- Негры! - крикнул он помрачневшим островитянам. - Мой друг, - он небрежно мотнул головой в сторону обескураженного и разозленного неудачей Цератода, - мой друг мистер Цератод попросту добродушно пошутил. Мы все пятеро только вчера прибыли сюда морем и никогда ни на Луне, ни на каком-либо другом небесном светиле не бывали! Ведь правда, вы пошутили, дорогой мистер Цератод?
- Конечно, мистер Фламмери. Само собой разумеется…. пошутил, - отвечал припертый к стенке незадачливый претендент в сыны божьи и настолько кисло при этом улыбнулся, что Егорычев, несмотря на героические усилия сохранить серьезное выражение лица, не выдержал и впервые со времени гибели "Айрон буля" совсем по-мальчишески прыснул. Вслед за ним рассмеялись и Сэмюэль Смит, смешно топорща свои густые черные усы, и Джон Бойнтон Мообс, открывший при этом два ряда великолепных зубов (ни дать ни взять - с рекламы зубной пасты), и Роберт Д. Фламмери, учтиво смеявшийся, прикрывая широкой пухлой ладонью широкий зубастый рот с тоненькими синими губами. И даже сам Цератод счел своевременным хихикнуть разок-другой сквозь тесно стиснутые желтые зубы, что подбавило веселья в первую очередь обоим американцам, от души наслаждавшимся его поражением.
Глядя на них, расхохотались и островитяне. Конечно, они и понятия не имели о том, что потешало этих пятерых белых. Но они были смешливы и восприимчивы, и им вполне хватало вида пятерых смеющихся людей, чтобы присоединиться к ним. Им уже и раньше было нелегко удержаться от смеха, слыша речь, столь странно похожую на ту, которой пользовались здесь, на острове, и в то же время многим так забавно от нее отличающуюся. Они обладали достаточным природным тактом, чтобы не показывать виду. Островитяне понимали, что за два дня пребывания на острове этих пятерых белых они вполне прилично для приезжих людей усвоили язык острова Разочарования куда лучше, чем те, в черных одеждах. Минут пять над лужайкой стоял веселый шум. Он окончательно разрядил дурное настроение, совсем было завладевшее островитянами. Теперь надо было поскорее закрепить их хорошее расположение духа.
Перекинувшись между собой несколькими словами, Егорычев со Смитом сбегали в пещеру и вернулись с кое-какой мелочью из той, которую привезли сюда эсэсовцы для меновой торговли.
Фламмери озабоченно заметил:
- По-моему, нам пока хватит вчерашних продуктов и тех, которые они нам сейчас принесли в подарок.
- И я так думаю, - согласился Егорычев.
- Тогда нам, пожалуй, не стоит сейчас наменивать еще продуктов. Лучше мы это сделаем через несколько дней и будем все время иметь свежие фрукты.
- И я так думаю, - согласился Егорычев.
- Так зачем же вы принесли сюда эту дрянь? - осведомился Цератод.
- Чтобы подарить, - сказал Егорычев.
- Вам не кажется, что это будет смахивать на разбазаривание наших запасов? - ядовито спросил Фламмери. - Ведь это та же самая валюта. И невосполнимая, к тому же.
- Нет, не кажется, - сказал Егорычев. - Это совсем не дорогая награда за симпатии и доверие здешних жителей.
- Я не собираюсь распространять среди этих дикарей дутые акции! - вспылил Фламмери, не терпевший, когда его намеки не принимались к немедленному исполнению. - Мне их симпатии и доверие нужны сейчас не больше, чем почтовые марки или автомобильный насос.
- Было бы все-таки неплохо, мистер Фламмери, если бы вы прежде всего помнили, что мы здесь не одни и что нам нужно жить с ними в дружбе хотя бы потому, что они хозяева острова и что мы у них гости, и гости непрошеные.
- Люди высшей, западной цивилизации всегда и всюду дома, - высокомерно возразил мистер Фламмери.
Егорычев молча пожал плечами.
