение, - сказал Джек Обри, - мы поставим и штормовые стаксели.
* * *
- Штормовые стаксели работают как надо, они сильно помогают рулевому, - произнес мистер Макдональд.
- Капитан доволен? - спросил доктор.
- Более чем. Сильного ветра, чтобы испробовать их по-настоящему, нет, но, по-моему, управляемость судна значительно улучшилась. Разве вы не заметили, что оно движется гораздо легче? Так что мы снова можем иметь удовольствие обедать в обществе казначея. Заявляю вам, доктор, что, если эта чернильная душа будет нарочно рыгать или ковырять в зубах за столом, я его убью.
- Наверное, для этого вы и чистите свои пистолеты? Но я рад тому, что вы сообщили о парусах. Может быть, теперь будет меньше разговоров об этих шкимушках, стрелах, летучих кливерах, простых кливерах - словом, о кливерах из кливеров, прости меня, Господи. Моряки - славные ребята, но очень уж они засоряют язык жаргонными словечками. Какие красивые у вас пистолеты. Можно их подержать?
- Прелесть, верно? - спросил Макдональд, передавая ему футляр.
- Давно я не держал в руке пистолета, - заметил Стивен. - Да и кортик тоже. Но когда я был помоложе, то приходил в восторг от оружия. Я и сейчас еще таков. Оружие обладает очень своеобразной красотой. Кроме того, оно по-настоящему полезно. Знаете ли, у нас в Ирландии люди чаще выходят на улицу, чем в Англии. Полагаю, так же обстоит дело и у вас?
Макдональд подумал, что так оно и есть, хотя существует разница между высокогорной Шотландией и остальной частью королевства. Но что доктор Мэтьюрин подразумевал под словом "чаще"? Стивен сказал, что он подразумевал раз двадцать-тридцать в год; на первом курсе университета он знавал людей, которые превосходили это число.
- В то время я придавал слишком большое значение тому, чтобы остаться в живых, оттого научился довольно сносно владеть как пистолетом, так и кортиком. У меня сохранилось детское влечение к оружию. Ха-ха - первая, третья позиция, защита, финт, удар!
- Не хотите провести со мной тренировочный поединок на палубе?
- А мы не нарушим каких-то правил? Я страшно боюсь показаться хоть в какой-то степени эксцентричным.
- Ну что вы! Это будет вполне в порядке вещей. На борту "Бореас" я, бывало, давал мичманам уроки фехтования после того, как заканчивал учения со своими морскими пехотинцами. Кроме того, один или два лейтенанта с этого корабля оказались неплохими фехтовальщиками. Пойдемте, захватим с собой заодно и пистолеты.
На квартердеке они занимались фехтованием: делали выпады, топали, кричали: "Ха!" Стук и звон стали о сталь отвлекали вахтенных мичманов, которые получили нагоняй, зато их более счастливым товарищам предоставилась возможность с интересом наблюдать за этой увлекательной и жестокой забавой.
- Стоп, стоп! Прекратите, кончайте, - воскликнул Стивен наконец, отступив назад. - Я запыхался, у меня одышка, у меня нет больше сил.
- Что ж, - отозвался Макдональд. - За последние десять минут я десять раз был убит. Я сражался лишь мысленно.
- Мы оба были трупами с самого начала поединка.
- Помилуй нас всех, Господи! - произнес Джек Обри. - А я и не знал, что вы так кровожадны, любезный доктор.
- В настоящем сражении вы, должно быть, смертельно опасны, - заметил Макдональд. - Какой у вас быстрый убийственный выпад. Я бы не хотел встретиться с вами в серьезном бою, сэр. Вы можете назвать меня тюфяком, и я покорно снесу такое оскорбление. Может быть, вы предпочитаете пистолеты?
