14. НЕВИДИМАЯ НИТЬ
Снова нужна была добыча, и юноша ушел на охоту, как обычно, вместе с Хромым во второй половине ночи, ближе к утру. Двинулись в глубь тайги, в сторону, противоположную от побережья. Пересекли всего два оврага и знакомую сосновую рощу, как Хромой зацепил след оленя и пошел по нему.
На этот раз им повезло. И след быстро обнаружили, да и лежка зверя оказалась неподалеку. Прежде чем залечь, олень сделал петлю и возвратился к своему следу с подветренной стороны. Тот, кто пойдет за ним, должен обязательно пройти мимо лежки, и олень его наверняка учует.
Но Хромой оказался хитрее. Он угадал, что олень залег в небольшой сосновой рощице на бугре - очень удобное место для лежки,- и волк пошел не по следу, а напрямик.
Шагов за сто верхним чутьем обнаружил запах добычи и крался уже точно к цели, на запах. Подобрался на расстояние прыжка, на миг замер и прыгнул. Бросок его был молниеносным. Волк успел рвнуть зубами горло быка и вцепиться снова. Крупный бык, уже вставший на ноги, не сумел сделать и шага с висящим на нем волком. Он рухнул, захлебываясь своей горячей кровью...
Сразу же подоспевший Игнат быстро освежевал тушу, разделал и, как обычно, связал для переноски.
Теперь, уходя из логова, Игнат, закрывал дверь на подпорку - беспокоился о запасах, которых уже накопилось немало и на которые нашлись бы охотники. Не так давно, уже в конце лета, в отсутствие хозяев в их логово явилась росомаха, утащила несколько кусков вяленого мяса и все, что было в пещере, разворошила и перевернула. Когда Игнат вернулся, у него возникло желание настигнуть вора и всадить в него стрелу или нож. С того дня он забивал меж бревнами двери клин - распорку, которую надо было раскачать и вытащить, чтобы снова отворить дверь.
Вот и сегодня, насытившись свежей олениной, человек и волк снова вышли в ночной лес, и юноша запер дверь клином. Он не стал варить похлебку; беспокойство, неосознанное чувство тревоги подгоняло его.
Они бесшумно и быстро двинулись к побережью и еще до рассвета пришли к одинокому дому, уже известному им. Обошли его вокруг по тайге, не приближаясь, шагов на двести-триста. И вдруг Хромой настороженно замер и едва слышным урчанием позвал Игната. Несколько бесшумных прыжков - и юноша уже стоял рядом с волком, разглядывая след, который серый брат тщательно нюхал. Тьма не мешала им обоим. Собачьих следов рядом не было, и по поведению волка, и по некоторым другим заметным ему мелочам, Игнат сообразил, что это след совсем не того, кто живет в строении из мертвых деревьев, в лесном доме. Именно сейчас он почувствовал особую тревогу, сжавшую вдруг его сердце. Это был тот след, который и таил в себе беду.
Хромой поднял морду вверх, прошелся вперед, назад, в сторону, вернулся. Верхним чутьем поиск не получался. Верхний запах уже рассеялся. Это Хромой понял и по следу, но по привычке проверил. След был не свежий - вчерашний. Видимо, люди не ходили по тайге в темноте.
Волк вернулся к Игнату и замер, глядя на него.
- Пойдем, Хромой, надо искать, ищи его,- шепнул он зверю, и тот, уткнувшись носом в невидимый след, затрусил по тайге в сторону побережья. Игнат скользил следом.
Через некоторое время они вышли почти к самому берегу, уже хорошо слышался гул прибоя, хотя море оставалось относительно спокойным.
След повернул к некрутому лесистому холму, и Хромой замедлил шаг и лег. Юноша лег в нескольких шагах вблизи него. Затем волк пополз медленно и совершенно беззвучно. Игнат отставал на четыре-пять шагов. До рассвета оставалось недолго, но в лесу и на море стояла еще полная тьма. Оба они - зверь и человек - хорошо видели. Склон холма, деревья, камни. Людей не было. Но Хромой (и юноша понимал это) своим тонким обонянием чуял не только след, но и близко находящихся людей, пожалуй, даже их скрытое логово, иначе он бы не полз, а шел.
