Глава 1
Мы вступили в область пакового льда на второй день после Нового года в сопровождении двух горбатых китов. Мы шли тогда под косыми парусами, убрав прямые паруса и привязав спущенные реи вдоль бортов. Направляясь к югу, мы слишком отклонились в восточную часть моря Уэдделла. Течение, несущее воды по часовой стрелке, по-прежнему нам помогало, а благодаря ярко сияющим во время все более коротких ночей звездам у меня была возможность сделать все необходимые замеры и безошибочно определить наше положение.
Накануне нам повезло с ярким отсветом паковых льдов в небе, и нам было видно, где впереди пролегают коридоры чистой воды между ними. Мы выбрали самый большой, более мили в ширину, и лед по его берегам уже истаял за долгие дневные часы до состояния крошева. Установились превосходные условия для плавания: стабильный северо-западный ветер силой в три балла и почти полное отсутствие волн, только медленное колебание. "Айсвик" весело скользил на скорости в шесть-восемь узлов, и все мы на его борту пребывали в очень расслабленном настроении.
С севера на юг море Уэдделла простирается едва ли не на тысячу миль, и, следуя курсу, продиктованному Ангелом, не прямо, а виляя от одного разводья во льдах к другому, зачастую с кем-то из нас наверху мачты, корректирующим курс корабля, нам удавалось сохранять направление движения под углом в 192 градуса. Линия нашего курса рассекала берег таким образом, что Британская антарктическая станция в бухте Хелли оставалась далеко на востоке, проходя даже западнее бухты Васель на Берегу Луитпольда, на расстоянии не более ста миль от того места, где "Эндьюранс" Шеклтона застрял во льдах 18 января 1915 года.
По мере того как мы приближались к югу, на наше продвижение все более и более оказывали влияние льды, которые становились толще, были менее истаявшими, а проходы между ними все уже. Двенадцатого разразилась буря. Настоящая антарктическая метель засыпала нас мокрым снегом, облепляющим рубку и мачты, а когда наступила короткая, но холодная ночь, нам пришлось счищать его ледорубами. Поскольку у нас множество грузов было на палубе, существовала опасность того, что центр тяжести сместится слишком высоко и корабль потеряет устойчивость. Мысль о том, что мы можем перевернуться в этих водах посреди ночи, при заметающем снегом ветре, в порывах доходящем до семидесяти узлов, меня совсем не радовала!
Как только буря улеглась и небо прояснилось, весь окружающий нас скованный льдом мир стал тихим и прекрасным. Этот эпизод лета продлился четыре дня, и при отсутствии ветра нам пришлось идти на двигателе, большей частью курсом на юг, к чему нас принуждали коридоры свободной воды. Однако вести корабль было утомительным занятием: лед был настолько ослепительно белым, что отраженный свет, казалось, выжигает глаза даже через темные стекла солнцезащитных очков.
Девушки решили воспользоваться ярким солнцем и, вооружившись флаконами с кремом от ожогов, скрылись за ширмой, которую они соорудили себе из брезента у левого борта перед грот-мачтой. Через какое-то время, забыв об этом, я забрался по выблёнкам наверх посмотреть, не оканчивается ли сужающийся проход между льдами тупиком. Оказалось, что тупика впереди нет, а коридор круто заворачивал к востоку, к окруженному льдом озеру, от которого несколько темных линий разводья шло далее, к югу.
Убедившись, что впереди путь свободен, я минуту постоял там, балансируя на бейфутах рея и наслаждаясь бескрайними ледяными просторами, солнцем и ветром, который возникал от нашего движения вперед. Я наблюдал за медленными всплытиями и погружениями пары косаток, так называемых китов-убийц, их белые брюхи казались грязноватыми в сравнении с сияющей белизной просторов, среди которых они резвились. Сбоку от нас вынырнул тюлень, и, наблюдая, как он плывет к рассекаемой носом нашего корабля волне с левого борта, я закончил тем, что устремил взгляд прямо вниз на две отгороженные парусиновой ширмой фигуры с блестящей от крема кожей. Они лежали животами вниз, красота и невинность были в полностью открытой моему взору их совершенной наготе, и я замер, боясь даже дыханием нарушить эту прекрасную картину.
