- Конечно, любимый, с удовольствием. - Она элегантно опустилась на стул.
Я подозвал официанта.
- Что ты пьешь? - спросила Урсула.
- Бренди с содовой.
- Фу! - воскликнула она, деликатно передернув плечами. - Отвратительная смесь. Тебе не следует ее пить, это кончится испарением печени.
- Оставь в покое мою печень, - страдальчески вымолвил я. - Ты что станешь пить?
- Мне что-нибудь вроде Бонни Принц Чарльз.
Официант тупо воззрился на нее. Ему еще не доводилось слышать лексические упражнения Урсулы.
- Мадам желает рюмку дюбонне, - объяснил я, - а мне принесите еще бренди.
Я сел, и Урсула, наклонясь над столом, с чарующей улыбкой схватила двумя руками мою руку.
- Дорогой, разве это не романтично? - спросила она. - Мы встречаемся с тобой столько лет спустя в Венеции! В жизни не слышала ничего более романтичного, ты согласен?
- Согласен, - осторожно ответил я. - А где твой муж?
- Как? Разве ты не знаешь? Я развелась.
- Извини.
- Ничего, ничего. Это было даже к лучшему. Понимаешь, после ящура он, бедняга, был уже совсем не тот, что прежде.
Мне не помог даже прежний опыт общения с Урсулой.
- У Тоби был ящур? - спросил я.
- Да… ужасно, - произнесла она, вздыхая, - и он так и не пришел в себя.
- Еще бы. Но ведь ящур у людей - это, должно быть, большая редкость?
- У людей? - Она сделала круглые глаза. - Как тебя понимать?
- Да ведь ты сказала, что Тоби… - начал я, но меня перебил громкий смех Урсулы.
- Глупенький, - вымолвила она, хохоча. - Я говорила про его скотину. Все его племенное стадо, которое он выращивал годами. Ему пришлось всех зарезать, и это страшно подействовало на беднягу. Он начал водиться с недостойными женщинами, пьянствовал в ночных клубах, и все такое прочее.
- Вот уж никогда не думал, - сказал я, - что у ящура могут быть такие серьезные последствия. А Министерству сельского хозяйства известно про этот случай?
- Ты думаешь, это могло бы их заинтересовать? - удивилась Урсула. - Если хочешь, я могу написать им и рассказать.
- Нет-нет, - поспешил я возразить. - Я просто пошутил.
- Ладно. Теперь расскажи мне про твой брак.
- Я тоже развелся.
- Ты тоже? Дорогой, я же сказала, что это романтическая встреча. - Ее глаза затуманились. - Мы встречаемся с тобой в Венеции после расторгнутых браков. Совсем как в романах, дорогой.
- Вряд ли нам следует особенно зачитываться этим романом.
- А какие у тебя дела в Венеции? - спросила она.
- Никаких, - ответил я неосмотрительно. - Просто приехал отдохнуть.
- О, чудесно, дорогой, тогда ты можешь мне помочь! - воскликнула Урсула.
- Нет! - поспешил я ответить. - Это исключено.
- Дорогой, ты еще даже не знаешь, о чем я хочу тебя попросить, - жалобно молвила она.
- И знать не хочу. Все равно не стану помогать.
- Милый, мы столько лет не виделись, а ты сразу, даже не выслушав, так груб со мной, - возмутилась Урсула.
- Ничего. Я знаю по горькому опыту, на какие затеи ты способна, и вовсе не намерен тратить свой отпуск, участвуя в твоих ужасных махинациях.
- Ты противный, - сказала она, и губы ее задрожали, а синие, как цветки льна, глаза налились слезами. - Жутко противный… я тут одна в Венеции, без мужа, а ты не хочешь даже пальцем пошевелить, чтобы выручить меня в беде. Это не по-рыцарски с твоей стороны… ты гадкий… и… противный.
- Ну ладно, ладно, - простонал я, - выкладывай, в чем дело. Только учти, я не стану ни во что вмешиваться. Я приехал сюда провести несколько дней в мире и покое.
- Так вот, - начала Урсула, вытирая глаза и подкрепляясь глотком дюбонне. - Я приехала сюда, чтобы, можно сказать, совершить акт милосердия. Дело чрезвычайно трудное, возможны ослижнения.