- В конце концов кто вам, сэр, дал право так безапелляционно распоряжаться нашими общими трофеями? - взъелся Цератод, уже успевший, спасаясь от солнечных лучей, снова прикрыть голову носовым платком. При последних словах он, полный сознания собственного достоинства, гордо взметнул голову. Платок медленно сполз на правое ухо, и Цератод, прихватив его рукой, сердито водрузил на прежнее место.
- Простите, - холодно возразил ему Егорычев. - Я попросил бы напомнить мне сражение, в котором вы, мистер Цератод, захватили эти военные трофеи.
Казалось, что Цератод взорвется от злости. Но он взял себя в руки и принужденно засвистел "Типперрери".
Мообс, всегда радовавшийся любым поражениям Цератода, удовлетворенно осклабился. Смиту стало неприятно от бестактного поведения своего соотечественника и товарища по союзу, Фламмери сделал вид, будто он уже давно вышел из спора и теперь очарован действительно прелестной полуторагодовалой девчуркой. Увлеченная веселым гомоном, царившим на лужайке, она заливалась на руках у матери счастливым смехом и хлопала в ладоши, по-детски неуклюже взмахивая здоровыми, пухлыми ручонками.
- Приступим? - обратился Егорычев к Смиту.
- Приступим, - сказал кочегар, довольный, что пришла к концу Эта неприятная сцена. Он старательно избегал укоризненного взгляда Цератода.
Женщинам были розданы кусочки лент разных цветов. Каждой пришлось приблизительно по полметра. Мужчины получали гвозди или крючок для рыбной ловли. Радости островитян не было предела.
Исключение составляли четыре туземца. Одному из них было не больше двадцати трех лет, двоим уже давно перевалило за тридцать, а самому старшему - за пятьдесят. Хотя все четверо принимали участие в общем веселье, хотя они хохотали громче и, как бы это сказать, усерднее, что ли, остальных, но чувствовалось, что им не хватало как раз той искренности и нерушимого чувства собственного достоинства, которые сквозили в любом слове, жесте и поступке их односельчан. У них были пугливые и неуверенные повадки людей презираемых. Их сторонились, чуждались. Им крайне неохотно и немногословно отвечали. Словом, с ними обращались так, как они заслуживали. Быть может, даже несколько мягче, чем они заслуживали, ибо самый младший из них постыдно струсил в бою, самый старший прикидывался больным, лишь только надо было выходить на тяжелые работы, но зато был неутомим в распространении разных вздорных, но весьма обидных сплетен. Остальные двое были одновременно трусами, и лодырями, и сплетниками, и, вдобавок к тому, не без оснований заподозрены были в воровстве.
Мы еще будем, к сожалению, иметь случай в дальнейшем не раз вернуться к этой четверке.
Они подобострастно уступали дорогу односельчанам, даже самым юным.
Если бы не злобные искорки, время от времени проскакивавшие в угодливо прищуренных глазках четырех отщепенцев, трудно было бы найти людей, более смиренных и покорных.
Они униженно пропустили вперед односельчан, обступивших Егорычева и Смита в ожидании подарков. Когда все уже наслаждались новыми своими сокровищами, подошли за подарками и они и получили причитавшиеся им крючки. Они внушали и Егорычеву и Смиту непонятное отвращение, но не было оснований обходить их подарками.
- А ну, - мигнул Фламмери своему верному Мообсу, - узнайте-ка, что это там за чучела такие. И почему они ко всем подлизываются…
Мообс пошушукался с отщепенцами и вскоре вернулся с докладом.
- Насколько я понял, - прошептал он так, чтобы его слышал только его знаменитый соотечественник и уж в самом крайнем случае Цератод, - насколько я понял, они порядочные скоты. И им здесь несладко живется. Они всех боятся.
- И ненавидят? - с надеждой осведомился Фламмери.
- Еще как!
- Прекрасно! - сказал Фламмери.
Мообс посмотрел на него с удивлением, но Фламмери и не подумал растолковывать ему свои соображения.
- Имена?
- Какой-то сплошной Шекспир! - фыркнул Мообс. - Одного зовут Гильденстерн, другого - Розенкранц, третьего - Полоний, а четвертого, самого толстого и старого из них, - Яго Фрумэн.
