- Мама! Мама!
- Тише! - прошептала госпожа Торонталь. - Тише! Чтобы нас никто не услышал!
Она продолжала с усилием:
- Сава, я должна вымолить у тебя прощение за всё зло, которое я тебе причинила… у меня не хватило сил этому помешать…
- Что ты, мама! Ты никогда не причиняла мне зла. Тебе не за что просить у меня прощения.
- Поцелуй меня ещё раз, Сава… в последний раз… в последний… В знак того, что ты прощаешь меня…
Девушка осторожно коснулась губами бледного лба умирающей.
У госпожи Торонталь хватило сил обвить рукою шею дочери. Приподнявшись и пристально всматриваясь в её черты, она прошептала:
- Сава! Ты не дочь Силаса Торонталя! Ты мне не дочь! Твой отец…
Договорить она не смогла. Судорожным движением она вырвалась из рук Савы и испустила последний вздох.
Девушка склонилась над покойницей. Она попыталась вернуть её к жизни, но тщетно.
Тогда она стала звать на помощь. На её зов сбежались люди. Одним из первых появился Силас Торонталь.
При виде его Сава невольно отшатнулась, охваченная непреодолимым отвращением. Теперь она имела право презирать, ненавидеть его: ведь он ей не отец! Так сказала умирающая, а умирающие не лгут!
Сава вышла из комнаты; её привело в ужас то, что открыла ей несчастная женщина, любившая её, как родную дочь, и вместе с тем она была в отчаянии, что покойная не успела сказать ей всю правду до конца.
Через день состоялись пышные похороны. Банкира окружала толпа друзей, которых всегда много у богача. Рядом с ним за гробом шёл Саркани, подчёркивая тем самым, что не произошло никаких изменений и что он-намерен вскоре стать членом семьи Торонталей. Саркани твёрдо надеялся на это; но он прекрасно знал, что, если этому плану и суждено осуществиться, всё же предстоит преодолеть ещё немало препятствий. Впрочем, Саркани считал, что смерть госпожи Торонталь скорее ему на руку, ведь Сава лишилась теперь своей защитницы.
С другой стороны, в связи с кончиной госпожи Торонталь свадьба опять откладывалась. Пока семья будет в трауре, не может быть и речи о венчании. Приличия требовали, чтобы после смерти госпожи Торонталь прошло по крайней мере полгода.
Разумеется, это вызвало крайнюю досаду Саркани, - ему не терпелось добиться своего. Но делать нечего, приходилось считаться с общепринятыми обычаями. Между ним и Силасом Торонталем то и дело происходили бурные объяснения. И всякий раз банкир говорил:
- Я тут бессилен. Но вам нечего беспокоиться, - ведь месяцев через пять свадьба непременно состоится.
Как видно, негодяи прекрасно понимали друг друга. Саркани приходилось соглашаться с доводами банкира, и тем не менее он выражал своё неудовольствие.
Вдобавок оба они были встревожены странным поступком умирающей. Саркани даже пришло в голову, не собиралась ли умирающая тайком кому-то отправить по почте письмо.
Он поделился своими догадками с банкиром, которому это предположение показалось весьма правдоподобным.
- А если так, - твердил Саркани, - то это письмо грозит нам большими неприятностями. Ваша жена всегда была на стороне Савы и настроена против меня; более того - она поддерживала моего соперника. Что, если у неё накануне смерти хватило сил выдать наши тайны? В таком случае нам с вами, пожалуй, благоразумнее уехать из Рагузы - ведь оставаться здесь рискованно.
- Если бы это письмо было написано, - сказал ему несколько дней спустя Силас Торонталь, - на нас уже обрушились бы неприятности. А ведь до сих пор всё идёт по-прежнему.
Саркани нечего было ему возразить. В самом деле, покамест всё было спокойно, и казалось, им не грозит никакой беды.
Между тем беда надвигалась, но совсем иная, чем они предполагали. Произошло это через две недели после смерти госпожи Торонталь.