- Ослижнения? - не удержался я.
Урсула осмотрелась кругом, проверяя нет ли кого поблизости. Так как поблизости было всего лишь около пяти тысяч веселящихся иностранцев, она посчитала, что может спокойно довериться мне.
- Ослижнения на высоком уровне, - продолжала она, понизив голос. - Это должно оставаться только между нами.
- Ты хочешь сказать - осложнения? - спросил я, желая придать беседе более осмысленный характер.
- Я сказала именно то, что подразумеваю, - сухо ответила Урсула. - Может быть, перестанешь меня поправлять? Эти вечные попытки поправлять меня всегда были одной из твоих худших черт. Это ужасно неприятно, дорогой.
- Извини, - произнес я покаянно. - Валяй, рассказывай, кто там, на высоком уровне кого ослизывает.
- Ну вот. - Она понизила голос так, что ее слова с трудом доходили до меня сквозь окружающий нас гомон. - Тут замешан герцог Толпаддльский. Я потому и приехала в Венецию, что Реджи и Марджери, да и Перри тоже доверяют только мне, и как герцог, разумеется, он просто душка, который страшно страдает от этого скандала, и когда я сказала, что приеду, они, конечно, сразу ухватились за эту возможность. Но ты не должен никому ни слова говорить об этом, дорогой, обещаешь?
- О чем я не должен говорить ни слова? - озадаченно справился я, давая жестом понять официанту, чтобы принес еще выпить.
- Но я ведь только что тебе сказала, - нетерпеливо произнесла Урсула. - О Реджи и Марджери. И Перри. И о герцоге, разумеется.
Я сделал глубокий вдох.
- Но я не знаю этих Реджи, Марджери и Перри. И герцога тоже.
- Не знаешь? - удивилась Урсула.
И я вспомнил, как ее всегда удивляло, что я не знаю никого из широкого скучного круга ее знакомых.
- Нет. А потому, сама понимаешь, я затрудняюсь понять, в чем дело. Могу только представить себе самые разные варианты - то ли все они заболели проказой, то ли герцога поймали на незаконном производстве спиртного.
- Что за глупости ты говоришь, дорогой, - возмутилась Урсула. - У него в роду нет алкоголиков.
Я снова вздохнул.
- Послушай, может быть, ты просто расскажешь, кто из них кому что сделал, учитывая, что я никого из них не знаю и, по правде говоря, предпочел бы не знать.
- Хорошо, - согласилась Урсула. - Перегрин - единственный сын герцога. Ему только что исполнилось восемнадцать, и он славный парень, несмотря на это.
- Несмотря на что? - растерянно спросил я.
- Несмотря на совершеннолетие, - последовал нетерпеливый и не очень вразумительный ответ.
Я решил не трогать очередную загадку.
- Продолжай, - сказал я, надеясь, что дальше все прояснится.
- Так вот, Перри учился в колледже Сент-Джонс… ну, ты знаешь, это жутко шикарная школа, про нее еще говорят, что она лучше Итона Харроу.
- Десять тысяч фунтов за триместр, не считая питание? Как же, слышал.
- Дорогой, туда принимают детей только самых видных родителей, - продолжала Урсула. - Это такое же изысканное заведение, как… как… как…
- Как универмаг "Харродз"?
- Что-то в этом роде, - неуверенно согласилась Урсула.
- Итак, Перри учился в колледже Сент-Джонс, - напомнил я.
- Ну да, и директор не мог на него нахвалиться. И тут вдруг гром среди ясного неба. - Она перешла на выразительный шепот.
- Гром? Что за гром?
- Среди ясного неба, милый, - нетерпеливо пояснила Урсула. - Ты отлично знаешь, и вообще, не прерывай меня, дорогой, дай досказать.
- Я только этого и жду. Пока что я услышал только про какого-то герцогского сынка, про гром и даже не понял толком, при чем тут небо.
- Так помолчи и послушай, я все объясню. Ты совсем не даешь мне говорить.
Я вздохнул.
- Хорошо. Молчу.
