Несколько мужчин и женщина бросились: кто разводить костёр, кто за котелком, а потом набирать в него воду из ближайшего ручья, благо, он был рядом. А девушка занялась львицей, раскрыв той пасть, провела рукой по зубам и потрогала один. Львица молчала, только смотрела, заглядывая Атише в глаза. А та говорила что-то успокаивающее. Сейчас девушка совсем не была похожа на ту растерянную, несчастную девицу, что вышла из лесу к фургонам. Атиша выскользнула из клетки-фургона и скрылась в лесу, словно забыв, что несколько минут назад называла его страшным и тёмным. Вернулась она, когда вода в котелке начала закипать. Всыпав в кипящую воду горсть трав и попросив женщину помешивать варево, снова скользнула в клетку. Львы, снова недовольно рычавшие, при виде девушки замолчали. А та дала льву пучок травы, что принесла из лесу, и тот стал его жадно есть. Затем Атиша подошла к львице и снова открыла ей пасть, положив туда ещё один пучок. Выбравшись из клетки успокоенных львов, девушка сказала:
– У льва были желудочные колики, а у львицы болел зуб, в смысле клык. Надо было их выпустить, они сами бы нашли нужную траву, а так запустили болезнь льва, надо будет давать ему отвар, когда остынет, два раза в день и траву львице ещё раз на зуб положить.
Господин в жилетке с часами и ещё один длинный, и в отличие от других, тоже одетый в жилетку, только кожаную, переглянулись. А девушка продолжала им выговаривать:
– Надо было зверей показать ветеринару, а не ждать. Вы же видели, как они беспокоятся!
– Надо было выпустить львов на травку, – произнёс человек в кожаной жилетке и спросил у владельца часов: – Гутлиб, ты это представляешь? Львы на травке!
– О да! – ответил Гутлиб. – Это есть нонсенс! А показать ветеринару… Это лев, хищник, а не корова, какой ветеринар согласится осмотреть его? Да вообще, кто решиться войти в клетку?!
Оба обладателя жилеток одновременно посмотрели на Атишу, и второй видно, укротитель зверей, покачав головой, спросил:
– Девушка, откуда ты такая взялась?
– Меня бросили в тёмном и страшном лесу, одну бросили, совсем бросили, на растерзание страшным диким зверям! – снова запричитала Атиша, Гутлиб, видно, понял, что так от неё ничего не добьешься, многозначительно глянув на клетку-фургон с успокоившимися львами, спросил:
– А что ты ещё умеешь?
Девушка растерянно оглянулась и, показав на один из фургонов, на борту которого был нарисован канатоходец, сказала:
– Вот так могу.
– Интересно, – сказал маленький и худенький мужчина, – сейчас проверим.
Он скрылся в этом фургоне и через несколько секунд появился с мотком каната, толщиной примерно, в палец. Привязав его к двум фургонам, мужчина показал на канат рукой:
– Прошу!
Девушка подошла к канату и, подняв руку, потрогала его, словно пробуя натяжение.
– Федя, а вдруг она упадёт? – спросила молодая девушка из группы цирковых артистов. Если судить по рисункам на бортах фургонов, это был цирк. Канатоходец (а кому мог принадлежать фургон с таким изображением) ответил:
– Тут невысоко, сильно не зашибётся.
– Как же она на твой канат заберётся в своей ночной рубашке? И как по нему ходить будет? – спросила ещё одна девушка. Атиша подтянула рубаху до середины бедра и завязала узлом, так чтоб та не развевалась. После чего легко подтянулась и встала на канате. Пробежалась по нему в одну, затем в другую сторону, сделав при этом несколько па, да так, словно под ней был не канат, а широкая твёрдая сцена. Теперь многозначительно переглянулись господин Гутлиб, Федя и укротитель львов.
– Она не говорит, кто такая и откуда здесь взялась, но то, что она из цирковых, сомнений не вызывает, – тихо произнёс укротитель, канатоходец согласно кивнул:
– Ты прав, Родион, она двигается так, словно ходит по канату с детства. А это возможно, если эта девушка росла в одной из цирковых трупп. Но я вроде как знаю всех, кто умеет ходить по канату, а её не помню. Согласитесь, что с такой внешностью трудно остаться незамеченной!
