- Нет, мой принц, я оставила всякую надежду видеть вас в эту ночь, но тем больше радует и осчастливливает меня ваше появление!
- Это правда, Софи?
- Я не лгу, мой принц! И всего менее вам.
- Стало быть, вы поступаете так впервые в эту ночь, - сказал он резким тоном. - Я помешал вам.
- Эти слова меня пугают! Мой Бог, вы так холодны и суровы! Что такое случилось?
- Об этом я бы хотел спросить у вас, мисс Говард, так как вы едва могли преодолеть ваше изумление и замешательство в то время, когда я вошел.
- Говорите яснее, принц! Как долго я вас не видела. Я терзалась мыслями и боялась, что вы меня уже навсегда забыли. Теперь вы внезапно пришли ко мне. О, примите благодарность за это дорогое для меня появление.
- Вы и в самом деле не ожидали меня? - спросил холодно Луи Наполеон.
- Вы второй раз обращаетесь ко мне с этими словами. После вашего сегодняшнего ответа я едва надеялась на ваше посещение.
- Стало быть, эти строки были действительно адресованы к другому мужчине, мисс, - сказал в сильном волнении Наполеон, подавая побледневшей Софи измятое письмо, представленное де Монье префекту полиции.
- Мой Бог, каким образом вы получили это письмо, - воскликнула с горечью Софи, узнав свой почерк.
- Вы этому удивляетесь, мисс Говард! Не объясните ли вы мне, кому эти строки были написаны?
- Вам, мой принц!
- Мне… мисс Говард, теперь я вижу, что вы говорите неправду.
- Что это все значит, кто дал вам это письмо, мой принц?..
- Закончим, моя милая, эту сцену, равно тяжелую для нас обоих! У вас гость?
Софи остолбенела. Мгновенно закралось страшное подозрение, и пришла на память целая цепь обстоятельств, заставивших ее дрожать; она посмотрела на принца изумленными глазами. Луи Наполеон выдержал взгляд своей прежней любовницы с убийственным хладнокровием. В отчаянии бедная женщина не знала, что ей даже ответить на вопрос принца.
- Я прошу ответа, мисс Говард! Вы скрываете у себя одного человека?..
- Пожалейте меня, - воскликнула Софи, подумавшая, что принц ищет подозреваемого по политическим мотивам де Монье.
- Отрицание было бы глупостью, мисс Говард, шляпа и плащ этого господина находятся в передней и обличают его присутствие, - с этими словами Луи Наполеон, взяв ручную лампу, вошел в будуар Софи.
Все это случилось так быстро и до такой степени лишило англичанку присутствия духа, что она все еще не могла понять, что же наконец такое вокруг нее происходит и как все это случилось. Она прямо не могла дать себе ответа, но чувствовала, что нечто тяжелое носится над ней в воздухе.
Принц отыскал спрятавшегося в спальне Софи мошенника и попросил его войти в комнату к мисс Говард. Глаза Луи Наполеона блестели мрачным блеском, он возвратился назад к Софи и Монье, которого не знал. Бедняжка только теперь почувствовала всю глубину опасности.
- Что вы думаете, чему хотите верить, принц? - воскликнула она в отчаянии…
- Позвольте мне оставить ответ на это за вами! Видимо, я не решусь высказать то, чем полна моя душа, деликатность не позволяет мне этого! Позвольте мне удалиться, мисс Говард, так как я теперь имею доказательства того, что письмо было адресовано не ко мне и что вы меня не ожидали! - Луи Наполеон направился к выходу.
- Принц, пожалейте меня, - воскликнула Софи, в то время как Монье тоже направился к двери. - Спросите у этого благородного человека, действительно ли письмо, о котором вы говорите, было адресовано ему и действительно ли он его получил от меня.
Луи Наполеон опустил руку, протянутую им к ручке двери, как бы желая еще раз доказать мисс Говард свое великодушие. Софи, едва дышавшая, вопросительно смотрела на Монье; от слова этого человека сейчас зависела ее судьба.
- Позвольте мне припомнить, - ответил господин де Монье с двусмысленной улыбкой, которая имела цель вывести мисс из смущения, тогда как на самом деле этой улыбкой он еще больше ее компрометировал.
Луи Наполеон заметил это.
- Довольно, мисс Говард, - сказал он коротко и холодно, - присутствие этого человека нелегко для меня. Я ухожу, прощайте, мне тяжело перенести только что увиденное и услышанное.