Продвинувшись немного по склону вверх, Хромой замер и обернулся к Игнату, взглядом подзывая его. Тот придвинулся вплотную к серому брату. Волк обнюхивал едва заметную нитку, вроде жилы, только намного тоньше. Это была контрольная проволочка, прикосновение к которой предупреждало немцев об опасности зуммером, который звучал в рации. Но ни зверь, ни человек не прикоснулись к контрольке, соблюдая извечный волчий закон осторожности. Игнат даже после сигнала Хромого не сразу заметил эту жилку, настолько она была тонка. Но он учуял ее специфический запах, учуял сразу, едва подобравшись к серому брату. Медная проволочка была покрыта темным лаком, скрывающим ее блеск. Но лак имел запах, и достаточно сильный. Запаху немцы не придавали значения, ведь меры безопасности принимались против людей, а не против волков. Для людей эта крашеная медная нить практически была невидимой.
Юноша осмотрел и обнюхал жилку. Зверь тоже нюхал и ждал, вслушиваясь в тишину ночи. Легкий ветерок шелестел в еще не облетевших до конца, ветках осины, березы, ольхи, пошевеливал лапы елей, замерших на вершине холма впереди. Внизу, невдалеке, вздыхал и слегка гудел морской прибой. Волны, накатываясь на берег, всхлипывали, шурша пеной в прибрежных камнях. Они, эти волны, иногда казались Игнату живыми...
Он наклонился к серому брату и шепнул едва слышно:
- Идем вперед.
Оба осторожно перешагнули через проволоку и поползли дальше в том же порядке: Хромой - впереди, юноша - за ним. Через некоторое время волк снова затаился, и Игнат, подобравшийся к нему, услышал в пятнадцати шагах ближе к вершине холма, человеческую речь. Он не понимал слов - они были незнакомы ему. Он лежал, вслушиваясь в непонятную гортанную речь, и чувствовал сильное волнение. Неизъяснимая тревога, все время бродившая в нем, внезапно усилилась, она словно пронзила его мозг. Ему вдруг стало казаться, что он уже слышал такие или подобные им слова, эти гортанные, лающие звуки будто врезались в его лоб, темя, отдаваясь острой болью в висках.
Разговор был негромким, едва слышным для обычного человеческого уха, но оба - и волк, и юноша - хорошо слышали его. Внезапно на фоне этих непонятных слов в памяти Игната снова возникло пламя. Его алый и призрачный свет опять заполыхал в мозгу юноши. Высокий и тревожный призрак огня пылал, заслоняя все вокруг, и Игнат видел мечущиеся фигуры, темные и непонятные, и слышал гортанную и теперь уже - он понял это - ненавистную ему речь.
Но вот в логове людей разговор смолк, и призрак пламени, видение в мозгу тотчас исчезло. Игнат вытер холодный пот, окропивший ему лицо, виски, шею...
- Идем назад,- шепнул он серому брату, и они оба поползли вниз по склону, перешагнули жилку и двинулись в глубь тайги.
В море появились блики первых отраженных водой светлых полос неба - приближался рассвет.
15. НА ПОДСТУПАХ К ЛОГОВУ
Еще накануне этой ночи, описанной в предыдущей главе, сразу после полудня старик Лихарев пошел на побережье искать немцев.
Двигаться решил не особенно скрываясь, хотя и не шумно, чтобы лишний раз не привлечь их внимание. А специально прятаться не надо, потому что если немцы обнаружат его - а у них наверняка есть где-то наблюдатель,- пусть думают, что он ходит по своим лесным, охотничьим делам.
