Люд здесь, в горах, какой-то пришибленный. Это, кстати, иной народ, чем афганцы, живущие вдоль больших главных дорог и на равнинах. Тут проживают представители нацменьшинства - хазарейцы, люди монголоидной расы. Долгое время они не были подчинены центральному правительству Афганистана, жили особо, прячась в горах от пробегающих мимо иноземных войск. Ислам они приняли исторически недавно, лет двести назад (но это примерно, желающие уточнить историю хазарейцев пускай сами покопаются в книгах). Многие из них - мусульмане-шииты, а не сунниты, как их соседи. Женщины там не закрытые, в чадрах не ходят. В гости не зовут, опасаются чужаков. Живут в домах-крепостях и в настоящих крепостях, не вдоль дороги, а по другую сторону реки, и ведут туда узкие шаткие мостики. Захватить их очень трудно, советские войска в войну особо тут не разгуливали.
Шёл я ещё часа два, и вот сгустился уже вечер, как вдруг догоняет меня КАМАЗ, едущий в одну из соседних деревень, гружёный мешками с того самого месторождения. Вероятно, уголь. Забрался в кузов, поехали! По дороге подсел другой стопщик - молодой солдат, поздоровались.
Вскоре после захода солнца въехали в большое село, где было даже электричество от мини-ГЭС на ручье. Я зашёл в харчевню, надеясь пропитаться и переночевать там. Со мной зашёл и солдат. Но не успел я заказать никаких блюд (а та харчевня была пуста, мы с солдатом были единственными посетителями, плюс ещё три человека местных тусовались там - местное начальство, наверное, и использовали чайхану как клуб посиделок) - не успел я ничего заказать, как солдат прицепился ко мне, потребовал паспорт, а также чтобы я открывал рюкзак и доставал загадочные "талаши".
- А ты-то сам кто? - возмутился я по-русски. - Что теперь, у меня каждый будет в рюкзаке ковыряться? Сам свой паспорт покажи!
Солдат делал вид, что не понимает. Тогда я показал ему большой цветной плакат на стене столовой, призывающий всех паспортизироваться: "Без бумажки ты букашка, а с бумажкой человек. Получи афганский паспорт и счастливым будь вовек!" Примерно так, но в картинках.
Солдат затрясся от гнева, но всё же пошёл злобно на улицу, где у него в узелке хранился "паспорт" или скорее военный билет - крошечная чёрно-белая карточка размером чуть больше визитки, ламинированная, с крошечной фотографией, трудно поверить - фото размером полсантиметра, с одну тетрадную клеточку! Я осмотрел документ, признал его подлинность (хотя на такой фотографии даже мужика с бородой от тётки в чадре не отличить), и вернул нервному владельцу, который весь (вместе со своим автоматом) дрожал от нетерпения поковыряться в моём рюкзаке. В обыске приняли участие обитатели харчевни, они сказали, что они тоже полиция.
Разумеется, никакие талаши в рюкзаке у меня не были найдены: лишь кружка да кипятильник, спальник да коврик, книжки да шмотки, да половина недоеденного хлеба из водительских даров, да ещё фотоплёнки с фотоаппаратом. Стал всё собирать обратно.
- Дай мне бакшиш! - неожиданно предложил солдат.
Я ударил его по лицу. Он сперва растерялся, но ударил меня тоже. Я начал словесную перебранку, понимая, что в случае серьёзного разбирательства у него преимущество - автомат. В этот день я был злой, потому что четыре раза подряд мне встретились дураки: сперва пешеход, что сдал меня ментам, потом сами менты-талашеискатели, затем водитель, мечтающий получить сто долларов, и вот мент-попрошайка. В итоге, ночевать в этой харчевне я не стал: обозвал солдата "девона" ("дурак", единственное известное мне ругательное слово) и ушёл в ночь.
