Выяснилось следующее. Поскольку грузовой отсек не герметичен, перед полетом на большой высоте на бочках ставят особые предохранительные клапаны. На одной из бочек клапан заело. Опасаясь взрыва, пилот решил вернуться назад. Но баки самолета были заправлены горючим, которого хватило бы до самых Штатов. И прежде чем приземлиться, надо было освободиться от него. Чтобы израсходовать горючее, самолет несколько часов кружил и в конце концов приземлился.
Когда ремонт закончили, продолжать полет было поздно, поэтому самолет вместе с экипажем и грузом остался на аэродроме. Во время обычных полетов экипаж летит 15 часов, а потом спит. Все, кто летал на этих воздушных грузовиках, говорят, что шум в них зачастую просто изматывает людей. Некоторые из членов экипажей затыкают уши, другие слышат гул моторов много дней спустя после приземления.
На третьи сутки С-124С сел в Ньюарке (штат Делавэр). Это была первая остановка в Соединенных Штатах. Таможенный досмотр и проверка виз закончились быстро. Трое французов и Джерри пошли чего-нибудь перекусить. Когда они вернулись, то "Ныряющее блюдце" не обнаружили, оно исчезло.
- Mon Dieu! - воскликнули в унисон Гастон и Андре.- Как в воду кануло!
После тщательных поисков они нашли груз вместе с "Блюдцем" на складе. Новый экипаж решил, что все надо выгрузить, и, пока наши друзья пили кофе, ретивые летчики сделали свое дело. Джерри пришлось долго убеждать экипаж, что все необходимо погрузить снова. Этот эпизод до такой степени расстроил Гастона, что он больше не оставлял "Блюдце" без присмотра ни на минуту. Андре был спокоен, а Каноэ, я уверен, считал, что все американцы тронутые.
И лишь утром на четвертые сутки они, усталые и издерганные, добрались до Калифорнии. Когда мы приехали в Лонг-Бич, длительное путешествие наконец закончилось. Все теперь шло гладко. Фред Уиллет сделал на судне нужные приготовления, чтобы разместить "Ныряющее блюдце".
Аппарат с трейлера мы сгрузили при помощи 22-тонного гидравлического крана, установленного на "Хью-Тайде". В роли крановщика выступал Фред. Мне оказали сомнительную честь быть пассажиром "Блюдца". Вскарабкавшись на раскачивающийся аппарат, я крепко держался за трос. Крановщик свое дело знал хорошо: быстрое точное движение - и мы очутились над водой, поворот - и мы на палубе судна-базы. "Ныряющее блюдце" вместе с тележкой, с которой сняли колеса, приварили к стальной палубе "Хью-Тайда", поближе к крану, чтобы осталось свободное пространство.
Когда я увидел "Хью-Тайд" в первый раз, мне показалось, что места на нем достаточно. В передней части судна находилась надстройка, достигающая середины палубы. За ней был грузовой люк и открытая палуба. Но когда на левом борту установили один из фургонов размером 2,4х2,4 метра, кран занял пространство 3,6х4,5 метра, близ него разместили "Ныряющее блюдце" диаметром 3 метра да еще 5-метровый баркас "Бостон", стало тесновато, если не сказать больше. "Хью-Тайд" строился как вспомогательное судно, но предусматривалось, что он будет использоваться и для океанографических работ. Осадку судно имело достаточную и было вполне мореходным. Помещение для экипажа оказалось просторным. Правда, судно не было идеально приспособлено для наших работ (нам бы палубу попросторнее), но месяц мы могли бы перебиться, а позже из Мексиканского залива должно прийти более крупное судно "Бэрч-Тайд".
