Они понесли такие тяжелые потери, что один современный биолог был вынужден в оправдание людей написать: "Ни один вид крупных млекопитающих не выжил в восточной части Северной Америки без помощи человека". Перефразируя это изречение, чтобы избежать подобного обходного маневра, позволяющего нам уйти от признания последствий наших деяний, выразим его следующим образом: все виды крупных млекопитающих в восточной части Америки были уничтожены современным человеком, за исключением тех, которых он взял под защиту в собственных корыстных интересах. Исключений, как мы убедимся, не так уж много.
Впрочем, причиненное нами опустошение коснулось не только крупных животных. Большие или малые, все они подвергались истреблению, если это приносило нам хоть какую-то прибыль или нам казалось, что они могут помешать удовлетворению нашей неуемной алчности. Мясо, шкуры и мех были первыми наградами в бойне, учиненной большинству животных, о которых пойдет наш рассказ. Сегодня эти устаревающие стимулы уступают место новым побуждениям: кровавая бойня продолжается во имя отдыха и развлечения человечества.
Глава 6
Белый призрак
Мне, начинающему натуралисту, в четырнадцать лет посчастливилось совершить экскурсию к побережью Гудзонова залива в северной части провинции Манитоба. Я отправился туда с братом моего деда Фрэнком Фарли, известным орнитологом. В те годы орнитологи тратили почти все свое время на собирание образцов для коллекций, и дедушка Фрэнк не был исключением: он собрал замечательную коллекцию птичьих яиц, и мне, как его помощнику, предстояло ее пополнить.
Ранним июньским утром он отправил меня на берег залива поискать гнезда ястребов. Их оказалось немного, и они находились далеко друг от друга. Лишь после полудня я набрел на скалу с большим выступом, который мне показался идеальным местом для гнезда хищной птицы. И действительно, в расселине скалы на высоте больше пятнадцати метров над берегом виднелось нехитрое сооружение из прутьев и водорослей, принадлежащее паре мохноногих канюков. Пока эти большие птицы в тревоге кружились над моей головой, я завладел яйцами и, завернув их в вату, уложил в заплечную сумку. Покончив с этим, я огляделся вокруг.
Подо мной, закручивая воронки, бурлила ледяная вода, а с восточной стороны на фоне свинцового моря маячил какой-то предмет ржавокрасного цвета. Воспользовавшись полевым биноклем, я разглядел разбитые обломки выброшенного на берег судна. Тотчас же я позабыл про ястребов и яйца - немногие вещи способны так ярко разжечь мальчишеское воображение, как кораблекрушение. Это была носовая часть небольшого грузового судна прибрежного плавания. Я взобрался наверх по искореженным листам обшивки и очутился на палубе торчащего из воды бака. И сразу понял, что я здесь не один.
Метрах в ста ко мне легким шагом двигались три медведя. Цвет их шкуры напоминал слоновую кость. Глава этого трио казался неправдоподобно огромным, правда, его ведомые были, пожалуй, не крупнее пары спаниелей. Не требовалось быть натуралистом, чтобы сообразить, что передо мной - медведица с двумя медвежатами. Ужас охватил меня! "Всегда держись подальше от медведицы с детенышами" - эту заповедь мне настойчиво вдалбливали в голову трапперы и обитатели лесной глуши, с которыми мне приходилось встречаться. И хотя все они имели в виду сравнительно небольшого черного медведя - обитателя северных лесов, я почувствовал, что их предостережение в полной мере относится и к чудовищному призраку, с плавной легкостью направляющемуся в мою сторону.
Первым моим побуждением было дать деру. Но, сдвинувшись с места, я выдал бы себя, а у меня не было ни малейшего желания состязаться с медведицей в скорости. Легкий бриз дул в мою сторону, и я в душе надеялся, что грозное трио проследует мимо, не заметив, как я распластался от страха на баке погибшего судна.
Звери уже находились метрах в десяти от меня, когда вдруг, без всякой видимой причины, медведица остановилась и поднялась на свои мощные задние ноги, вытянув вперед для равновесия огромные передние лапы с длинными изогнутыми когтями. Наверное, я шевельнулся: медведица подняла голову, и наши взгляды на мгновение встретились. Наморщив черный нос, она громко фыркнула, затем с поразительной для такого громадного зверя гибкостью повернулась и галопом припустилась в обратном направлении; за ней, не отставая ни на шаг, неуклюже подпрыгивали малыши.
