В связи с продолжающимся сокращением рыбных косяков следует ожидать усиления "вендетты" против бакланов и других питающихся рыбой животных, которая ведется при молчаливом попустительстве некоторых чиновников, ведающих вопросами охоты и рыболовства и все еще придерживающихся дискредитировавшего себя мнения о том, что бакланы представляют реальную угрозу рыболовству.
Четыре вида изумительно красивых черноголовых крачек прежде селились многочисленными колониями, на островах, пляжах и песчаных косах как пресноводных, так и морских бассейнов по всему побережью Атлантики. Они, видимо, не подверглись преднамеренным нападениям людей до середины XIX столетия, - когда их колонии были опустошены охотниками - поставщиками пера для изготовителей дамских шляп. В то время женские шляпки украшали крыльями, хвостами, а то и целыми птичьими шкурками; растущий спрос на них породил такую интенсивную бойню, что крачки всех видов стали попадаться сравнительно редко. Кроме того, немалую роль в продолжающемся сокращении их численности играют и такие факторы, как вытеснение с гнездовий людьми, разрушение берегов, ранее служивших им местами размножения, а также отравление ядовитыми химикалиями. Все четыре вида крачек находятся в опасности, причем розовая и каспийская - на грани полного исчезновения, а некогда многочисленные полярная и обыкновенная крачки переживают самое серьезное падение численности.
Что касается чаек, то они, по-видимому, остались в выигрыше от человеческой активности, за исключением черноголовой смеющейся чайки, которая раньше водилась на всем побережье Атлантики к югу от залива Св. Лаврентия, а теперь также считается редкостью. В то же время серебристая, делавэрская и большая морская чайки, а также моевки переживают удивительный расцвет после периода векового упадка, когда они и их яйца в огромных количествах шли в пищу людям. Как ни парадоксально, они в немалой степени обязаны своим благополучием массовому опустошению, которое причинил морским организмам современный рыбный промысел, снабжающий чаек уймой требухи и падали, не говоря уже об огромном количестве съедобных кухонных отбросов, выбрасываемых в море нашим обществом.
Чистики, кайры и тупики образуют семейство Alcidae, члены которого - par excellence морские животные - основную часть своей жизни проводят на воде и под водой и гораздо меньше времени - в воздухе или на суше. Большинство предпочитает размножаться в гнездовых колониях, многие из них также склонны образовывать в море огромные скопления. Именно это семейство больше всех других морских птиц пострадало, и продолжает страдать, от рук человеческих.
Гагарка, внешне очень, похожая на бескрылую гагарку, отличается от последней лишь втрое меньшей величиной. И хотя ей удалось пока избежать несчастной участи ее кузины в основном благодаря своей способности летать, тем не менее она сейчас представляет одного из двух самых малочисленных членов своего семейства; эту печальную участь она делит с атлантическим (обыкновенным) чистиком.
Гагарка ранее встречалась примерно до Кейп-Кода на юге, образуя обычно смешанные колонии с родственной кайрой, но теперь ее ареал ограничен Атлантическим побережьем Канады и западным берегом Гренландии. На пятидесяти семи гнездовьях, существующих сейчас в Канаде, обитают всего 15 000 пар гагарок - жалкие остатки вида, который до первого нашествия европейцев насчитывал, вероятно, в сотню раз больше особей.
Два вида кайр, взятые вместе - тонкоклювая (длинноклювая) и толстоклювая,- представляли, вероятно, самые многочисленные виды морских птиц в североамериканских водах до первого появления там европейцев. Толстоклювые кайры встречались в районе от северных берегов залива Св. Лаврентия и восточного побережья Ньюфаундленда до, моря Баффина. До недавнего времени они чувствовали себя в безопасности от людей в своей арктической зоне обитания, и их популяция при снижении общей численности все еще насчитывает более трех миллионов особей. Для сравнения напомним, что численность взрослых толстоклювых кайр, населяющих десять сохранившихся колоний на восточном побережье Атлантики, составляет в общей сложности не более 2500 пар.
По данным Неттлшипа, толстоклювая кайра понесла "наибольший численный урон во всей Северной Атлантике за последние тридцать-сорок лет (вероятное 30–40 %-ное сокращение численности в восточной арктической зоне Канады)". Главные причины этого будут рассмотрены несколько ниже, однако сами цифры свидетельствуют о том, что даже таким хорошо изолированным от прожорливых людей животным, как толстоклювые кайры, не гарантировано будущее существование в разрушаемом нами мире.
Недавно стало известно, что каждую зиму охотники на моторных катерах убивают из современных дробовиков в водах Ньюфаундленда и Лабрадора до 400 000 кайр (в большинстве - перелетных толстоклювых кайр). Кроме того, по имеющимся данным, не менее 200 000 кайр уничтожается жителями Гренландии. А это означает, что теперь птиц этого вида убивают больше, чем когда-либо убивали в прошлом.