- Принц, я заклинаю вас всем, что для вас есть святого, останьтесь; я жертва недоразумения, я невинна…
- Дай Бог, мне бы хотелось, чтобы вы имели спокойную совесть, - возразил Луи Наполеон на обращение к нему Софи, - не требуйте же от меня того, чтобы я оставался здесь третьим, после того, что я здесь испытал! Что же касается наших общих обязанностей и обещаний, то соблаговолите, мисс Говард, представить господину Мокарду ваш счет…
- Именно Мокард и привел ко мне этого господина, - прервала его Софи, трясясь словно в лихорадке. - Выслушайте меня! Вы не должны верить в то, что я вас обманывала! Этот господин может все засвидетельствовать!
- Итак, стало быть, мы договорились, что вы представите счет господину Мокарду, чтобы ваши требования могли быть удовлетворены! Доброго вам здоровья, мисс Говард! - Принц торопливо поклонился Софи и Монье.
Растерявшаяся женщина хотела броситься за принцем вдогонку, чтобы задержать его, но тот уже вышел из передней. Невозможно себе представить горе бедной Софи. Она, шатаясь, возвратилась назад в комнату, где еще находился де Монье, и упала, лишившись чувств. Жалкий Монье взял ее на руки и уложил в постель в глубине комнаты. Затем быстро покинул дом, чтобы никогда больше в него не возвращаться.
На другое утро господин Карлье отсчитал ему заработанную таким образом сумму денег и подтвердил обещание титула дворянина. Из предусмотрительности ему было дано имя де Луанса. Имя Монье, которое могло привести их к неприятностям, было вычеркнуто. В списки уехавших из Парижа по приказу префекта было внесено имя Монье, чтобы придать делу более правдивый вид.
XXVI. ПЛЕННИК ЛА-РОКЕТТСКОЙ ТЮРЬМЫ
Можно представить себе гнев и злобу принца Камерата, когда он почувствовал себя в руках своих смертельных врагов. Сознание своего бессилия доводило принца до бешенства. Он, столь же богатый, сколь и знатный господин, принц, соперник президента, в каземате знаменитой Ла-Рокеттской тюрьмы! Чем раньше была Бастилия, тем же в данное время стало это массивное, зорко охраняемое здание, находившееся недалеко от кладбища отца Лашеза. В нем помещались те заключенные, которых не решались перевозить в загородные форты; обычно это были самые опасные преступники, которым угрожала смертная казнь.
В этой тюрьме находилось много казематов равной величины и с одинаковой обстановкой. Чтобы пройти к ним, нужно было пройти сквозь высокие, постоянно запертые наружные ворота, перейти через караульный двор и войти через вторую дверь во внутренние строения. Широкая лестница вела в казематы. Внизу находилось помещение для стражи, не пользовавшейся, как видно, какими-то преимуществами по сравнению с заключенными. Как и узники, стража была также окружена со всех сторон стенами. Часть первого этажа была занята комнатой канцелярии и квартирой Директора. Все остальное здание состояло из казематов.
В этой Ла-Рокеттской тюрьме проводил свои последние ночи Тропман; отсюда его вывели на прилежащий к тюрьме плац, где высилась гильотина.
Принц Камерата очутился в пространстве около пятнадцати квадратных футов в полных потемках. Спустя несколько часов маленькое, находившееся на самом верху комнаты решетчатое окно пропустило внутрь каземата луч утренней зари, позволивший принцу осмотреться. Он нашел железную кровать с матрасом и одеялом, стол, стул, маленькую железную печь и ничего больше.
Для принца, столь богатого и хорошо жившего, так привыкшего пользоваться всеми жизненными удобствами, такое помещение было вдвойне ужасным. Однако еще больше, чем эта обстановка, терзало молодого испанца сознание всего происшедшего и очевидность того, что он попал в руки своих врагов.
Он осознал, что полностью бессилен в этом каземате, что своей судьбой обязан герцогу, которому вечером высказал свои пылкие обвинения, столь облегчившие его собственную душу, но возбудившие такую злость и такую жажду мщения у Морни.
Принц Луи Наполеон, таким образом, уклонился от его вызова на дуэль и отделался от угроз соперника; здесь, среди этих мрачных, холодных стен, бедный принц мог называть своих противников трусами, сколько было его душе угодно; никто не слышал его слов, потому что стены были очень толстыми; впрочем, при слишком яростном выражении своего гнева принц мог быть наказан лишением пищи или еще чего-то для удовлетворения необходимых потребностей.
"Олимпио был прав, советуя мне быть осторожным, но я не мог предположить, что меня захватят как преступника в публичном месте, - говорил принц самому себе, - в такую низость я не мог поверить! Мне любопытно знать, что они решили со мной сделать и какое выдвинут против меня обвинение! Молчать я не намерен! Я требую приговора суда! Теперь, когда я, озлобленный, сижу здесь, в своей мрачной келье, этот проклятый Морни с ядовитой усмешкой докладывает, наверно, своему брату, что дуэли можно не бояться, главный противник устранен. Нет, какова низость, мог ли я такого ожидать! Действительно, они отлично умеют избавляться от своих врагов и опасных соперников".