Конечно, не стоило мне нервничать и обижать солдата, тем более что это дело опасное. Был бы солдат умным и бородатым, как все "правильные" афганцы, он бы не попросил бакшиш, а сам бы угостил меня в харчевне (хотя тоже может быть обыскал бы). А не был бы я уставшим и голодным, вообще проблем не было бы и я спокойно обыскался бы и тоже солдата бы бить не стал. Но вот, к сожалению, стечение обстоятельств привело к конфликту, и таким образом я не только испортил себе и солдату настроение, но и остался без ужина.
Поскольку было уже темно, а других столовых, мечетей и прочих общественных заведений в деревне я уже найти не мог, решил заночевать на поле в стогу. Отошёл метров на триста от несчастливой харчевни, доел свой заветный хлеб с водою и завалился спать. Ночью меня никто не беспокоил, талаши не искал.
Кстати, я так и не уточнил, что же такое "талаши". Если это оружие, то какое маленькое оружие влезет в отсек для батареек у карманного фонарика? Если же это наркотики, то какой же дурак иностранец потащит пешком из одной провинции Афганистана в другую наркотики в фонарике, в то время как гораздо проще провезти их оптом, в мешке с углём, на КАМАЗе, осле или верблюде, которые, разумеется, никто досматривать не станет. Да и дорого выйдет афганцам нанимать в наркокурьеры иностранца. Свои перевезут оптом, быстрее, надёжнее и дешевле. Хотя за два путешествия по стране, в 2002 и 2005 годах, я так и не встречал хвалёных маковых посевов, и ни один афганец не предлагал мне приобрести по дешёвке хоть горсточку наркотиков, о которых так много пишут журналисты.
27 августа, суббота. Дырки из-под Будд
Утром я довольно быстро дошёл до развилки дорог; здесь к моей глуховатой дорожке примыкала другая, более оживлённая трасса Чарикар-Бамиан (тоже, конечно, грунтовая, но шириной в две машины, а не в одну). Прохладным утром я прибыл в Бамиан.
Городок этот, в долине реки Бамиан, небольшой, тихий и уютный. Расположен на высоте 2000 метров над уровнем моря, поэтому здесь не так жарко, как в Мазари-Шарифе или в Кандагаре. Город выстроился вдоль речки одной основной улицей. Двухэтажные глиняные и цементные домики на этой улице представляют собою гостиницы, харчевни, магазины и лавки ремесленников, все обвешанные предвыборными плакатами. Во многих магазинах стоят банки знакомой всем нам сгущёнки с синими этикетками, я купил одну - ба! Производство Украины! Полтавская область! Надо же, тащить сгущёнку, на каком-нибудь КАМАЗе через пять стран, 5000 километров, да и наконец по таким дорогам! Цена была двойная, а содержимое (как потом я обнаружил) склеилось комками и слегка горчило. Афганское солнышко поджарило украинскую сгущёнку. А вот другого украинского продукта - сала - тут, конечно, не было.
Из чудес техники - в Бамиане работает афганская сотовая связь, попадаются люди с мобильниками! А также неплохое, уютное и дешёвое, Интернет-кафе, в котором я встретил иностранцев: парня и девушку.
- Я из России, а вы откуда? - спросил я их.
- Из Кореи.
- Из Южной или из Северной?
Они засмеялись:
- Из Южной, конечно. А как вы добрались до Бамиана? Сколько с вас содрали афганцы за аренду машины?
Я объяснил, что машину не арендовал и достиг Бамиана своим ходом и автостопом. Интуристы чрезвычайно удивились.
Лавки выходят своими "парадными витринами" и портретами кандидатов на базарную улицу. А задняя сторона этих лавок весьма грязна и выходит к реке. Здесь мясники потрошат мясо, рыболовы возятся с рыбой, а работники харчевен выливают помои, так что вонь там изрядная. Любопытно, что параллельно в этой реке стирают бельё, плещутся холодоустойчивые дети.