Тонкоклювая кайра раньше обитала почти в тех же местах, что и гагарка. По берегам заливов Мэн и Св. Лаврентия, а также по побережью приморских провинций Канады можно было насчитать до 200 ее гнездовых колоний. А сейчас в районе, ограниченном северной частью залива Св. Лаврентия, Ньюфаундлендом и южным Лабрадором, осталось всего 26 гнездовий да еще одна крохотная колония численностью в 50 пар - в заливе Фанди.
Похожий на гнома тупик, чья смешная фигурка долгое время удостаивалась внимания карикатуристов и сказочников, сегодня оказался в опасном положении. В Западной Атлантике его гнездовья встречаются ныне только в районах от центральной части Лабрадора до северной части залива Мэн; редкие небольшие колонии попадаются также на западном побережье Гренландии. Почти 70 % всех сохранившихся популяций, насчитывающих вместе около 700 000 взрослых особей, сосредоточены на трех островах в заливе Уитлесс в юго-восточной части Ньюфаундленда. Теперь там создан орнитологический заказник, где отстаивают свои последние рубежи оставшиеся в живых морские птицы - последние представители когда-то многомиллионного вида (тупика).
Как и малые качурки, тупики - типичные колониальные птицы, обычно гнездящиеся в норах, обеспечивающих хоть какое-то укрытие - сначала от диких хищников, а затем от охотников за яйцами и наживкой; впрочем, последние наносили им более ощутимый урон. Если бы только этим ограничивались их беды от рук человека, они, наверное, сумели бы продержаться. Однако, как и в случае с малой качуркой, большинство колоний тупиков были уничтожены завезенными людьми чужеземными животными. Одичавшие кошки и собаки раскапывали птичьи норы, а овцы, козы и крупный рогатый скот затаптывали их. Свиньи, выпускаемые на птичьи острова, чтобы выискивать гнезда и нагуливать жир, пожирали как молодняк, так и взрослых птиц.
Был среди них и другой мародер, завезенный в Северную Америку европейцами. В начале лета 1959 года я посетил обрывистый островок под названием Колумбьер, почти отвесно поднимающийся из моря неподалеку от острова Сен-Пьер. Крутые ноздреватые склоны и плоская середина островки были сплошь изрыты норами тупиков, и было трудно идти, не наступая на них. Воздух был полон птицами: одни стремительно вылетали из-под ног с потревоженных гнезд, другие прилетали с моря, чтобы выразить протест против моего вторжения. А внизу на воде стая за стаей сменяли друг друга в ожидании моего ухода с острова. Какой бы приблизительный ни была моя оценка количества птиц на острове, я уверен, что их было не меньше десяти тысяч.
Зимой того же года к острову пристала старая, кишевшая крысами ньюфаундлендская шхуна. Команда села в шлюпки и направилась на остров Сен-Пьер, а крысы тем временем высадились на Колумбьере. Посетивший этот остров в 1964 году орнитолог нашел там всего несколько дюжин тупиков, пытавшихся вывести своих птенцов. Остальных прогнали или сожрали крысы, которых там развелось превеликое множество.
Хотя уничтожение морских птиц первыми европейцами осуществлялось в умопомрачительных масштабах, оно не идет ни в какое сравнение (разве что оно было более явным) с тем разорением, которое выпало на их долю в наше время.
Катастрофический урон популяции морских птиц принесло применение в рыбном промысле жаберных сетей из моноволокнистых синтетических материалов. Такие сети практически невидимы в воде, и пикирующие сверху птицы, не замечая их, запутываются в ячеях и тонут.
Со времени внедрения в 1960-х годах плавных сетей в промысел лосося у западных берегов Гренландии ежегодно гибнут в среднем около 250 000 кайр, причем был год, когда их погибло в сетях от 500 000 до 750 000. Профессиональные рыбаки Ньюфаундленда были вынуждены убрать эти сети из прибрежных вод по соседству с колониями морских птиц, поскольку выборка из них мертвых птиц занимала слишком много времени. Впрочем, некоторая часть "неполностью" занятых на промысле рыбаков, наоборот, умышленно устанавливают сети вблизи колоний, "добывая" птицу вместо трески. Список жертв включает все виды водоплавающих морских птиц, но особенно большие потери понесли тупики и кайры. И кажется, нет конца этому бессмысленному истреблению. Чиновники из Министерства рыболовства, с которыми я консультировался по этому поводу, говорят, что "с этим ничего не поделаешь".