- Спасибо, милый. - Она сжала мою руку. - Так вот, значит. До этого грома Перри отлично успевал. Тут в его школу явились Реджи и Марджери. Реджи взяли на должность учителя рисования, он ведь здорово пишет маслом, и гравирует, и все такое прочее, хотя, на мой вкус, он несколько эксцентричен, я даже удивилась, честное слово, что его взяли в такое изысканное заведение, где не очень-то жалуют эксцентриков, сам понимаешь.
- Почему он эксцентрик?
- Ну, скажи сам, милый, разве это не эксцентрично - повесить над камином в гостиной портрет собственной жены в обнаженном виде? Я говорила ему - если уж непременно захотелось вешать ее на стену, лучше повесил бы в ванной, на что он ответил, что сперва подумывал украсить этой картиной комнату для гостей. Как иначе назвать его после этого, милый, если не эксцентриком?
Я не стал говорить ей, что заочно проникся симпатией к Реджи.
- Значит, роль грома исполнил Реджи?
- Да нет же, милый, громом была Марджери. Перри, как только увидел ее, сразу безумно влюбился, она ведь и впрямь хороша собой. Если тебе по вкусу женщины из Полинезии, которых рисовал Шопен.
- Может быть, Гоген?
- Возможно, - неуверенно отозвалась Урсула. - Во всяком случае, она очень мила, разве что малость глуповата. С Перри она повела себя очень глупо, стала его поощрять. И тут ударил еще один гром.
- Еще один гром? - Мужайся, велел я себе.
- Ну да. Эта дурочка, в свою очередь, влюбилась в Перри, а ты ведь знаешь, она ему почти в матери годится, и у нее есть ребенок. Ну, может, в матери и не годится, но ему-то всего восемнадцать, а ей уж точно тридцать, хоть она все время твердит, что двадцать шесть, но все равно, совсем неприличная история вышла. Естественно, Реджи совсем захандрил.
- У него был простой способ решить проблему - подарил бы Перри портрет Марджери, - предложил я.
Урсула укоризненно посмотрела на меня.
- В этом нет ничего смешного, милый, - строго заметила она. - Поверь мне, мы все были в полном смятении.
Я представил себе, какое это должно быть увлекательное зрелище - некий герцог в полном смятении, однако не стал развивать эту тему, а только спросил:
- Ну и что было дальше?
- Так вот, Реджи прижал к стене Марджери, и она призналась, что влюблена в Перри и у них был роман за гимнастическим залом - лучшего места не выбрали! Естественно, Реджи жутко возмутился и наставил ей синяк под глазом, чего, сказала я ему, вовсе не следовало делать. Потом он стал разыскивать Перри, чтобы, полагаю, и ему наставить синяк, но, к счастью, Перри уехал домой на уик-энд, так что Реджи его не нашел, и слава Богу, потому что Перри, бедняга, довольно щуплый, тогда как Реджи здоров как бык и жутко вспыльчив.
Теперь, когда сюжет стал проясняться, я поймал себя на том, что меня интересует продолжение.
- Говори же, что случилось потом? - сказал я.
- Потом случилось самое худшее, - выразительно прошептала Урсула.
Пригубив бокал, она воровато оглянулась, проверяя, не подслушивает ли вся Венеция, выбравшаяся из домов, чтобы опрокинуть стаканчик перед ланчем. Затем наклонилась вперед и потянула меня за руку. Я тоже наклонился.
- Они сбежали, - прошипела она мне на ухо и откинулась на стуле, чтобы лучше видеть, какое впечатление произвели на меня ее слова.
- Ты хочешь сказать - Реджи и Перри сбежали? - спросил я, изображая удивление.
- Балда, - рассердилась она. - Ты отлично понимаешь, что я подразумеваю. Перри и Марджери сбежали. Прошу тебя, перестань надсмеиваться, это очень серьезное дело.
- Прости, - ответил я. - Продолжай.
- Ну вот, - сказала Урсула, сменив гнев на милость. - Сам понимаешь, переполох был ужасный. Реджи пришел в ярость, потому что Марджери не просто сбежала, но и взяла с собой ребенка и няню.
- Прямо какое-то массовое бегство…
- Конечно, - продолжала Урсула, - отец Перри тоже страшно переживал. Каково-то было герцогу простить адюльтерацию своему единственному сыну.