Взял карабин, запас патронов. Потом поставил карабин к стенке и в раздумье прошелся по избе. Нет, так не годится. Немцы тоже не дураки. Чего ему шастать по берегу моря, что ему, тайги мало для охоты? Спустился в сарай через черный вход, обошел висящие на жердях сети. Да, сетку надо взять. Хотя бы одну. И поставить ее недалеко от берега. Это не займет много времени, зато будет понятно, почему он пришел на берег. Если немцы его заметят, он не вызовет у них подозрений.
Снял одну из сетей с жерди, уложил в рюкзак, поднялся в комнату. Когда вышел из дома и уже двинулся к побережью, насторожился. Обе собаки стали проявлять беспокойство. Они тревожно замирали, глядя все в одну сторону. Помор даже негромко зарычал, но вскоре смолк. Старик понял, что кто-то наблюдает за ним, пожалуй, издалека. Иначе собаки бы рычали и щетинились. И это не волк... На волка лайки реагируют не так сдержанно и более опасливо. Тогда кто же? Немцы. Другого ответа на этот вопрос не было. Метров за сто сидит или лежит в кустах фашист и держит его, старика Лихарева, на мушке своего автомата или винтовки. Ну и что ж? Он готов ко всему. На то она и война, чтобы жизнью рисковать. Весь народ воюет.
Иван Васильевич спокойно и степенно продолжал шагать к побережью. Лайки сперва пытались рвануться в кусты, туда, где была причина их беспокойства, но он не пустил их. Окликнул и приказал идти рядом. Потом послал впереди себя.
Море слегка играло волной, выбрасывая на берег пену и добродушно шипя. Можно было ставить сети.
Он легко спустил лодку на воду, предварительно перевернув ее привычным движением и уложив на слани (* Полы в лодке.) сеть. Под лодкой была и рогатина для спуска сети. Положил под себя рогатину и, прижимая ее, стал через ее вилку выпускать сеть за борт, разворачивая грузилами к корме.
Еще при подходе к берегу и во время укладывания в лодку сетей и спуске ее на воду старик Лихарев незаметно, но внимательно наблюдал за берегом. Ничего не обнаружил. Когда шел сюда, сначала находил приметы, по которым определил путь немца к своему дому и обратно. Но вблизи побережья не нашел примет. Все следы исчезли. Видимо, не доходя до берега, немец куда-то скрывался. Пуская сеть - поплавок за поплавком,- Лихарев оглядывал берег. За все время своего пребывания сегодня на побережье у него было чувство, что за ним наблюдают. Ну что ж, он это и предполагал. Видимо, следили от самого дома. Недаром собаки забеспокоились. А здесь - где ж он, наблюдатель-то? Вдоль моря по берегу идут высотки, холмы - за четыреста, шестьсот, семьсот метров от воды. Холмы скальные, лесистые, довольно высокие. Оттуда видно весь берег и ближайшую тайгу. На одном из таких холмов наверняка и сидит фашист.
Так ничего и не обнаружив, причалил к берегу. Ощущение, что за ним следят, усилилось. Ему даже казалось, будто он затылком и спиной чувствует чужой и недобрый взгляд. Воротом вытащил лодку. Старый деревянный ворот - короткое вертикальное бревно с длинной рукояткой-рычагом, установленное в деревянном же гнезде,- крутился с трудом, со скрипом, потому что им редко пользовались. Старик нечасто спускал лодку, хотя смолил и поправлял ее регулярно. Так, на всякий случай. Вот случай и пришел.
Снял карабин из-за спины - на ремень и не спеша двинулся обратно по направлению к дому. Однако, едва углубившись в тайгу, нашел уже известные ему следы немца, подождал, затаившись за кустами, не идут ли следом за ним. Затем пошел обратно к берегу, осторожно, пустив собак впереди себя по следу врага.
Лайки, пробираясь между деревьев и камней, привели старика к подножию отлогого холма. Здесь кусты кончались, и дальше надо было идти среди редких старых деревьев. Правда, везде лежали обомшелые валуны, за ними можно было, конечно, спрятаться, но риск быть обнаруженным здесь сильно возрастал. Охотник коротким птичьим свистом вернул собак и залег в густых можжевеловых зарослях, устроившись для наблюдения.
