Безмолвные льды Антарктики хранят много тайн. Одна из них - загадочный старинный фрегат, столетие назад попавший в плен ледяных торосов. От одного вида этого застывшего белого призрака стынет кровь… На поиски затерянного во льдах парусника снаряжается экспедиция. Несколько отчаянных смельчаков готовы рискнуть жизнью и отправиться в край вечного холода, чтобы раскрыть загадку корабля. Но, когда они доберутся до цели, тайна заставит их содрогнуться…
Содержание:
Часть первая - Удачливый игрок 1
Глава 1 1
Глава 2 9
Глава 3 15
Часть вторая - Ангел смерти 19
Глава 1 19
Глава 2 26
Глава 3 31
Часть третья - Место встречи - Ушуайя 35
Глава 1 35
Глава 2 42
Глава 3 49
Часть четвертая - Во льдах 56
Глава 1 57
Глава 2 63
Часть пятая - Порт-Стэнли 69
Хэммонд Иннес
Исчезнувший фрегат
Памяти Дороти, сопровождавшей меня лишь до середины этой книги
© Hammond Innes, 1991
© Hemiro Ltd, издание на русском языке, 2015
© Книжный Клуб "Клуб Семейного Досуга", перевод и художественное оформление, 2015
"Старинный деревянный корабль. В этом я уверен. Мачты отсутствуют. Лишь пеньки, покрытые льдом. И рулевой, примерзший к штурвалу. Призрак человека и призрак корабля, и все под белым одеялом. А потом все исчезло…"
Таковы были последние строчки, записанные гляциологом, которого нашли на дрейфующей льдине в море Уэдделла, строчки, приподнявшие завесу тайны над страшной историей, сокрытой от остального мира льдами и штормами Антарктики.
У загадочного шотландца Айана Уорда достало дерзости и храбрости, чтобы выяснить правдивость роковых слов погибшего исследователя. Его подозрительное богатство вызывает вопросы у остальных, но это не помешало смельчаку приобрести ржавеющее судно под названием "Айсвик" и, подняв над ним парус, выйти из порта Пунта-Аренас в ледяную неизвестность…
Мог ли корабль уцелеть, простояв столетие затертым во льдах? Удастся ли разгадать эту темную зловещую тайну, похороненную в замороженных пустынях Антарктики?..
Часть первая
Удачливый игрок
Глава 1
Январь укрыл Восточную Англию белой пеленой. Снегопад продолжался, устилая мелкой крупой плоскость аэродрома, ангары со свисающими с крыш сосульками, и лишь расчищенная взлетно-посадочная полоса черной линией рассекала скованную морозом заснеженную округу. Отапливаемое помещение гауптвахты я посетил последним. Доски под окошком дежурного были поражены сырой гнилью, дверные притолоки источены червями, сами двери также подгнили внизу. Сделав отметку в планшете, я на минуту задержался, просматривая все свои записи.
Сопровождавший меня при обходе столовых и казарм старший сержант вернулся, поговорив с кем-то по телефону.
- Полковник приглашает вас выпить с ним перед вашим отъездом.
Я ничего ему не ответил, сосредоточившись на своих рабочих заметках, перепроверяя, ничего ли не упустил. Двадцать три страницы записей, а завтра я должен буду подвести общий итог, написать отчет и, разумеется, составить смету. Эта старая военно-воздушная база была в основном построена в годы войны, необработанную древесину дверей и окон латаных-перелатаных казарм защищал лишь слой краски. Были также бараки, стены которых уже начали превращаться в труху. Работы здесь был непочатый край, и от моих расчетов зависело, возьмет ли "Петт и Полдис" этот подряд и получит ли от него прибыль. Кроме того, это моя первая крупная экспертиза после того, как у компании сменился владелец.
Я закрыл планшет. Сержант повторил приглашение, и я поинтересовался, почему полковник? Я и раньше работал с базами Королевских военно-воздушных сил, и мою деятельность всегда контролировал подполковник, и ни разу полковник, начальник авиабазы.
- Не могу знать, сэр.
Он глянул на часы, стоявшие на столе.
- Он ждет вас в офицерской столовой. Так что, если вы закончили, я вас провожу.