После кончины матери Сава стала уединяться и не покидала своей комнаты. Она не выходила даже к обеду. Банкир чувствовал себя в её присутствии неловко и не искал случая остаться с нею с глазу на глаз. Он предоставлял ей полную свободу и жил своей жизнью на другой половине дома.
Саркани резко осуждал поведение Силаса Торонталя. Ведь при таком положении вещей ему уже совсем не удавалось видеть Саву. Поэтому он резко высказывал банкиру своё неудовольствие. Хотя в первые месяцы после похорон не могло быть и речи о свадьбе, Саркани не хотелось, чтобы Сава думала, будто он отказался от мысли об этом союзе.
В конце концов Саркани стал так настойчив, что Силасу Торонталю пришлось сдаться, и шестнадцатого августа он велел передать дочери, что хочет с нею переговорить в тот же вечер. Он предупредил её, что при их разговоре будет присутствовать Саркани, а потому думал, что Сава откажется прийти. Но он ошибся. Девушка ответила, что готова исполнить его желание.
Вечером Силас Торонталь и Саркани, сидя в большой гостиной, с нетерпением ждали прихода Савы. Первый решил прибегнуть к своей отцовской власти и не идти ни на какие уступки. Второй намеревался быть сдержанным, больше слушать, чем говорить, и надеялся, что ему удастся разгадать тайные помыслы девушки. Он по-прежнему опасался, что ей кое-что известно.
В указанное время Сава пришла в гостиную. При её появлении Саркани встал, но на его поклон девушка не ответила, даже не кивнула головой. Она словно не замечала его, или, вернее, не хотела замечать.
По знаку Силаса Торонталя она села и с равнодушным видом стала ждать, когда с нею заговорят. В траурном платье она казалась ещё бледнее.
- Сава, я вполне понимаю, что ты убита горем, и до сих пор не нарушал твоего уединения. Но после этого прискорбного события волей-неволей приходится решать кое-какие материальные вопросы. Хотя ты ещё и не совершеннолетняя, надо поставить тебя в известность, какая часть наследства приходится на твою долю…
- Если речь идёт только о моих материальных интересах, - ответила Сава, - то незачем продолжать этот разговор. Я не притязаю ни на какое наследство!
У Саркани вырвался жест удивления, и в глазах у него блеснула тревога.
- Мне кажется, Сава, ты сама не понимаешь, что говоришь, - продолжал Силас Торонталь. - Хочешь ты этого или нет - ты наследница своей матери, госпожи Торонталь, и по существующим законам в день твоего совершеннолетия я обязан дать тебе отчёт…
- Если только я не откажусь от этого наследства, - спокойно возразила девушка.
- Откажешься? Но почему?
- Да потому, что не имею на него никакого права!
Банкира передёрнуло. Такого ответа он никак не ожидал. Саркани упорно молчал. Он решил, что Сава затеяла какую-то игру, и старался разгадать, в чём дело.
- Не понимаю, Сава, - продолжал Силас Торонталь, раздражённый холодным тоном девушки, - решительно не понимаю, что ты хочешь этим сказать. Я вовсе не собираюсь обсуждать с тобой юридические вопросы. Ты, как несовершеннолетняя, находишься под моей опекой и не имеешь права самостоятельно принимать какие-либо решения. Ты должна мне подчиняться; надеюсь, ты признаешь отцовскую власть?
- Может быть, - ответила Сава.
- Вот как! - вскричал Силас Торонталь, теряя терпение. - Вот как! Но ты слишком торопишься, Сава. Подожди ещё три года. Когда ты достигнешь совершеннолетия, ты сможешь распоряжаться своим состоянием, но в настоящее время я, как твой опекун, обязан защищать твои интересы.
- Хорошо, - ответила Сава, - я подожду.
