Она была акустической, а не магнитной, вот оно что! Охотилась по слуху. Издалека слышала приближение корабля. Шум винтов, гул моторов, сотрясение корпусов усиливались. И в тот момент, когда корабль находился уже над миной, звуки преобразовывались в электрический сигнал, и мина взрывалась.
Итак, в данном случае тайну вытащили за ухо со дна. Против новых акустических мин были пущены быстроходные катера. Пенными вихрями они проносились по рейду. Услышав шум винтов над собой, мины вздрагивали и торопливо взрывались. Но катера, опережая взрыв, были уже далеко впереди.
И так было до конца марта 1942 года, когда немцы опустили в воду на парашютах свою третью металлическую головоломку, самую трудную из всех.
Новые мины, судя по всему, не были магнитными, но не были и акустическими. Ни один трал не брал их. И вдобавок они упорно не желали выходить на берег.
Как же тогда разгадать эту тайну?
КОГДА ПОДКОВЫ СБЛИЖАЮТСЯ
Григоренко терпеливо поправил карту, которая от тряски то и дело сползала с колен.
Дуга осады вычерчена на карте очень четко, толстым красным карандашом. Пламенеет, будто подкова, докрасна раскаленная на углях наковальня. Концы подковы уперлись в морс.
Пять месяцев назад в Севастополь прибыли последний железнодорожный состав и последняя груженная доверху машина. Затем путь со стороны суши был закрыт.
По воздуху добраться до Севастополя тоже нельзя. Немецкие истребители - неотлучно на перехвате. В общем, двери на земле и в воздухе забиты наглухо. Свободен только выход в море.
Осталась на все про все одна-единственная коммуникация - морская. И на этой тонкой ниточке, соединяющей Севастополь и Новороссийск, Крым и Кавказ, держится теперь снабжение осажденного города. Оборвись она - и города нет!
Григоренко, как флагманский специалист, знал, что Севастополю требуется ежедневно шестьсот тонн одних лишь снарядов и патронов. Получает же Севастополь в шесть раз меньше - едва сотню в день. Этими тоннами железа и приходится, расходуя их экономно, более того - скаредно, прикрывать осажденный город с суши, с моря и с воздуха.
А горючее?
А продовольствие?
А пополнение?
И ведь нужно еще вывозить раненых! На войне это всегда одна из самых важных и трудных задач, в особенности во время осады.
Наши транспорты, танкеры и корабли конвоя гибнут по пути из Новороссийска в Севастополь от немецких снарядов и самолетов. Но часть все же прорывается в порт назначения. И здесь, на морском пороге Севастополя, их подстерегает новая опасность, затаившаяся под водой.
Именно с помощью мин хотят немцы заполнить неширокий промежуток между концами раскаленной подковы. Едва лишь концы эти сойдутся, как Севастополь очутится в кольце, осада превратится в блокаду.
И городу не выстоять, если его последний выход - к морю - будет закрыт, если прекратится регулярный подвоз пополнения, боезапаса, горючего и продовольствия!
Вот чем угрожают нам эти упрямые, не поддающиеся тралению, неразгаданные мины на входном севастопольском фарватере…
ГЛУБОКОВОДНАЯ ТВАРЬ
Артналет кончился, затем спустя пятнадцать - двадцать минут началась бомбежка, - Григоренко уже не замечал ни тишины, ни шума, полностью ушел в решение задачи.
Мысленно он проверил себя. Нет, мины при отбуксировке не соприкасались с грунтом, был уверен в этом. Случайный толчок исключался.
И взрыв произошел оба раза у самого берега, на мелководье. Было, стало быть, что-то внутри мин, что не пускало их из воды.
В детстве Григоренко читал о хищных рыбах, которые живут на большой глубине. Они приспособились к этой глубине. Но, будучи выброшены на мелководье, мгновенно погибают там.
Такой глубоководной хищной тварью была и эта новая немецкая мина. Видимо, конструкторы снабдили ее защитным прибором, который оставался в покое лишь до тех пор, пока на него давил достаточно высокий столб воды. Стоило давлению уменьшиться, как прибор срабатывал. Мина взрывалась - и ускользала из рук советских минеров.
Да, несомненно, так оно и было.
Но если мину нельзя вытащить для разоружения на берег, то, значит, надо спуститься к ней и разоружить ее на дне!
