- Что вы хотите сказать, отец Иларио? Продолжайте вашу мысль.
- Я хочу сказать, сиятельная герцогиня, что на земле не бывает полного счастья, чаще всего нам случается испытывать радость перед тем, как приходит какое-нибудь несчастье! Не случалось ли вам испытывать или наблюдать, что нет радости, которую не пришлось бы искупить горем? Ведь герцог увидит в вашем присутствии здесь доказательство вашей любви к нему, вашей привязанности, и он будет счастлив, но кто знает, что за этим последует!
- Как я должна понимать ваши слова? - спросила Бланка Мария, бледнея.
- За радостью следует горе, и смерть часто приходит внезапно, когда мы чувствуем себя вполне счастливыми.
- Поберегите для другого, более подходящего случая ваши мрачные предсказания, отец Иларио, - ответила герцогиня, стараясь уверить себя, что все, сказанное патером, было сказано случайно, без всякой задней мысли. - В настоящую минуту я вовсе не расположена их слушать!
- Прошу извинения, но все эти мысли как-то невольно теснятся в моей голове, вот я их и высказал! Все на свете суета и более ничего, дни наши сочтены. Сегодня герцог счастлив и весел, завтра он, может быть, навсегда закроет свои глаза и прекратит свое земное странствие. Но он всегда готов предстать перед высшим судьей, и за душу его я не опасаюсь, он набожный, благословенный муж.
Бланка Мария бросила испытующий взор на отца Иларио. В голове ее опять мелькнуло сомнение: не видел ли он, что она сделала, и не угадал ли в этом преступления. Слова его слишком совпадали с тем, что должно было произойти.
- Вы никогда так не говорили, отец Иларио, - сказала она.
- Повторяю, что нынче мысли эти не выходят из моей головы, и я не могу от них отделаться. Но не будем об этом, я слышу шаги герцога, он идет сюда. Какая радость, какое неожиданное счастье ожидает его здесь! - прошептал патер так выразительно, что герцогиня почти не сомневалась уже, что он проник в ее тайну.
Она встала со своего места, так как герцог входил в эту минуту в комнату. Он казался на вид слабым, болезненным человеком, лет шестидесяти, если судить по лицу, хотя, в сущности, ему только что исполнилось пятьдесят. Борода его и волосы были почти белые, лицо худое, щеки впалые. Ростом он был меньше своей супруги и при этом очень худощав. Несмотря на его гордую осанку и на манеру держать себя слишком надменно, в лице этого гранда и во всей его наружности было, однако, что-то располагающее. В его чертах отражались строгая справедливость и сердечная доброта, которых не могло скрыть гордое, надменное выражение, свойственное аристократам. И действительно, герцог был очень добр, он много помогал бедным, действительно заслуживающим участия и помощи, и все это делал так, что никто не подозревал о его благотворительности.
Видимо, он был очень удивлен, найдя в своей гостиной жену в обществе патера.
- Позвольте мне, дон Федро, побыть с вами сегодня вечером, - сказала герцогиня. - И позвольте также принять моих гостей, если кто-нибудь посетит меня, в вашем салоне. Мне надоело одиночество.
Бланка Мария видела, что патер не спускает с нее глаз, что острый, жгучий взор его проникает ей прямо в душу.
- Я очень рад видеть вас у себя, донья Бланка, а равно и вас, отец Иларио, - ответил герцог. - Я только что из дворца, опять готовится переворот, и мне нужно обдумать и принять меры, чтобы не быть застигнутым врасплох.
- Сядемте, - сказала Бланка Мария. - О каком перевороте вы говорите?
- Король Амедей решил оставить Испанию, на днях он покидает столицу, о чем лично сообщил мне сегодня для того, чтобы я тоже принял свои меры, так как, разумеется, после этого я не останусь в Мадриде, здесь житья не будет от беспорядков, дикого произвола и всякого насилия. Я намерен отправиться в мои владения, находящиеся близ Гранады, куда, надеюсь, вы, донья Бланка, и вы, отец Иларио, согласитесь сопровождать меня!
