Когда Ван Штруме разглядывал стоявших перед ним на почтительном расстоянии с обнаженными головами капитана, рулевых и остальных членов команды, он был похож на персонаж картины - "Обезьяна, которая посмотрела мир и вернулась к своим лесным сородичам". Однако у матросов не дрогнул ни один мускул на лице, даже при виде его украшенного локонами парика. В то время одежде уделялось особое внимание, и, хотя минхер Ван Штруме не был настоящим моряком, он все же являлся представителем могущественной Компании и одновременно влиятельным человеком. Он принял все знаки внимания, которые были оказаны ему как важной персоне.
Минхер Ван Штруме, казалось, не испытывал большого желания долго задерживаться на палубе. Он попросил показать ему каюту и последовал за капитаном, пробираясь среди свернутых в бухты канатов. Дверь каюты открылась, и суперкарго исчез за ней.
Якорь был выбран и уложен на палубе, когда из каюты, отведенной представителю, раздалось нервное позванивание колокольчика.
- Что бы это могло значить? - спросил, вытаскивая трубку изо рта, минхер Клоотс, который направился было на бак. - Минхер Вандердекен, не соизволите ли справиться об этом?
Филипп прошел на корму. Колокольчик продолжал беспрерывно звенеть. Открыв дверь каюты, Филипп увидел, что представитель сидит на корточках на столе и с перекошенным от страха лицом дергает за шнур колокольчика, свисавшего с потолка. Парика на его голове не было, и голый череп придавал ему очень смешное выражение.
- Что случилось, минхер? - спросил Филипп.
- Что случилось? - возбужденно переспросил Ван Штруме. - Позовите сюда людей с ружьями! Быстрей, я говорю! Разве можно допустить, чтобы меня здесь задушили, разорвали на кусочки и проглотили? Ради Бога, не глядите на меня так, а сделайте хоть что-нибудь! Смотрите, эта бестия уже приближается к столу!
Филипп посмотрел в ту сторону, куда указывал суперкарго, и увидел маленького медвежонка, который развлекался париком, то подбрасывая его лапами, то засовывая в него свою морду. Эта неожиданная встреча вначале тоже напугала Филиппа, однако, поразмыслив мгновение, он подумал, что зверь не опасен, иначе он не разгуливал бы так свободно по судну. Вместе с тем у Филиппа не было и желания приблизиться к нему, ведь он не знал его повадок. Конец этой неловкости положил появившийся в каюте капитан.
- Что с вами, минхер? - спросил Клоотс. - Ах, вон что! Теперь я вижу! Это же Иоанес! - капитан подошел к медведю, поприветствовал его пинком и отобрал парик. - Выйди вон, Иоанес! Ну, выходи же, малыш! - повысил он голос и вытолкал зверя на палубу. - Минхер Ван Штруме! - продолжал он. - Я очень сожалею! Вот ваш парик! Закройте дверь, минхер Вандердекен, медвежонок может прибежать снова, поскольку любит меня сверх всякой меры!
Как только дверь каюты закрылась, минхер Ван Штруме соскользнул со стола на стоявший рядом стул с высокой спинкой, потряс потрепанные локоны парика, прикрыл им свой череп, поправил манжеты, принял вид магистра, стукнул тростью об пол и произнес:
- Минхер Клоотс! Что за неуважение вы позволяете себе по отношению к представителю могущественной Компании?
- О, Боже небесный! - воскликнул тот. - Никакого неуважения! Это лишь медвежонок и, как вы видите, совсем кроткий, даже с незнакомыми! Он принадлежит мне. Я получил его, когда ему не было еще и трех месяцев. Это всего лишь маленькое недоразумение! Старший рулевой, минхер Хиллебрант, запихнул его в каюту, чтобы он не мешался под ногами, когда поднимаются якоря, и совсем забыл про него! Я очень сожалею, минхер Ван Штруме, но мишка сюда никогда больше не войдет, если вы, конечно, сами не изъявите желания поиграть с ним.
- Поиграть с ним? Мне, представителю Компании, играть с медведем? Минхер Клоотс! Эту бестию следует немедленно выбросить за борт!
