- Он переменит свое решение, когда я поговорю с ним.
- Дай Бог, - прошептала графиня, входя в дом вместе с доном Павиа.
Старик-швейцар доложил ей, что граф уехал, но скоро вернется.
Инес повела своего спутника в покои, чтобы там дождаться возвращения отца. Она была сильно взволнована, страх и надежда боролись в ней. Сердце ее принадлежало Мануэлю, который только что так горячо признался ей в любви, но рука ее была обещана другому, и один лишь ее отец мог развязать узы, связывавшие ее с этим последним.
Едва Инес вошла с Мануэлем в свои покои, как услышала во дворе топот копыт.
Полная мрачных предчувствий, подбежала она к окну и отдернула занавес. Она посмотрела вниз, и легкий крик вырвался из ее уст.
- Отец! И с ним… - голос изменил ей, она пошатнулась, но, быстро поборов свой страх, бросилась к Мануэлю.
- Вы не должны здесь оставаться, уходите скорей, - шепнула она.
- Что случилось?
- Не спрашивайте! Если любите меня, то пожалейте и повинуйтесь, они идут… Не выходите отсюда, я вас спрячу.
- Но скажите же…
- Вы узнаете, только не теперь, Мануэль! Поклянитесь, что вы не выдадите себя ни звуком, что бы вы ни услышали. Подумайте обо мне, дело идет о самом святом для меня - о моей чести и репутации! Я спрячу вас вот в этой комнате, ступайте туда, Мануэль, и, ради Бога, не выдайте ни себя, ни меня!
- Куда ты ведешь меня? Зачем?
- Пожалейте, они идут, - умоляла Инес, увлекая его к портьере, отделявшей их от соседней комнаты.
Мануэль сдался на ее мольбы и испугался, увидев себя в спальне молодой графини.
На что решилась Инес! Как же велики были ее доверие к нему и угрожавшая опасность, если она привела его в эту комнату!
Мануэль ясно слышал, что дверь в комнату, где оставалась Инес, отворилась.
- Подойдите ближе, принц, - послышался голос графа Кортециллы.
Дон Мануэль де Албукерке вздрогнул.
- Я счастлив, дорогая графиня, что наконец вижу вас и могу приветствовать как свою невесту, - сказал тот, кого граф назвал принцем.
Дон Мануэль ужаснулся при звуках этого голоса. Чуть отогнув портьеру, он заглянул в соседнюю комнату, и лицо его нахмурилось. Дон Карлос стоял, склонившись перед Инес, которую он назвал своей невестой.
Мануэль задрожал, ему хотелось броситься между доном Карлосом и графиней и исполнить свой долг испанского офицера, но он вспомнил мольбы графини и поборол это желание.
Инес, между тем, в страхе и волнении, бледная как смерть, все время смотрела на портьеру, которая, как ей казалось, шевелилась; она была близка к обмороку, но ни отец, ни принц не могли понять причины ее смятения.
- Садитесь, принц, - сказал граф Кортецилла. - Что с тобой, Инес, ты так взволнована?
- Прости, отец, я не ожидала, что ты сегодня приведешь ко мне принца, - тихо проговорила она.
- О, я все понял! - вскричал дон Карлос. - Графиня видит меня сегодня первый раз при настоящих изменившихся обстоятельствах, и ее смущение вполне естественно. Вот причина волнения, граф Кортецилла!
- Да, принц, вы совершенно угадали! Дочь моя очень впечатлительна, но ее волнение скоро пройдет.
- В настоящую минуту, однако ж, ее надо пошалить, - сказал дон Карлос. - Мне хотелось только взглянуть на мою прекрасную дорогую невесту и приветствовать ее.
Дон Мануэль задрожал и уже протянул руку к портьере.
Инес заметила ее колебание, и смертельный страх овладел ею.
Но Мануэль опять вспомнил, где он находится, и снова преодолел себя, несмотря на то, что страсть бушевала в его сердце.
Инес - невеста дона Карлоса? Она потеряна длянего, она принадлежит другому?
- Меня пугает твое беспокойство, Инес, - сказал граф Кортецилла. - Ты все время с таким страхом смотришь на эту портьеру… Что тебя тревожит, дитя мое?