За рекой (через неё есть мост) находятся поля, а за ними - высокий склон горы, возвышающейся метров на двести над полями, рекой и городом. В этом склоне, довольно мягком, с древних времён были вырыты сотни дырок-пещер. Если вы были в Сирии, в деревне Маалюля есть такие же есть дырки - кельи монахов, что жили там в древности. Эти дырки в Бамиане тоже были кельями монахов (буддийских), и они же вырыли три самые большие ниши, в которых когда-то были статуи Будд, которые после их демонтажа стали так известны. Сейчас на деньги американцев статуи стараются восстановить, и к одной из дырок даже подогнали кран, но непонятно как и из чего будут восстанавливать. Реставраторы - главная беда всех древних сооружений. Вероятно, новых Будд отольют из цемента, ибо других методов реставрации азиатские археологи не знают. Противно бывает видеть "древние" крепости и замки, обновлённые цементом и бетоном, или же Золотые Ворота в Киеве - тоже бетонные, сооружённые в 1983 году в честь 1500-летия города. Уж лучше настоящие полуразрушенные временем стены и замки, чем кирпичный, цементный, бетонный, пластмассовый разукрашенный новодел.
Итак, в дырку с краном я лазить не стал. Изучил несколько пещер-келий. Они и в нынешнее время используются, но не как жильё, а как склады или загоны для скота. Некоторые кельи заперты на замочек. Была закрыта и дверца в келью, откуда можно было подняться во вторую дырку от Будды.
Третья дырка для Будды была самая большая (50 метров) - в неё может поместиться современный 16-этажный дом. Не ленились древние строители. Но выдолбить такую статую не очень сложно: гора мягкая. Если бы у меня было 100 лет времени и 100 человек рабочих, тоже мог бы организовать и выдолбить что-то подобное.
Самая большая дырка из-под Будды была обнесена забором. Пока я думал, что там за забором, из-за него выскочил полицейский с наручниками и молодым переводчиком. Этот парень, нарядившись в европейский сэконд-хэнд, кричал:
- Тикет! Тикет! 170 афгани! - покупайте билет, иначе вас арестуют!
Мент уже догнал меня и щёлкал наручниками, а я пустился от него наутёк по полям, утверждая, что никакие дырки и будды меня не интересуют. Смешнейшее дело! Ведь 2000 лет, пока будды были более-менее целы, никто "тикетов" к ним не продавал, а теперь, когда афганцы разрушили этих будд и об этом разнеслась молва по всему миру, - осмотр дырок из-под них стал платен! Убегая от мента и переводчика, я чувствовал себя правым ещё и потому, что ни в одну дырку от Будды я так и не залез, да и вывесок никаких не было, что дырки платные. Утомившись от бегания за мной, преследователи отстали, а я оказался в старом городе, с узкими улочками, развалинами крепости, старыми глиняными домишками и любопытными детьми.
Так я осмотрел город Бамиан, купил там яблок (отличные и недорогие яблоки растут в Бамианской долине) и пошёл по этой долине на восток, по дороге на Чарикар. Впрочем, пока не стопил, а просто шёл и фотографировал. Крестьяне на полях обмолачивали свою пшеницу при помощи древнейших технологий: пара волов, к которым были прицеплены деревянные санки, ходили кругами по стопке колосьев; зерно вываливалось из колосьев и его отделяли путём провеивания: поднимали вилами колосья, стебельки сдувало ветром, а зёрна сыпались вниз. Вилы были сделаны полностью из дерева. Потом ещё раз всё пропускали через сито, и отделяли зерно от шелухи. Я тоже подходил и участвовал в обмолоте зерна. Крестьяне дивились на меня, но в гости не звали.
Вдоль всей долины было много глиняных крепостей неизвестного века, причём внутри до сих пор жили люди. В одном месте на дороге стоял почти новый, но, конечно, сломанный танк. Я вдоволь пофотографировался на нём, с рюкзаком и без, и даже нацепив на дуло свою майку, которую мне подарили люди из журнала "Экспедиция" (быстро загнувшегося). На спине майки было написано: "Экспедиция. Раненых не бросаем, пленных не берём". На танке смотрелось прикольно.