Когда сторож принес принцу обед, Камерата потребовал, чтобы тот позвал директора тюрьмы. Сторож пообещал выполнить его требование, но прошел целый день, а принц не получил никакого ответа. На следующее утро он еще настоятельнее повторил свое требование. Около вечера в каземат вошел директор Ла-Рокеттской тюрьмы, бывший армейский офицер с военными манерами, твердой походкой и густыми седыми бакенбардами.
- Я директор этого заведения, - сказал он принцу. - Вы хотели говорить со мной, милостивый государь. Что вам угодно?
- Покинуть этот, недостойный принца, каземат. Директор пожал плечами.
- Это желание я не могу выполнить, милостивый государь; вы заключены сюда по непосредственному приказу господина президента.
- Ну, господин директор, в таком случае вы будете так любезны сообщить мне, в каком преступлении меня обвиняют. Вы, без сомнения, это знаете?
- Я ничего не знаю, кроме содержания этого приказа об аресте, - возразил директор, вынимая из кармана бумагу. - Здесь стоит ваше имя, принц!
- Это никчемный формуляр…
- За собственноручной подписью президента республики.
- Да, но я - жертва злоупотребления, меня схватили ночью и ни в чем неповинного заключили сюда.
- Об этом мне не приходится рассуждать, принц!
- Но как честный человек и как бывший офицер вы согласитесь с тем, что меня подлейшим образом унижают, заключая в каземат, предназначенный для самых обыкновенных преступников!
- Мы живем в республике, милостивый государь. Гражданин имеет не больше и не меньше прав, чем дворянин; нищий ничем не отличается от принца, и одинаковые казематы предназначаются для всех!
- Я понимаю. Эта обстановка очень удобна для моих врагов, и я думаю, что благодаря такому обхождению с моей особой они еще больше увеличат свою популярность! О, от таких людей можно научиться всему. Однако еще одно слово, господин директор. В республике ведь не бросают граждан в тюрьмы без соблюдения закона и без приговора. Я требую суда!
- С этим вы не торопитесь, милостивый государь, следствие может продолжаться долго.
- Хорошо, так можно обращаться только с простыми людьми. Но мои враги еще узнают меня!
- Вы раздражены, милостивый государь, это никогда не может служить похвалой заключенному!
- Как, господин директор! Вы требуете, чтобы я терпеливо сносил тяготы этого подлого ареста? Вы можете допустить, чтобы я вынес эту несправедливость, не возмущаясь против нее и не борясь с ней? Поставьте себя на мое место, уверяю вас, что вы тоже придете в бешенство!
- Это участь тех, кто позволяет себе лишиться самообладания, - возразил директор, пожимая плечами.
- Ну так выслушайте же мое последнее слово! Если в течение трех дней я не получу приговора, если мне не докажут мою виновность, то я найду пути и средства разгласить это неслыханное злодеяние во всех концах земли! Да, смотрите на меня с удивлением, я клянусь вам в этом! Отправляйтесь тотчас же к президенту и сообщите ему мое решение!
- Насколько это от меня зависит, я постараюсь выполнить ваше желание о получении приговора. Не смешивайте мои скромные возможности с возможностями ваших противников. Я исполняю только свой долг.
- Примите благодарность за это объяснение и соблаговолите приписать мои слова моему нетерпению. Вы, во всяком случае, исполняете печальный долг, директор.
- Будьте справедливы, милостивый государь, этот долг составляет мою службу; я - бывший офицер - исполняю только свои обязанности. Я не могу обращаться за советами к моему чувству, но должен поступать так, как мне предписано. Что я для вас сделаю? Только то, что могу сделать согласно своей службе. - Директор поклонился Камерата, который признал справедливость его слов.
- Простите мне мою запальчивость, - сказал принц, протягивая руку уходившему директору.
Когда дверь закрылась за посетителем, принц стал ходить взад и вперед по маленькому каземату.
Спустя два дня, на протяжении которых Камерата прошел все стадии своего отчаянного положения, в каземат вошел сторож и предложил ему следовать за ним в судебную комнату, которая находилась во флигеле, предназначенном для администрации.
Когда принц Камерата вошел к комнату, то один из трех человек, которые сидели там за зеленым столом, предложил ему занять место на скамье, стоявшей у боковой стены и предназначавшейся для преступников.
- Это место не для меня, - сказал Камерата твердым голосом. Трое одетых в черное не обратили внимания на эти слова. Сторож, приведший принца в комнату, остался стоять у дверей.
- Гражданин Камерата, - сказал один из трех господ, - вас обвиняют в том, что вы угрожали оружием президенту республики. Что вы скажете на это?
- Ничего, кроме того, что сделал это по праву! Президент республики вынудил меня вызвать его на дуэль через герцога де Морни.