Григоренко подождал немного, давая себе время освоиться с этой мыслью.
На первый взгляд она фантастична. И в то же время в ней есть своя подкупающая логика.
Разоружение под водой будет частичным. Необязательно сразу вырывать у хищной твари все ее зубы. Достаточно ограничиться лишь двумя зубами. Иначе говоря, надо снять с мины защитный прибор, который не пускает ее из воды, а заодно с ним и второй, который не переносит толчков.
После этого мина будет доставлена на берег, и там минеры без помех займутся ее главной тайной.
Однако бывших водолазов среди минеров нет. Обучить водолаза минному делу? Для этого потребуется слишком много времени.
Можно, впрочем, подойти к решению с другой стороны. Минера намного проще обучить водолазному делу, чем водолаза минному. Для этого достаточно, вероятно, недели, если проводить обучение форсированными темпами.
Глубины на фарватере сравнительно небольшие, до двадцати метров. Спускаться на дно придется, понятно, в туман, чтобы не вызвать подозрений у немцев.
Но кто из севастопольских минеров спустится на дно?..
Григоренко снова дал себе короткую передышку.
Одно из наиболее тягостных душевных состояний - это бесспорно нерешительность. Пока есть еще время колебаться, сомневаться, взвешивать, душа разрывается на части. И это не только тягостно, это унизительно. Человек как бы беспрестанно оглядывается по сторонам, встревоженный, суетливый, растерянный. Покой приходит к нему тогда лишь, когда решение наконец принято.
Насколько все было бы проще, легче, если бы командующий принял решение за Григоренко, попросту отдал приказ! Увы, это тот редкий случай на войне, когда надо самому предложить и самому для себя решить.
Никто в кубрике флагманских специалистов не догадывается, какую мучительную внутреннюю борьбу переживает Григоренко сейчас. Люди приходят и уходят. Все заняты своими неотложными делами. Григоренко продолжает неподвижно сидеть на койке, держа карту на коленях, не спуская глаз с раскаленной докрасна подковы.
Вот еще важный довод. Он, Григоренко, не только хорошо разбирается в минно-торпедном оружии противника, он к тому же спортсмен, не раз брал призы на флотских соревнованиях. Физически несомненно лучше других подготовлен к необычному единоборству на дне.
И этот довод, конечно, решающий.
Григоренко встал.
- Куда собрался, старлейт?
- К командующему на прием.
РУКИ МИНЕРА
Командующий Черноморским флотом и севастопольским оборонительным районом принял своего младшего флагманского минера в ноль сорок пять.
Защитники Севастополя с нетерпением ждут ночи. Она приносит им облегчение, как и большинству людей на земле. Немецкие летчики, артиллеристы, пехотинцы заваливаются спать и вкушают безмятежный сон, набираясь сил на завтра. Однако защитникам Севастополя не до сна (конечно, и они отдыхают, но урывками). За короткий промежуток времени - каких-нибудь четыре часа - надо переделать множество дел. Принять и выпроводить корабли очередного кавказского конвоя. Подвезти к батареям снаряды, распределить патроны и автоматные диск. Доставить продовольствие. Захоронить своих убитых.
Короче, ночью севастопольцы переводят дух…
Григоренко доложил адмиралу минную обстановку. Потом прокашлялся и перешел к своему предложению.
Однако командующий отнесся к нему неприветливо.
- Разоружать мину на дне? В скафандре? - хмуро переспросил он. - Не разрешу. Найдите другой способ, менее рискованный.
Но Григоренко был настойчив. Он попросил разрешения подробнее обосновать свою мысль.
Командующий слушал, не прерывая, застыв в неподвижной позе за столом, низко нагнув крутолобую бритую голову, будто заранее не соглашаясь с доводами Григоренко.
Между тем впечатление упрямой предвзятости обманчиво. Просто у командующего еще с вечера разболелась голова, трещит, разламывается на куски. Трудно ее поднять, трудно повернуть. Только что, перед приходом Григоренко, он принял таблетку и с нетерпением ждет, когда же наконец боль утихнет.
Ему известно все о минной опасности. Слово "коммуникация" сейчас равнозначно слову "жизнь".