- Ничего, ничего! Это сейчас пройдет, - шептала Инес, - мне немного нездоровится.
- Не понимаю, что может тебя пугать? Неужели мрачный свет портьер? - сказал отец, направившись было к соседней комнате.
- Нет, нет, отец, все уже прошло, - сказала Инес, сделав над собой решительное усилие и остановив отца.
- Я имел счастье снова увидеть мою прекрасную милую невесту, - обратился к ней дон Карлос, целуя ее дрожащую руку, - скоро, надеюсь, мы встретимся при иных обстоятельствах и тогда назначим день, который осчастливит меня, соединив навеки с вами, графиня Инес! Да хранит вас Бог!
Графиня прошептала несколько слов едва слышным голосом, и дон Карлос вышел в сопровождении графа Кортециллы.
В ту же минуту Мануэль бросился к ногам трепетавшей девушки.
- Я все знаю! - вскричал он, побледнев от волнения. - Ты невеста дона Карлоса! Это дело графа! Но ты не будешь ему принадлежать, хотя бы само небо хотело этого! Ты не должна быть несчастной! Ты будешь принадлежать мне, мысль о твоей любви даст мне счастье и силы! Моя жизнь принадлежит тебе - тебе од-
ной. Я на все готов, чтобы обладать тобой. Никакая сила не может разлучить нас, когда мы душой принадлежим уже друг другу!
- Скорей беги, сюда идут!
- Еще одно слово на прощанье, моя возлюбленная!
- Я твоя всем сердцем - и только твоя, - прошептала Инес, наклоняясь к дону Мануэлю, стоявшему перед ней на коленях.
Он обнял ее и покрыл поцелуями маленькую ручку, а через минуту уже выходил из дворца, откуда только что уехали дон Карлос и граф Кортецилла.
IX. Покушение на жизнь короля
На непривлекательной улице, что тянется вдоль Мансанареса неподалеку от улицы Толедо и площади Кабада и называется в насмешку "Маленькой Прадо", много таверн, где собираются нищие, монахи, погонщики мулов, гуляки с женщинами, нередко и преступники, скрывающиеся от наказания. Весь этот сброд постоянно кутит, поет или ведет здесь свои тайные переговоры. В некоторых из этих таверн, вечно наполненных дымом и чадом, давались так называемые ламповые балы - название это пошло от дымных ламп, развешиваемых под потолками для освещения больших танцевальных залов.
Несмотря на свой непривлекательный вид и дурную репутацию, "Маленькая Прадо" всегда была полна народа. В боковых улицах обитало множество личностей, боявшихся дневного света и выходивших из своих трущоб только по ночам. Они-то и составляли большей частью публику "Маленькой Прадо".
В одном из углов таверны "Блестящий Щит", куда кроме нищих и ремесленников нередко захаживали и солдаты из соседних казарм, у окна сидело четверо мужчин. Они тихо разговаривали между собой, очевидно кого-то поджидая, потому что один из них, толстяк, сидевший ближе всех к окну, время от времени нетерпеливо выглядывал на улицу.
Вечер еще не наступил, поэтому народу было немного, и четверо посетителей могли спокойно поговорить, не опасаясь быть подслушанными. Трое нищих впротивоположном углу наслаждались своим пухеро, а ремесленники пили вино стакан за стаканом.
- Что, никого еще нет, Панчо? - спросил один из четырех, обращаясь к толстяку.
- Никого, Винцент.
- Странно, Тито, ты же назначил этот час.
- Так сказал полковник, - отозвался Тито, - он обещал прийти сюда к этому времени. Ведь ты слышал, Леон?
- Да, - сказал Леон, - надо подождать!
- А чтобы не терять бодрости, надо выпить, - прибавил Винцент, человек лет тридцати, с желтовато-бледным лицом и всклокоченными черными бакенбардами. - Эй, Джеронимо! Еще вина!
Хозяин, перемывавший стаканы, тотчас исполнил требование.
- За наше товарищество и за успех сегодняшнего дела, какое бы оно ни было! - сказал Винцент.