- Никогда! - отвечал капитан. - Я не могу выбросить за борт зверя, который любит меня и которого люблю я, минхер Ван Штруме!
- Ну, тогда, капитан Клоотс, вы будете иметь дело с Компанией, которой я обо всем вынужден доложить. У вас отберут лицензию, а ваши деньги за фрахт будут конфискованы.
Клоотс, как и большинство голландцев, был находчив, а высокомерие тощего представителя ему - толстяку - пришлось не по душе.
- В лицензии ничего не сказано о том, что я не могу иметь на борту животное, - возразил он.
- По распоряжению Компании, - проговорил Ван Штруме, придавая лицу важное выражение, усаживаясь удобно и закидывая ногу на ногу, - вы обязаны брать на борт редких иностранных животных, которых посылают коронованному семейству губернаторы и владельцы факторий, таких, как львы, тигры, слоны и другие звери Востока. Но капитанам, нанятым по лицензиям, ни в коем случае не разрешается брать по собственному желанию на судно каких-либо зверей, и данный случай следует рассматривать как нарушение запрета на частную торговлю!
- Я не собираюсь продавать своего медведя, минхер Ван Штруме, - снова возразил моряк.
- Но все равно, он должен быть незамедлительно удален с корабля! - настаивал представитель. - Я приказываю убрать его, минхер Клоотс! Иначе ответственность за последствия ляжет на вас!
- Тогда придется отдать якоря, минхер Ван Штруме, и решать вопрос на берегу. Настоит могущественная Компания на том, что зверю не место на судне, то так и будет. Но подумайте, минхер, тогда мы лишимся конвоя и будем вынуждены идти одни.
От такого довода спесь представителя умерилась - он испугался остаться в море без конвоя, и этот страх пересилил у него страх перед медвежонком.
- Минхер Клоотс, - начал он, - у меня нет желания быть слишком строгим. Если зверя посадят на цепь и он не сможет приблизиться ко мне, тогда я соглашусь, чтобы он остался на борту.
- Я постараюсь, насколько смогу, чтобы он не попадался вам на пути, - заверил капитан. - Но если я посажу это создание на цепь, оно будет выть день и ночь, и вы не сможете уснуть, минхер!
Заметив, что капитан хитрит и не внемлет его наставлениям, суперкарго прибег к тому, чем обычно пользуются в таких случаях малодушные люди: он затаил на него в своем сердце злобу и снисходительным тоном произнес:
- Ладно, минхер Клоотс, ваш зверь может оставаться на борту.
Капитан и Филипп покинули каюту. Выходя, Клоотс, который был не в лучшем расположении духа, пробормотал:
- Если Компания посылает на корабль свою обезьяну, то я тоже могу иметь на борту своего медведя!
От этой остроты настроение у минхера Клоотса вскоре вновь поднялось.
Глава девятая
Флотилия, направлявшаяся в Ост-Индию, продолжала плавание к Мысу при меняющемся ветре и изменчивой погоде. Некоторые корабли отделились от конвоя, согласовав с ним место сбора, чтобы оттуда снова всем вместе отправиться дальше.
Вскоре Филипп начал выполнять на корабле кое-какую работу. Он с усердием стремился познать морскую науку и тем самым отвлекался от мыслей, которые привели его на корабль. Старательно выполняя работу, он тратил много физических сил и от усталости засыпал крепким спокойным сном.
За короткое время Филипп стал любимцем капитана и довольно близко сошелся со старшим рулевым минхером Хиллебрантом. Второй рулевой, которого звали Штруц, был сумасбродным молодым человеком, и Филипп с ним общался мало. Суперкарго, минхер Якоб Янс Ван Штруме, редко выглядывал из своей каюты и не показывался на палубе потому, что медведь Иоанес так и не был посажен на цепь. Не проходило дня, чтобы представитель не просматривал свой рапорт о происшествии с медведем. Рапорт он держал наготове, чтобы при первой же возможности переправить его в Компанию, но каждый раз, перечитывая этот документ, он вносил в него изменения, которые, по его мнению, должны были придать вес жалобам и нанести больший вред благополучию капитана.
