- Слушаю, мисс Алиса, - отозвался я угрюмо. - Говорите скорей. Мистер Патридж давно меня ждет, я и так задержался.
Дочь леди Элинор подошла и остановилась, вся надушенная и расфуфыренная, держа на серебряной цепочке черную обезьянку.
- Принесите мне воды!
- Извините, мисс Алиса, - сказал я, выбирая в уме слова по полпуда весом, - я не лакей. Я клерк манора, и то мне не платят жалованья уж который месяц.
- Вы очень изысканно выражаетесь, сэр Бакстер Хаммаршельд, эсквайр . - Она присела с отвратительной ужимкой,
- Не сэр я и не эсквайр, - отпарировал я, чувствуя, что подбородок мой задирается все выше и выше. - Я окончил ту же приходскую школу, что и вы. И если помните, помогал вам осилить арифметику и латынь, чтобы вас секли поменьше. А что до воспитания, так мои деды и прадеды были свободными людьми, мисс Лайнфорт, и никто из Хаммаршельдов никогда не был вилланом или сервом . Вот мы и не приобрели рабских привычек.
- Ну, знаете ли, мистер Бэк, ученый латинист, - прошипела эта злючка, - вы, я вижу, глубоко прониклись своей миссией - сжимать в пальцах гусиное перо!
- Это все же лучше, чем таскать цепочку, на которую посажена бедная тварь.
Ловко отвечено, как вы находите?
Эффект был потрясающий. Противник в панике швырнул на пол цепочку и постыдно бежал. Победа над флотом его величества Филиппа Испанского! Обезьянка тоже умчалась прыжками, гремя цепочкой, а я направился в контору походкой лорда-адмирала после разгрома Армады .
Патридж только ухмыльнулся, когда я рассказал ему про это.
- Правильно, Бэк, - объявил он своим жирным голосом. - Никакая молодая леди не собьет нас с пути истинного, будь она трижды урожденная Лайнфорт. А теперь доложи мне, что произошло на берегу. Да помедленнее, чтобы я мог хорошенько все осмыслить.
Я расписал, как чуть не угодил в лапы пирата и как благородно спас меня незнакомец, по всему обличью джентльмен. Однако Патридж нахмурился, и у него отвисла толстая нижняя губа. К тому же он оттянул ее вниз всей пятерней, как делал, когда был серьезно озабочен.
- Не верю я морю, которое подбрасывает такие сокровища, - сказал мой патрон. - Джентльмен, говоришь? Это еще не ручательство за добродетель. Знавал я джентльменов turpes personae , когда еще учился в Грейвз-Инне : иные из них, бывало, по ошибке примут честного купца за разбойника да и нанижут его на шпагу, что гуся на вертел. А потом раскаются в оплошности и в утешение себе срежут с его пояса кошелек - да, да, бывало! Но ради тебя, Бэк, я подумаю. Ох, некстати ты навязал мне эту заботу: ведь на завтра назначено заседание манориального суда!
- У нас все готово, - сказал я, раскрывая толстую, пахнущую плесенью книгу. - Вот тут подсчитано, сколько кто должен в уплату файна и гериота , аренды и ценза .
- Все это будет пересмотрено, Бэк, - объявил мистер Патридж, хлопнув по книге рукой. - Хозяйка не намерена больше получать какие-то гроши под видом былых земельных платежей: их размеры установлены чуть не со времен Уильяма Завоевателя .
- Том Пэдж. "Держит копигольд по воле лорда и по обычаю манора", - прочел я по-латыни, водя указательным пальцем по книге. - "Согласно сему обычаю, платит на рождество одну овцу и одного жирного каплуна. А также содержит щенка хороших кровей, лук, стрелы и сокола ко дню великой господской охоты. А также повинен учтиво поднести белую розу красивейшей из дам, коей его лорд соизволит оказать предпочтение перед другими-прочими…"
- Пусть Том учтиво поднесет себе под нос собственный кукиш, - прервал меня Патридж. - Розой и стрелами он у меня не отделается, не будь я Роджер Патридж. Ведь это обычаи старины, Бэк: тогда за десять шиллингов можно было купить корову с теленком в придачу.