Несколько раз меня встречали, пешком и на велосипедах, англоговорящие. За этот вечер их было четверо. Но тут я обнаружил полную бесполезность "сопровожатых" и англоговорящих. Они начинают с вопроса: "Hallo, how are you?" (Привет, как дела?) "Where are you from?" (Откуда?) Потом начинают спрашивать, где мой офис. Во многих областях Афганистана укоренилось мнение, что иностранец - это существо, обитающее в офисе, совершающее оттуда небольшие вылазки, в ходе которых всем встречным выдаётся по сто долларов (магическая сумма, не больше, ни меньше). Почти каждый англоговорящий афганец, встретив иностранца, мечтает с ним подружиться только для того, чтобы узнать, где у него офис, и найти там себе работу переводчиком, уборщиком, или ещё кем и получать вожделенные сто долларов.
После того, как попутчики узнают, что офиса у меня нет, и я не имею постоянного местожительства в Афганистане, и ста долларов я им, скорее всего, не дам, - они приглашают в гости, но это приглашение у них только ритуальное, не настоящее. Все четыре англоговорящих человека сперва интересовались, где мой офис, потом звали в гости и говорили "Welcome, welcome", но когда с ужасом понимали, что я и впрямь желаю посетить их жилища, в испуге ретировались, объясняли, что сами бездомные, приехали в гости, живут на поле или вообще нигде, а идут не к себе домой, а по какому-то вечернему делу. Все они были без бород.
Вообще, самые бесполезные афганцы - англоговорящие безбородые, молодые, противные, продавшиеся новой власти и уже устроившиеся на какую-нибудь должность (все эти недостатки могут сконцентрироваться в одном лице). В окрестностях городов, где много иностранного влияния, многие афганцы уже стали таковыми. Впрочем, в этой поездке мне удалось повстречать и немало "правильных" (классических) афганцев, которые пока ещё не сменили окладистую бороду на голое лицо, афганский халат на европейские обноски и крестьянское поле на работу в офисе зарубежной миссии.
Правильные местные люди обычно не говорят по-английски.
…Поскольку в окрестностях Бамиана никто меня в гости не пригласил (а вернее, пригласили поочерёдно четверо, и все смылись от меня), - я шёл, пока не стемнело, и заночевал в стогу.
28 августа, воскресенье. Скоростное жёлтое такси
Проснулся в стогу сена. Крестьян на поле ещё не было. Вот бы удивился афганский труженик полей, придя с граблями на поле и найдя в своём стогу… хориджи (иностранца)! - собрался и продолжил путь на восток. Было 4.30 утра. Солнце где-то уже встало, но скрывалось от меня за высочайшими горами. Поэтому в ущелье было ещё сумрачно, туманно и холодно. Прозрачные ручейки, стекающие с гор, содержали очень вкусную и холодную утренннюю воду. Над некоторыми домиками-кубиками уже курился дымок: афганцы готовили утренний чай и пекли хлеб.
Помимо отдельных домиков, в ущелье сохранились города-крепости, вернее - городки, и непонятно, когда их в последний раз чинили - то ли в древности, то ли в годах уже 1980-х, или уже после войны? Крепости были жилыми, и в одной из них сквозь пролом в стене были видны внутренние домики, заборы, загоны для скота и т. д., всё как в обычной деревне, но окружено 5-7-метровыми стенами с большими башнями.
Шёл, и машин никаких не было ни в одну, ни в другую сторону. Дорога тянулась вдоль речки; домики были и на другой стороне, но там была лишь узкая тропинка для ослов. Туда, на тот берег, вели шаткие мостики; в случае нападения врагов спихнуть их в речку - дело некольких секунд. Некоторые домики были из двух-трёх этажей, на верхние этажи вели лесенки, деревянные или бамбуковые. Вдоль самой дороги, рядом, не было ни одного жилого дома: все обитаемые дома стояли или выше в горах, или в крепостях, или на другом берегу реки. А параллельно дороге попадались поля, каналы, хлевы, сараи и подсобные помещения. Электричества нет.
Женщины все без чадры, ни одной закрытой! Дети стайками не бегали за мной, в отличие от многих других местностей. Однако, и здесь все поголовно мечтают быть сфотографированными.