А потом одна из них зашевелилась. То была Айрис. Она перевернулась на спину, глядя прямо на меня. Улыбнувшись, она помахала мне рукой, и я поспешил вниз, смущаясь своей неожиданной эрекции. Скорее всего, тогда я и сам уже был слегка в нее влюблен.
Видимо, благодаря мыслям особого сорта, которые бродили в моей голове, я не был шокирован и даже удивлен тем, что поздно вечером того же дня Ангел подошел к Гоу-Гоу и положил руку на ее ягодицы. У левого борта я помогал Нильсу перекачивать керосин в бидон из бочки на палубе. Солнце только что зашло, разлив ярко-оранжевое зарево над горизонтом. Небо пересекали туманные белые полосы, перемежающиеся холодным бледно-зеленым свечением. Было очень красиво, и, когда бидон наполнился, я, распрямив спину, стоял и любовался небесными красками в духе Уильяма Тёрнера. Гоу-Гоу собирала постиранные вещи, прищепками прикрепленные к перилам. Она склонилась, и ткань джинсов туго обтянула ее зад. Ангел нарисовался темным силуэтом на фоне неба и протянул руку для ласки.
Гоу-Гоу мгновенно распрямилась и сбросила с себя его ладонь. Она что-то сказала, чего я не разобрал, но его это не остановило. Он протянул к ней обе руки, намереваясь обнять. Одну из них Гоу-Гоу схватила, и я поначалу подумал, что она тянет его на себя. Так же решил и Ангел. Он засмеялся, и в его смехе проявилось возбуждение завоевателя. Думаю, он непоколебимо верил в то, что женщины не в силах перед ним устоять. Но она вдруг нагнулась и дернула его руку вперед, одновременно ее выворачивая. Результат был потрясающим: закричав от боли, он склонился набок и, перевалившись через нее, приземлился спиной на палубу.
Прежде чем я смог пошевелиться, из рубки выскочил Айан. Гоу-Гоу стояла и смотрела сверху вниз на поверженного неприятеля. Я не расслышал, что она ему говорила, но ее голос был полон ярости. Затем она отвернулась, едва не столкнувшись с Айаном, который, что меня немало удивило, не обращая никакого внимания на вяло шевелящегося на палубе Ангела, набросился на Гоу-Гоу:
- Ну вы и дура, девушка! Вы подумали о том, что он мог удариться головой о стальную плиту настила палубы или об угол люка? Прекращайте выпендриваться, - прибавил он после паузы, - а то наш поход может остаться без цели. Найдите своего мужа и скажите, что я хочу его видеть в рубке.
- Да с какой стати вы ее обвиняете? - возмутился я, пока она, плача, бежала от нас по палубе.
Он глянул на Ангела с выражением, близким к презрению, затем обернулся ко мне.
- Подумайте об этом сами, - сказал он и вернулся в рубку.
Можно ожидать, что после такого конфуза человек попытается скрыть его вспышкой ярости или по крайней мере ретируется в свою нору. Но не таков был Ангел. Быстрым, гибким движением он вскочил на ноги.
- Вот это девушка!
Подмигнув мне, он ушел с высоко поднятой головой и легкой улыбкой на лице, как будто ему понравилось то, как его швырнули на спину. И вечером за ужином он казался таким же непринужденным и обаятельным, как и всегда. А вот Гоу-Гоу молча сидела, глядя угрюмо и замкнуто.
Тот вечер мог бы стать особым, поскольку на закате в отсутствие ветра окруженное льдами море было настолько спокойным, что напоминало гладкий свинец, и мы, пришвартовав "Айсвик" к ледяному полю, спустились вниз. То был первый раз после Ушуайи, когда мы все вместе уселись ужинать. Нильс открыл бутылку красного чилийского вина, но даже она не смогла разрядить тяжелую атмосферу, повисшую над столом. Тогда я это объяснил осознанием того, что мы приблизились к тому моменту, когда должны будем выйти на лед, возможно, даже застрянем тут на всю зиму. Но теперь, оглядываясь назад, я думаю, что причина была гораздо серьезнее, чем просто нервное напряжение. У каждого из нас была своя собственная, совершенно иная, чем у других, причина молчать, сидя за столом в кают-компании стоящего посреди ледяной пустыни корабля.