Из-за тесноты на "Хью-Тайде" мы не осуществили многие свои планы. Единственный фургон служил нам одновременно лабораторией для проявления пленки, хранилищем фото- и киноаппаратуры, а также мастерской для ремонта электронной аппаратуры и механического оборудования. Для строения размером 2,4х2,4 метра этого было более чем достаточно. И действительно, случалось нередко так, что фургон походил на телефонную будку, куда, укрываясь, от дождя, набилось множество людей. В фургоне вдоль одной стены стоял верстак длиной 2,4 метра с выдвигающимися ящиками внизу. Специальные стеллажи занимали всю стену напротив до самого потолка. В дальнем углу оставалось небольшое пространство для холодильника, в котором хранился запас пленки. Двери были чересчур широкими, 1,5 метра - для фотолаборатории недопустимая роскошь, но в очень сжатые сроки мы не смогли придумать ничего другого. Основная часть оборудования и продуктов размещалась в трюме, туда же сложили 6 или 8 громоздких металлических ящиков с запасными частями для аппарата. В трюм судна попадали через широкий люк. Весь груз, который было небезопасно оставлять на палубе (устройство для зарядки батарей, запасные батареи, легководолазное снаряжение и др.), погрузили в трюм и кормовой кубрик. Поскольку командный мостик был невелик и забит навигационными приборами, эхолот пришлось установить в кормовом кубрике под палубой. На судне такого рода следовало бы иметь лабораторию для научной аппаратуры, но мы не могли позволить себе этого, так как на палубе требовалось свободное пространство.
Когда все погрузили, "Хью-Тайд" стал похож на огромный неуклюжий цирковой фургон, который того и гляди перевернется. Получить разрешение на выход в море можно было после того, как судно испытают на остойчивость. Представитель страховой компании осмотрел подъемное устройство, после чего понадобилось доказать, что кран, подняв значительный груз, не создаст большого дифферента на корму. Тяжелый цилиндрический буй, использующийся обычно при таких испытаниях, в феврале, как всегда, лежал на причале. Считалось, что он весит около 10 тонн. Кран легко подцепил буй и стал "макать" его в воду на расстоянии 10 метров от кормы и под некоторым углом к диаметральной плоскости судна. Дифферент возникал, но он был настолько незначителен, что не вызвал опасений у инспектора. В конце концов все убедились, что грузоподъемное устройство вполне надежно и что тяжелый кран не нарушит остойчивости судна.
Значительную часть необходимого оборудования, которое не удалось разместить на борту "Хью-Тайда", пришлось оставить на причале. Оно пригодится, когда вернемся: к тому времени в нашем распоряжении будет "Бэрч-Тайд". Мы оставили компрессор для зарядки баллонов аквалангов, запасные баллоны, а также запасные грузы и масло.
К счастью, в программе первого месяца работ не предусматривались длинные переходы и сложные условия плавания. Мы радовались возможности научиться использовать снаряжение, приобрести навыки прежде, чем окажемся в более сложной обстановке.
Во второй половине дня пронзительно взвыла судовая сирена, матрос сбросил с кнехта последний швартовый конец и "Хью-Тайд" лихо отошел от стенки, держа курс на Сан-Диего, расположенный в ста милях южнее.
Мы втроем стояли на берегу и смотрели на необычное судно, на котором яркими пятнами выделялись оранжевый кран и желтое "Ныряющее блюдце". Судно двигалось вдоль длинного пирса к главному каналу. Мы отказались от предложения отправиться на борту "Хью-Тайда" (плавание должно было продолжаться 10 часов), так как решили провести это время в кругу семей, которым почти не уделяли внимания в течение последней недели с лишним. В Сан-Диего отправились на автомобилях. Мы считали, что успеем еще покататься на пароходе.
На следующее утро судно прибыло в порт Сан-Диего и ошвартовалось у причала Би-Стрит. Мы должны были занять место в углу причала рядом с Флипом - специально оборудованным для института Скриппса плашкоутом. Это странное судно, похожее на гигантский карандаш длиной 106 метров, занимало весь конец причала. Ширина его около 4,5 метра. В носовой части судна находятся помещения для команды и машинное отделение, ее длина 15 метров, а ширина примерно 9. Когда Флип в море занимает вертикальное положение, эта часть оказывается над водой, а остальная погружается, что делает судно необычайно устойчивым. Благодаря этой особенности Флип - чрезвычайно удобная морская лаборатория, не боящаяся штормовой погоды: почти не ощущается качка, а вертикальное перемещение не превышает 0,3-0,6 метра. Кроме того, Флип служит превосходной платформой для прослушивания звуков под водой, так как на самом судне фактически не слышно никаких посторонних шумов.