Снял с плеча карабин, взвел курок, пружина негромко, но уверенно щелкнула. Старик погладил рукой цевье и приклад старого и верного спутника и положил его рядом. Собаки лежали здесь же, притаившись. Теперь можно было достать бинокль. Он извлек его из-за пазухи теплой куртки - бинокль висел на ремешке на шее, поднял к глазам и стал всматриваться в скальные выступы, уступы, валуны и деревья - дальше по склону холма.
Было тихо, только слабый ветер шелестел, проходя волнами по лесу, да негромко и устало вздыхало море.
И вдруг в стороне неподалеку раздался шорох. Собаки насторожились, и старик строго шепнул им:
- Лежать! - И добавил: - Тихо...
Следом за шорохом из кустов метрах в пятидесяти от Лихарева вышел человек. Он шел быстро и почти неслышно, мягко ступая ботинками по едва заметной звериной тропке. Одет он был в пятнистую серо-зеленую маскировочного цвета одежду - куртку и брюки, заправленные в ботинки. На голове у него был такого же цвета серо-зеленый берет, на шее висел бинокль, на поясе - нож, кобура с пистолетом, за спиной короткий немецкий автомат. Старик Лихарев видел такое оружие в Архангельске прошлой весной, ему показывали трофейный автомат.
Было ясно, что это и есть немецкий разведчик. Сколько же их здесь? Собаки были как напружиненные. Иван Васильевич быстро положил ладони на загривки лайкам, властно прижал их и снова прошептал:
- Лежать! Тихо!
Они все понимали, подчинялись, но волновались.
Немец быстро поднялся на холм и скрылся за деревьями. Значит, здесь и есть их землянка, где-то на склоне или на вершине этого холма. Там же, наверху, пожалуй, и наблюдатель устроился.
Старый охотник погладил обеих собак, потрепал их по спине и шее, но строго и властно шепотом повторил команду.
Лайки успокоились, Помор положил голову на передние лапы, а Белка замерла, продолжая держать морду поднятой.
Старик Лихарев лежал не шевелясь, рассматривая через линзы бинокля склон скального холма и пытаясь разглядеть или угадать, где же находится убежище врагов. Теперь он знал направление, куда ушел немец, знал холм, где вероятнее всего, устроились враги, точно знал, что такое убежище есть поблизости и он находится уже на подступах к логову фашистов, расположенному на его родном берегу.
16. СЛЕЖКА
- Герр штурмфюрер!
- Да.
- Докладывает ефрейтор Фогель об утреннем наблюдении за стариком охотником! Разрешите доложить?
- Да.
- В тринадцать двадцать четыре он вышел вместе с собаками из дома. С собой нес большой рюкзак и карабин. Я предположил, что он собирается в дальнюю тайгу, совсем покидает дом, и согласно вашей инструкции, решил его ликвидировать. Стал выбирать удобный момент. Поскольку стрелять запрещено, я решил действовать ножом. Бросить нож наверняка я могу с двадцати метров, но на это расстояние подойти мешали собаки. Я решил, когда они уйдут вперед,- он всегда пускает их вперед,- тогда я сзади и подберусь...
- Короче!
- Так точно, штурмфюрер! Но когда я понял, что он идет не в глубь тайги, а к побережью, я решил подождать с ликвидацией...
Фогель на секунду смолк, ожидая реакции штурмфюрера: правильно ли он поступил, отложив ликвидацию. Но лицо начальника зондеркоманды оставалось невозмутимым. Стараясь вытянуться перед штурмфюрером, хотя в сидячем положении это было не очень эффектно, а встать в землянке было негде, ефрейтор продолжал:
- И я следил за ним до самого берега. Даже когда он вошел в зону вашего наблюдения, штурмфюрер, я все равно, выбравшись на берег в пятидесяти метрах левее его, продолжал наблюдать. В рюкзаке оказалась сеть. Он установил ее в море. В пятнадцать сорок семь он закончил вытаскивать лодку на берег и отправился домой. Я следил за ним, пока он не углубился в тайгу. После этого я поспешил с докладом к вам, штурмфюрер!