В счастливом неведении о том, что затевается против него в тиши каюты представителя, капитан Клоотс продолжал пускать дым из трубки, пить вино и играть со своим медведем. Зверь очень привязался и к Филиппу и норовил быть около него, когда тот нес вахту.
Но на корабле находился еще кто-то, о ком мы не можем не упомянуть. Это одноглазый лоцман Шрифтен, которого, казалось, обуревала ненависть к нашему герою и его четвероногому другу. Однако Вандердекен занимал ранг палубного офицера, и Шрифтен не отваживался открыто задевать его, но постоянно пытался подстрекать против него матросов и досаждать ему при каждом удобном случае. К зверю он также питал безудержную ненависть и редко проходил мимо, сильно не пнув его и не исторгнув проклятия. Конечно, команда не любила Шрифтена. Более того, казалось, что все боятся его, поскольку он оказывал на матросов какое-то необъяснимое влияние.
Так обстояли дела на прекрасном корабле "Тер-Шиллинг" в то время, когда он с двумя другими судами лежал в дрейфе в безветренную погоду на расстоянии двух дней пути от Мыса. Было очень жарко, так как на этой широте стояла середина лета. Филипп, измученный жарой, заснул под навесом, растянутым на кормовой палубе. Однако скоро он проснулся от ощущения холода, сковавшего все его суставы и особенно грудь. Приоткрыв глаза, он увидел склонившегося над ним лоцмана Шрифтена, который зажал в кулаке цепочку с реликвией, видимо, выглядывавшей из-под рубашки. Чтобы распознать намерения Шрифтена, Филипп снова закрыл глаза и тут почувствовал, что лоцман потянул за цепочку, сначала слабо, а затем все сильнее, и тянул ее до тех пор, пока не показалась реликвия. После этого одноглазый попытался снять ее через голову юноши. В этот момент Филипп вскочил, схватил вора за руку и, несмотря на сопротивление, отобрал цепочку.
- Что все это значит? - спросил он.
И хотя лоцман был пойман с поличным на месте преступления, он не испытал замешательства. Как ни в чем не бывало он уставился одним глазом на Филиппа и насмешливо провизжал:
- Что это на цепочке? Ваш портрет? Хи-хи!
Вандердекен оттолкнул его от себя, скрестил на груди руки и сердито сказал:
- Мастер лоцман! Я советую вам быть менее любопытным, иначе вам придется раскаяться в своем любопытстве!
Не обращая ни малейшего внимания на возмущение Филиппа, Шрифтен продолжал:
- Может быть, это даже детский череп - верное средство от того, чтобы не утонуть?
- Потрудитесь отправиться на бак и заняться делом! - приказал Филипп.
- Или даже, поскольку вы католик, - ухмылялся лоцман, - это ноготь какого-нибудь святого, или… да, да! Теперь я знаю! Это осколок Святого Креста!
Пораженный Филипп отпрянул.
- Это так, это так! - провизжал Шрифтен, направляясь на бак, где стояла кучка матросов.
- Есть новости для вас, ребята! - обратился он к ним. - У нас на борту появился осколок Святого Креста, и мы теперь можем справиться даже с чертом!
Когда лоцман уходил, Филипп, сам не зная почему, последовал за ним и, находясь уже на шканцах, услышал его последние слова, обращенные к матросам.
- Да, да! - отвечал лоцману один из матросов. - Не только с дьяволом, но и с "Летучим Голландцем"!
"Летучий Голландец"? - подумал Филипп. - Имеет ли это связь с?.."
Он сделал еще несколько шагов вперед, чтобы, укрывшись за грот-мачтой, услышать подробности разговора, если он продолжится. И не ошибся. Второй матрос заметил:
- Говорят, встреча с "Летучим Голландцем" хуже, чем с сатаной!
- Неужели его кто-нибудь видел, этого "Летучего"? - спросил третий.
- Видали, - отвечал первый. - Непременно видали. Верно и то, что приключится беда с кораблем, который повстречается с ним.