– Тут я с тобой, Федя, вполне согласен, – кивнул Родион и, глядя на то, как девушка исполняла что-то похожее на темпераментный танец, добавил: – Такие ножки можно просто показывать, стоя на одном месте, танцевать не обязательно.
– Ах бесстыжие твои глаза!.. – напустилась на укротителя одна из женщин и замолчала, недосказав, её прервал гулкий бас, раздавшийся от одного из фургонов, на котором был нарисован силач, поднимающий гири:
– А девочка ничего, я бы с такой…
– И не думай, Фил, – повернулся на голос Гутлиб. Могучий мужчина, почти такой же, как был нарисован на фургоне, ответил:
– А почему бы и нет, если девочка захочет, а ведь она захочет! Не так ли, милашка?
Атиша спрыгнула с каната и спряталась за спины стоящих людей, а силач, хмыкнув, сказал Гутлибу:
– Почему бы и нет? И не забывайте, кто вам делает основную кассу, так что спорить со мной…
Силач, не договорив, скрылся в своём фургоне, а одна из девушек спросила у Атиши:
– Есть хочешь? Да? Тогда идём ко мне в фургон, разносолов не обещаю, но червячка заморишь, да и приодену тебя. Конечно, не королевские одеяния, но выглядеть будешь прилично. Девушки ушли в фургон с нарисованной наездницей, стоящей на скачущей лошади. Мужчины проводили девушек взглядом, и Гутлиб спросил, ни к кому конкретно не обращаясь:
– Что скажете?
– Она, несомненно, из цирковых, – повторил ранее сказанное Федя.
– Она умеет обращаться с животными, с хищниками. А это не так просто. Зверь должен к человеку чувствовать доверие, иначе к себе не подпустит, а если и подпустит, то… В общем, плохо кончится. Катя недаром её к себе увела – её Резвая что-то хромает. Вот увидите, Катя попросит эту девушку посмотреть свою лошадку.
Канатоходец согласно кивнул и глянул на Гутлиба:
– Что делать будем? Директор ты и тебе решать, но я бы взял девушку, не только в труппу. Но и к себе в номер.
– Но те, кто её сюда привез, могут… – с сомнением начал директор цирка, ему возразил укротитель:
– Те, кто её сюда привёз, тут и бросили. Судя по тому, что она ничего не помнит – её чем-то опоили. Она многое умеет, такого, что обычный человек и не сделает, но при этом не помнит – откуда она и как сюда попала.
– Своё имя помнит, – возразил Гутлиб.
– Имя такая вещь, что трудно забыть, – улыбнулся Федя и, став серьёзным, высказал свои соображения: – Вполне возможно, что это не её имя, уж очень странное.
– Артистический псевдоним. У тебя он тоже необычный, – теперь усмехнулся Родион, – да и у меня тоже…
– Надо проверить какие языки она знает, – предложил Федя и обосновал своё предложение: – То, что она из цирковых, сомнений нет. Но никто из нас её не знает, а о девушке, обладающей такими талантами и внешностью, кто-то из нас обязательно бы слышал.
Мужчины направились к фургону наездницы. Постучав в дверь, Гутлиб позвал:
– Катя, можно оговорить с Атишей?
Когда девушка выглянула, Гутлиб заговорил с ней на алеманском, девушка ответила. Она говорила так, словно это был её родной язык, без акцента она говорила и на гэльском. Аглисский Гутлиб знал хуже, но похоже, что и на этом языке Атиша объяснялась свободно. Видно, понимая, что ей устроили проверку, девушка заговорила на шипанском, быстро заговорила, как уроженка той страны. Шипанский Гутлиб знал совсем плохо, но мог поклясться, что и тут девушка говорила без акцента. Несколько фраз, сказанных на языках, неизвестных мужчинам, совсем их сбили с толку. Девушка скрылась в фургоне, а мужчины устроили маленькое совещание.