Словно актеры театра в какой-то причудливой драме, мы сидели в тишине за столом, прислушиваясь к хлюпанью воды между льдинами, к скрежету, когда течение наталкивало их одну на другую, ни на минуту не забывая о неизвестном, предуготовленном для нас. Почти никто ничего не говорил, все, даже Нильс, были погружены в собственные мысли. У Гоу-Гоу с Энди были проблемы личного характера. Я уже пришел к заключению, что он от нее уставал. Я думаю, в интимном отношении она была чрезвычайно требовательной. Он часто бывал бледным и изможденным или, как бесцеремонно высказался Айан: "Парень как выжатый лимон, так что присматривайте за ним. К тому же он боится, - прибавил он. - И она тоже".
Мы все уже знали, что она поехала только потому, что не могла отпустить его одного. Она была безоглядно в него влюблена, а он постоянно пытался ускользнуть в свой мир радиоволн и развоплощенных голосов, которые от него ничего не требовали. Ангел же алчно взирал на Гоу-Гоу через стол, лениво улыбаясь, а Карлос наблюдал за ними страстными, полными ревности глазами. Время от времени я бросал взгляд на Айана. Рядом с ним, опустив глаза, сидела Айрис, оба они молчали. А когда она встала, чтобы положить ему добавку тюленьего мяса с рисом, я поймал себя на том, что гляжу на нее сквозь алый свитер с высоким воротом и темно-синие джинсы, видя ее такой, какой она была, когда перевернулась на спину и я смотрел на ее нагое тело, распростертое на палубе внизу. Боже мой! Как же я хотел к ней прикоснуться!
- Пит, уточните наши координаты на данный момент, - улыбнулся мне Айан, и мне показалось, что он прочел мои мысли.
Позже, стоя возле меня в рубке, он сказал:
- Женщины на борту корабля - это зло.
Он быстро записывал время на хронометре и углы, пока я производил замеры и сообщал ему показания секстанта.
- Да, но это уже скоро закончится. - В его словах прозвучала какая-то обреченность.
- Что вы хотите сказать?
- Увидите. Скоро мы подойдем к шельфовому леднику, и наступит момент, когда наше дальнейшее продвижение станет невозможным…
Он не объяснил, что имел в виду, а ранним утром, когда перед восходом солнца стало быстро светать, ветромер наверху грот-мачты завертелся от легкого ветра с северо-востока, давшего нам с Энди возможность снова привести судно в движение.
К тому времени на вахту должен был заступить Ангел. Оставив Энди за штурвалом, я спустился за ним. Он всегда так поступал: лежал на своей койке и ждал, когда придет тот, кто нес перед ним дежурство, и позовет его. Раздвижная дверь в маленькое помещение, служившее каютой, была закрыта. Я резко ее дернул, раздраженным тем, что приходится спускаться и звать его, хотя у него был будильник, и я ударил в судовой колокол, оповещая о смене дежурных.
- Пора вам заступать на вахту, - сказал я, направляя на него луч мощного палубного фонаря, который принес с собой.
Он лежал, отвернувшись от меня, виден был только его затылок. Я стоял и ошеломленно глядел, так как на подушке было две головы, и не кто иной, как Карлос, медленно обернулся и взглянул на меня с довольной улыбкой, словно кот, наевшийся сметаны.
Ангел внезапно сбросил с себя пуховый верх своего спальника и, перекинув ноги через Карлоса, поставил их на пол. Оба они были голые, и, я готов поклясться, мальчишка подмигнул мне с тем же бесовским огоньком, мелькнувшим в его влажных возбужденных глазах. Я выключил фонарь, оставив их в темноте, чувствуя себя почему-то шокированным, что было довольно глупо, ведь я прекрасно знал, что Карлос гомосексуалист. Но одно дело - догадываться о чьих-то нетрадиционных сексуальных наклонностях, и совсем другое - застать его на горячем. Да еще и с Ангелом, который по возрасту в отцы ему годился. Боже праведный! Эта мысль вдруг непрошено возникла в моей голове.