- Но ведь в адюльтере обычно бывает повинен супруг, - возразил я.
- Мне все равно, кто повинен, - настаивала она. - Была адюльтерация, и все тут.
Я вздохнул. Проблема сама по себе выглядела достаточно сложной без того, чтобы Урсула осложнила ее своими интерпретациями.
- Так или иначе, - сообщила она, - я сказала Марджери, что это вроде как кровосмешение.
- Кровосмешение?
- Ну да, парень-то был совсем еще юный, а ей должно быть известно, что адюльтерация дозволяется только взрослым.
Я подкрепился хорошим глотком бренди. Было очевидно, что с годами Урсула отнюдь не исправилась.
- Знаешь что, - сказал я, - лучше доскажи мне все остальное за ланчем. Я тебя приглашаю.
- О, милый, в самом деле? Чудесно. Только мне нельзя долго задерживаться, я еще должна повидать Марджери, потому что не знаю, где Реджи и когда появится герцог.
- Ты хочешь сказать, - произнес я с расстановкой, - что все эти люди, о которых ты говоришь, находятся здесь, в Венеции?
- Ну, конечно, милый. - Ее глаза округлились. - Я потому и нуждаюсь в твоей помощи. Разве ты не понял?
- Нет, - признался я, - не понял. Но заруби себе на носу - я не намерен впутываться в эти дела. А пока пойдем, позавтракаем… куда бы ты хотела?
- Я предпочла бы "Смеющийся кот", - ответила Урсула.
- Это где же?
- Не знаю, но мне очень хвалили этот ресторан, - сказала она, пудря нос.
- Ладно, я выясню.
Подозвав официанта, я рассчитался и спросил, как добраться до "Смеющегося кота". Оказалось, что он расположен недалеко от площади Святого Марка, и мы быстро дошли до этого маленького, уютно обставленного ресторанчика; судя по тому, что большинство посетителей составляли венецианцы, следовало ожидать, что нас будут потчевать достаточно сытными блюдами.
Мы присмотрели себе столик на свежем воздухе, под тентом, и я заказал мидии в сметане и с петрушкой, а также приготовленную на корсиканский лад баранью лопатку с каштановым пюре. Мы уже принялись за тающую во рту молодую баранину и подумывали о том, чтобы заказать сыр и какие-нибудь фрукты, когда Урсула, глядя куда-то мне за спину, испуганно вскрикнула. Я повернул голову и увидел, как к нашему столику галсами, точно яхта, приближается могучего сложения пьяный джентльмен.
- О Господи, это Реджи, - вымолвила Урсула. - Как он узнал, что они в Венеции?
- Ничего, - подчеркнул я, - главное, что их нет здесь.
- Но они могут появиться с минуты на минуту, - простонала она. - Я договорилась встретиться здесь с ними и с герцогом. Что будем делать? Быстро, милый, придумай что-нибудь.
Как я ни противился, похоже было, что мне не избежать участия в этой нелепой истории. А потому, глотнув для бодрости бренди, я встал, встречая Реджи, который в эту минуту чудом добрался-таки до нашего столика.
- Реджи, милый! - воскликнула Урсула. - Какой приятный сюрприз! Что ты делаешь в Венеции?
- Привет, Урсула, - отозвался Реджи, покачиваясь, с трудом фокусируя взгляд и выговаривая слова. - Я в-в Вен… Венешии, штоб убить одну гряжную крысу… маленькую вшивую гряжную крысу, вот заччем я в Венешии… яшно тебе?
Реджи обладал не только богатырским сложением борца, владеющего всеми мыслимыми приемами, но и широким лицом питекантропа с клочковатой бородой и усами. Лысую макушку обрамляли длинные, до плеч волосы. Далеко не привлекательную внешность дополняли мешковатый грубошерстный костюм оранжевого цвета, красный свитер и сандалии. Тем не менее он явно был способен убить юного Перри, попадись тот ему под руку, и я начал подумывать над тем, как бы выманить его из этого ресторана, пока не появились другие действующие лица.
- Реджи, дорогой, познакомься, это мой друг Джерри Даррелл, - пролепетала Урсула.
- Раджнакомитша, - сказал Реджи, сжимая мою руку в пятерне величиной с добрый окорок.