Наблюдая за поединком со своей стороны шканцев, Джек Обри был искренно изумлен: он даже представить себе не мог, что Стивен умеет держать шпагу, не говоря о том, чтобы зарядить пистолет, тем более попасть в очки на игральных картах с дистанции в двадцать шагов, хотя и думал, что близко знает его. Он был доволен, что друг делает такие успехи; ему была приятна почтительная тишина. Но ему было немного грустно, оттого что он не может принять участие в их состязаниях и стоит в стороне: капитан не вправе позволять себе такую роскошь, чреватую потерей лица. В той хладнокровной самоуверенности, с какой Стивен вставал в позицию, поднимал пистолет, целился своим блеклым глазом и отстреливал голову у червового короля, было что-то неприятное, скользкое. Джеку стало как-то не по себе. Он повернулся в сторону своих новых штормовых стакселей, наполненных ветром, на которых не было ни морщинки. Скоро с подветренной стороны на дистанции около шестидесяти лье откроется мыс Финистерре. Около полуночи шлюп повернет на ост, взяв курс на Ортегу и залив.
Перед тем как пробило восемь склянок предполуночной вахты, на палубу вышел Пуллингс, подталкивая перед собой зевающего, с заспанными глазами, Парслоу.
- Вы человек обязательный, мистер Пуллингс, - сказал штурман. - С удовольствием пойду на боковую. - Словно заразившись от Парслоу, он широко зевнул и продолжил: - Принимайтесь за командование. Стоят прямые паруса, грот- и фор-марсели, фор-стаксель и кливер. Курс норд-норд-ост. Когда пробьет две склянки, меняйте курс на чистый ост. Если заметите парус, зовите капитана. Ах, моя коечка так и тянет меня к себе. Доброй вам ночи. На этого мальчугана надо бы вылить ведро воды, - добавил он, глянув на Парслоу, и направился к люку.
Сквозь сон Джек Обри слышал, как менялась вахта: когда по судну длиной сто сорок футов топают шестьдесят пар ног, тишину сохранить трудно. Но гораздо четче он ощутил смену курса, которая последовала час спустя. Даже в полусне он понял, что находится под другим углом относительно меридиана. Джек также почувствовал, что "Поликрест" идет курсом от галфвинда до бакштага: судорожные взлеты и падения сменились пологими подъемами и длинными спусками. С палубы не доносилось ни понуканий, ни окриков. Пуллингс успел лечь на фордевинд, негромким голосом отдав несколько распоряжений. Все шло как по маслу, без шума и лишней суеты. Джек мысленно похвалил Пуллингса. Но все-таки что-то было неладно. Шкоты парусов были выбраны как полагается, однако топот ног был чересчур поспешным. Из открытого светового люка до капитана донеслись возбужденные возгласы. Когда открылась дверь каюты и рядом с его койкой возник смутный силуэт мичмана, капитан уже стряхнул с себя остатки сна.
- Я из вахты мистера Пуллингса, сэр. Он полагает, что на левом крамболе виден корабль.
- Благодарю вас, мистер Парслоу. Сейчас я поднимусь.
Когда Пуллингс спустился с мачты по штагу на шканцы, Джек Обри уже стоял возле освещенного нактоуза.
- По-моему, я обнаружил корабль, сэр, - произнес он, протягивая капитану подзорную трубу. - Три румба на левом крамболе, на дистанции около двух миль.
Видимость ночью оказалась недостаточной: небо было чисто, но края его были скрыты дымкой. Крупные звезды превратились в золотые точки, а малые совсем поблекли; молодая луна давно зашла. Когда глаза Джека привыкли к темноте, он смог достаточно четко различить линию горизонта - более светлую полоску на фоне черного неба, с которого вот-вот скроется Сатурн. Ветер зашел немного к норду; он усилился, и на гребне каждой волны, шедшей с зыбью, появились белые гребни. Несколько раз Джеку казалось, что он видит в объективе марсели судна, но неизменно убеждался, что зрение его подводит.
- У вас, должно быть, хорошие глаза.
- Оно выстрелило из пушки, сэр, и я заметил вспышку. Но мне не хотелось вызывать вас, пока я не убедился, что не ошибся. Вон оно, сэр, под самым лисель-реем. Вижу марсели, возможно бизань. По-моему, идет круто к ветру.