- Странные имена! - заметил Фламмери, сохраняя каменное выражение лица.
- У них раньше были другие, обыкновенные. Они говорят, что им дали эти новые, когда они проштрафились, в наказание…
- Черт их знает, откуда в этих местах у дикарей и вдруг шекспировские имена… А ну-ка, кликните их сюда!
Пока Мообс, бесцеремонно расталкивая туземцев, бросился выполнять новое приказание своего благодетеля, Фламмери, тихо, так чтобы не услышал Егорычев, о чем-то беседовавший с обступившей его толпой весело галдевших негров, поведал Цератоду только что возникшую у него мысль:
- Или я ничего не понимаю в политике, или эта четверка станет здесь нашей опорой.
Цератод поморщился:
- Явные негодяи. А что, если опереться на здешних старейшин? Заинтересовать их в нашей дружбе - и дело в шляпе. История говорит, что…
Но Фламмери даже не дал ему досказать мысль до конца.
- Подкуп старейшин?! Старая английская романтика!.. Сложно, долго и без гарантии на успех. Чем делать старейшин негодяями, мы лучше сделаем негодяев старейшинами.
Цератод снова поморщился. И не то чтобы он был в конечном счете против предложения Фламмери, но зачем же излагать его так обнаженно и зачем называть такие грязные вещи их подлинными именами!..
Забывшись, он позволил себе даже повысить голос:
- И все-таки, если уж кого перетягивать на свою сторону, так…
- Тише! - замахал на него руками Фламмери. - Зачем звать о нашем замысле ему..
Цератод понял, о ком шла речь, и виновато замолк.
У Мообса оказался неплохой нюх. Он догадался, что лучше привести четверку отщепенцев так, чтобы особенно не привлекать внимание ни остальных островитян, ни увлеченных разговором с ними Егорычева и Смита.
- Сюда, господа прохвосты, сюда! - неожиданно сзади раздался его ликующий голос. - Не бойтесь!..
- Болван! - сказал ему Фламмери. - Будьте с этими джентльменами предельно почтительны.
- Покорнейше прошу вас, джентльмены! - немедленно переменил тон послушный репортер, подвел четверку к мистеру Фламмери, выслушал отданное ему на ухо новое приказание, сбегал в пещеру и вернулся, зажав в своей большой ладони четыре хромированные, восхитительно блестевшие английские булавки.
- Это вам от меня лично, - торжественно прошептал Фламмери и роздал каждому из них по булавке. - Приветствую вас от души. Помните, что я вам самый лучший друг и советник.
- И я тоже, - пробормотал Цератод после некоторого колебания. Он кинул осторожный взгляд на Егорычева и Смита и добавил: - Мы оба с мистером Фламмери - ваши лучшие друзья.
- И я, - сказал Мообс. - Вы мне здорово пришлись по душе. Все четверо. Клянусь честью!
Униженно кланяясь, отщепенцы затерялись в толпе.
Было приятно смотреть на живописные кучки туземцев, с азартом обсуждавших достоинства своих обновок. Как и большинство представителей негритянской расы, туземцы острова Разочарования были высоки ростом и отлично сложены. Цвет их кожи скорее приближался к коричневому, нежели к черному. Курчавые матово-черные волосы были по-праздничному украшены цветами. Мужчины были широки в плечах. Они легко и свободно шагали, красиво подняв головы. Женщины были грациозны и довольно миловидны. У людей пожилых и старых возраст сказывался не в ожирении и нехорошей дряблости, а главным образом в морщинах, бороздивших их открытые лица. Лысеющая голова мистера Цератода вызвала у туземцев почтительное удивление. Среди них не было лысых. Короткие трусики, которые сделали бы Фламмери и Цератода всеобщим посмешищем, составь они их единственную одежду, придавали статным туземцам вид заправских спортсменов.
Приближалось время обеда. Островитяне стали собираться домой. Пока Фламмери, Цератод, Мообс и Смит принимали от них изъявления симпатии и дружбы, Егорычев без труда сговорился с Гамлетом насчет железных бочек и получил заверения, что еще сегодня за ними придут на двух лодках, подберут доски от плота, если они еще сохранились, весла, ящики с продуктами, анкерок, отбуксируют бочки в бухту и будут держать все это добро в укромном местечке на берегу, в кустах, подальше от коварного наката. Таскать бочки наверх, на площадку, не имело никакого смысла.
