- Не знаю, Федул Николаевич… Попробую. Сначала надо бы сходить посмотреть окрестности.
- Хорошо, отправляйтесь завтра с утра.
Обсудили еще, кое-какие мелочи, вопрос о переноске лагеря, порядок дежурства ночью и разошлись.
Картина, открывшаяся взору, поразила Александра. Казалось, солнце опустилось не на северо-западе, а на юге. В той стороне над тайгой полыхала алая заря, кроваво-красная туча, закрывавшая полнеба, медленно меняла свои очертания, надвигалась. Мало кто спал в эту ночь. Люди ходили от палатки к палатке, курили, разговаривали.
Александр заставил себя заснуть. Предстоял трудный день. Наконец-то он сможет проверить свои предположения и точно установить, где находится экспедиция.
Утро наступило с опозданием. Солнце едва проглядывало сквозь густой дым. Теплый гаревой ветер затруднял дыхание.
Александр положил в карманы две банки консервов и отправился в путь. Лагерь между тем готовился к обороне, люди, вооруженные лопатами, выходили на линию огня. Пожар приближался к опушке. Он извещал о себе густым гулом, будто поток, прорвавший плотину. Вскоре, из сплошного гула начали выделяться более определенные звуки: треск воспламенившейся хвои, глухие, мягкие, словно били кулаком по подушке, звуки падающих деревьев. Дым совершенно скрыл солнце, туманом опустился на равнину. Стало сумеречно. Людей душил кашель, на глазах выступали слезы. Вскоре между стволами блеснули первые оранжевые язычки. Загорелись деревья на опушке. Фронт огня был невелик, метров десять. Но вот пламя вырвалось на опушку в другом месте, в третьем… Стало нестерпимо жарко. Защитники лагеря отступили за ленту оголенной земли. Они задыхались от дыма.
Владимир Иванович, несмотря на протесты Семенова вставший с лопатой в шеренгу, вдруг выронил лопату, схватился за грудь, зашатался. Его подхватили на руки. Двое рабочих отвели старого академика шагов на двести и положили на землю. Глотнув свежего воздуха, он пришел в себя. Сказал провожатым:
- Идите назад, до лагеря доберусь сам… - Растерянно улыбнулся и добавил: - Годы…
Фронт пожара расширялся. Отдельные его участки сливались в сплошную ревущую полосу. Через час пылала из края в край вся опушка перед лагерем. Красный горячий пепел, мелкие искры перелетали через головы защитников лагеря и опускались в траву. Трава вспыхнула, но огонь в одном месте тут же погасили. Но вот предательские оранжевые язычки побежали по траве сразу в двух местах. Люди кинулись туда, а и это время трава загорелась у края земляной ленты. Федул Николаевич, старавшийся не выпускать из поля зрения всю картину, заметил новый очаг и начал забрасывать землей. Но пламя уже усилилось, оно бежало по траве с огромной скоростью, и Семенов с ужасом понял, что если никто не подоспеет на помощь, то через десять-пятнадцать минут запылает вся равнина. Он начал затаптывать огонь. Почувствовав боль в коленке, взглянул на себя: на нем загорелись брюки. Он сбил огонь и продолжал втаптывать в землю горящую траву. Лицо, красное от жара, мокрое от пота, разрисованное черными полосами, было страшно. Семенов затаптывал пламя до тех пор, пока кто-то не тронул его за плечо. Обернулся - Мефодий Трофимович.
- Батюшки, да ты будто из преисподней, товарищ начальник! - ахнул старый мастер. - Отдохни…
Но отдыхать не пришлось: в двадцати шагах мелькнула в траве коварная оранжевая змейка.
К четырем часам опушка перед лагерем выгорела. Кое-где черными скелетами стояли обугленные стволы. Дымом исходила земля. Огонь передвинулся на восток, к реке. Там вплотную к лесу подступало болото, тянувшееся до самой реки. Обширным зеркалом ржавой воды оно отсекало равнину от опушки леса, и можно было не опасаться, что огонь доберется к лагерю с востока.
Оставив у опушки дежурных, люди вернулись в лагерь. От усталости они еле волочили ноги. Они были голодны, многие получили ожоги, но сейчас на это никто не обращал внимания. Каждый мечтал об одном: скорее добраться до постели.
- Всем спать! - распорядился Федул Николаевич, вошел в палатку, упал на топчан и мгновенно уснул.
Через пять минут в лагере бодрствовал один Великанов.
9. Весть из прошлого
Стемнело. Владимир Иванович зажег свечу и при ее колеблющемся свете продолжал писать. Он никогда не упускал возможности изложить на бумаге свои наблюдения, выводы. Записанные мысли приобретали стройность, логическую последовательность. С пером в руках легче было размышлять.
Около палатки послышались шаги:
- Разрешите?
- Да.