Конечно, когда Ангел, полностью одетый, вышел в рубку и встал у руля, повторив курс, который Энди сообщил ему негромким сухим голосом, в его внешности не было и намека на что-либо неприличное.
Жаль, у меня не было спутниковых снимков, которые мне позже показывал один служащий с метеостанции на аэродроме Маунт-Плезант на Фолклендах. То были в основном синоптические карты, и на них можно было там, где облачность была неплотной, увидеть, докуда простираются паковые льды и степень их разрушения. Также можно было различить и наиболее крупные айсберги, отколовшиеся от шельфового ледника. Говорили, что один из них достигает семидесяти километров в длину. На снимке со спутников Landsat 1986 года было видно ледяное поле площадью около тринадцати тысяч квадратных километров, оторвавшееся от шельфового ледника вместе с аргентинской станцией Бельграно. Но главное, более темные участки на картах моря Уэдделла показывали открытое водное пространство. Довольно обширные на востоке, они постепенно сужались к западу, пока за шельфовым ледником Фильхнера не превращались в прерывающуюся темную черту у восточной границы ледника Ронне.
Была бы у нас на борту хотя бы одна из этих спутниковых синоптических карт, мы, возможно, решились бы протискиваться дальше через опасно сузившиеся разводья к следующему участку открытой воды и даже дальше. А так, разглядев двадцать первого шельфовый ледник Ронне сквозь снежную пелену и на следующий день подойдя к его отвесному ледяному барьеру, мы засомневались, стоит ли испытывать удачу далее. Открытое водное пространство постоянно сужалось. Вскоре мы уже шли на двигателе по коридорам не шире двадцати футов. Вдали слева от нас ослепительно сиял подобно меловым скалам белоснежный ледяной барьер, а по правому борту сгрудились изъеденные солнцем айсберги самых причудливых форм и разнообразных размеров. Мы видели, как огромные куски, откалываясь от ледяного барьера, скатывались и валились в воду, и нас швыряли образованные их падением волны. И всегда, когда мы оказывались на более широких свободных водных участках, нам приходилось бороться с гроулерами и осколками айсбергов. Мы выбивались из сил, работая шестом, чтобы избежать столкновения с гораздо более обширными массами льда, скрытыми под водой.
Мы смогли продвинуться на запад до 61° 42´ западной долготы, когда нам преградил путь столовый айсберг, вид которого говорил о том, что он совсем недавно отломился от ледяного барьера. Между ним и барьером в беспорядке были разбросаны огромные многослойные опрокинутые льдины. Мы решили, что рисковать нет смысла, хотя была темная полоска воды, уходящая на север, которая, возможно, вела вокруг айсберга и дальше на равнинные просторы пакового льда.
Решив не искушать судьбу, мы бросили четыре причальных конца с привязанными кошками на ближайшие льдины и заглушили мотор, чтобы держать аккумуляторы полностью заряженными, полагаясь на мощь ветра, который с приличной силой дул с шельфового ледника. Это было двадцать пятого числа, и Энди удалось получить прогноз погоды с "Поларштерна", а может, и со станции в бухте Хелли, точно не знаю. На следующие несколько дней прогноз был довольно неплох, ветер ожидался южный, меняющий направление на западное и затем на северо-западное. Удивительно, но я все никак не мог привыкнуть к тому, что эффект Кориолиса заставляет ветер вокруг зоны пониженного давления в Южном полушарии вращаться по часовой стрелке, а не наоборот, как к северу от экватора. Мой опыт мореходства, полученный по большей части в северных водах, заставлял меня инстинктивно воспринимать ветер, смещающийся по часовой стрелке, как антициклон.