- Без всякого сомнения, супруг мой, я поеду с вами, - ответила герцогиня.
Патер также изъявил свое желание.
- Вероятнее всего, провозгласят республику, что еще больше усилит общую неурядицу и суету.
- Которые прекратятся только с восшествием на престол дона Карлоса, - заметила Бланка Мария.
- О, спаси нас и помилуй, пресвятая Мадонна, от такой беды и напасти! Карлисты - это просто разбойники, их действия против регулярных войск, а равно и против жителей ужасны и заставляют просто содрогаться! Я хочу отстраниться от всех этих переворотов и неурядиц, и потому, как только его величество выедет из Мадрида, я вслед за ним также уеду.
- О, превосходно, дон Федро, я с удовольствием отправлюсь с вами в Гранаду.
- Ну и прекрасно, завтра же можно начать приготовления, ибо я не останусь ни одного часа после отъезда короля, поскольку совершенно уверен, что смуты и перемены начнутся сразу же после того, как он оставит столицу.
В эту минуту в дверях гостиной показался камердинер герцогини.
- Генерал Мануэль Павиа де Албукерке, - доложил он.
- Просите! - воскликнул дон Федро.
- Просите! - повторила герцогиня.
Взор патера опять остановился на герцогине, он с пристальным вниманием следил за ней.
Слуга створил двери, и Мануэль вошел в гостиную.
Он поклонился герцогине и старому герцогу, который, сделав несколько шагов ему навстречу, радушно приветствовал его. Бланка Мария тоже привстала со своего места и со злобным торжеством заметила, что Мануэль сильно взволнован и бледен как смерть.
Обменявшись вежливыми приветствиями с герцогом, Мануэль подошел к Бланке Марии и поцеловал у нее руку, патеру поклонился он вскользь, что, впрочем, последнего нимало не смутило и не заставило оставить салон. Он только отошел чуть далее, в глубину комнаты.
- Вы, вероятно, уже слышали о несчастье, постигшем дом графа Кортециллы? - спросил Мануэль после взаимных приветствий. - Во всяком случае вам, герцогиня, это, разумеется, небезызвестно!
- Графа Кортециллы? - спросил герцог. - Что там такое случилось?
Все сели.
- Представьте себе, - сказал Мануэль, обращаясь к герцогу, - граф Кортецилла имел намерение выдать свою единственную дочь, прелестную, очаровательную графиню Инес за дона Карлоса.
- Это невероятно! Что за странность! - воскликнул герцог.
- К величайшему горю нашего гостя, - заметила герцогиня с усмешкой, которая была ей к лицу.
- Графиня Инес умоляла отца не принуждать ее к этому браку, но он не хотел ничего слушать и не отступал от своего намерения, - продолжал Мануэль.
- Непостижимо! - повторял герцог, качая головой. - Я всегда считал графа человеком рассудительным и разумным.
- Не обращая внимания на просьбы дочери, он решил на днях везти ее за границу и там отпраздновать ее свадьбу с доном Карлосом. Это довело до отчаяния молодую девушку, и прошлой ночью она убежала из отцовского дома. Страшно представить себе ее положение в настоящую минуту, такая молодая, неопытная - и совершенно одна, без всякой опоры и без приюта! Сколько бед и несчастий может с ней произойти!
- Да, необдуманный поступок, - заметил старый герцог.
- Если бы она позволила себя увезти, - воскликнула, смеясь, герцогиня, - тогда, по крайней мере, все это происшествие имело бы романтический характер и не грозило бы всякими неприятностями и опасными последствиями. Не правда ли, генерал Павиа? Что вы об этом думаете? Ну, признайтесь же, ведь дело не совсем так дурно, как вы его представили!
- Что вы хотите сказать, герцогиня? Вы полагаете…
- Я полагаю, что в бегстве графини Инес вы не совсем безучастны!