Нагнув голову, вошел Александр.
- А, товарищ Васильев! - оживился Владимир Иванович. - Садитесь, дорогой мой.
Александр сел на раскладной стульчик. Великанову показалось странным, что после целого дня блуждания среди болот якут выглядел свежим и бодрым. На одежде, на высоких болотных сапогах не видно следов грязи. Владимир Иванович не мог знать, что, прежде чем зайти к нему, Александр вымыл сапоги, почистил пиджак и штаны, побрился. Лишь в таком виде он считал приличным появиться перед большим, ученым человеком.
- Как себя чувствуете?
- Ничего, хорошо. Только боялся не застать лагерь на этом месте. Однако, видно, все обошлось…
- Да, лагерь отстояли… Ну-с, а какие новости у вас?
- Плохие, Владимир Иванович. Речка, которую видно отсюда, не Далдын. Это Марха, Одна из больших петель ее верховья.
Великанов встал, зачем-то взял самопишущую ручку, повертел в руках, положил на то же место.
- Не может быть! Вы не ошиблись?
- Нет. Я наткнулся на знакомую заимку. В ней мы бывали однажды вместе с отцом. Тогда мы подошли с востока, теперь я добрался до нее с запада.
- Так-с… Так-с… - Великанов опять взял ручку, закрыл перо колпачком, положил на другое место, сел. - Странно… Павлов - старый опытный таежник… И так ошибиться… Теперь наше пребывание здесь лишено смысла. Самолет, не найдя нас на Далдыне, полетит к горе Сарын. Вы разведали туда дорогу? Сможете провести?
- Да. Попробую.
- Но старик-то Алексей… Как же он дал маху? Впрочем, возможно, по дороге в Сунтар он поймет свою ошибку и пришлет самолет сюда.
Александр взглянул Великанову в глаза.
- Владимир Иванович, я все хотел вас спросить, да как-то неудобно было… О Павлове.
- Что именно? Говорите.
- Вы ведь с ним знакомы давно?
- Да. С 1910 года.
- Кем он был тогда?
- М-м… кажется, старшиной. Старшиной наслега. По сравнению с другими якутами он жил богато. А что?
Александр подался вперед, налег грудью на стол:
- Он был тойоном?
- То есть князьком? По-видимому, да. Но что из этого следует?
- Что следует? Тойон Алексей Павлов во время гражданской войны был главарем белой банды и столько преступлений совершил, что десятью своими жизнями не искупил бы их!.. Как же вы доверяли ему? Эх!..
Александр махнул рукой и отвернулся. При всем своем уважении к ученому он не мог подавить в душе досаду на него. Доверять бывшему тойону, да разве это дело! И ведь умный, ученый человек…
Великанов растерянно теребил бородку.
- Да, но я не знал о его прошлом. И потом, до этого случая он хорошо работал в экспедиции. Вы уж не сердитесь на меня, товарищ Васильев.
Александр улыбнулся смущенно.
- Что теперь сердиться?..
Он вдруг вспомнил про исписанную тряпку, которую подобрал у себя в палатке, подал ее Великанову.
- Это обронил Павлов. Тут что-то написано не по-русски. Может, вы поймете?
- Ну-ка, ну-ка, любопытно-с.
Владимир Иванович разгладил тряпку на столе, ближе придвинул свечу.
- Ого, написано по-английски!
По мере того как он читал, брови его ползли вверх, выражая крайнюю степень удивления, потом они опустились, лицо сделалось мрачным, как-то сразу посерело и осунулось. Он кончил читать, долго сидел, опустив голову.
Александру очень хотелось узнать, что в записке, но он чувствовал: сейчас не следует задавать вопросов.
- Н-да-с, - академик поднял на Александра глаза, - поздно…
- Что, Владимир Иванович?
- Поздно, говорю, ругать себя за глупость. Да-с, именно за глупость, непроходимую, махровую глупость. Слушайте, я вам переведу. "Комиссару Иосифу Крамеру. Дорогой товарищ, отряд попал в засаду и перебит шайкой Павлова. Я ранен, меня спас якут Бекэ. Он повезет меня в Сунтар, но в тайге бандиты - могу и не добраться до места. То, что сообщу, лучше знать одному тебе, поэтому пишу по-английски. В 1899 году Бекэ нашел в тайге большой алмаз, который был продан на Парижской Всемирной выставке за 200 тысяч рублей. Спустя несколько лет приват-доцент Горного института Великанов предпринял попытку разыскать Бекэ и разведать место, где был найден алмаз. Я участвовал в этой экспедиции, но нас постигла неудача. Теперь случайно я нашел Бекэ. Он рассказал, что поднял алмаз на отмели в устье реки Иирэлях, притока Малой Ботуобии. Сам он живет выше устья Иирэляха, на берегу Малой Ботуобии. Расспроси его поподробнее и передай все сведения в Москву. У Советской власти будут свои алмазы, деритесь за этот край. Если получишь мое письмо, значит, больше не увидимся. Прощай. Иван Игнатьев. Декабрь, 22 г.".