– Если бы я встретил её на улице Дерлина или Хранбурга, я бы решил, что она местная, – сказал Гутлиб. Федя пожал плечами:
– Я тоже принял её за местную, из Империи, но такое знание стольких языков… Откуда она? Теряюсь в догадках.
– Отличное знание нескольких языков, гастроли происходят-то в разных странах, у цирковых не редкость, – высказался Родион, Федя добавил:
– Это если цирк хороший, и его везде принимают…
– Вот я и говорю, – развил свою мысль укротитель, – Атиша из очень хорошего цирка, но, видно, там решили от неё избавиться – опоили и увезли в лес.
– И бросили на нашем пути, рассчитывая, что мы её подберём, девушку с такими талантами не взять в свою труппу… – теперь Федя дополнил рассуждения Родиона. Гутлиб пожевал губами:
– Но подбрасывать такой талант конкурентам? Если она из какого-то другого цирка, то там должны понимать, что эта девушка усилит любую труппу. Хотя бы тем, что будет ухаживать за животными.
Укротитель вздохнул – кочевая жизнь не лучшим образом сказывалась на зверях, особенно на нервных хищниках, и правильный уход за ними очень много значил, а Атиша, похоже, умеет это делать. О том же подумал и директор цирка, кивнув укротителю: цирк без больших хищников – это уже не тот уровень, а такие звери дорого стоили, и смерть льва или тигра делали в цирковом бюджете ощутимую брешь.
– Её подбросили именно нам, потому что знали – мы не пройдём мимо и подберём её. А значит, увезём с собой, может эту цель и преследовали те, кто её здесь бросил. От неё хотели избавиться, но убийство…
– Грех, большой грех! – перебил Федю Гутлиб, канатоходец, усмехнувшись, продолжил:
– Вот и я о том же, а так… Девушку подобрали, и она стала членом труппы, а имя?.. У всех у нас цирковые псевдонимы необычны, и второе имя фактически частенько заменяет первое.
– Значит, вы за то, чтоб эту девушку взять с собой, – подвёл итог Гутлиб. Его собеседники кивнули, директор цирка принял решение: – Значит, берём! Только присматривайте за ней, да ещё меня Фил беспокоит. Как бы чего не вышло, а он на девочку уже глаз положил и будет добиваться своего.
Стены фургона не мешали Атише слушать этот разговор, как не мешало и щебетание Кати, предлагавшей своей новой подруге различные наряды. Обещание посмотреть её лошадок уже было получено, потому наездница и была такая щедрая, правда, наряды были не новые, да и маловаты для самой Кати. За стеной стихли голоса, Атиша усмехнулась – люди неохотно верят самой правдоподобной истории им рассказанной, стараясь перепроверить все факты. А вот своей выдумке, какой бы она нелепой не оказалась, готовы поверить безоговорочно.
Передвижной цирк, именно передвижной, а не бродячий, двигался в направлении нужном Атише. Через три дня фургоны расположились на специальной площадке в городе Киневе. Город был большой, и здесь стояло стационарное помещение цирка, но Гутлиб сказал, что его арендовать слишком дорого, тем более что у цирка был свой большой шатёр. Все цирковые артисты жили в своих фургончиках, только силач Фил снимал номер в гостинице, его гонорары это позволяли. Так Фил делал обычно, но в этот раз остался жить в своём вагончике. Обеспокоенная Катя попыталась предупредить подругу:
– Фил неспроста остался жить в фургоне, он хочет…
Атиша приподняла бровь, а Катя всхлипнула:
– Он хочет взять тебя силой! Меня вот так тоже… Ночью забрался в фургон и…
– И никто за тебя не заступился? – удивилась Атиша.
– Так уже поздно было, он сделал, что хотел. Его ругали, Гутлиб даже оштрафовать хотел, а Фил сказал, что женится, а потом заявил, что передумал, что я слишком холодная. А какая я могу быть, если меня силой! – снова всхлипнула Катя, вытерев слёзы, пояснила: – С ним никто связываться не хочет, он один раз Федю избил. Когда тот хотел за меня заступиться. Подло избил, подстерёг так, чтоб никто ничего не знал!
– А Федя что, промолчал?