- Он тебе объяснил что-нибудь, Тито?
- Полковник сказал: "Вы смелые малые! Выпейте для храбрости, если чувствуете в ней недостаток, и тогда дело в шляпе", - отвечал Тито, худощавый, долговязый малый с мрачным лицом.
- Да что тут может быть? - проворчал Леон. - Разве захватить или совсем убрать с дороги кого-нибудь из врагов дона Карлоса!
- Я готов исполнить приказание полковника, в чем бы оно ни состояло, - сказал Винцент. - Он мне нравится, под его началом, должно быть, весело служить!
- Мои кулаки к его услугам, - прибавил Тито.
- Конечно, - заметил Леон, - если мы дали письменное обязательство, так должны повиноваться ему, только лучше бы поскорей выбраться из Мадрида.
- И я того же мнения, - сказал Винцент.
- Я тоже первый раз в столице, - прибавил Тито, - и мне, как и вам, не нравится здесь.
- Тише! Полковник! - остановил их Панчо, понижая голос. - С ним еще кто-то.
- Кто?
- А кто его знает, - сказал Тито, - верно, адъютант - на нем старая капральская форма.
Доррегарай и Изидор зашли в таверну и подсели к ожидавшим.
- Вас теперь пятеро, - начал Доррегарай, убедившись сначала, что никто их не слушает. - Вот, Изидор Тристани тоже пойдет с вами и поможет вам сегодня вечером в первой пробе.
- За ваше здоровье, братцы! - сказал Изидор, взяв стакан с вином, поданный хозяином. - За наше товарищество, храбрые карлисты, ха-ха! - Он выпил, посмеиваясь, и прибавил: - Хорошо, только маловат стакан.
Доррегарай подал ему свой.
- О, сохрани Бог, полковник! Сохрани Бог! - отказался Изидор. - Это непорядок!
- Ну, Винцент и Тито, вы больше всех нравитесь мне, и сегодня вечером я рассчитываю главным образом на вас, - сказал Доррегарай.
- Мы готовы, полковник. Что прикажете?
- Надо провести небольшое испытание, потребуется лишь хорошо прицелиться и метко выстрелить.
- За этим дело не станет, - сказал, смеясь, Тито.
- А что за цель? - спросил Винцент.
- Экипаж. Там будет двое мужчин, стрелять надо в того, у которого густая борода.
- А нам что прикажете делать? - спросил Леон.
- Вы с Панчо под руководством Изидора должны позаботиться о том, чтобы дать возможность Винценту и Тито убежать от толпы, которая поспешит на выстрел. Поняли?
- Не трудно, - со смехом отвечал Панчо.
- Дело в том, братец, - сказал Изидор, - чтобы сбить с толку толпу.
- Так-так, - согласился Леон.
- Как только Винцент и Тито выстрелят, - продолжал Изидор, - мы с Леоном окажемся рядом, быстро заберем у них пистолеты и спрячем под плащами, а сами примемся бегать и кричать. Они воспользуются суматохой и скроются.
- Вы вполне можете положиться на Изидора, - сказал Доррегарай Винценту и Тито, - он ловок и быстр! Я сам буду недалеко и укажу вам, в кого стрелять.
- Когда это будет?
- Через час. Пистолеты при вас?
Винцент распахнул плащ и показал, что у него за поясом пистолет и кинжал.
- И Тито вооружен, - сказал он.
- Ну, ступайте теперь разными дорогами к улице Сан-Маркоc. Встретимся там через час. Я на вас рассчитываю, - прибавил Доррегарай и ушел.
- Где же эта улица Сан-Маркоc? - спросил Леон.
- Я вас сведу туда! Идемте! - вскричал Изидор. - Прежде надо осмотреть местность и непременно заручиться двумя выходами на случай необходимости. Это главное.
- Изидор прав, - со смехом сказал толстяк Панчо, - иметь два выхода очень важно, но во всякой улице их два, если это не тупик.
- Ссс!.. Братец, ты меня не понял, - сказал Изидор, выходя вместе со своими четырьмя товарищами из таверны. - Нужна ведь еще лазейка на самый крайний случай.