- Артур Чарльз Бредслоу. "Один теленок рыжей масти в уплату гериота…" Арт Чарли третьего дня похоронен, мистер Патридж, и его сын Чарли уже отобрал лучшего теленка…
- Пусть оседлает этого теленка и скачет на нем в ад! - рявкнул Патридж. - Телятина за гериот! А не угодно ли два фунта стерлингов? Довольно, Бэк, не раздирай мне уши чтением этой заплесневелой латыни. Ты слышал: завтра в маноре состоится судебное присутствие, на котором все это будет доведено до сведения тех, кому полагается знать!
- Слушаю, сэр. Но будет драка, сэр, не хуже, чем тогда на болоте, когда вы прислали рабочих вырыть канавы…
- Я вырою могилу тому, кто еще раз помешает осушению болот! - взревел Патридж, наливаясь кровью. - Ведь это же торф, Бэк, то есть деньги, а где их иначе взять на содержание юного Генри Лайнфорта в колледже? Он уже изволил прокутить все, что прислала мать к троицыну дню… Есть еще забота, Бэк. Закрой-ка дверь поплотней.
Я выполнил ото и пристально посмотрел шефу в глаза.
- Тот голландский бусс… он на мели, - пробормотал Патридж. - Так вот, хозяйка считает, что в Плимуте за него дадут хорошие деньги.
Я все уже понял и ничего не ответил.
- В сущности владельцы судна, мингёры эти вонючие, - они же его сами посадили на мель, - размышлял Патридж, избегая смотреть мне в глаза. - А теперь нализались и дрыхнут… разве так следят за судном? Леди Лайнфорт, ты знаешь, не терпит бесхозяйственности. Ну, а наше с тобой дело сторона.
Я молчал. А что я мог ответить, зная, что судьба Джойса - в пухлых руках мирового судьи сэра Патриджа?
- Хватим-ка по кружечке эля да на том и закончим, - сказал Патридж. - На кухне, Бэк, тебя хорошенько накормят, я распорядился. А этого джентльмена с пиратского корабля представь на суд манора. Устраивает это тебя?
Да, Патридж ко мне хорошо относился. Еще более по душе ему была моя бабка, мистрис Гэмидж. Ну, а я… что ни говори, стать клерком манора - разве это не честь для человека семнадцати лет?
Мы выпили эля, и книга записи манориальных обычаев отправилась в конторку под замок.
В сарай к Джойсу бабка меня не пустила.
- Он спит, - мягко сказала она. - Человек этот спасся, подобно Даниилу , от льва рыкающего, вышел невредим из пещи огненной . Но господь вел его дурной дорогой, и сейчас он духовно мертв.
Я намекнул, что, будь у нас сегодня на ужин поросячьи ножки, гость духовно воскрес бы. Бабка ответила взглядом, в котором читалось, что ей-то хорошо известно, кто жить не может без поросячьих ножек. Тогда я искусно перевел разговор на тему о моем великолепном ответе мисс Лайнфорт. Ярко описал все и ждал одобрения. Поджав губы, мистрис Гэмидж продолжала расчесывать деревянным гребнем кудель для пряжи. Лицо ее выражало неподкупность.
- Ты, бабка, никогда не воздашь человеку должное!
- Ты сам себе воздал сторицей, - обличила она меня. - Уж так себя расхвалил - дальше некуда! Отнесешь мистеру… как его… вот это. - Она указала на скамью: там лежала вычищенная, заштопанная и отглаженная одежда. - Погоди!
Она подняла крышку большого ларя с медными ангелами, врезанными в его стенки (на нем я спал, когда ночевал дома, - это у нас называлось "спать под охраной ангелов"). Порывшись, бабка извлекла оттуда белоснежную полотняную… Как вам это нравится? Дедову рубаху, мое наследство, - какому-то бродяге!
- Исцелит его лишь труд, - бормотала она, кладя на угли в очаге утюг. - Да, труд, изнуряющий плоть.
- Это значит, ему придется пасти овец?
Раскладывая на столе рубаху, бабка вздохнула:
- Он сам - заблудшая овца.
- Собаки при стаде, увидев его, так и подумают. Пока они будут выяснять этот вопрос, отара разбежится. Нет, лучше мы с ним скосим ту делянку, что возле Лягушечьих болот.
Было уже часа четыре, когда я услыхал в сарае громкие зевки и вошел туда. Джойс, голый, как Адам, блаженно потягивался на сене. Когда он натянул рубаху деда и остальное, передо мной предстал другой человек. Заметив на моем плече две косы, он весело сказал:
- Для меня это инструмент непривычный, Бэк. Сумею ли я действовать им без вреда для окружающих?