– А что мог? Пожаловаться, так Фил сказал бы, что на него возводят напраслину из зависти, а Федя сам упал!
– Ну что ж, предпримем меры, – улыбнулась Атиша.
– Какие меры? – удивилась Катя и предупредила: – Он сегодня и попробует забраться в наш фургон!
– А ты что, кричать не будешь?
– Фил ударит или как-то по-другому рот заткнёт, думаешь я не пробовала кричать?
– Тогда сделаем так, – улыбнулась Атиша и заговорщицки зашептала на ухо Кате.
Ночью Катя проснулась от того, что кто-то тихо открыл дверь её фургона. Катя села на своей лежанке, подобрав под себя ноги. Дверной проём закрыла массивная фигура, скользнувшая к месту, где обычно спала Атиша, но там никого не было.
– Где? – выдохнул Фил.
– В другом фургоне, – ответила Катя.
– Если у этого ходока по верёвке… – угрожающе прорычал Фил, – ноги переломаю!
– В другом, идем, покажу, – Катя спала одетой и теперь прошмыгнула мимо силача наружу. Тому ничего не оставалось делать, как последовать за ней.
Катя остановилась у фургона клетки, там, прижавшись к боку льва, прикрытая его лапой, спала Атиша. Силач протянул руку, собираясь схватить Катю за горло, но его остановил спокойный голос:
– Клетку открою.
Катя отскочила в сторону, а ехидно глядящая на Фила Атиша выбралась из-под лапы льва. Тот открыл жёлтый глаз и зевнул, демонстрируя клыки.
– Проголодался, бедненький, – погладила гриву Атиша, тут же с другой стороны под её руку, требуя и свою долю ласки, подлезла львица, глухо рыкнув при этом. Атиша и её погладила, сообщив, появившемуся Родиону: – Кушать хотят, а тут бесхозное мясо ходит. Покормить?
Девушка сделала вид, что открывает клетку, даже защёлку отбросила. Теперь львам, чтоб выйти, надо было просто толкнуть дверь. Атиша протянула руку, указывая на силача:
– Вон, завтрак! В это время львы выходят на охоту, не будем нарушать режим питания.
Лев рыкнул уже в полный голос и двинулся к ещё закрытой двери, Атиша и не думала его останавливать. Фил понял, что убежать не успеет и, заикаясь, произнёс, обращаясь к Родиону:
– Ссскажи ей!
– Атиша! Прекрати! – как можно строже сказал укротитель.
– Цезарь очень кушать хочет. Не послушает меня, – улыбнулась девушка, подталкивая льва к выходу. Силач с ужасом смотрел в жёлтые глаза зверя, которые неотрывно смотрели на него (так казалось Филу). Вряд ли лев съест, а вот, науськанной этой ведьмой, порвать вполне сможет. Это только в легендах герои-силачи разрывают голыми руками пасть льву, в жизни всё не так. Силач ярко представил свои откушенные по локоть руки. Под ногами Фила расплылась лужа.
– Фу! Какой вонючий! Не ешьте его! Отравитесь! – сказала Атиша львам, набрасывая запирающую дверь защёлку.
Силач быстро и совсем несолидно убежал, а Родион вытер пот:
– Фу, я уже думал, что ты на самом деле собираешься львов выпустить!
– Выпущу, если он ещё раз… – нахмурившись, произнесла Атиша, обращаясь к зрителям этого представления, многие из труппы проснулись, разбуженные рыком львов.
– Фил отомстит, он тебе этого унижения не простит, – сказал Атише Федя.
Жизнь цирка шла как обычно – утром репетиции, по вечерам представления. Атиша участвовала уже в трёх номерах: ходила вместе с Федей по канату, ассистировала Родиону в номере с хищниками, танцевала вместе с Катей на скачущих лошадях. На девушку стали уже "ходить". Хотя как утверждали некоторые из труппы, не столько на номера посмотреть, сколько на ноги девушки. Силач после случая со львом притих, но Катя советовала Атише держаться настороже – Фил был мстительным и всегда старался добиться своего.