Был уже второй час, и ни малейшего потепления, когда мы шли по обледенелой дороге, мимо вахты, где охранники, спасаясь от холода, набились в свою застекленную будку. Морозный ветер приносил оглушительный рокот прогреваемых двигателей, выдыхаемый нами воздух превращался в облака пара. Грейт-Уз , должно быть, сегодня подмерзнет вдоль берегов до самого Кингс-Линна , и моя маленькая яхта, пришвартованная в одной из проток солончаков в Блейкни , окажется вмороженной в лед.
Полковник, высокий темноволосый мужчина с орлиным носом на иссеченном грубыми морщинами лице, ожидал меня в баре. С ним также были подполковник и майор, но он меня им не представил, и они удалились сразу же, когда полковник спросил меня, что я буду пить. Я попросил виски с имбирным вином.
- Знаете толк, - кивнул он. - А у меня сегодня полет.
Сам он пил апельсиновый сок. В баре царил сумрак, включили свет. Как только мне вручили выпивку, он повел меня к столику в дальнем углу зала.
- Я полагаю, вы немало знаете о кораблях. О деревянных кораблях.
Он указал на стул, предлагая присесть.
- Вы имеете в виду парусники?
Он утвердительно кивнул. Я сказал, что мне приходилось бывать на некоторых.
- То были учебные парусные суда.
Благодатное тепло достигло моего желудка.
- Кроме того, у меня есть собственная лодка. Деревянная, не из стекловолокна. А что?
- Старинные корабли, - продолжил он, не отвечая на мой вопрос. - Оснащенные прямыми парусами.
Он расстегнул карман форменной куртки и вынул несколько сложенных листков.
- Год назад в это же время я был на Фолклендских островах .
Полковник помолчал, глядя в бумаги. Его мысли, по-видимому, блуждали в прошлом.
- Странное место, - пробормотал он. - Самое необычное из всех, где мне доводилось нести службу.
Он поднял голову, снова устремив на меня взгляд.
- Как вы полагаете, сколько времени может просуществовать деревянное судно в Антарктике, в тех холодных условиях?
- Не знаю, - ответил я. - Зависит от множества факторов: от вида древесины, из которой построен корпус, ее состояния, от широты, о которой идет речь, от перепада температур. Кроме того, - прибавил я, - нужно знать, сколько месяцев в году древесина подвергается воздействию мороза и особенно погружена она в воду постоянно или нет. Если к ней имел доступ воздух…
Я замолчал в нерешительности, пытаясь угадать ход его мыслей.
- Слишком много неизвестных. Нельзя ничего утверждать, не зная всех обстоятельств.
Кивнув головой, он раскрыл сложенные листки и разгладил их на колене.
Это были фотокопии чего-то, подобного страницам из записной книжки, чрезвычайно измятым и исписанным торопливым почерком, разобрать который со своего места я был не в состоянии.
- Вы ведете речь об останках кораблей, все еще находящихся в районе Фолклендских островов. Я правильно вас понимаю?
Один из руководителей нашей фирмы ездил туда, когда пароход "Великобритания" готовили к длительному буксированию назад в Бристоль, в старый сухой док, где судно было построено. Он демонстрировал снимки, сделанные им в командировке, и, поскольку консервация древесины по-прежнему является основной специализацией компании, на слайдах было много поврежденных и брошенных судов, снятых крупным планом, встреченных им в районе островов.
- Если вам нужна информация о старых судах на Фолклендских островах, вам лучше поговорить с Тэдом Элтоном, - посоветовал я ему.
- Нет, не в районе островов. Я не знаю, где именно, вот в чем трудность.
Он постучал пальцем по листкам в своей руке.
- Это записи из блокнота гляциолога . Их нашли при нем после гибели, и я сделал с них копии, прежде чем его вещи отослали назад в Лондон.
Полковник передал листки мне.
- Он, вероятно, находился в кабине пилотов, ожидая, когда покажется шельфовый ледник, в противном случае он бы его не увидел. Или он ему померещился? - медленно прибавил он.
- Что? - не понял я.
- Корабль. Большой парусный корабль, запертый льдами.
- Старинный корабль? Вы говорили о старинном судне с прямыми парусами.
Он утвердительно кивнул.
- Прочтите, что он об этом пишет.