Затем Гамлет и двое других особо доверенных лиц торжественно пригласили дорогих белых посетить их деревню и последними покинули площадку.
Уже спускаясь легким и упругим шагом вниз по тропинке, Гамлет Браун несколько раз оборачивал к стоявшим на самом краю площадки Егорычеву и Смиту свое умное и тонкое лицо с косым шрамом через левую щеку, улыбался им, как старый и добрый знакомый, и приветливо махал рукой, в которой был крепко зажат подарок белых - большой железный гвоздь, из которого он собирался соорудить себе отличный бурав.
Гамлета уже не было видно, когда Егорычеву внезапно пришла в голову какая-то, видимо очень важная, мысль. Он бросился вдогонку за островитянами.
- Не легко нам придется с этим молодым большевиком, - вздохнул Фламмери, адресуясь к Цератоду.
- Мда-а-а… И все-таки довольно противно иметь дело с этими четырьмя жуликами… Очень нечистоплотное занятие…
- Неужели у вас нет никакого дела? - прикрикнул Фламмери на прислушивавшегося к их разговору репортера. И когда тот покорно удалился, Фламмери ласково осведомился у Цератода: - А вы серьезно убеждены, сэр, что выдавать себя за господа нашего Иисуса Христа более чистоплотно?
Цератод молча проглотил пилюлю.
А тем временем Егорычев уже нагнал Гамлета и вел с ним, несколько отстав от его односельчан, строго секретный разговор.
- Значит, вы тогда видели, как эти люди в черных одеждах высаживались на остров?
- Мы спрятались за деревьями и видели. Они вылезли из брюха очень большой черной рыбы.
- Это не рыба, это корабль. Ну, такая большая лодка, которая приспособлена плавать под водой.
Гамлет посмотрел на Егорычева с вежливым недоверием.
- Они все сразу съехали на берег? - спросил Егорычев.
- Сначала только их главный начальник и с ним три человека. Они потом все вернулись обратно в рыбу, а потом уже высадились остальные чернокожие белые, которые потом остались, а рыба ушла под воду. С ними было много ящиков и много мушкетов.
- А когда их начальник в первый раз съезжал на берег, он вез с собою что-нибудь?
- Три ящика… и лопату.
- Ты не заметил, он их не уронил в воду? - спросил Егорычев, с трудом сохраняя на лице безразличное выражение.
- Они вынесли их на песок и остались сторожить, а начальник пошел налево и дошел почти до самого ущелья…
- Вспомни хорошенько, Гамлет, вспомни хорошенько, это очень важно! Он поднялся к Священной пещере? - Егорычев уже знал, что именно так называлась пещера, в которой он обосновался.
- Нет, туда он не поднимался. Мы даже подумали, будто он ходил искать, куда сложить эти ящики, пока на берег сойдут остальные. Потом он вернулся за ящиками, и они все пошли куда-то сюда, но только не на мыс, и провели там довольно много времени и вернулись на берег уже без ящиков и без лопаты. Но зато, когда они вторично прибыли из рыбы, они поднялись прямо на мыс, в Священную пещеру.
- Эх, вы, что бы вам проследить, куда начальник спрятал первые три ящика и лопату!
- Мы не могли. Они стали стрелять из своих мушкетов, когда понесли ящики, и мы убежали. Мы сразу догадались, что это как раз и есть те самые мушкеты, о которых нам рассказывали наши деды, а нашим дедам рассказывали их деды… Но только они их не понесли в Священную пещеру, потому что мы бы тогда снизу это увидели. Маленький Боб вам, может быть, расскажет побольше моего, потому что я не решился идти за ними следом, а он ходил. Он очень отчаянный парнишка, этот маленький Боб Смит.
Егорычев вспомнил мальчишку, который первый с Гамлетом выскочил на лужайку во время преследования Сморке, и невольно улыбнулся:
- Действительно, отчаянный паренек… Ты мне его покажешь, Гамлет? Я постараюсь прийти к вам в деревню, чтобы потолковать с ним.