- Чего ждать? - возразил банкир. - Ты забываешь, что, как только минет срок траура, твоё положение изменится. Ты уже потому не имеешь права пренебрегать богатством, что вскоре уже не одна будешь заинтересована в этом деле…
- В этом деле? - презрительно подчеркнула Сава.
- Поверьте мне, мадемуазель… - почёл нужным вставить Саркани, которого задел пренебрежительный тон Савы, - поверьте, что мною владеют самые возвышенные чувства…
Сава не обратила на него ни малейшего внимания, казалось даже не слышала, что он сказал; она пристально смотрела на банкира, а тот продолжал, еле сдерживая раздражение:
- Да, ты будешь не одна… ведь смерть твоей матери не внесла никаких изменений в наши планы.
- Какие планы?
- Планы насчёт твоего замужества; ты притворяешься, будто забыла, что господин Саркани должен стать моим зятем!
- А вы уверены, что господин Саркани, вступив в этот брак, сделается вашим зятем?
На этот раз намёк был столь прозрачен, что Силас Торонталь вскочил с места и хотел было уйти, чтобы скрыть своё замешательство. Но Саркани жестом остановил его. Саркани упорно добивался своего, он хотел выяснить всё до конца.
- Выслушайте меня, отец, я в последний раз называю вас этим именем, - продолжала девушка. - Господин Саркани домогается моей руки не из любви ко мне, но чтобы завладеть состоянием, от которого я теперь отказываюсь. Как он ни бессовестен, он не посмеет это отрицать. Он говорит, что я дала согласие на этот брак, - мне легко ему на это ответить. Да, я готова была пожертвовать собою, ведь тогда я думала, что от этого зависит честь моего отца. Но мой отец, - вы это прекрасно знаете, - не может быть замешан в такую отвратительную сделку. Итак, если вы желаете обогатить господина Саркани - отдайте ему своё состояние! Он только об этом и мечтает.
Сава встала и направилась к двери.
- Сава! - вскричал Силас Торонталь, преграждая ей дорогу. - Ты что-то путаешь… Я ничего не понимаю… да ты и сама не знаешь, что говоришь… Неужели смерть матери…
- Матери… да, она была мне матерью… она так меня любила… - прошептала девушка.
- Неужели ты от горя лишилась рассудка? - продолжал Силас Торонталь, уже не слушавший Саву. - Да, если только ты не помешалась…
- Помешалась?
- Но будет так, как я хочу: не далее как через полгода ты выйдешь за Саркани!
- Этому не бывать!
- Я заставлю тебя повиноваться!
- А по какому праву? - ответила девушка, уже не в силах сдерживать негодование.
- По праву отца!…
- Вы, сударь… мне не отец, и моё имя не Сава Торонталь. - При этих словах банкир попятился, не находя, что ответить, и девушка, даже не взглянув на него, вышла из гостиной.
Саркани, внимательно наблюдавший за Савой, не был удивлён её выходкой. Такой конец он предвидел. Случилось то, чего он опасался. Сава знала, что ничем не связана с, семейством Торонталей.
Но банкир был глубоко потрясён словами девушки, тем более что, потеряв самообладание, он во время разговора не замечал, к чему клонится дело.
Тут Саркани, наконец, заговорил и, как всегда ясно и чётко, обрисовал создавшееся положение. Силас Торонталь молча слушал его. Да ему только и оставалось, что соглашаться с доводами Саркани, - так логично рассуждал его бывший сообщник.
- Теперь уже нечего и думать, что Сава когда-нибудь согласится выйти за меня, - говорил Саркани. - Но вы сами понимаете, что теперь более чем когда-либо необходимо заключить этот брак. Что знает она о нашем прошлом? Решительно ничего, - иначе она сейчас проговорилась бы. Она знает только, что она не ваша дочь, - вот и всё. Известно ли ей, кто её отец? Это ей неизвестно. Если бы она знала, она непременно бросила бы нам в лицо его имя. Давно ли она узнала, что вы ей чужой человек? Конечно, совсем недавно, - вероятно, только перед смертью госпожа Торонталь сказала ей об этом. Весьма вероятно также, что она открыла Саве далеко не все, а ровно столько, чтобы Сава могла больше не повиноваться человеку, который ей не отец!