Мое отступление было почти столь же стремительным, и, когда я снова предстал перед дядюшкой Фрэнком, яйца в моем рюкзаке превратились в омлет. Он был весьма удручен этим обстоятельством и с большим недоверием выслушал мой рассказ о встрече с медведями. Но когда я уговорил его пойти (прихватив ружье) со мной к останкам потерпевшего крушение судна, отпечатки следов на пляже, каждый величиною с суповую тарелку, убедили его в правдивости моей истории. По его словам, ему не приходилось слышать, чтобы белый медведь с детенышами забирался так далеко на юг. Он даже захотел сообщить об этом случае в какой-нибудь специальный научный журнал.
Для него мое неожиданное столкновение с медведями было всего лишь необычным происшествием, для меня же - первой, навсегда запечатленной в памяти встречей с одним из самых великолепных, наименее изученных и наиболее преследуемых животных на Земле.
Весом до 600 килограммов и длиной до 3,5 метра, белый медведь - один из самых крупных сохранившихся наземных хищников. Он не имеет себе равных в ловкости и силе. Эрнест Сетон-Томпсон описал случай, когда белый медведь поймал в воде тюленя весом в пятьдесят килограммов и прыгнул на край плавучей льдины со своей добычей в зубах, "подобно норке, вытаскивающей на берег форель". Говорят, видели, как однажды белый медведь, убив белуху весом около двух тонн в ее родной стихии, выволок затем тушу за границу прилива.
Животное-долгожитель, белый медведь может прожить до сорокалетнего возраста. Он чувствует себя как дома и на твердой земле, и на плавучих льдах, где передвигается своим плавным шагом со скоростью до пятидесяти километров в час. Белый медведь способен перепрыгнуть через трехметровую трещину и взобраться на почти отвесную скалу или ледяной зубец. В воде он также движется с удивительным изяществом. Слой подкожного жира не только защищает его от холода и помогает держаться на плаву, но и позволяет неделями обходиться без пищи в голодное время; густой водоотталкивающий мех дает ему возможность подолгу находиться в ледяной воде, гибельной для любого другого члена семейства медведей. Огромные ластовидные лапы до тридцати сантиметров в диаметре сообщают его гладкому, обтекаемому туловищу движение в воде со скоростью до шести узлов. Нередко с кораблей, находившихся за 500 километров от ближайшей суши, наблюдали белых медведей, плававших без видимых признаков усталости.
Большинство из нас знакомо с этим существом по избитому клише: фото белого медведя, сидящего с печальным видом в жаркий день в бетонном бассейне городского зоопарка. Это изображение, видимо, должно облегчить самочувствие обливающегося потом человечества, внушая ему уверенность в том, что его страдания - ничто по сравнению с муками животного, привыкшего к царству вечного льда и снега. Поскольку, как гласит надпись под снимком, перед вами - полярный медведь.
Это название - исторически ошибочное употребление термина, вошедшего в обиход лишь в начале XIX века. Ранее это животное было известно как "белый медведь". В 1-м веке н. э. римляне называли его так, чтобы отличить от бурого собрата, обитавшего по всей Евразии. Еще задолго до христианской эры из наиболее ценных приобретений, тешивших гордое тщеславие царей и вождей племен, считались содержавшиеся в неволе белые медведи. Во времена средневековья их держали в своих великолепных дворцах даже христианские епископы. С незапамятных времен белые медведи считались олицетворением сверхчеловеческой мощи во всей умеренной климатической зоне Евразии. В хрониках японской империи 658.года н. э. говорится о том, что в Японии и Маньчжурии при императорских дворах белых медведей почитали как носителей сверхъестественной силы. Владыки рангом поменьше удовлетворялись шкурой, зубами или даже изогнутым когтем. Каждый из этих предметов считался ценным талисманом.
Откуда же попадали в неволю эти белые медведи? Определенно не из арктических регионов, где они обитают ныне, ибо в те далекие времена эти места были Terra incognita. Вполне очевидно, что европейские белые медведи, еще будучи детенышами, отлавливались на норвежском побережье вплоть до Бергена на юге или на берегах Ботнического залива в Балтийском море. Медведи восточного происхождения поставлялись, по-видимому, с Курильских островов, где остаточная первичная популяция просуществовала до 1690-х годов. Меньше повезло медвежьим кланам Норвегии и Балтики. Обе эти популяции были истреблены еще до начала X века. Потом пойманные медведи (или их шкуры) доставлялись сначала из Исландии, а позднее из Гренландии. В 1253 году король Генрих III держал живого белого медведя в лондонском Тауэре и дорожил им как одним из своих ценнейших сокровищ.