- А где можно встретиться с ним?
- Точно сказать нельзя, но как говорят, он кружится где-то в районе Мыса.
- Я бы с удовольствием послушал всю историю о нем, от начала до конца, - послышался голос еще одного матроса.
- Я могу рассказать лишь то, что слышал о нем, - отвечал первый матрос. - Это изменивший Богу корабль. На нем находились морские разбойники, которые, как рассказывали, перерезали горло своему капитану.
- Нет, нет! - вмешался Шрифтен. - Капитан все еще находится на том призрачном корабле! Он - безбожник! Рассказывают еще, что он, как один из тех, кто находится у нас на борту, оставил молодую симпатичную жену, которую нежно любил.
- Откуда вам это известно, лоцман?
- Каждый раз, когда им повстречается корабль, он пытается передать на родину письма, но горе тем, кто их возьмет! Они затонут, это точно!
- Меня все же удивляет, лоцман, как вам удалось узнать обо всем этом? - спросил один из матросов. - Может быть, вам уже приходилось встречаться с этим призрачным кораблем?
- Приходилось, приходилось! - провизжал Шрифтен, но затем, взяв себя в руки, он продолжил обычным насмешливым тоном: - Но нам нечего бояться, ребята, поскольку у нас на борту есть осколок Святого Креста!
Как бы желая избежать дальнейших расспросов, лоцман направился на корму и обнаружил нашего героя, спрятавшегося за грот-мачтой.
- Ого! - воскликнул он. - Я, однако, не единственный, кто любопытен, хи-хи! Скажите мне, вы взяли эту вещицу на тот случай, если нам повстречается "Летучий Голландец"?
Несколько смутившись, Филипп отвечал:
- Я не боюсь никакого "Летучего Голландца"!
- Мне вспоминается кое-что, - продолжал Шрифтен. - У вас одинаковая фамилия с капитаном призрачного корабля. По крайней мере, говорят, что его фамилия тоже Вандердекен, хи-хи!
- Кроме меня, многие на свете носят фамилию Вандердекен, - отвечал Филипп и, повернувшись, пошел на корму.
"Можно подумать, - предположил Филипп, - что этому одноглазому злодею известны мои намерения. Нет! Это просто невозможно! Но откуда же исходит холод, сковывающий меня, как только этот человек приближается? Хотелось бы мне знать, действует ли он так же на других или это мы, я и Амина, просто внушили себе? Но не следует рисковать и слишком рьяно все разузнавать. И удивительно, что этот человек страшно ненавидит меня, а я ведь никогда не причинял ему никаких неприятностей. Однако то, что я сейчас услышал, является существенным подтверждением того… Но ведь никакого подтверждения не требуется! О, Амина, Амина! Я беспокоюсь лишь о тебе одной, иначе бы я с радостью отдал жизнь за разгадку этой тайны! О, Боже милосердный! Помоги мне успокоиться и привести в порядок мои разбросанные мысли, иначе я не смогу разумно во всем разобраться!"
Через три дня "Тер-Шиллинг" с двумя другими судами вошел в бухту, где в ожидании стояла на якорях флотилия. В те времена голландцы уже прочно обосновались на равнине мыса Доброй Надежды, и морские суда запасались там обычно свежей водой, а также мясом у готтентотов, проживавших на побережье и охотно менявших упитанного бычка на блестящую пуговицу или большой гвоздь. Несколько дней ушло на то, чтобы флотилия пополнила запасы воды. Адмирал сообщил капитанам координаты очередного места сбора на случай, если отдельные суда отстанут от конвоя. Кроме того, были проведены необходимые приготовления, чтобы суда смогли бороться с неблагоприятными погодными условиями, которые ожидались. Затем якоря были подняты, и флотилия продолжила путь.
В течение трех дней корабли пытались преодолеть слабый, но неприятный встречный ветер, и мало продвинулись вперед. На третий день под вечер задул сильный южный бриз, превратившийся вскоре в настоящий шторм, погнавший суда на север. На седьмой день "Тер-Шиллинг" остался один. Шторм значительно утих. Паруса были поставлены снова. Корабль развернулся носом на восток, чтобы приблизиться к побережью.