Дорога здесь была заметно лучше, чем та, по которой я пришёл из Доси в Бамиан. Тут даже две легковушки могли бы разъехаться почти везде. Но что-то машин долго не было, я шёл, шёл, …, как вдруг сзади послышался шум, и на большой скорости меня догнал клубок пыли, центром которого являлось… новое жёлтое такси, не разбитая развалина, каких много в Мазари-Шарифе, а новое, даже казалось - только что вымытое. Я посторонился, пережидая, не стал стопить: какие вообще такси могут быть в бамианских ущельях? Да и если такси, оно точно платное. Но машина остановилась сама. Кроме водителя, там сидели ещё два афганца, средней бородатости, в халатах.
- Садись, подвезём! - закричали они (на своём языке), открыв три дверцы из четырёх и энергично махая руками.
- Такси нету, денег нету, - отвечал я привычно.
- Какие деньги! Мы же афганцы! Залезай бесплатно!
Я не стал долго ломаться и согласился. Афганцы и впрямь оказались очень крутыми, с золотыми перстнями, мобильниками и проч., а ехали они на такси из Бамиана в самый Мазари-Шариф, километров пятьсот! Чтобы успеть за день, они выехали спозаранку.
Водитель-таксист, спеша доставить VIP-людей, гнал с огромной скоростью, заливая долину мельчайшей пылью, целое облако. Эта мелкая пыль, лежащая на дороге слоем по щиколотку, она только и ждёт, чтобы проехала машина или всадник, и тогда она поднимается тучей и подкрашивает весь мир в серый цвет. С такой скоростью мы ехали, что сто километров, оставшихся нам до асфальтовой трассы, прогнали всего за семь часов!
Семь часов сто километров? Да, действительно, новая легковушка проезжает здесь 15–20 километров за час, и то это очень быстро, ведь на этих горных убитых дорогах скорости пешехода (налегке), всадника, КАМАЗа и осла примерно совпадают и равны 40 км в день. А такси втрое быстрее.
Чем дальше, тем цивилизованнее становилась местность: появились в облаках пыли встречные машины. Даже проехала пара белых "ооновских" джипов. На огородах уже растут яблоки, картофель (выше в горах их не было). Дома каменные и глиняные. Много кладбищ с зелёными флагами, зьяраты (мазары), много новостроек от фонда Ага-Хана: мосты, каналы, новые сады. У дороги увидел школу - типа той, что уже видал под Ишкашимом. Человек сто мальчишек сидели на земле под большим деревом, пластиковый стул был только один - у учителя, который что-то им вещал. Тени дерева хватало только на 30–40 человек, остальные 60 сохли под солнцем и не очень заинтересованно слушали объяснения учителя.
В одной деревне было электричество - столбы для проводов из суковатых кривых палок. Значит, работает в горах мини-ГЭС от какого-нибудь ручья. Некоторые люди, тусующиеся вдоль дороги, притворялись дорожными рабочими: видят, что едет машина, вскакивают, берут лопаты, приглаживают один-два метра битой дороги и ожидают вознаграждения. Женщины, увидев выныривающую из-за угла машину, спешно заворачиваются в платок - то ли от страха, то ли от пыли.
Ехали долго, общались (как могли), остановились в придорожной столовой с надписью "О, Мухаммад!" А на железной бочке, оставшейся с невесть каких времён, надпись по-русски: "Ответственный: ст. [арший] л. [ейтенант] Шульга В.И." Портретов Карзая здесь нигде нет, но есть изображения какого-то шейха, а в депутаты баллотируется некий предвыборный мудждахид, дядька, похожий на имама Хомейни, под лозунгом "Сделаем как в Иране". Местное население, хазарейцы, являются мусульманами-шиитами, в отличие от прочих афганцев, суннитов. Один мужик в харчевне совершал намаз с помощью особого устройства, изготовленного в Иране. Это молельный камень со счётчиком, плоская коробочка размером с компас. Кладёшь его на землю и когда при поклоне нажимаешь на камень лбом, в коробочке щёлкает цифра (1-2-3-4), указывающая число совершённых поклонов, чтобы не сбиться. Техническое новшество.