В прошлом ареал белого медведя, очевидно, не ограничивался полярными областями Европы и Азии. Он обитал также и в Америке. В самом деле, первые путешественники, направляющиеся к северо-восточному побережью Нового Света, наиболее часто выделяли в своих описаниях именно белого медведя. И не потому, что он был в диковинку. Напротив, исторические данные свидетельствуют: белый медведь принадлежал к числу наиболее часто встречающихся крупных млекопитающих того времени.
В сагах северных викингов, плававших у побережья Лабрадора и Ньюфаундленда около 1000 года н. э., упоминается именно (и только) этот вид медведя. Торфин Карлсефни даже назвал "Белым Медведем" один из островов, расположенных к юго-востоку от Лабрадора.
Все другие документы, относящиеся к плаванию Джона Кабота 1497 года, были утрачены, но до нас дошла все-таки карта того периода, на которой изображена его Prima Terra Vista. На карте надпись: [Здесь] много белых медведей". Еще одно упоминание такого рода содержится в отчете о последующем плавании сына Кабота, Себастьяна. "Он [Себастьян] говорит, что там очень много медведей, которые питаются тресковой рыбой… медведи ныряют в гущу тресковой стаи и… гонят ее к берегу… это полагают причиной того, что такое множество медведей не беспокоит население страны [потому что они имеют так много рыбы для еды]".
Большинство открытий первых португальских мореплавателей тоже известны лишь по древним картам. Например, на так называемой Мюн-хен-Португальской карте к западу от Ньюфаундленда имеется пометка: "Эту землю Гаспар Корте Реал… впервые открыл [в 1501 году] и привез домой лесных обитателей и белых медведей".
Самый ранний отчет о встрече здесь с белыми медведями содержится в описании плавания Жака Картье 1534 года. Один белый медведь был обнаружен на острове Фанк, где он питался, видимо, бескрылыми гагарками. На другой день после этой встречи судно Картье нагнало в открытом море еще одного белого медведя, и его люди убили зверя. Затем, исследуя залив Св. Лаврентия, Картье обнаружил медведей на острове Брион изолированного архипелага Магдален. Медведи, по всей вероятности, были белые, питались тюленями, моржами и морскими птицами, в изобилии водившимися тогда на островах Магдален.
Спустя два года после первого плавания Картье английское экспедиционное судно капитана Хора потерпело крушение в одном из фиордов южного побережья Ньюфаундленда. Ричард Хэклют, беседовавший с несколькими членами экипажа, пережившими кораблекрушение, рассказывает нам, что они видели "множество медведей, как черных, так и белых, из коих они несколько убили и употребили в пищу их мясо, оказавшееся совсем не плохой пищей". Примечательно, что это было первым упоминанием в ранних анналах о черных медведях, которые, будучи лесными обитателями, лишь случайно встречались на берегу. В то же время люди Хора проникли, по-видимому, довольно далеко в глубь страны по фиорду, который, возможно, был тем самым местом, что ныне зовется заливом Белого Медведя.
И это название не единственное. На карте Ньюфаундленда до настоящего времени не меньше двадцати заливов, озер, рек, бухт и островов значатся под названием "Белого Медведя". Вместе с еще большим количеством подобных географических названий на Лабрадоре они свидетельствуют о былом изобилии великолепного зверя в этом регионе.
Существование белых медведей на северном берегу залива Св. Лаврентия в прошлом подтверждается описанием злоключений Маргериты де ля Рош. Эта знатная юная француженка сопровождала своего родственника де ля Рок де Роберваля в 1542 году на судне, следовавшем в Квебек, чтобы основать там поселение. Однако "аморальное" поведение Маргериты и ее любовника в течение длительного перехода через Атлантику разгневало Роберваля, и он высадил преступную пару вместе со служанкой на острове Демонов - одном из островов Мекатина. Два года спустя Маргериту нашли там французские рыбаки, узнавшие, что ее любовник, служанка и рожденный ею на острове ребенок умерли. В дошедшем до нас описании упоминаются "белые, как яичная скорлупа, медведи", доставлявшие им немало хлопот.
Остров Демонов не был западной границей ареала белого медведя, встречавшегося по крайней мере до устья реки Св. Лаврентия. Интересно, что уже в 1930-х годах в прессе промелькнуло сообщение: вблизи озера Св. Жанны в верховьях реки Сагеней застрелена старая самка белого медведя.