- Честью клянусь…
- Ну, не клянитесь же напрасно.
- Ничего подобного не может прийти в голову никому, - сказал старый герцог с упреком.
- Я хотела только предложить вам быть посредницей между вами и графом Кортециллой, если бы оказалось, что вам нужно посредничество, - сказала Бланка Мария, обращаясь к Мануэлю. - Простите меня, что подозревала возможность вашего участия в этом деле, а если бы мои подозрения оказались верными, то это, несомненно, было бы гораздо лучше для графини, чем то, что ждет ее, если ваши предположения верны, и она убежала без всякой надежды на какую-либо поддержку и защиту!
- Да это так и есть, она бежала одна, без всякого постороннего участия или содействия, - горячо уверял дон Мануэль.
- О, это страшный удар, ужасное несчастье для графа! - сказал герцог, задумчиво качая головой. - Молодая графиня поступила безрассудно, опрометчиво в высшей степени!
- Я уверена, что улетевшую птичку скоро найдут и поймают, - сказала, смеясь, Бланка Мария. - Я убеждена, что все это не более как комедия, которую графиня разыгрывает для того, чтобы напугать отца и заставить его отказаться от задуманного им плана. Конечно, средство она избрала слишком смелое и небезопасное.
- Я боюсь, герцогиня, что вы опять ошибаетесь в ваших предположениях, так как до сих пор все попытки отыскать следы графини были тщетными, никто не знает, куда она исчезла, - ответил Мануэль. - Я надеялся узнать от вас что-нибудь.
- Вот видите, я была отчасти права, предполагая, что вам нужна посредница, - сказала герцогиня.
Вслед за этими словами герцог заговорил о политике, интересовавшей его более всего, и Бланка Мария встала со своего места.
- Позвольте мне проститься с вами, - сказала она, обращаясь к мужчинам. - Я ухожу к себе и надеюсь, дон Мануэль, что вы проведете остаток вечера в обществе моего мужа.
- Надеюсь, генерал, - воскликнул герцог, - что вы не лишите меня удовольствия побыть в вашем обществе.
Затем, обратившись к жене, он пожелал ей доброй ночи.
Мануэль тоже простился с герцогиней, и она ушла на свою половину, а он пробыл еще более часа у герцога. Было около двенадцати часов ночи, когда он встал и начал прощаться go старым грандом, любезно проводившим его до дверей. Вообще, дон Федро был так приветлив и общителен, что Мануэль, уходя от него, остался с самыми приятными воспоминаниями и нашел его весьма интересным собеседником.
Настроение его было незавидное с той минуты, как Бланка Мария высказала свои подозрения по поводу его участия в бегстве Инес. С тех пор он сидел как на горячих углях, потому что, получив записку, он решил, что у герцогини есть сведения об Инес, а поняв свою ошибку, опять вернулся к мучительным раздумьям о том, где же ее искать. Он продолжал думать об этом, уже покинув дворец герцога Медины, шагая по темным улицам Мадрида.
Герцог Федро, проводив гостя, ушел в свой кабинет и, позвонив в колокольчик, вызвал камердинера. Старый гранд велел, как всегда, налить стакан вина, и, когда приказание было исполнено, с помощью слуги принялся раздеваться.
Базилио был старый, доверенный слуга герцога, вполне изучивший все его привычки и сделавшийся ему необходимым вследствие этого. Часто камердинер рассказывал своему господину о разных мелких происшествиях во дворце с шуточными замечаниями от себя, что весьма забавляло старого гранда.
Раздевшись, в этот вечер герцог, как обычно, выпил стакан вина, налитого камердинером из известного уже нам графина, и, отпустив Базилио, отправился в спальню.
Камердинер погасил газовые лампы, горевшие в кабинете, так что остался лишь слабый, мерцающий свет лампады. Исполнив эту последнюю обязанность, Базилио тоже ушел в свою комнату, находившуюся по соседству со спальней герцога.