К обеду на "Хью-Тайде, особенно на том участке палубы, где стояло "Блюдце", яблоку негде было упасть: столько на нем собралось ученых, техников, репортеров и просто любопытных, узнавших о нашем прибытии в Сан-Диего. Два или три техника, представлявшие лабораторию электроники, устанавливали приборы для измерения температуры воды, скорости течений, а также устройства для связи. Французы охотно помогали нам, но иногда было видно по их лицам, что они расстроены тем, что слишком много народа желает ознакомиться с "Блюдцем". А все потому, что отношение посетителей к аппарату было чисто потребительским. К числу требующихся доделок относился дополнительный ввод с сальником, который не пропускал бы воду. Он понадобился для обеспечения новых приборов, которые устанавливались снаружи аппарата. Таким образом, общее количество проводов, проходящих сквозь прочный корпус, стало 26. За вводами операторы следили особенно внимательно, поскольку от их прочности и водонепроницаемости зависела жизнь экипажа.
После обеда несколько ученых из института Скриппса и лаборатории электроники пришли на судно посмотреть, что уже сделано, и обсудить предстоящие научные работы. Доктор Э. Л. (Джерри) Уинтерер - всегда улыбающийся, жизнерадостный молодой человек с песочного цвета волосами - был опытным геологом. Он рассчитывал глубже изучить современные геологические процессы, скрытые толщей воды, и увязать их со структурами побережья Калифорнии. Доктору Уинтереру предстояло самому совершить несколько погружений, устанавливать очередность погружений для своих коллег из института Скриппса (а их была добрая дюжина) и быть посредником для остальных пяти флотских учреждений.
Представителем лаборатории электроники был доктор Роберт Ф. Дилл, специалист по морской геологии, имевший почти десятилетний опыт в подводных исследованиях. Почти половина предполагаемых погружений отводилась ученым лаборатории электроники, поэтому его присутствие очень помогло нам при составлении графика операций на первый месяц. Доктор Дилл успел совершить ряд погружений на "Ныряющем блюдце" и "Триесте-I" задолго до того, как их доставили в Соединенные Штаты. Он был одним из зачинателей программы подводных исследований среди сотрудников лаборатории электроники и сделал немало для ее осуществления с помощью "Ныряющего блюдца".
Доктор Уинтерер принялся разъяснять график погружений. Он считал, что удастся использовать все дни, кроме воскресений. Первые две недели должны пойти на раскачку. Затем наш плавучий дом пройдет 60 миль на север вдоль побережья, чтобы совершить ряд погружений, в том числе возле крайних, расположенных ближе к Сан-Николасу островов. Закончить работы предполагалось в Лонг-Биче в конце ноября. Туда как раз прибудет "Бэрч-Тайд", на который мы перебазируемся. Мы проверили список ученых и выяснили, какого рода работы каждый из них будет производить во время погружений. Доктор Уинтерер решил осуществить первое погружение в каньоне Скриппс. Хотя этот узкий каньон и был хорошо изучен во время экспедиции на "Ныряющем блюдце", было желательно выяснить, влияет ли смена сезонов на количество взвеси в нем или ее перемещение, а также изучить рельеф и иные особенности. Кроме того, необходимо было проверить предположения относительно скорости течений на различных глубинах в этом и других, сходных с ним каньонах. Одним из ученых, которых особенно интересовал подобный вопрос, был доктор Дуглас Инман из института Скриппса, слывший специалистом по осадкам и исследованию процессов в прибрежных районах. Он уже изучал скорость и направление течений в головной части каньона-Скриппс, используя водолазов, а на более значительных глубинах - при помощи поставленных на якорь устройств. После погружения доктора Инмана предстояло спускаться доктору Шепарду, а затем доктору Диллу.
Таким образом, первая серия погружений должна была производиться с чисто геологическими целями, для чего не требовалось иной аппаратуры, кроме обычно находившейся на борту "Ныряющего блюдца".