О том, как далеко на юг расселялись белые медведи, можно судить по сообщению "о медведях, как черных, так и белых", Дэвида Ингрема, хотя сам он, по-видимому, никогда не бывал севернее Новой Шотландии. Даже на заре колониальных времен белые медведи обитали, видимо, южнее залива Делавэр, а уже в XVIII веке один медведь был застрелен в заливе Мэн.
Андре Тевет в своем описании залива Св. Лаврентия, датированном приблизительно 1575 годом, сообщает, что много белых медведей "совершало набеги на хижины [коренных] жителей и те были вынуждены рыть ямы, которые они покрывали ветками и листьями", вероятно пытаясь спрятать и сберечь свои съестные припасы.
Не одни коренные жители страдали от набегов белых медведей. В середине XVI века они здорово досаждали баскским китобоям, промышлявшим в Гудзоновом заливе: звери бродили в поисках добычи вокруг мест переработки китового жира, бесцеремонно хватая китовое мясо и ворвань, считая, видимо, что эти продукты принадлежат им по праву. Но, как сообщал Антони Паркхерст из Ньюфаундленда в 1574–1578 годах, избыток белых медведей имел и свои преимущества. Их было, писал он, "так много вокруг… что вы могли убивать их столько, сколько хотели, и мясо их по вкусу напоминало телячье". Однако, продолжал он, "такие же нахальные, [как местные лисицы], медведи среди бела дня без стеснения тащили у вас из-под носа вашу рыбу, хотя, как мне кажется, они не причиняли никому вреда, если только их не вынуждали к этому". Что Паркхерст имел в виду именно белых медведей, очевидно не только из его описания их поведения, а также из показаний Стефана Пармениу-са после кратковременного путешествия его в восточную часть Ньюфаундленда в 1583 году, который писал: "Медведи также появляются у рыбацких стойбищ, где их иногда убивают. Они кажутся мне белыми, судя по цвету их шкур".
Смелость белых медведей всегда была отличительной и, как считали европейцы, наиболее опасной чертой их поведения. Однако в основе их самонадеянной дерзости лежит, по-видимому, не столько грубая сила, сколько спокойная уверенность, что у них нет врагов и что они могут бродить там, где им заблагорассудится. Подобная уверенность казалась вполне оправданной в те дни, когда их контакты с людьми ограничивались местными жителями. Хотя первобытные люди могли убивать и убивали белых медведей, они все же старались избегать стычек с ними, исходя отчасти из убеждения, что осторожность - храбрости не помеха, и отчасти из чувства восхищения этими животными, которое было сродни благоговейному почитанию.
Со своей стороны медведи отвечали людям таким отношением, которое можно выразить формулой: живи и давай жить другим. Отсутствие агрессивности у белых медведей весьма удивляло первых исследователей, хотя, как правило, они не отвечали им взаимностью.
В ранних цивилизациях иудейско-христианского вероисповедания укоренилось, как само собой разумеющееся, представление о всех крупных плотоядных животных как о врожденно свирепых и жестоких хищниках, которых следует считать вредными тварями и уничтожать, где придется. Не был исключением и белый медведь. Еще в XVI веке он приобрел недобрую репутацию людоеда, предпочитающего черепам тюленей человечьи черепа. Подобных небылиц было предостаточно, хотя на самом деле достоверными доказательствами подтверждается лишь несколько случаев неспровоцированных нападений белых медведей на человека, причем в ряде случаев сама достоверность этих доказательств сомнительна.
Если медведи мирно сосуществовали с аборигенами, то этого не скажешь о их взаимоотношениях с прибывающими на судах контрабандистами. Насытившись по горло (вполне буквально) рыбой, и соленой, и свежей, европейские рыбаки, промышлявшие летом у берегов Нового Света, страстно жаждали отведать мяса, и наиболее доступным источником его был белый, или, как они его еще называли, "водяной", медведь. Встречавшийся в изобилии на побережье от Новой Шотландии до Лабрадора, где промышляли рыбу, он привлекал внимание людей не только цветом своей шкуры, но и тем, что совсем их не боялся и при появлении человека не прятался и не пускался в бегство. Наоборот, медведь будто нарочно выискивал береговые рыбацкие поселения, которые его чуткий нос улавливал за несколько километров. Там он бесцеремонно угощался рыбой из сушилок, чем приводил в ярость их владельцев. Все эти причины, а также интерес, проявляемый европейцами к косматой медвежьей шкуре, сразу же сделали его мишенью для уничтожения.