- Правда, правда! - вскричали в голос Панчо и Леон.
Винцент и Тито пошли вперед.
- Ну, а если попадемся? - проговорил последний.
- Тогда всем виселица, вместе с полковником и адъютантом! - отвечал Винцент.
Изидор подошел к ним.
- Пистолеты заряжены?
- Все готово, - отвечали они, - но кто же тот, в кого мы должны стрелять?
Изидор пожал плечами.
- Увидим, братец, - тихо сказал он. - Какой-нибудь враг дона Карлоса, от которого надо избавиться. Вот сюда, на эту улицу.
- Далеко еще? - спросил Винцент. - Я не знаю ни одной улицы в Мадриде.
- Скоро придем. Да и пора, уже совсем стемнело!
В этот момент торжественный звон множества колоколов раздался над городом, как будто специально для того, чтобы смягчить и обратить к небу этих пятерых людей, таивших в уме черные замыслы!
Но они не обратили внимания на предостережение неба и продолжали идти своей дорогой.
Вскоре они вышли на широкую улицу Сан-Маркоc, находившуюся недалеко от дворца, застроенную высокими домами и имевшую весьма непривлекательный вид. Старые дома стояли чуть в глубине улицы, а у других выдавались вперед большие балконы, бросавшие на улицу сильную тень.
В нише одной из стен стояла статуя святого, перед которым Тито, Винцент и Панчо преклонили колени.
Изидор и Леон подошли к большому дому с отворенными воротами.
- Я, кажется, не ошибся, а это очень важно, - сказал Изидор. - Идем! Пора приступать к делу.
Они вошли в дом и скоро вернулись с довольными лицами.
- Все как нельзя лучше, - обратился Изидор к Винценту и Тито. - Мы будем стоять около этого места! Дом имеет два выхода: один сюда, а другой в маленький переулок Кабаллерица, где находятся королевские конюшни. Леон и я возьмем у вас пистолеты, Панчо, отвлекая, побежит в сторону, а вы бегите через этот дом в переулок, там вы уже в безопасности.
В эту минуту подошел Доррегарай.
Изидор увел Леона и Панчо на другую сторону тихой, безлюдной улицы, где укрылся с ними в тени дома.
Вдали послышался шум приближавшегося экипажа.
Доррегарай с Винцентом и Тито подошли к дому с двумя выходами.
- Готовы ли еы? - тихо спросил карлистский полковник.
- Да, - отвечали оба.
- По окончании дела встречаемся в таверне "Блестящий Щит", а ночью уедем.
- И самое лучшее, - пробормотал Тито, - а теперь к делу.
- Смотрите хорошенько, - шепнул Доррегарай, - вот коляска.
Открытый экипаж, далеко не пышной наружности, без форейторов и военной охраны, вывернул на улицу Сан-Маркос.
Несмотря на поздний час, можно было ясно различить сидевших в экипаже двух мужчин.
- К делу! - скомандовал Доррегарай. - Цельтесь в того дона, у которого темная борода.
С этими словами он быстро пошел прочь.
Все, по-видимому, благоприятствовало попытке. Никого не было вокруг. Лишь на углу улицы несколько человек смотрели вслед экипажу, в котором король и его флигель-адъютант быстро ехали ко дворцу.
Едва они достигли середины улицы, как Тито и Винцент бросились к экипажу, выхватив пистолеты. В ту же минуту Изидор, Леон и Панчо точно из-под земли выросли около них.
Сидевшие в коляске еще не успели попять, в чем дело, как раздались два выстрела. Кучер рванул лошадей в сторону, а через минуту адъютант уже выскочил из экипажа, к которому с соседних улиц с громкими криками сбегался народ.
- Убийство! В короля стреляют! Хватайте убийц! - раздавалось со всех сторон.
В это время Винцент и Тито быстро скрылись в указанном им мрачном доме, а через минуту уже бежали по переулку мимо королевских конюшен. Тито успел передать свой пистолет Изидору, спрятавшему его в плаще, а Винцент в спешке бросил свой просто перед домом.
- Убийцы там! - крикнул Леон, бросившись в одну сторону, между тем как Панчо с таким же криком побежал в другую, чтобы сбить с толку толпу.