КАНЬОН СКРИППС
Отвалив от стенки в 8 часов утра с небольшим, мы удалялись от причала Би-Стрит, держа курс на Скриппс-пирс. Мы двигались вдоль узкой полоски земли с крутыми берегами, расположенной к северу от нас. Там размещались база подводных лодок, лаборатория электроники, множество мощных бункеров и оборонительных сооружений, оставшихся со времени второй мировой войны. Море близ мыса Лома было спокойным, без единой морщинки, и лишь мерно дышало плавной, чуть заметной волной, шедшей со стороны радушно встретившего нас Тихого океана. Уже несколько дней стояла необычно теплая погода. Мы знали, что будем работать и в свежую погоду и благословляли небо за эту райскую тишь: ведь большая часть группы "Вестингауза" состояла из новичков. В одной-двух милях от берега "Хью-Тайд" упорно продвигался вперед со скоростью 9 узлов. Миновали Мишн-Бич, Пасифик-Бич, к обеду добрались до Ла-Хольи. Скриппс-пирс, расположенный среди крутых скал, на 450 метров выдается в море. Судно дрейфовало в полумиле от пирса, дожидаясь, когда, на моторной лодке прибудут ученые. Как только судно остановилось, мы с помощью крана подняли катер с палубы и осторожно спустили на воду. Крановщиком был Джерри Бэрнетт. Он не только знал толк в подъемных устройствах, но и сумел бы управлять катером, в случае если потребуется отыскать всплывающее "Блюдце".
Пока под руководством Гастона "Блюдце" готовили к погружению, Каноэ обсуждал с доктором Уинтерером задачи предстоящих исследований. К счастью, Джерри Уинтерер свободно говорил по-французски, так что беседа прошла как по маслу. Мы договорились, что ученый объяснит оператору, какие цели ставятся, заранее отметит на карте, в каком пункте он хотел бы взять образцы, сделать наблюдения и фотосъемку.
Доктор Уинтерер развернул большую карту, на которой были изображены каньон Скриппс, причал, а также рельеф дна. Он указал на карте приблизительное место, где находился буй, видный с судна, и пояснил, что хочет произвести погружение около него. Там водолазы смогут по буйрепу спустить вниз прибор для измерения скорости течений. С облюбованного доктором Уинтерером места можно было бы наблюдать за счетчиком для измерения скорости течений в каньоне, если таковые там существуют. Если окажется, что якорь, к которому прикреплен буй, находится в другом месте, то "Хью-Тайд" отбуксирует буй в необходимом направлении. В этом случае пришлось бы использовать подводный телефон для обеспечения связи аппарата с судном. Затем доктор Уинтерер намеревался пройти над кромкой каньона, чтобы выяснить, не переносятся ли осадки со склонов вниз и вдоль оси каньона. Такие сведения представляли бы особенный интерес для геологов.
В начале второго часа Андре Лабана, Гастона и Каноэ оповестили о том, что все готово. Мы неоднократно внимательно осматривали "Блюдце", чтобы убедиться в том, что во время трансатлантического перелета аппарат не получил повреждений. Я наблюдал за Каноэ, который ходил вокруг "Блюдца" и все время посматривал на корпус, пока не закрепили обтекатели из стеклопластика. Хотя оператор внешне казался спокойным и беззаботным, проверка была весьма тщательной. Каноэ делал свой "обход" с важностью пилота в начальный период развития авиации. Те, бывало, перед вылетом долго ходили вокруг машины, время от времени постукивая по фюзеляжу, трогая тяги, осматривая различные узлы. Настало время спуска, Джерри Уинтерер влез в сферу. Каноэ ловко вскарабкался по трапу, но, прежде чем скрыться в люке, осмотрел уплотнительное кольцо в крышке люка. Резиновый уплотнитель должен был входить точно в канавку и не иметь ни надрезов, ни трещин. Пока под давлением воды люк не закроется герметично, он будет самым уязвимым местом аппарата. В следующее мгновение Каноэ исчез в "Блюдце" и закрыл за собой крышку люка. Маховичок наверху несколько раз повернулся: это Каноэ задраил изнутри крышку. Дальше связь с экипажем поддерживалась с помощью обычного телефона. Каноэ доложил, что все в порядке.