Я взял листки и поднес к свету. Всего их было три, соединенных скрепкой, и первые слова, бросившиеся мне в глаза, были следующие:
"Мачты отсутствуют, разумеется. Лишь пеньки, покрытые льдом, равно как и палуба. Я смог разглядеть лишь общие очертания. Старинный деревянный корабль. В этом я уверен. К сожалению, моя фотокамера осталась в хвостовом отсеке вместе с остальным оборудованием. Три мачты и что-то похожее на орудийные порты, пустая обледенелая палуба с полуразрушенными фальшбортами, а позади штурвала…"
Я перевернул страницу. Почерк резко стал очень неровным, почти нечитаемым, как будто самолет вошел в зону турбулентности.
"…фигура человека. Рулевой, примерзший к штурвалу. Вот на что это было похоже. Призрак человека и призрак корабля, и все укрыто белым одеялом снега и льда, видны лишь очертания. А потом все исчезло, осталось лишь слепящее глаза сияние льда. Я почти решил, что мне это померещилось, но именно так это и выглядело…"
На третьей странице он сделал схематический набросок судна.
- Вы показывали это кому-либо, кто разбирается в старинных кораблях? - спросил я полковника.
- Лично я нет, - ответил он. - Но Национальный морской музей дал свое заключение по этому вопросу. По их мнению, корабль похож на фрегат начала девятнадцатого века. Безусловно, это в значительной мере догадки. Рисунок слишком примитивный, чтобы говорить наверняка, и у них возник вопрос, который задает каждый, кто читал эти записи: действительно ли Сандерби видел корабль или то была галлюцинация. Его звали Чарльз Сандерби.
Он замолчал, теребя мочку уха.
- Перед тем он был в отпуске по болезни, очевидно, психического свойства, - сказал он неуверенно. - Результат проведенной на Мак-Мёрдо зимы. Он проделал несколько поездок на снегоходе по паковому льду к айсбергам, исследуя массивные напластования, формирующиеся, когда новый слой льда нарастает поверх более старого.
Повернув голову, он вдруг пристально на меня посмотрел.
- Итак, возвращаюсь к своему вопросу: могло ли судно конца восемнадцатого или начала девятнадцатого века просуществовать почти два столетия в той части света? Насколько мне известно, на Аляске и на севере Канады, где нет термитов, дерево сохраняется почти что вечно. Лафеты из Форт-Черчилля относятся к годам становления "Компании Гудзонова залива".
- Это в значительной степени зависит от уровня влажности в летние месяцы, - заметил я. - Но даже если дерево уцелеет, что будет с кораблем в целом?
Он кивнул, соглашаясь.
- С учетом того, какие там ветры, вы, видимо, правы. Но я встречался с этим человеком. Мы с ним выпивали накануне его отъезда.
Полковник помолчал, задумчиво глядя в свой стакан.
- Странно было то, чего он боялся. Поэтому я так хорошо это запомнил.
Он говорил не спеша, предаваясь воспоминаниям.
- Гляциолог, он боялся льда. Поэтому он ездил в отпуск домой, чтобы разобраться с этой проблемой. Или у него было какое-то предчувствие? Вы верите в вещи подобного рода?
Он взглянул на меня широко открытыми серыми глазами. "Он явно не из тех, кому ведом страх", - подумал я.
- Бедолага, - сказал он. - Я едва не дал ему свой амулет, который получил от одного эфиопа, перед тем как тот умер. Мы возвращались из рейса за зерном и рисом в Джибути. Я втащил его на борт в последнюю минуту, плюнув на правила. Думал спасти одного из тех горемык. Но ничего из того не вышло, и он мне дал вот это…
Он засунул руку себе под рубаху и вытащил напоминающее цветок подсолнечника лицо, вырезанное из какого-то бледного камня.
- С тех пор всегда его ношу, - сказал он и прибавил: - У всех нас бывают моменты, когда нужно ухватиться за что-нибудь - что-то такое, способное вселить уверенность, что удача еще не отвернулась. Так что я так и не дал его ему, и его самолет исчез во льдах.
Полковник засунул амулет назад под рубаху и снова замолчал.
- Когда это случилось? - спросил я его.