Пока младший флагманский минер, беспрестанно останавливаясь и делая паузы, излагает свой план разоружения мины на дне, командующий занимается сложной бухгалтерией войны. Ворочает в уме тоннами позарез необходимых ему снарядов, патронов, горючего. Жиденькой струйкой, все утончающейся, текут эти тонны в Севастополь. Не сегодня-завтра немцы могут, перекрыть струйку, минами отсечь Севастополь от Кавказа, от всей России.
Командующий с усилием поднял тяжелые, набрякшие веки - боль не проходит. После ноля часов она вообще редко когда проходит. Ни черта не делается ей после ноля часов, этой головной боли! Не помогают ни порошки, ни таблетки.
Но так, наверное, оно и должно быть. Спать командующему - да и то прерывистым, беспокойным сном - положено куда меньше остальных защитников Севастополя.
Стоя у стола, Григоренко водит острием карандаша по карте, показывая, как собирается подойти к мине.
Волнуется, это видно. Брови сошлись в одну линию. Худое, с обтянутыми скулами лицо напряжено.
Но больше всего выдает голос. За зиму командующий успел хорошо узнать своего минного специалиста. Если он делает судорожные глотательные движения, будто у него першит в горле, - значит, волнуется!
Да, незаурядная смелость мысли нужна для того, чтобы придумать такое. Нигде и никогда еще не разоружали мин на дне. Понимает ли Григоренко, насколько это трудно?
В давние годы, будучи юнгой и, как водится, любимцем команды, теперешний командующий флотом выклянчил у своих дружков-водолазов позволение спуститься с ними на дно. Ох и мотало же его, клало на бок, подбрасывало, как мячик!
В воде Григоренко придется соразмерять каждый свой вздох. А работа минера - ювелирная работа. И мина вдобавок не разгадана. Как еж, ощетинилась всеми своими опасными камуфлетами.
Но чем дольше слушал командующий своего минного специалиста, тем больше понимал, что предложение его есть единственное в данной ситуации приемлемое решение.
Он перевел взгляд с лица на руки Григоренко и удивился. Минер волновался, а руки его были спокойны.
Они были не очень большие, красивой формы, неширокие, с длинными уверенными пальцами. Таким бы пальцам не болты отвертывать, а разыгрывать сложные пассажи на рояле.
Но главное было не в форме рук. Главное было в поразившей командующего привычной точности их движений.
Минер говорил медленно, тщательно подбирая слова, стараясь во что бы то ни стало убедить начальство. Голос его временами дрожал, и начинало дергаться веко. Но руки не дергались, не дрожали. Они толково делали свое дело. Разглаживали карту на сгибах, устанавливали по краям тяжелые письменные приборы, чтобы она не сворачивалась, легко, почти не надавливая карандашом, размечали расстояние от заграждения до мин.
И, как ни странно, не доводы Григоренко, а руки его окончательно убедили командующего.
- Добро, - сказал он по-прежнему хмуро. - Подберем тебе лучших наставников-водолазов. Я дам команду. Недели на учебу хватит? Не тороплю. Обстановку сам знаешь.
В ПОДВОДНЫХ СУМЕРКАХ
Недели на учебу хватило.
…Водолазный бот вышел за боны заграждения и стал на якорь неподалеку от Константиновского равелина. Над рейдом лежит густой предрассветный туман.
Первым спустился за борт водолаз Викулов. Григоренко, уже одетый в резиновые доспехи, но еще без шлема, ожидает на палубе своей очереди.
Белая пелена обступила бот. Но у борта светло. Григоренко перегнулся через борт.
Муть, поднятая Викуловым, уже улеглась. Подводное царство просматривается хорошо.
Там - безмятежный покой. Меняя очертания, как в трубе игрушечного калейдоскопа, поблескивают на песке камни: желтые, белые, зеленые. Тихо шевелятся конские хвосты водорослей.
Но это обманчивый покой. Песок и камни просматриваются только на мелководье. Дальше дно начинает понижаться. Из глубин рейда неотвратимо наползает по склону черный ил. И вода над ним - как чернила. Именно там, во мраке, в густых зарослях ила, притаилась эта зловещая неразгаданная мина.
И пяти минут не пройдет, как Григоренко увидит ее, потом шагнет ближе и осторожно притронется к ней.
Выпрямившись, он взглянул в ту сторону, где в глубине бухты угадывалась за туманом Графская пристань.