В палатке наступила тишина. Ни один звук извне не нарушал ее. Двое сидящих у стола людей слышали дыхание друг друга. Каждый думал о своем. Из туманной дали прошлого выплывал образ студента Игнатьева. Великанов видел его таким, каким запомнился он ему в Верхоленске, на мосту, после разговора с мужиком: насмешливый, колючий, немного таинственный. Сосланный на вечное поселение, он не подавал о себе вестей, и все считали его погибшим, во всяком случае для науки. А он боролся за Советскую власть в Якутии. Он думал о будущем этого края тогда, когда, казалось бы, нужно было думать только о себе. Он был большевиком, Иван Игнатьев… И каким наивным несмышленышем выглядел перед этим недоучившимся студентом академик Великанов! Он не отличал тойона от любого другого якута. Он доверился тойону. И тойон Павлов обманул его. Обманул с самого начала. Бекэ был жив тогда, и жил: не на Чоне, а на Малой Ботуобии. Если бы не глупая доверчивость, возможно, Якутия уже славилась бы во всем мире как страна алмазов. И вот теперь Павлов снова обманул!.. Да, дорогой Владимир Иванович, седовласый, почтенный академик, ты много знаешь, тебе подвластны десятки наук, но одну науку - распознавать тайные пружины, руководящие человеческими поступками, - ты не усвоил, хотя и тут твой учитель, старик Федотов, преподал тебе не один урок.
Александр прервал горькие размышления Великанова:
- Бекэ - это мой дед.
Великанов с минуту непонимающими глазами смотрел на собеседника.
- Что вы сказали?
- Бекэ, о котором пишет Игнатьев, - мой дед.
- Неужели? И он жил на Малой Ботуобии?
- Да, я там родился. Я его не помню, но отец рассказывал, что дед любил сидеть со мной на берегу и напевать олонхо. Он погиб вместе с Игнатьевым. Был слух, что их убил Павлов.
- Значит, это письмо, потерянное Павловым, подтверждает слух?
- Да. Теперь ясно: Игнатьев и Бекэ погибли от руки бандита Павлова. Я уверен, Владимир Иванович: и лес подожгла эта гадина… - Александр сжал кулаки так, что побелели суставы, потряс ими перед лицом: - Ну, попадись он мне в руки!..
- Он не уйдет от правосудия. Сейчас нужно думать о другом. Положение сложное. Пойдем-ка к Семенову. Жалко его будить, но ничего не поделаешь…
10. Дорогу осилит идущий
Федул Николаевич долго ругал себя: как же это он, партиец, человек, прошедший войну, повидавший немало людей, не распознал истинного лица Павлова?! Почему не проверил его прошлого, не расспросил о нем якутов? Что ослепило его? Вероятно то, что Павлов хорошо знал бассейн Вилюя. И потом - он старый знакомый Великанова. Но все равно, нельзя было доверяться. Допущена непростительная ошибка. Теперь ясно: Павлов вызвался идти в Сунтар, надеясь, что без него они отсюда не выберутся. Старый бандит действовал по заранее намеченному плану.
Но что, что им руководило? Только ненависть к советским людям или какие-то другие расчеты?
Оставалась надежда, что по истечении двадцати дней самолет прилетит к горе Сарын.
Утром экспедиция свернула лагерь и двинулась в обратный путь. Дым рассеялся, проглянуло солнце, люди повеселели. Вчерашняя битва с огнем сблизила их. Раздавались шутки, смех… Прощай, лагерная жизнь, назойливые комары, тяжелый труд, - скоро отдохнем в Сунтаре!
Дважды Александр сбивался с дороги, но вовремя замечал свою оплошность, и отряд благополучно вышел к торе Сарын.
Миновало четверо суток. Продукты кончались. Все снаряжение экспедиции, упакованное, готовое к погрузке в самолет, лежало на посадочной площадке. С утра люди только тем и занимались, что прислушивались, стараясь уловить шум моторов. Весь день погода стояла как "а заказ: на небе ни облачка. Иногда из-за дальних распадков доносилось завывание волка, и в лагере замолкали разговоры, люди с надеждой смотрели в небо.
Самолет, не прилетел. Не прилетел он и на следующий день. Люди питались голубикой, благо, урожай ее в этом году был обильный. Вскоре она набила такую оскомину, что ничего нельзя было положить в рот. Пришлось довольствоваться чаем.
На третий день небо затянули тяжелые низкие тучи, похолодало, начался мелкий, по-осеннему скучный дождь. Такой дождь хуже ливня. Не сразу, постепенно впитывается он в одежду, зато основательно. От него не скроешься даже в палатке, потому что брезент вскоре начинает пропускать воду.