- Что? А, самолет. Значит так, я здесь уже почти шесть месяцев, а это произошло как раз перед тем, как я вернулся с базы на Фолклендских островах. Удивительно, знаете ли, ведь он по чистой случайности попал на тот рейс. Он летел откуда-то из Штатов на самолете военно-воздушных сил Аргентины. Он был аргентинцем. По крайней мере, так было записано у него в паспорте. В действительности он был из Северной Ирландии. По натуре, я полагаю, настоящий пуританин. Он высадился на уругвайской базе в Монтевидео, потом пересел на наш самолет, возвращающийся на базу для замены двигателя. Череда случайностей - каждый перелет, как прыжок с камня на камень, приближал его к катастрофе, последним шагом стала его пересадка на тот американский борт. Он приземлился на моей базе из-за неполадок в электрической системе и, как только наши механики ее устранили, полетел дальше, и больше его никто не видел.
- Как же тогда к вам попала его записная книжка? - спросил я.
- Большой германский ледокол нашел их тела. Они были на большой старой плавучей льдине примерно в тридцати милях к северо-западу от шельфового ледника. Недалеко от того места, где погиб "Эндьюранс" Шеклтона. Ни самолета, ни бортового регистратора, ничего, что могло бы подсказать, что произошло, только лежащие тела, как будто они только и успели выбраться сами на лед, прежде чем утонул их самолет.
Он снова коснулся пальцами мочки своего левого уха.
- Очень странно. Вся эта история очень странная. Кроме записей Сандерби о состоянии льда и рассказа об этом удивительном "Летучем голландце", никаких иных письменных свидетельств о том, что случилось во время того полета, нет.
Полковник вздохнул.
- Могло ли ему это все привидеться? Он ученый, очень точен в своих формулировках…
Он помолчал, качая головой.
- Что ж, теперь это уже все в прошлом и очень далеко отсюда. Очень далеко.
Задумчиво повторяя эти слова, он как будто сам себе напоминал, что время не стоит на месте и он сейчас в Британии.
Глянув на часы на руке, полковник поднялся на ноги.
- Мне нужно идти. Молодой пилот в воздухе творит чудеса, но не умеет обращаться с деньгами или с женщинами, - сказал он, добавив: - Дорого обходятся эти ребята, боевые летчики. Налогоплательщику черт знает сколько стоит их обучение. И после того, как я сделал все от меня зависящее, чтобы добиться от шельмеца дисциплины…
Его лицо неожиданно озарилось обаятельной улыбкой.
- Одна из радостей в полетах состоит в том, что все остается на земле. Включая это дерьмо.
Он кивнул в сторону высоких окон, за которыми совсем потемнело, а на летном поле бушевала вьюга.
- На высоте в пятнадцать тысяч футов я увижу солнце в голубом небе.
Я вернул ему копии записей, и, пока мы шли к двери, он сказал:
- Мне об этом напомнил генерал-майор, я с ним встречался на прошлой неделе. Он только что вернулся из Чили, где его возили в Пунта-Аренас, там у них база в Магеллановом проливе. Было много разговоров о каком-то старинном фрегате с аргентинским экипажем и под аргентинским флагом, прошедшем через пролив сразу же после окончания войны к их базе на самом юге Огненной Земли. Вроде бы какая-то женщина, родственница одного из членов экипажа, недавно расспрашивала о нем.
Он остановился, когда мы дошли до устланного ковром большого холла перед выходом из офицерского клуба.
- Как у вас дела с транспортом?
Я сказал ему, что моя машина стоит позади здания, и он повел меня по коридору мимо гардеробных и показал короткий путь через подсобные помещения.
- Странно то, - сказал он, когда мы с ним прощались, - как вся эта история запечатлелась у меня в сознании. Трупы, лежащие на льду, и блокнот Сандерби с заметками о состоянии льда в море Уэдделла, ничего больше, и после всей научной писанины три страницы о мельком увиденном корабле-призраке, запертом во льдах.
Он покачал головой, по хмурому выражению его лица можно было подумать, что он воспринимает смерть этого человека как личную трагедию, воспоминания о которой вызывают в нем жгучую боль.
- Будьте осторожны на дороге, - сказал он, открыв дверь в проход с кирпичными стенами. - Все кругом обледенело.
Его рука легла мне на плечо, едва не вытолкнув меня наружу, и дверь тут же захлопнулась за моей спиной. Он как будто пожалел, что слишком открылся мне в нашем разговоре.