- Выпьешь с нами? - спросил я и подмигнул Урсуле в ответ на ее предостерегающий взгляд.
- Выпить, - прохрипел Реджи, грузно опираясь руками на стол. - То што надо… выпить… как шледует… большой штакан… сотни штаканов… двойной вишки с содовой.
Я принес стул, он тяжело опустился на сиденье. Подозвав официанта, я заказал виски.
- Ты уверен, что тебе еще нужно пить? - неосмотрительно спросила Урсула. - Мне кажется, с тебя уже хватит, дорогой.
- По-твоему, я пьян? - зловеще осведомился Реджи.
- Нет-нет, - поспешила Урсула исправить свою ошибку. - Просто мне показалось, что не стоит больше пить.
- Я, - Реджи ткнул себя в грудь пальцем толщиной в банан, чтобы мы не сомневались, кого он подразумевает, - я шрезв как тудья.
Официант поставил на стол перед Реджи стакан с виски.
- Выпить, вот што мне надо, - сказал Реджи, поднимая стакан не очень твердой рукой. - Шмерть всем пар… парвшивывым дохлым ариш… ариштократичешким шутенерам.
Осушив стакан одним глотком, он удовлетворенно откинулся на спинку стула.
- Ешшо один, - весело объявил он.
- Как насчет того, чтобы прогуляться до площади Святого Марка и продолжить там? - небрежно предложил я.
- О! Да-да, отличная идея, - подхватила Урсула.
- У меня нет предрашшудков, - важно отозвался Реджи. - Мне вше равно, где пить.
- Отлично, значит - Святой Марк. - И я попросил официанта принести счет.
Однако не успел он выполнить мою просьбу, как нас (выражаясь словами Урсулы) поразил гром среди ясного неба. Она испуганно вскрикнула, я повернул голову и узрел рядом с собой аристократического вида длинного худого джентльмена, смахивающего на серого богомола в элегантном костюме и ботинках, явно шитых на заказ. Его облачение дополнял старый итонский галстук, а из грудного кармана пиджака торчал ирландский льняной платок величиной с кроличий хвостик. Серебристо-серая шляпа венчала голову с серебристо-серым лицом и серебристо-серым моноклем, вставленным в серебристо-серый глаз. Из чего я заключил, что перед нами герцог Толпаддльский.
- Урсула, дитя мое, ради Бога, извини за опоздание, но этот злосчастный катер сломался, - заговорил он, улыбаясь Реджи и мне и излучая отработанное обаяние в полной уверенности, что голубая кровь в венах всегда делает его желанным гостем, как бы он ни опаздывал.
- О, о… э… о, ничего страшного, - пролепетала Урсула.
- А кто эти твои друзья? - милостиво осведомился герцог, готовый обращаться со мной и Реджи как с представителями человеческого рода.
Не без удовольствия я заключил, что герцог и Реджи не знакомы друг с другом. Откинувшись на спинку стула, я улыбнулся Урсуле, которая смотрела на меня отчаянными глазами.
- Представь же нас, дорогая, - сказал я.
Отчаяние в ее глазах сменилось бешенством.
- Ну, - молвила она наконец, - это мой старый друг Джерри Даррелл, а это… это… э… это Реджи Монтроз.
Герцог оцепенел, и милостивое выражение на миг покинуло его лицо. Тут же он приосанился и вставил монокль покрепче в глаз, готовясь блюсти приличия.
- Хто этто? - вопросил Реджи, с трудом фокусируя взгляд на герцоге.
Урсула с мольбой поглядела на меня. Я пожал плечами. Предотвратить было не в моих силах.
- Хто эттот парень? - повторил Реджи, указывая на герцога банановым пальцем.
- Это… э… это… э… герцог Толпаддльский, - пропищала Урсула.
Затуманенное алкоголем серое вещество Реджи не сразу усвоило эту новость, но все же усвоило.
- Толпаззл? Толпаззл? Ты хошь шказать, это отец того маленького убблюдка?
- Вот что, - сказал герцог, неприметно озираясь, как озирается английский джентльмен, питающий ненависть к публичным перепалкам, - вот что, старина, нельзя ли поспокойнее? Не пристало так выражаться перед дамами.