- Да. Я знаю,- буркнул Крюгер и добавил, чтоб было понятно, что он имеет в виду: - Я видел, как он поставил сеть и ушел обратно в тайгу.
- Яволь, штурмфюрер!
- Хорошо, Фогель, ты поступил правильно. Не надо было его ликвидировать.
- Слушаюсь, штурмфюрер!
- Он пока еще не знает о нас, если спокойно ставит сети. Наблюдай за ним ежедневно. А теперь иди отдыхай.
- Яволь, штурмфюрер!
Фогель прошел на свою лежанку, завернулся в меховую куртку и сразу же заснул.
Радист находился наверху, на посту наблюдения. Крюгер молча сидел в темной землянке. Метрах в пяти от него в небольшое отверстие, оставленное для воздуха, пробивался скудный луч света. Все выходы были завешены специальными шторками, окрашенными снаружи под местный камуфляж.
Он сидел, не зажигая света от батарей, сидел почти в полной темноте. И вдруг подумал об охотнике-одиночке. Он не считал его человеком, но понимал, что тот тоже может думать, хочет жить, любит какую-то, по его мнению, вкусную еду. Как он живет здесь? Наверно, хлещет всю зиму свой русский шнапс... Ну и жизнь у этих русских... Ему было глубоко безразлично все, что происходит с этим охотником, да и со всеми этими людьми второго, даже третьего сорта. Он просто из любопытства подумал о нем, как думают о странной, но не нужной вещи... А хлопот этот охотник пока доставляет немало. Сколько на него тратится нужного времени. Его они, конечно, все равно уберут, даже если он и не обнаружит их присутствия на побережье. Ликвидируют, когда получат приказ о радиопеленге. Ну и перед этим за час-два убрать его будет делом безопасным для операции и полезным для общей идеи. Уничтожение каждого русского, не стоящего на коленях,- полезно для великого дела фюрера. Крюгер довольно улыбнулся своей мысли. Это придумал он сам. А может, и прочитал где-то когда-то. Это неважно. Важно, что он здесь и что он выполнит свой долг перед нацией и фюрером.
А шифровки с приказом все еще нет. Уже пошла вторая неделя, как он дожидается этого приказа, но пока безрезультатно. Видимо, что-то изменилось в общей боевой обстановке в этом районе. Вчера радиограмма была, но она продублировала предыдущую, которую получили в ответ на запрос Крюгера несколько дней назад: "Наблюдайте и ждите приказа".
Ему уже осточертел этот пустынный берег, где от каждого камня веет враждебностью. Запас продовольствия больше чем наполовину израсходован. Если приказ не поступит еще неделю, придется снова встречать подлодку, принимать мешки с продуктами, и тогда эта лодка их не заберет отсюда.
Крюгер с каждым днем становился все мрачнее, в постоянное чувство опасности не покидало его.
Его тревожило все: и то, что погода стоит ветреная, и что сначала по ночам выли волки и что теперь они не воют. Его беспокоило появление этого охотника: и то, что его опасно пока ликвидировать, и то, что он шляется на берег и ставит сети. Но не ликвидировать его тоже опасно.
Крюгер очень внимательно присматривался к двум своим подчиненным. С одной стороны, он хотел выяснить, все ли строго они выполняют, потому что члены такой разведгруппы обязаны идеально выполнять приказы, недаром они окончили спецшколу и уже не один год воевали в разведке. Но, проверяя их и пристально всматриваясь в них, он в глубине Души хотел, надеялся обнаружить в солдатах тот же тайный страх, который преследовал его, страх перед этой суровой и мрачной чужой землей, так не похожей на землю фатерлянда. Эта земля, конечно, хуже Германии, потому-то и живут здесь эти недочеловеки, но откуда у них такая стойкость и сила? Этот вопрос уже давно не давал ему покоя, потому что ответа на него он не находил. А что стойкость и сила есть, это уже стало ясно.