- Вы, стало быть, признаете свою вину? В таком случае, приговор для вас готов! По закону вы осуждаетесь за угрозу оружием на десять лет тюремного заключения, которое вы будете отбывать здесь же, в Ла-Рокетт!
- Во имя Пресвятой Девы, я должен вам выразить удивление, господа! Славных слуг имеет здесь принц-президент, таких слуг, которые заранее заготовляют приговоры! Десять лет тюрьмы - и никакого смертного приговора за то, что человек имел бесстыдство защищать свою часть против наглости!
- Возьмите назад ваши слова, гражданин Камерата! Приговоренному неприлично порицать судей и законы! - сказал один из трех черных господ.
- Еще одно слово, прежде чем я уйду! Скажите мне, пожалуйста, господа, почему мне объявляют приговор здесь, а не гласно перед народом? Боятся, видимо, что здравый смысл возмутился бы против такого насилия? Меня привели в эту комнату, трое одетых в черное сидят передо мной и приговаривают меня к десяти годам тюрьмы! Кто вы такие, господа, кто дал вам на это право? Я не знаю вас! Быть может, вы переодетые слуги Луи Наполеона - мерзкий Морни, Бацциоши, Флери - и вся их так называемая шайка!
- Вы стоите перед лицом тайного сената республики, гражданин Камерата! Вынесли вам приговор трое судей.
- Я в вашей милости, или, лучше сказать, в руках моего противника; но горе вам, если вы позорите ту государственную форму, которой служите! Вы получите плату за вашу подлость…
- Отведите, сторож, заключенного в его каземат - приказал один из трех господ.
- Вы слышали мои слова - придет время, когда вы вспомните их! - сказал твердым голосом принц и, повернувшись, пошел со сторожем в каземат.
Так Камерата стал заключенным в Ла-Рокетт. Он должен будет десятью годами тюремного заключения поплатиться за то, что рискнул оскорбить принца-президента и его брата Морни. Десять долгих лет в каземате, предназначенном для убийц и матерых преступников!
Когда принц снова очутился в тесной камере, назначенной теперь для него постоянным жилищем, то он закрыл лицо руками…
- Евгения! - воскликнул узник, будучи не в силах сдержать напор теснившего его чувства. - Евгения, если бы ты могла видеть, что я терплю и выношу из-за тебя! Если бы вместо твоего сердца был камень, то и тогда ты должна была бы прозреть и оттолкнуть от себя того, кто бросил меня в этот каземат! Он устыдился почетного поединка и воспользовался своей властью, чтобы устранить меня со своего пути. Однако же я еще молод, я силен и способен к сопротивлению! Десять лет я выдержу, и тогда - горе вам, мои враги! Вы считаете меня побежденным, я даже вижу ваши насмешливые улыбки по поводу того, что темное дело удалось. Дойдет очередь и до вас, и вы встретите во мне страшного мстителя, о силе и ненависти которого не догадываетесь! Десять лет я буду лелеять жажду мщения, терпеливо вынесу заключение, лежа здесь на твердом ложе каземата. Десять лет я стану размышлять о путях и средствах наказания вас - подлых трусов.
Принц Камерата был полон решимости. На его лице отразились все смелые мысли, волновавшие душу. Он был в припадке смертельной ненависти, сверкавшей в его больших черных глазах.
На десять лет победил его Морни. На десять лет по приговору сената он лишен свободы, света и воздуха; но Камерата верил, что по истечении такого долгого и трудного срока он снова получит свободу и даст себе удовлетворение! Он не думал о том, что его имя через такой промежуток времени могло быть забыто и вычеркнуто из списков и что после окончания срока еще не пробьет час его избавление от оков. Он надеялся на свое освобождение; а между тем было уже решено, что время его заключения закончится только с его смертью; десятилетний срок был только предварительным, который легко можно было продлить. Какие права имеет заключенный в Ла-Рокетт? Куда долетят его призывы во имя человечности и прав? Они останутся неуслышанными, незамеченными, его ярость будет бессильна - стены в состоянии противостоять его исступлению.
Бедный принц! Твоя любовь привела тебя в каземат, подобный гробу, и та, из-за которой ты был брошен в него, не думает вовсе о тебе! Она смеется с твоим врагом, в мщении которому ты поклялся. Ни одного слова сострадания, ни одной слезы не проронила она по тебе. Она смеется в полноте и упоении своих надежд, ее холодное сердце каменеет все больше и больше. Только одну цель имеет оно, только одним пылким требованием исполнено оно: жаждой власти, жаждой блеска и силы, жаждой ослепляющей высоты - все прочее исчезает перед этим желанием, безраздельно владеющим ее сердцем.
"Ты должна блистать, тебе должны завидовать…" - эти слова служат девизом всей жизни Евгении.