Вдруг ночью старого слугу разбудил громкий звук звонка, проведенного в его комнату из спальни герцога.
Базилио вскочил и зазвонил, в свою очередь, колокольчиком, чтобы разбудить прочую прислугу, а сам тут же принялся одеваться. Ему представилось, что воры или. разбойники забрались во дворец, одним словом, что случилось что-то особенное. Так как герцог не имел привычки беспокоить прислугу ночью из-за пустяков, Базилио не решался идти один.
Но наконец он собрался с духом и направился в кабинет.
Тихонько пробравшись туда, он стал прислушиваться, пытаясь рассмотреть, что делается в спальне: ни воров, ни разбойников не было видно, однако он услышал странные стоны.
- Базилио, я умираю! Да придите же кто-нибудь! - взывал герцог слабым голосом.
Камердинер, узнав голос герцога, бросился в спальню и увидел своего господина, бледного, измученного, в страшных судорогах. Герцог попросил холодной воды напиться, чувствуя жгучую боль в желудке, и приказал бежать за доктором.
К счастью, на помощь Базилио явились другие слуги. Один бросился за доктором, другие побежали на половину герцогини, чтобы уведомить ее о случившемся.
Базилио понял с первого взгляда, что болезнь старого гранда опасна, что надежды на его спасение мало. На его осунувшемся лице лежал отпечаток близкой смерти, потому Базилио распорядился, чтобы герцогиню разбудили тотчас же, чего хотел и сам герцог.
Бланка Мария не заставила себя долго ждать, вскоре она была уже в комнате умирающего супруга и спрашивала, что случилось.
Дон Федро ужасно страдал и корчился от боли, она говорила слова сочувствия, велела подать ему воды со льдом. К утру герцог потерял сознание.
Позвали отца Иларио, и он сейчас же распорядился исполнить над ним предсмертные религиозные обряды.
Явился наконец и доктор герцога, пожилой человек с серьезным лицом. Осмотрев больного, он объявил, что это колики, от которых тот страдал иногда и прежде. Предпринятые им меры привели герцога в сознание.
Отец Иларио и Бланка Мария спросили врача о положении больного. Врач сказал, что на этот раз припадок так силен, что должен окончиться смертью, и герцогу осталось жить несколько часов.
Больной сам это чувствовал, он простился с женой, с доктором, с прислугой, окружавшей его, исповедовался и приобщился святых тайн.
Пока Иларио читал вслух молитвы у постели умирающего, Бланка Мария стояла тут же, убитая, по всей видимости, горем. Доктор, наблюдая за агонией своего пациента, вдруг заметил некоторые признаки, противоречащие его диагнозу. У него возникли другие предположения, и он попросил Базилио вспомнить, что герцог ел накануне вечером.
Базилио подробно рассказал ему обо всем, что знал, упомянув, между прочим, и о стакане вина, который он ему подал перед самым сном.
Доктор, собрав эти сведения, незаметно налил в пузырек вина из стоявшего на столе графина и вернулся к постели герцога, у которого начались уже предсмертные судороги.
Герцогиня стояла по одну сторону смертного одра, отец Иларио - по другую, в глубине комнаты толпились слуги, горько плакавшие о своем господине.
Наконец, дон Федро Медина испустил последний вздох.
Доктор засвидетельствовал смерть, затем отправился к себе и исследовал вино, принесенное из кабинета. Его подозрения оправдались. В вине он нашел сильный растительный яд. Он опять поехал во дворец, весьма осторожно расспросил Базилио и узнал, что в последний вечер у герцога был только Мануэль Павиа де Албукерке.,
Это ничего не объяснило доктору, и он схоронил до поры до времени в своей груди тайну смерти герцога, о которой во дворце никто, по-видимому, и не подозревал.
XXIV. В камере пыток
Через несколько дней после бегства Инес из отцовского дома граф Кортецилла вышел в темный, ненастный вечер из своего дворца через ту самую дверь павильона, которой воспользовалась для своего бегства его дочь.