- Это настоящее несчастье, что мы остались одни, - произнес капитан Клоотс, обращаясь к Филиппу, стоявшему рядом. - Скоро полдень, и по солнцу можно будет определить широту, на которой мы находимся. Трудно предположить, как далеко на север отбросили нас шторм и течение. Эй, юнга! Принеси-ка сюда мой якобштофф! И смотри не ударь его обо что-нибудь!
В те времена это был очень простой прибор, позволявший определить лишь широту, на которой находилось судно, но опытному моряку с помощью этого инструмента удавалось определить широту с точностью до пяти−десяти миль. Квадранты и секстанты были изобретены позже. И если представить, какими малыми знаниями обладали тогда моряки в штурманском искусстве и что они могли определять свою западную или восточную долготу лишь приблизительно, то можно только удивляться, что корабли пересекали мировой океан и с ними происходило относительно немного крушений.
Определив широту, минхер Клоотс заметил:
- Мы находимся севернее Мыса на целых три градуса. Здесь должно быть сильное подводное течение. Ветер стихает, и я предполагаю, что погода не изменится.
К вечеру наступил полный штиль, но сильная волна гнала судно в сторону суши. Стада тюленей появились на поверхности моря и следовали за кораблем, который тащило за собой подводное течение. Из воды выскакивали летучие рыбы и летели во всех направлениях. Казалось, что море вокруг судна ожило. Солнце медленно опускалось за горизонт.
- Что это за звук? Прислушайтесь-ка! Похоже на отдаленные раскаты грома, - обратил внимание присутствовавших на мостике Вандердекен.
- Я тоже слышу его, - отвечал капитан. - Эй, там, наверху! Земля видна?
Матрос, дежуривший на марсе, некоторое время пристально всматривался в даль и затем прокричал:
- Да, прямо перед нами! Это низкие песчаные холмы и протока с обрывистыми берегами!
- Видимо, оттуда и доносится шум, - предположил минхер Клоотс. - Бурное подводное течение быстро гонит судно к берегу. Нас может спасти только хороший бриз.
Солнечный диск уже погрузился в волны, но все еще царил полный штиль. "Тер-Шиллинг" так приблизился к берегу, что можно было уже отчетливо разглядеть разбивавшиеся волны прибоя, перекатывающегося с громоподобным шумом.
- Вам знаком берег, лоцман? - спросил капитан стоявшего рядом Шрифтена.
- Да, он мне известен, - отвечал лоцман. - Глубина здесь около десяти саженей. Через полчаса наш прекрасный корабль превратится в щепки, если не подует ветер, который отгонит нас от берега. - При этом одноглазый хихикнул, будто подобная мысль доставляла ему огромное удовольствие.
Минхер Клоотс не мог скрыть озабоченности. Он то и дело вынимал изо рта трубку. На баке и в проходах толпились матросы и со страхом прислушивались к рокоту прибоя. Солнце совсем скрылось за горизонтом, и людей на "Тер-Шиллинге" сильно страшила темнота ночи.
- Необходимо спустить на воду шлюпки, - произнес капитан, обращаясь к старшему рулевому, - и попытаться отбуксировать судно, хотя я и сомневаюсь, чтобы мы многого достигли. Но, на худой конец, шлюпки примут команду прежде, чем судно будет выброшено на берег. Спускайте шлюпки и заводите буксирные концы, а я тем временем спущусь вниз и доложу представителю о состоянии дел.
С достоинством, присущим его положению, минхер Ван Штруме сидел в своей каюте. Поскольку было воскресенье, он надел свой лучший парик и был занят тем, что еще раз перечитывал рапорт на имя Компании о происшествии с медведем. Минхер Клоотс коротко сообщил ему о том, что судно находится в очень опасном положении и что, по всей вероятности, через полчаса превратится в кучу щепок. Услышав такую страшную новость, представитель вскочил, опрокинув стоявшую перед ним лампу, которая тут же погасла.