Силас Торонталь кивнул головой, - да, он соглашался с рассуждениями Саркани. А мы знаем, что Саркани пришёл к совершенно правильным выводам.
- Теперь подведём итоги, - продолжал Саркани. - Хотя Сава очень мало знает о своём происхождении и ровно ничего не знает о нашем прошлом, мы с вами находимся под ударом. Вам грозит потерять почётное положение, которое вы занимаете в Рагузе, а мне - лишиться огромных выгод, какие сулит мне этот брак, выгод, от которых я вовсе не намерен отказываться… Поэтому надо - и притом как можно скорее - предпринять следующее: нам с вами следует уехать из Рагузы и увезти с собою Саву, причём так, чтобы она не успела ни с кем повидаться и переговорить. Уехать надо немедленно. Вернуться сюда мы можем лишь после того, как будет заключён брак; когда Сава станет моей женой, в её же интересах будет молчать! За границей уже некому будет оказывать на неё влияние, и нам нечего будет опасаться! И уж я сумею добиться у неё согласия на этот брак - поверьте, я не упущу своего, - будь я проклят, если я этого не добьюсь!
Силас Торонталь считал, что Саркани прав: положение было именно таково. Банкир и не думал возражать Саркани. Впрочем, он был бы не в силах бороться со своим сообщником, который сумел подчинить его своей воле. Да и с какой стати стал бы он защищать девушку, которая всегда относилась к нему неприязненно и к которой отнюдь не лежало его сердце?
Они решили как можно скорее привести в исполнение этот план, ещё до того, как Сава попытается выйти из дому. На этом Силас Торонталь и Саркани расстались. И как мы сейчас убедимся, им действительно следовало торопиться.
Оказывается, через два дня госпожа Батори в сопровождении Борика покинула селение Винтичелло и вернулась в домик на улице Маринелла. Она решила навсегда уехать из этого дома и вообще из города, с которым было связано столько тяжёлых воспоминаний; она приехала в Рагузу, чтобы приготовиться к окончательному переселению.
Отперев дверь, Борик обнаружил в ящике для корреспонденции письмо.
Это было то самое письмо, которое госпожа Торонталь отправила накануне своей смерти при известных нам обстоятельствах.
Госпожа Батори взяла конверт, распечатала его, взглянула на подпись, потом быстро пробежала строчки, написанные слабеющей рукой и раскрывавшие тайну рождения Савы.
В уме госпожи Батори мгновенно сочетались имена Савы и Петера.
- Она!… Он!… - воскликнула несчастная мать.
И, не говоря ни слова - у неё не хватало на это сил, - оттолкнув старика слугу, который хотел было удержать её, она бросилась вон из дома, побежала по улице Маринелла, пересекла Страдой и остановилась у особняка Торонталя.
Отдавала ли она себе отчёт в том, что собиралась сделать? Понимала ли она, что в интересах Савы ей следовало бы действовать не так поспешно, а более обдуманно и осторожно? Нет, она этого не понимала. Её неудержимо влекло к этой девушке, словно её муж, Иштван Батори, и сын её, Петер, поднявшись из могилы, кричали ей: "Спаси её! Спаси её!"
Госпожа Батори постучалась в парадное. Дверь отворилась. Вышел лакей и справился, что ей угодно.
Госпоже Батори было угодно повидаться с Савой.
Мадемуазель Торонталь не было дома.
Госпожа Батори хотела переговорить с банкиром Торонталем.
Банкир ещё накануне уехал вместе с дочерью, не сказав куда именно.
Сражённая этим ответом, госпожа Батори пошатнулась и упала на руки Борика, который прибежал вслед за нею.
Когда старый слуга привёл её в домик на улице Маринелла, она сказала ему:
- Завтра, Борик… завтра мы с тобою пойдём на свадьбу Савы и Петера!