Во время одной из репетиций с канатоходцем, когда тот отдыхал на площадке, на вершине одной из штанг, между которыми был натянут канат, Атиша поинтересовалась у Феди:
– Послушай, а почему на афише написано – на канате непревзойдённый Федруццио? Ты же Федя?
– Атиша, представь себе – напишут: на канате Федя, или ещё того похлеще – Федя на верёвке! Тут недолго додумать – Федя, висящий на верёвке! Вон у Кати тоже артистическое имя Великолепная Катти, ты её-то спрашивала, почему так? Публику надо завлечь, на непревзойдённого или великолепную она обязательно клюнет, а вот на Федю с Катей и не посмотрит. У тебя, кстати, имя или псевдоним? – Федя посмотрел на Атишу, ожидая ответа. О девушке так ничего и не узнали, о себе она не рассказывала, а когда спрашивали, говорила ничего не помнит, но знала очень много. Такое объяснить провалами памяти было трудно, Атиша явно что-то скрывала. Да и документы ей уже надо было бы выправить, пока шапито цирка было в Киневе, это было ещё не актуально, но если надо будет переехать… В подорожную надо вписать имена и фамилии всех артистов. По прибытии в Кинев Атиша просто обошла заставу стороной, по полю. А когда начала выступать, то её оформили как местную, временно принятую на работу, но Гутлиб понимал, что это до первой серьёзной паспортной проверки, а такую категорию бродячих жителей Империи, как цирковые артисты, проверяли довольно тщательно. Атиша ничего не ответила на вопрос Феди, возможно, не захотела, а может, отвлеклась, так как увидела, что рабочие – униформисты во время представления, начали граблями взбивать писту.
– Вон Дрёма и Тёма опилки к барьеру отгребают, сейчас Катя будет репетировать, – Атиша легко скользнула по шесту вниз. Поднимаясь к канату, так и спускаясь вниз, эта хрупкая и такая слабая с виду девушка не пользовалась лесенкой. Федя покачал головой – сам он спуститься так тоже мог, а вот сюда забраться… Да и вот так – перепрыгивать из номера в номер… Атиша поражала своей работоспособностью! А внизу уже скакали три лошади, на которых две девушки исполняли акробатические упражнения. Темноволосая Катя была крупнее Атиши, и ей подобные прыжки давались труднее, а светленькая не просто перепрыгивала с лошади на лошадь, делая двойные сальто и, казалось, падала, промахнувшись, и только в последний момент, успевая ухватиться за поручни гурты (специального седла), немыслимо изогнувшись, вскакивала в седло. Униформисты, сейчас одетые в обычные рабочие комбинезоны, забыв обо всём, смотрели на девушек, открыв рты, да и не только они. Этот номер Катя и Атиша только задумали и сейчас репетировали впервые. Закончив репетицию, девушки убежали за форганг (тяжёлый занавес), сейчас отведенный в сторону и открывающий внутренние помещения – большой навес, примыкающий к шапито, где стояли жилые вагончики, они же и гримёрки артистов. Не только убежали сами, а и увели своих лошадок. Их надо было расседлать и обтереть, Катя всегда это делала после номера или репетиции, сейчас Атиша ей помогала. Конечно, это всё девушки делали не сами, им помогал конюх. Когда тот отошёл в сторону, Катя пожаловалась:
– Фил обещал меня избить, если ты не будешь ночевать сегодня в нашем вагончике. Он не только будет меня бить, но и… – девушка заплакала. Атиша спросила, при этом утешая подругу:
– А остальные? А Гутлиб? Они что, позволяют так над тобой издеваться?
– Они боятся Фила, Федя раз заступился за меня… Да и если сегодня меня защитят, то Фил придёт другой ночью, не будут же меня постоянно охранять.
– Не плачь, Катя, – вытерла слёзы подруге Атиша, – я сегодня буду ночевать у тебя, мало того, мы будем спать в одной постели.
– Почему? – удивилась наездница, её подруга лукаво улыбнулась:
– Моя будет занята, надеюсь, Гроза не будет ревновать.
Катя прижала руки ко рту и расширившимися глазами посмотрела на Атишу, та постаралась её успокоить:
– Не бойся, я же буду непросто с тобой, а даже в одной постели.