- Они скрылись сюда! - кричал Изидор, как вдруг почувствовал, что его схватили.
Экипаж короля медленно проехал мимо толпы, приветствовавшей его громкими "виват" и махавшей шляпами. Король Амедей, живой и невредимый, стоял в коляске, кланяясь на все стороны.
Выстрелы слегка задели его военную фуражку и мундир, не причинив ему самому никакого вреда.
- Вот один из злодеев! - кричал адъютант, держа Изидора. - Я сам видел его у экипажа, на нем мундир прежних капралов!
- Берите его! Где альгвазилы? - кричали в толпе.
- Святой Августин! - раздался голос Изидора. - Это ошибка, благородный дон! Я стоял, я проходил здесь случайно… Сжальтесь, я пи в чем не виноват! Убийцы скрылись, а я теперь…
- Держите его! Обыщите! - крикнуло несколько голосов. - Вот пистолет, из него только что стреляли. Сюда, альгвазилы! Вот убийца! В тюрьму его!
- Смерть ему!
Так кричали со всех сторон, и подоспевшим альгвазилам с трудом удалось уберечь арестанта от ярости толпы. Его схватили и увели.
X. Монастырь Святой Марии
Недалеко от Австралийских ворот, в южной части города, есть уединенная, мало посещаемая улица, на которой лишь изредка мелькнет зелень среди убогих домишек, заселенных исключительно бедняками.
Это улица Гангренадо. Название ее пошло оттого, что тут сжигали на костре несчастных жертв инквизиции, подозреваемых в ереси.
Высокая темно-красная стена, занимающая большую часть улицы, отделяет от мира францисканский монастырь Святой Марии. Когда во время изгнания королевы Изабеллы монастырь Пресвятой Мадонны был разрушен, тайный совет Трех, долго властвовавший там, перешел во францисканский монастырь Святой Марии, таким образом, исчезли только стены, а силы и власть испанской инквизиции сохранились в неприкосновенности!
В задней части монастыря, того самого, который в день праздника масок посетил граф Кортецилла, в верхнем этаже одного из зданий находилась круглая комната, окнами выходившая в обширный монастырский сад. Подчеркнуто скромный вид ее явно выдавал желание порисоваться бедностью и простотой жизни.
Кроме длинного черного стола здесь было три старых неуклюжих стула и шкаф с несколькими полками. В простенке между окнами, закрытыми грубыми темными занавесками, висело изображение святого Франциска в черной раме, на столе - большие чернильница и песочница, черное распятие, череп, железный подсвечник в четыре свечи, молитвенник и колокольчик.
Три монаха в темно-коричневых одеждах, подвязанных волосяными поясами, сидели у стола.
Место посредине занимал знакомый уже нам патер Доминго, седой патриарх церкви, как его называл граф Кортецилла. Его одежда ничем не отличалась от одежды остальных монахов.
По правую его руку сидел молодой патер с умным, хитрым лицом и далеко не монашеским блеском глаз, это был патер Амброзио. По левую руку - монах средних лет, с необыкновенно худым, заостренным книзу лицом, каждая черта которого указывала на мрачного ревнителя веры, патер Бонифацио.
Перед Доминго лежала толстая тетрадь, которую он читал. Несмотря на свои лета и довольно слабый свет четырех свечей, он не пользовался очками. Его деятельность доказывала замечательное здоровье и силу; целые ночи он проводил за работой, кроме того, участвовал в советах и посещал прихожан, как в прежнем, павшем монастыре.
- Сегодня вечером к нам прибудет дон Карлос, высокие братья, - сказал патер Доминго, - чтобы принять наше пожертвование на военные издержки. Он согласился на все условия! Вот скрепленное его подписью обязательство восстановить все прежние монастыри и преумножить церковное имущество на сумму, которую мы в настоящую минуту назначим, к тому прибавлено еще обещание восстановить инквизицию как государственное учреждение!
- А подразумевается ли этим, достопочтенный брат, обязательство обращаться к нам за решением всех важных вопросов? - спросил Бонифацио.
- Это чрезвычайно важно, - добавил патер Амброзио.