- Я вам его обязательно покажу, сэр. Буду рад, если вы будете гостем Нового Вифлеема. Вы всем нам очень понравились.
- Только пока никому ни слова о нашем разговоре. До свидания, Гамлет!
- Хорошо, сэр. До свидания, сэр!..
Пока Егорычев разговаривал с Гамлетом, а потом возвращался наверх, на Северный мыс, на лужайке неподалеку от пещеры произошел разговор, о котором мы не можем не поставить в известность наших читателей.
Беседовали Фламмери и Цератод. Они совершали предписанную наукой прогулку перед ужином. Фламмери на ходу стругал себе хлыстик.
- Какой Фремденгут эсэсовец! Он делец, честнейшая фирма. Его слово вернее любого векселя, - сказал Фламмери, пряча ножик в карман.
На это Цератод брюзгливо ответил:
- Охотно верю. Но, по совести говоря, эта характеристика штаба войск СС…
- Копия характеристики. Вы же сами обратили внимание Егорычева на то, что это всего лишь копия!
- Это я сказал Егорычеву. Но меня самого это не очень утешает. Если говорить строго между нами, барон Фремденгут не кто иной, как самый обыкновенный эсэсовский палач… Да-да, палач, и, пожалуйста, не возражайте. Особо доверенное лицо рейхсфюрера СС, да еще при таком концентрационном лагере, как Майданек!..
- Мне припоминаются, дорогой мой Цератод, кой-какие войны. И кой-какие концентрационные лагери во время англо-бурской войны. Буры - старики, женщины, дети - за колючей проволокой, и их оптом расстреливают.
- Ну, это совсем другое дело, - высокомерно промолвил Цератод.
- Конечно, конечно, - согласился Фламмери с ехидной улыбочкой. - Понимаю… Так вот, если вам угодно знать мое мнение, Фремденгут попал сюда на остров скорее всего в порядке ссылки. Видимо, серьезно не поладил со своим начальством. Зачем ему ездить в такую дьявольскую даль, если на его заводах выполняются важнейшие…
Тут мистера Фламмери неожиданно поразила догадка. На его багровом лице отразилась сложнейшая игра чувств. Если то, что ему только что пришло в голову, на самом деле соответствует действительности, то это слишком серьезно, чтобы делиться с Цератодом. Поэтому он решил замять разговор.
- Смит, - крикнул он, - как дела с обедом?
Не трудно было догадаться, что Фламмери хочет увильнуть от дальнейшего разговора.
- Так над чем же работают сейчас на заводах Фремденгута? - спросил Цератод, чувствуя, что он очутился перед какой-то значительной тайной, но делая вид, будто вопрос этот его не очень интересует.
- А над чем, собственно, могут во время войны работать на заводах динамитного короля Третьей империи? Выполняют заказы военного ведомства.
- Мне показалось, что вам пришла в голову какая-то интересная догадка.
- Я догадался, что мне хочется обедать, - учтиво скривил свои тонкие, синие губы Фламмери, и Цератоду стало ясно, что правды ему от его собеседника не добиться.
- Отличная догадка, мистер Фламмери. Значит, обедать?
Но с обедом пришлось несколько повременить, он еще не был готов, и Егорычев, который уже успел вернуться на мыс, сейчас при закрытых дверях допрашивал в пещере Фремденгута.
Разговор шел о недостававших ящиках и лопате в чехле.
- Мало ли что может прийти в голову этим дикарям, - сказал Фремденгут, когда Егорычев сослался на свидетельство местных жителей.
- Не юлите, Фремденгут, все равно их разыщут.
- Все ящики здесь, в пещере.
- Подумайте еще. В ваших интересах сказать мне правду.
- Вы мне угрожаете?
- Меня очень интересует, куда вы девали три ящика и лопату в чехле. Островитяне утверждают, что вы их оставили где-то по ту сторону ущелья.
- Ну, согласитесь сами, какой мне смысл лгать по поводу каких-то ящиков с лентами и гвоздями?