В лагере не слышно стало песен, шуток - дождь угнетающе действовал на людей.
Федул Николаевич зашел в палатку к Великанову. На лице красные пятна - следы ожогов.
- Владимир Иванович, что-то надо делать. Мы можем прождать самолет еще неделю, а то и две. Павлов, видимо, позаботился об этом.
- Вы предлагаете идти в Сунтар пешим порядком?
- Нет. Ведь пришлось бы оставить оборудование. А оно не мое и не ваше. Я думаю послать в Сунтар Александра Васильева. И немедленно. Каждый час отсрочки ухудшает наше положение.
- Вы правы, Федул Николаевич. Давайте поговорим с Васильевым.
Александр неожиданно выдвинул встречное предложение.
- Зачем в Сунтар? До Сунтара отсюда почти пятьсот километров. Самое малое - неделя ходу. За это время вы ноги протянете. Я лучше пойду в свой колхоз. Оттуда есть телефонная связь с Сунтаром.
- Сколько дней вам потребуется?
- Постараюсь дойти побыстрее, напрямик, через хребет. Однако три дня верных кладите.
Федул Николаевич вздохнул, отвел взгляд:
- Дело такое, товарищ Васильев… Не знаю, учитываете ли вы… - Он неожиданно твердо посмотрел в глаза Александру: - Мы не можем обеспечить вас провизией на дорогу. Придется шагать три дня на голодный желудок. Не свалитесь дорогой?
Александр улыбнулся:
- Кто знает, свалюсь - не свалюсь, а идти, однако, надо. Вы ведь тоже остаетесь без продуктов. Попробуйте продержаться на голубике. Отсюда никуда далеко не уходите.
Александр поднялся.
- Ну, я пошел.
- Прямо сейчас? - осторожно спросил Федул Николаевич, схватив с пола чайник, начал наливать в кружку остывший чай. - Выпейте хоть на дорогу. Чем, как говорится, богаты, тем и рады.
- И на том спасибо, - шутливо бросил Александр, залпом опорожнив поллитровую кружку.
Слух о том, что Васильев отправляется в дальнюю дорогу, мигом распространился по лагерю. Когда Александр вышел из палатки, перед ней, невзирая на дождь, собрался почти весь отряд.
- Счастливого пути, Саша!
- Выручай!
- Поторопи там самолет, да не забудь Белкина ругнуть как следует!
Мефодий Трофимович протянул ему фляжку с чаем. Александру не хотелось пить, но он все же сделал два-три глотка.
- Пей до дна! - раздались голоса. - Возьми и у меня! И мою возьми!
- Спасибо, товарищи, - взмолился Александр, - меня, однако, наш начальник на всю дорогу напоил.
Послышался смех, впервые за этот день.
Александр почти физически ощущал, как душевная теплота его товарищей вливается в сердце, укрепляет мышцы, вселяет энергию и бодрость. Они надеются на него. И он не может не оправдать их доверия. Он должен дойти, он дойдет!..
Люди стояли под дождем, пока Васильев не скрылся за низкими корявыми соснами.
Александр держал направление на видневшуюся вдали гору Кычыгырхая. Иногда гора оказывалась у него за спиной, потому что приходилось огибать болота. Плащ его насквозь промок и отяжелел.
Весь день и всю ночь Александр шагал без отдыха. Утром подошел к реке Маркоке - притоку Мархи. Нужно было переправиться через нее. В другое время он, не задумываясь, разделся бы, связал одежду узлом и, держа ее в одной руке, переплыл - бы на ту сторону. Но сейчас от такого простого решения проблемы его удерживало чувство ответственности за жизнь товарищей, оставшихся у горы Сарын. Если после купания он опять заболеет и сляжет в дороге, что станет с ними? Будь у Александра топор, сделать плот и переправиться не составило бы большого труда. Но топора не было. И все же без плота не обойтись.
Около часа бродил Александр по лесу, прежде чем нашел три подходящие для плота сухие лесины, сваленные ветром. Он приволок их к берегу, спустил на воду, связал и, управляя длинной жердью, наискосок пересек реку. На берегу он увидел юрту. Таких тут немало разбросано по тайге. В них зимой живут охотники-промысловики. Александр понял, что ему повезло: в юрте должна найтись пища. Его надежды оправдались. Войдя внутрь, он нашел там кусок сухого лосиного мяса. Он отрезал, сколько мог съесть, остальное повесил на прежнее место. Кто знает, может быть, это мясо спасем жизнь какому-нибудь путнику. Только насытившись, Александр понял, что он устал, и свалился на топчан. Спал он недолго. И все же, проснувшись, почувствовал себя словно заново родившимся.
Сквозь рваные тучи проглянуло солнце, радужными блестками засияли капельки воды на листьях, на траве.