Мы двинулись в путь, причем я старался держаться от косы моего нового знакомого подальше.
Глава III
Свинья - самое деликатное, учтивое и дружелюбное животное. Почему? У нее нет никакой религии, кроме жратвы, никакого богослужения, кроме визга, и никакого облачения, кроме дрожащего хвостика,
Изречения Питера Джойса
- Прадед мой был отменным стрелком из лука и объяснял это тем, что его "конечности сделаны в Англии", - рассказывал я по дороге Джойсу. - В молодости он ездил на север, в "страну пограничных баллад", - на коне, в полном вооружении, под командой сэра Лоуренса Соулбриджа. Дед - вот тот был настоящий иомен . Он держал один плуг земли - столько, сколько может вспахать упряжка быков весной. Сам ездил, сидя на мешках с зерном, на ярмарку. Своего сына дед воспитал джентльменом. Дочкам дал хорошее приданое; двое из пяти его зятей были рыцарями…
Питер перебил меня:
- То были люди веселой старой Англии, мир ее праху! А чей это виднеется домишко - со стенами из дикого камня, с крапивой до застрехи и бычьей шкурой вместо двери?
- Нашего дорожного смотрителя. Тут кругом живет беднота.
- Чем промышляют эти люди?
- Тем, что дает болото. Они стреляют уток, косуль, куропаток, цапель - дичи там пропасть. Собирают птичьи яйца, ягоды, дрок, вереск, торф…
Дорога, которой мы шли, походила на узенький извилистый коридорчик между колючими изгородями. Иногда приходилось раздвигать изгородь, нырять в лаз. "Крысиная нора, а не дорога", - отбиваясь от терновника, ворчал Питер.
- Земля нынче в цене, мистер Джойс. Пустоши - и те все запаханы.
- А куда делись люди из тех развалин?
- Ушли давно. Вы знаете: копыто овцы превращает песок в золото - ну, и когда дед сэра Лоуренса завел овец, деревня опустела, осталось два-три пастуха. Теперь и копигольд идет к концу: все земли манора стараемся сдать в аренду.
- Но люди, люди - как вы с ними поступите?
- Да какие это люди! Низшего сорта. Раз бог не избрал их, - значит, им так предопределено.
- Очевидно, их конечности сделаны не в Англии?
Я не нашелся, что ответить, - да мы уже и пришли. Дорога вывела нас на луг, огороженный стенкой из низких валунов. Сразу за ним, где начиналась топь, или Лягушечье болото, сидели и стояли люди - наши, деревенские. Похоже, предстояло молитвенное собрание - такие в Стонхилле происходили довольно часто.
Я показал Джойсу, как надо обращаться с косой, и он приступил. Боже, что это было за зрелище! Помахав немного, Питер ухитрился так всадить косу в землю, что с трудом вызволил ее оттуда.
- Если вы будете глазеть по сторонам, мы не справимся и до ночи, - заметил я ему.
Питер извинился, пояснив, что его отвлекает от дела вид людей на болоте. Спросил, о чем они беседуют.
- Сплетничают, спорят о петушиных боях, о вере или толкуют про ведьм.
- Про ведьм?
- Ну да. Стонхилл не хуже других деревень: и у нас есть ведьмы, - пояснил я, работая косой. - Конечно, мистер Джойс, другой от вас бы это скрыл, потому что плоха та птица, которая пачкает собственное гнездо. Но бог не терпит лжи.
- Да, да, ты прав, - согласился Джойс, следуя за мной с косой на плече. - И чем же они занимаются, ведьмы Стонхилла?
- Да тем же, чем и везде. Говорят меж собой по-сирийски. Портят коров. Меняют подковы у лошадей, чтобы они ломали ноги. Вынимают след человеческий, чтоб спалить его на огне. За эти дела одну ведьму полгода назад по приговору суда сожгли.
- Как, сожгли на костре? Здесь, в поселке?
- Не здесь, а подальше. Красивая она была, эта Энн Холлидей, ничего не скажешь. И муж еще так убивался, чудак. Нет, по мне хоть раскрасавица, а жить с ведьмой я бы не стал.
- А твоя бабка, мистрис Гэмидж, - она что, тоже такого мнения?
- Про бабку я ничего не скажу.