Госпожа Батори лишилась рассудка.
Глава четвертая
В ВОДАХ МАЛЬТЫ
Пока развёртывались эти события, так близко затрагивавшие Петера Батори, здоровье его со дня на день улучшалось. Рана почти совсем зажила и уже не внушала никаких опасений.
Но с какой душевной болью думал Петер о матери, о Саве, которую он считал навек утраченной!
А мать? Ведь нельзя же, чтобы она продолжала считать его умершим! Поэтому было решено, что ей осторожно скажут всю правду, чтобы она могла приехать к нему на Антекирту. Одному из агентов доктора, жителю Рагузы, было предписано не терять её из виду в ожидании полного выздоровления Петера, а оно было не за горами.
Петер решил никогда не упоминать о Саве в разговорах с доктором Антекиртом. Но хотя он и думал, что теперь она жена Саркани, - как ему было забыть её? Разве он разлюбил её, хотя и знал теперь, что она дочь Силаса Торонталя? Нет! Разве Сава отвечает за преступление, совершённое её отцом? Но как бы то ни было, именно это преступление привело к гибели Иштвана Батори. Итак, Петер переживал мучительную душевную борьбу.
Доктор это понимал; он старался отвлечь мысли юноши от Савы, то и дело напоминая ему о возмездии, которое они должны совместно осуществить. Надо во что бы то ни стало наказать предателей, и они будут наказаны! Как до них добраться - покажет будущее, но не может быть сомнения, что рано или поздно до них доберутся!
- Дорог - тысячи, цель - одна! - твердил доктор.
И, если понадобится, он изведает тысячи дорог!
Наконец Петер настолько окреп, что мог совершать прогулки - то пешком, то в экипаже. Знакомясь с островом, он невольно дивился, какого расцвета достигла маленькая колония под управлением доктора Антекирта.
Безостановочно шли работы по сооружению укреплений, которые должны были защищать от нападений город, расположенный у подножья горы, гавань и весь остров. По окончании этих работ предполагалось расставить в соответствующих местах дальнобойные орудия, огонь которых закроет доступ к острову любому вражескому судну.
В системе обороны весьма важная роль принадлежала электричеству: при помощи электрического тока должны были взрываться мины, поставленные на фарватере, ведущем к гавани; стрельба из пушек также должна была производиться посредством электричества. В области использования электричества, которому принадлежит будущее, доктору удалось добиться замечательных результатов. Центральная станция, оборудованная котлами и паровыми двигателями, состояла из двадцати динамомашин усовершенствованной конструкции. Там вырабатывался ток, которым заряжались специальные мощные аккумуляторы. Электричества применялось для освещения и водоснабжения, с помощью тока работали телеграф и телефон; электричеством приводились в движение и поезда, ибо остров был охвачен сетью железных дорог. Словом, доктор сумел с успехом применить научные познания, приобретённые им в молодости, и разрешил одну из проблем современной науки, а именно проблему передачи электрической энергии на расстояние. Электричество приводило в движение и построенные доктором катера, о которых уже говорилось выше, а также быстроходные "электро", позволявшие ему со скоростью экспресса переноситься из одной части Средиземного моря в другую.
Для паровых машин, вырабатывавших электрическую энергию, необходимо было топливо; поэтому на складах Антекирты всегда имелись большие запасы угля, который постоянно подвозился из Англии.
Городок был расположен амфитеатром вокруг бухты, которая была превращена в превосходный порт. Благодаря двум дамбам, молу и волнолому порт был прекрасно защищён от штормов. Итак, при любой погоде флот Антекирты находился в полной безопасности. Флот этот состоял их яхты "Саварены", грузового парохода, предназначенного для перевозки угля из Суонси и Кардиффа, паровой яхты "Феррато" водоизмещением тонн в восемьсот и трёх "электро", из которых два, переоборудованные в миноносцы, могли весьма пригодиться для защиты острова.