- Ну? - спросил Айан, глядя на Ангела, поднявшегося в рубку подслушивать разговоры Энди с радистами с исследовательской станции Хелли. - Далеко еще? Сейчас мы находимся к западу от того места, которое вы обозначили раньше. Как думаете, сколько миль нам придется идти по льду?
- Теперь уже недалеко.
- Сколько миль? Вот что я хочу знать.
Ангел пожал плечами:
- Вы не хуже меня знаете, что здесь течение постоянно относит льды к северу. Я знаю место, где видел корабль. У меня есть координаты, и мы теперь очень близко от него. Но на сколько миль его отнесло…
Он снова пожал своими широкими, великолепной формы плечами.
- Какова скорость течения - 0,5, 0,75, 1 узел? Скажите мне это, и я скажу вам, где корабль.
Вошла Айрис и стала требовать ответа, но Айан, взяв ее за плечо, сказал:
- Поговорим об этом завтра. Теперь уже поздно.
Стрелки хронометра указывали на шесть минут первого. Наступило 26 января.
Новый день начался с ясного и очень тихого рассвета, ветра не было вообще, и это позволило нам подвести корабль к северному берегу разводья и пришвартоваться к плавучей льдине, примерзшей к остаткам старого айсберга. Затем мы закрепили на рее грот-мачты блок и подняли снегоход. После того как он был спущен на льдину, мы загрузили небольшую погрузочную сеть со всем необходимым оборудованием и припасами и также спустили ее на лед. Подвесной мотор нашей полужесткой надувной лодки завелся сразу же, как только потянули корд, но у снегохода, несмотря на то что он был завернут в толстую полиэтиленовую пленку, в двигатель, похоже, попала вода. От него не удалось добиться ни малейших признаков жизни. В конце концов Нильс полез его осматривать, но еще задолго до того, как он его полностью протер и проверил топливные каналы, с юга подуло так, что стыли руки, и к тому времени, когда механик закончил, сила ветра уже доходила до шести баллов.
Температура воздуха существенно упала, и Нильсу не сразу удалось собрать двигатель. Но он по-прежнему не запускался. Значит, вода попала в карбюратор. Тогда стало ясно, в чем причина. Почему мы не заглянули первым делом в топливный бак, я даже не знаю. Несомненно, мы были уставшими. К тому же нам не терпелось все подготовить как можно скорее.
В баке была вода, и я тут же вспомнил размахивающего ледорубом Карлоса. Я запрыгнул назад на борт и осмотрел бочку, из которой мы брали горючее.
- Черт бы тебя, дурака, побрал! - крикнул я ему. - Все из-за тебя.
Я ткнул пальцем в круглую зазубренную по краям маленькую дыру, найденную мной наверху бочки, частично прикрытую веревкой, которой она была привязана к фальшборту. Он замотал головой, быстро обводя взглядом остальных, стоящих рядом полукругом и осуждающе на него взирающих.
- Это не я…
Я думал, он будет отпираться дальше, но его голос дрогнул, и в итоге он сказал:
- Я н-не хотел причинить вред. Это получилось нечаянно.
Когда Нильс слил все горючее из бака снегохода и заправил из другой бочки, а я еще раз тщательно промыл карбюратор, ветер пробирал нас до самых костей и мы тряслись от холода. Но то, что двигатель завелся с пол-оборота, подняло нам дух, и, чтобы убедиться в том, что все в полном порядке, мы прицепили нагруженные сани к снегоходу и провели тест-драйв под нагрузкой. Каждый проехал на нем пару сотен метров, по очереди садясь на водительское место. Кроме Гоу-Гоу, которая осталась на борту, занимаясь готовкой обеда, а Энди был в рубке.
На плоской, как стол, плавучей льдине никаких трудностей не возникло. Если бы снегоход не потянул большие сани, нам пришлось бы использовать санки меньшего размера, которые мы в тот день также подготовили на всякий случай. Снегоход был приспособлен для передвижения по воде и мог служить нам не только тягачом для саней, но и транспортом для разведки. В этом случае предполагалось использовать еще одни сани - надувные, полностью резиновые. Их мы, вынув из упаковки, испытали в воде между кораблем и льдиной.