Бессчетное число морских птиц гибнут от разливов нефти и нефтяных пятен. Когда зимой 1978 года у юго-западного побережья Ньюфаундленда разбился танкер "Курдистан", большое количество его груза - жидкого топлива - вылилось в море и несколько месяцев плавало на поверхности моря по воле ветра и течений. Из того, что я видел собственными глазами и слышал от наблюдателей, обследовавших берега Кейп-Бретона и Южного Ньюфаундленда, я прихожу к выводу, что в результате загрязнения моря нефтью после одного этого кораблекрушения погибло от 150 000 до 300 000 морских птиц, включая уток. Морские страховые общества считают неизбежной в водах Северо-Западной Атлантики по крайней мере одну подобную катастрофу каждые четыре-пять лет и разливы поменьше - каждое полугодие. Но даже небольшое загрязнение способно погубить 100 000 особей морских птиц.
Если планируемый объем танкерных перевозок нефти в Арктике станет реальностью, то над оставшимися крупными колониями морских птиц Северо-Западной Атлантики нависнет смертельная опасность. Согласно подсчетам экологов, одна большая утечка нефти у загроможденного плавучими льдами прохода в пролив Ланкастер могла бы уничтожить, и, по всей вероятности, уничтожила бы, самую крупную обособленную гнездовую колонию морских птиц, пока еще существующую в Северной Америке. Кстати, те, кто имеет отношение к таким перевозкам, признают, что статистика кораблекрушений говорит о неизбежности подобных катастроф.
Однако это еще не все.
В последние несколько десятилетий воды океана - особенно в узких проливах - все более интенсивно загрязняются ядовитыми химикалиями, в том числе пестицидами. Многие специалисты убеждены, что главной причиной быстрого уменьшения численности популяций рыбоядных морских птиц в заливе Св. Лаврентия (служащем речным стоком для всех бассейнов Великих озер) является увеличение концентрации ядовитых химикалиев в тканях, в частности органов размножения, которая делает птиц (или их яйца, если они вообще сумеют их отложить) бесплодными. Неопровержимые доказательства такого рода ущерба были представлены в результате исследований в 1960-х годах действия ДДТ, однако подобные свидетельства обычно игнорируются. Причина достаточно очевидна: если публично признать, что рыба отравлена и в свою очередь отравляет ее потребителей - птиц или людей, - то кто из нас будет ее покупать?
И это еще не все.
Как показали обследования крутых, выступающих в море мысов, пляжей, рифов, островов и островков вдоль побережья от центральной части Лабрадора на севере до Флориды на юге, в настоящее время на каждые сто пригодных для заселения птицами мест приходится около трех колоний, включая реликтовые. Число колоний продолжает уменьшаться по мере того, как люди вытесняют птиц с мест обитания или делают их непригодными для гнездования, например размещая на них чисто "человеческие" военные объекты или превращая их в полигоны для учебных стрельб ВМС и ВВС.
Наконец, мы подошли к самой страшной опасности из всех - голодной смерти.
В конце 1960-х годов в одной из самых больших сохранившихся в мире колоний тупика на острове Рёст у северо-западного побережья Норвегии стали явственно ощущаться признаки этого ужасного явления: хотя каждую весну там вылуплялось по полмиллиона птенцов, с каждым годом все меньше и меньше их доживало до подъема на крыло. Загадочная смертность продолжала расти, пока к 1977 году, согласно оценке, стал выживать лишь один птенец из тысячи. Тогда за изучение этой проблемы взялись норвежские орнитологи, которые и раскрыли тайную причину этого явления. Разгадка оказалась удручающе простой: чрезмерный лов сельди и других мелких промысловых рыб в Северо-Восточной Атлантике вызвал резкое сокращение их популяций, и все питающиеся ими животные, включая более крупных рыб и таких морских птиц, как тупики, погибали от голода. В 1980 году почти весь приплод тупиков на острове Рёст погиб голодной смертью. Согласно отчету, написанному в то время, "их место заняли миллионы жуков-могилыциков. Колонии были усеяны десятками тысяч высохших как мумии птенцов тупиков… желудки мертвых птиц забиты гравием и землей - свидетельство острого голодания". Трагедия повторилась летом 1981 года, когда большинство вылупившихся весной птенцы так и не поднялись на крыло и остались на острове, чтобы сгнить или превратиться в высохшие мумии.