Джо Томпсон, который был крановщиком в этот раз, внимательно следил за Фредом Уиллеттом, делавшим ему знаки. Джо аккуратно приподнял "Блюдце" метров на пять над кильблоками. Кран вместе с аппаратом, следом за которым двинулся Гастон, держа в руках телефонную трубку, начал медленно поворачиваться направо. Фред с портативным приемопередатчиком и мы двое с оттяжками в руках обошли кран с кормы. И вот "Блюдце" повисло над водой. Выглядывающий из иллюминатора Джо Уинтерер улыбался, как человек, готовый отправиться в мир, мало кому известный. Ларри Соумерс успел надеть на себя легководолазное снаряжение: он был сегодня дежурным пловцом и должен прицеплять и отцеплять гак крана. Похоже, пока все шло хорошо. Судно стояло там, где ему и следовало стоять. "Блюдце" должно было по буйрепу спуститься на дно. Оно прикреплялось карабином к тросу, по которому скользило при спуске. Механическое устройство, которым запирался карабин, позволяло оператору отстегнуть его у дна. Благодаря такому устройству аппарат достигал дна в заданной точке даже при наличии течения.
В 13.05 Фред Уиллетт дал Джо знак и "Блюдце" стало медленно опускаться. Как только его днище коснулось поверхности воды, Фред дернул за трос, гак раскрылся, и "Блюдце" соскользнуло в воду. Теперь оно удерживалось лишь оттяжкой, которую я держал в руках.
Ларри пытался отцепить гаки, зацепленные за рымы на аппарате, но не мог. Он пробовал подтянуть к себе трос, чтобы образовалась слабина, но Джерри Бэрнетт и Том Хортон, находившиеся в моторке, тоже тянули трос к себе. Ларри находился на глубине 18 метров, так что баллон с запасом воздуха на 10 минут и маска оказались как нельзя кстати. Наконец удалось подтянуть трос и отцепить его от корпуса аппарата. Так началось 321-е погружение "Ныряющего блюдца".
Глубина достигала уже 20 метров. Вода была мутноватой, но вовсе не грязной. Каноэ, находившийся в "Блюдце", приподнялся, взглянул на ленту эхолота, на которой дно изображалось наклонной линией. Наклон объяснялся тем, что расстояние до дна все время уменьшалось. В 10-15 метрах от него Каноэ сбросил груз и аппарат замедлил спуск.
Джерри Уинтерер придвинулся вплотную к иллюминатору: дно было илистое, видимость составляла несколько метров. Глубиномер показывал около 50 метров. Все шло удачно. Но где же якорь буя, в каком направлении двигаться? Джерри Уинтерер предложил использовать прибор, который мы с успехом применяли на "Блюдце" в феврале. Это был гидроакустический приемник, о помощью которого можно определить направление на источник сигнала и запеленговать его. Дискообразная антенна, установленная снаружи аппарата, принимала сигналы с частотой 37 килогерц, направленные с надводного судна. Сигналы усиливались, и их мог отчетливо слышать оператор или наблюдатель. На моторной лодке по такому же прибору следили за маршрутом "Блюдца".
В приемнике на этот раз иногда пощелкивало, но прерывистых звуков передатчика не было слышно. Неужели за время погружения аппарат отнесло далеко в сторону? Вряд ли это возможно. Джерри Уинтерер решил, что надо передать на поверхность хотя бы о том, что они достигли дна. Тогда, возможно, сопровождающая их лодка сообщит им, каким курсом следует идти к бую. Он нажал кнопку на микрофоне и стал докладывать :
- Говорит "Ныряющее блюдце"... Мы на дне. Глубина 50 метров, Видимость 3-4 метра, сумрачно. Термометр показывает 25°С. Вертушка счетчика скорости течений почти неподвижна, В каком направлении находится буй? Слышите ли нас?