Заперев за собой эту дверь, граф прислонился к стене, окружающей парк, и впал в глубокую задумчивость, очевидно, мысли о постигшем несчастье постоянно преследовали его.
Вдруг недалеко от того места, где он стоял, отделился от стены человек и, приблизившись к графу, вывел его из раздумья. Человек этот был одет в широкий плащ, один конец которого, закинутый на плечо, образовывал спереди широкую складку, красиво драпируя фигуру незнакомца. На голове его была шляпа с широкими полями и с пером, длинные, покрытые пылью сапоги для верховой езды довершали костюм.
- Во имя Гардунии! - сказал он тихо, подходя кграфу.
- Спасение заговорщикам! - ответил граф Кортецилла.
Слова эти, очевидно, имели тайный условный смысл. Услышав ответ графа, незнакомец подошел к нему поближе и низко раскланялся.
- Это вы, принципе? Я к вам с поручением!
- Кто вы? Я не узнаю вас, - спросил граф Кортецилла.
- Капитан Мигуэль Идеста!
- Приветствую вас, капитан, - ответил Кортецилла, отходя от стены парка вместе со своим собеседником. - Кто еэс прислал?
- Начальник Толедо!
- Проводите меня до монастыря Святой Марии. По дороге расскажете мне о деле. Улицы, по которым мы пойдем, в этот час обычно пустынны, думаю, мыникого не встретим и можно будет говорить без опаски.
- Как прикажете, принципе, я к вашим услугам, - почтительно ответил капитан.
- Когда вы приехали?
- Час тому назад. Мой проводник остался у заставы с лошадьми.
- Когда вы думаете вернуться в Толедо?
- Я отправлюсь сразу, как только передам вам, принципе, то, что имею сообщить.
- Состоялось ли собрание начальников в прошлую ночь в Толедо?
- Да, принципе, состоялось.
- Сколько их было?
- Тринадцать человек.
- Говорите, что у вас, капитан, - приказал Кортецилла.
- Начальник поручил мне засвидетельствовать вам, принципе, свое нижайшее почтение и готовность исполнить приказания, которых ждут от вас. Затем он покорнейше просит назначить общую встречу в монастырских развалинах, чтобы доложить вам о результатах деятельности общества во всех пунктах края. В последнее время в Гардунии было сделано очень много.
- Собрание можно назначить на ночь новолуния. Прошу вас, капитан, передайте это от моего имени начальникам.
- Еще мне поручено спросить вас, принципе, будет ли выхлопотана отсрочка казни Алано Тицона?
- Казнь будет отсрочена.
- На встрече, о которой начальники просили вас, они рассчитывают представить на ваше усмотрение их планы насчет Алано Тицона, - продолжал капитан. - У Рубена Валмонка, помощника предводителя, брат служит сторожем в городской тюрьме.
- Я знаю это.
- Через брата Рубен имеет возможность связываться с Алано, он передал ему об ожидающем его освобождении.
- Было бы лучше, если бы этого не делали, так как в благонадежности сторожа мы не уверены!
- Под Сантандером капитан Ириццо попал в руки карлистов.
- Один он и больше никто?
- Их было четверо, принципе! Их заставили принести присягу дону Карлосу!
- Это сообщает начальник Сантандера?
- Да, принципе.
В эту минуту шепотом разговаривающие между собой собеседники приблизились к стенам монастыря Святой Марии.
- Много ли средств получено из провинций? - спросил Кортецилла.
- Начальник Толедо внес в банк три миллиона, - ответил капитан.
- Он слишком поторопился, деньги эти нужно было разделить.
- Насколько мне известно, начальники сделали это не без основания, у них были на это какие-то тайные причины, они сами намерены вам их сообщить.
- У вас есть что-нибудь еще, капитан?
- Мне остается только засвидетельствовать вам свое глубочайшее почтение.