Трагедия острова Рёст повторяется в Северо-Западной Атлантике в результате истребления мойвы коммерческим рыбным промыслом. К 1979 году стаи мойвы в открытом море, которые прежде были "хлебом насущным" для бесчисленных других морских животных, обитающих неподалеку от Североамериканского континента, потеряли всякое промысловое значение в результате перелова. Тот же процесс опустошения коснулся и прибрежных стай мойвы, с исчезновением которой голод подкрался к колониям морских птиц, особенно семейства чистиковых. Жестокое испытание голодом постигло последнюю колонию тупиков в Северной Америке - в заливе Уитлесс. В 1981 году менее 45 % вылупившихся птенцов оперились, но и они были настолько истощены, что вряд ли вынесли бы жестокие холода своей первой зимовки на море. Эта массовая гибель от голода, вероятно, берет свое начало в 1978 году, хотя тогда на островах не было тому свидетелей. Нет никакого сомнения в том, что если человек радикально не сократит лов мойвы, то тупики, гагарки, кайры и другие виды морских птиц приблизятся еще на один шаг к полному вымиранию. Многие виды морских животных, менее приметных человеческому глазу, в том числе по крайней мере десятка два видов рыб, понесут также серьезные и трудновосполнимые потери.
К сожалению, людей, занимающих руководящие посты в промышленности и правительственных органах, кажется, вполне устраивает исчезновение морских птиц. Они рассуждают просто: если и когда мойва сумеет оправиться от страшного опустошения 1970-х и 1980-х годов, то к тому времени очень мало морских птиц останется в живых. Следовательно, опять будет больше мойвы для увеличения прибылей рыболовных корпораций.
В течение последних десятилетий Канадская служба охраны диких животных и Министерство рыболовства и морской среды вели междоусобную войну за судьбу всех тех животных, которые могут считаться в каком-то смысле конкурентами человека в дележе "морского урожая".
Это - битва Давида с Голиафом, только в нашем случае Давид не располагает ни смертоносной пращей, ни поддержкой бога коммерции нашего времени. Канадская служба охраны диких животных делает все, что может, а Министерство рыболовства уничтожает сделанное. Если оно возьмет верх, то некогда многочисленные популяции морских колониальных птиа северо-восточного побережья имеют очень мало шансов уцелеть.
Глава 3
Быстрокрылые
Индейцы племени наскопитов из Унгавы звали их "быстрокрылыми" в знак признания их высочайшего летного мастерства. Прочие местные жители величали эту птицу по-разному, но ни одно название не подходило ей лучше того, которым нарекли ее коренные жители Патагонии. Они именовали ее словом, переводимым лучше всего как "чудо-облако": прилетавшие осенью стаи огромным облаком затемняли патагонские небеса.
На диаметрально противоположном краю Земли она была также известна инуитам арктической тундры, граничащей с Северным Ледовитым океаном от залива Батерст-Инлета на востоке до пролива Коцебу на западе Аляски. Они звали ее "пи-пи-пьюк", имитируя ее нежный резонирующий посвист, который служил им верным предвестником весны. Сравнительно недавно, в 1966 году, один старый инук с побережья залива Франклин рассказывал мне, на что это было похоже, когда "пи-пи-пьюк" возвращалась из далекого неведомого края, предъявлявшего на нее свои права в течение долгих зимних месяцев.
"Они нагрянули внезапно, навалившись на нас, как густой снегопад. Когда был жив мой отец, говорили, что в тундре их было так много, что они тучами, как комары, поднимались впереди идущего человека. Их гнезда и яйца были в каждом пучке травы.
В конце лунного месяца появлялся выводок, и, казалось, сам мох оживал от множества суетящихся птенцов. Как же их было много! Но я был еще ребенком, а их уже осталось совсем мало. А однажды весной они вообще не прилетели".
Старик объяснил мне, что это случилось в том же году, когда люди его племени впервые услышали о непонятной бойне, в которую мы, белые, сами себя втянули, - первой мировой войне. "Пи-пи-пьюк" не вернулась и в последующие годы, и инуиты подумали, уж не мы ли уничтожили ее в одной из необъяснимых вспышек кровавой бойни.
"Не нужно далеко искать причину уничтожения эскимосского кроншнепа. На Дальнем Севере его гнездовья остались непотревоженными, и я не могу поверить, что во время: миграции над морем его постигло какое-то большое несчастье, которое могло бы послужить причиной его гибели… несколько других видов птиц благополучно совершали подобные длительные перелеты над океаном.
Нет признаков и болезни или нехватки корма. Нет, тут существует только одна причина, это - бойня, учиненная людьми в конце лета и осенью на Лабрадоре и в Новой Англии, зимой - в Южной Америке, и наихудшая из всех - весной от Техаса до Канады".
Так писал в 1920-х годах патриарх американских орнитологов, д-р Артур Бент. Чтобы высказать подобное суждение, ему, вероятно, потребовалось определенное мужество, ибо сам добрый доктор в свое время застрелил десятки тысяч птиц, включая эскимосских кроншнепов, как на охоте, так и во имя науки.