(На языке у меня висело: а что, если бабка моя и сама-то ведьма? Как бы отнесся к этому Джойс?)
Он глубоко задумался. Потом спросил, как я провел без него день. И - можете себе представить! - воткнув косовище в землю, я рассказал ему все. Включая тайну, которую доверил мне Патридж. Вот и пойми, с чего я так разоткровенничался с чужаком.
Питер выслушал очень серьезно.
- Напрасно твоя леди затеяла эту кражу, - сказал он. - Хорошо, если мингеры в Амстердаме ограничатся битьем стекол в английских торговых конторах. Ну а если они арестуют наших купцов? Король Чарльз будет вынужден провести расследование, дойдет до Звездной палаты .
Он еще подумал - и неожиданно добавил:
- Но в конце концов в этом странном мире из зла порой может выйти и благо - кто знает?
Я ничегошеньки не понял и опять принялся косить за двоих: что еще оставалось делать? Меж тем на болоте произошли перемены. Стонхильцы сгрудились в кучу, один из них влез на пень и начал речь. Питер, с праздной косой в руке, нерешительно поглядывал то на меня, то в сторону собрания и наконец сказал:
- Послушай, Бэк: а если нам косить с того конца, что поближе к оратору?
Но продолжать косьбу и тут не удалось, потому что Питеру захотелось лучше слышать, что говорят. В конце концов с косами в руках мы очутились в толпе односельчан. Пронзительный голос проповедника, казалось мне, вздымался над слушателями, как язык пламени, - такая в нем была страсть.
- …И вы ужаснетесь, ибо видел я самого лорда сатану? - гнусаво выкликал оратор. - Могу даже описать, как он одет: на плечах у него - кровавый пурпур кардинальский, на рогах - папская тиара , в лапах же скипетр, и шествует за ним, братья и сестры, вся богомерзкая свита его! Впереди отступник Уэнтворт , лизоблюд королевский, за ним - его преосвященство примас Англии , нынешний архиепископ Уильям Лод , руки коего по локоть в крови мучеников-пуритан. И несет он, Лод, знамя, на коем вышиты тридцать девять богомерзких церковных статей! Кого же в адской свите я видел последним, братья мои? Любимчика короля Иакова - покойного Джорджа Бэкингема , идущего с плачем и воздыханием!
- Это уж он загнул, - заметил я. - Как покойник может плакать и воздыхать?
- Помолчи, - нетерпеливо сказал Джойс. - Язык у этого деревенского пророка подвешен недурно. Кто он?
- Всего-навсего наш мельник и церковный староста, Том Бланкет.
- Послушаем нового проповедника, - заметил Питер. - Не пойму только, почему он кричит истошным голосом.
С болота доносилось завывание: "Снизошло, о братья! На меня снизошло откровение! О дух, меня осеняющий! Вижу воскрылия твои, и дивный свет несказанный…"
- А это голосит цирюльник наш, Джон Блэнд, второй церковный староста.
- Все ли у вас праведники такого размаха, или есть попроще?
- Сейчас услышите Роберта ле Мерсера. Он конечно чурбан неотесанный и далек от святости, зато дерется и сквернословит что надо.
Как бы в подтверждение, раздался залп отборнейших ругательств - и ропот возмущения: брань у нас считали за грех.
- К дьяволу вашу богомольную болтовню! - гремел Боб ле Мерсер. - Топь испокон веку кормит коттеджеров, и вот на нее опять напускают осушителей, разрази их гром! Уж не прикажет ли Патридж, змея эта гремучая в парике, кормить мою детвору торфом? Тут хотят жаловаться в суд королевской скамьи . А по мне, так лучший адвокат - мое ружье!
- Воздержись, брат, от гнева безрассудного, - советовали ему.
- Я только и делаю, что воздерживаюсь! - огрызался Боб. - От мяса и пива, от хлеба и молока - его и детишки-то мои видят не часто. Что-то не нахожу я проку в воздержании пуританском: прежде хоть спляшешь у майского шеста или с медведем позабавишься - а нынче?!
- Этот уже созрел, - как бы про себя заметил Джойс. - А кто так запинается и говорит невнятно?
- Дорожный смотритель Эндрью Оубрей. Чепуху свою несет: будто скоро на земле настанет царствие небесное и станут все работать сообща, не будет ни лордов, ни богатеев, все плоды земные будут делить поровну…