Вдруг вспомнился ему хлопец в смешной соломенной шляпе, несмело, бочком, спускающийся по выщербленным ступеням к воде.
Положив торбу у ног, хлопец медленно разогнулся и с изумлением уставился на море. Поза самая нелепая - руки растопырены, рот открыт.
Владелец торбы безмерно удивлен открывшимся перед ним зрелищем. Море, беспрестанно набегающие волны, рейд с гордыми военными кораблями увидены впервые в жизни.
Но вместе с тем, пристально вглядываясь в слепящую синь бухты, он словно бы старается прочесть в ней свою судьбу.
И вот она, эта судьба…
Разбрызгивая воду, по трапу поднялся Викулов.
Пора!
Деревянный красный поплавок уже качается на волне метрах в пятнадцати от бота. Это Викулов поставил буек на якоре вблизи мины. Водолаз сделал свое дело, теперь очередь за минером.
Заботливый Болгов собственноручно привинтил шлем, потом хлопнул по нему ладонью - безмолвное напутствие водолазов. И Григоренко шагнул через борт.
Трап - подвесная лесенка, семь или восемь ступенек, вертикально уходящих в колышущуюся воду. Спиной вперед, придерживаясь руками за ступеньки, минер сполз по трапу, разжал руки. Пустота бережно приняла его.
Ощутив дно под ногами, он сделал несколько шагов и остановился. Нужно выждать, пока глаза привыкнут к струящимся подводным сумеркам.
Лишь спустя две-три минуты стало видно впереди. Дно шло под уклон и было пустынно.
Где же мина?
Внезапно Григоренко почувствовал себя очень одиноким в этом призрачном колеблющемся мире. Клубы ила, оседая, кружатся и ложатся у ног, как поземка.
Что бы прозвучать в наушниках доброму голосу Болгова: "Головой работайте, товарищ старший лейтенант! Про голову не забывайте". Но наушники молчат, телефон отключен. Даже слабый индукционный ток может воздействовать на мину, если у нее есть магнитный камуфлет.
С товарищами, оставшимися наверху, Григоренко связывает только линь, длинный сигнальный конец.
Мрачный ландшафт вокруг. Воронки от бомб и снарядов. Обломки металла, некоторые из них с ноздреватыми наростами ржавчины, наверное, оборвавшиеся якоря. Длинные подрагивающие космы водорослей. Ил. Неоглядные черные поля ила…
Потом Григоренко вспомнил о людях, которые с волнением и беспокойством думают сейчас о нем и переживают за него. Чувство одиночества исчезло.
А вслед за тем он почувствовал требовательное подергивание линя. Болгов торопит!
Григоренко двинулся вперед, очень медленно, стараясь не шаркать башмаками-грузами. Он словно бы подкрадывался к мине, еще не видя ее. Ведь она, чем черт не шутит, все-таки могла быть акустической. Как бы не сработал тогда акустический камуфлет от звука приближающихся шагов!
Однако Григоренко шел по дну не наугад. Болгов условными сигналами-подергиваниями линя направлял к цели, к буйку, покачивавшемуся на волнах.
Как поднятый шлагбаум, возник в зеленых сумерках конец, наклонно протянувшийся со дна на поверхность. Мины под ним нет. Наверное, буек снесло ветром в сторону.
Внимательно смотря себе под ноги, Григоренко сделал еще несколько коротких шагов.
Вот она!!
НАЗНАЧЕНИЕ ЛОВУШЕК
Мина могла представиться минеру змеиным клубком тайн. Только подступи - и сейчас высунутся из клубка злобно шипящие ромбовидные головы, много голов.
Но отчасти мина похожа и на тигра, который таится в зарослях. Длинные водоросли беззвучно покачиваются над ней. И она полосата, как тигр. В зыбком полумраке пятна камуфляжа на ее круглой спине выглядят совсем как полосы.
А отсюда недалеко уж и до сравнения с драконом. Огнедышащий дракон разлегся на пороге сказочного прибрежного города. И Григоренко, как рыцарю Ланцелоту, предстоит сразиться с этим драконом.
Но такие ассоциации могли прийти в голову только праздному человеку, случайно оказавшемуся в положении Григоренко.
Минер не думал ни о змеях, ни о тигре, ни о драконе. Он увидел перед собой цилиндр, лежащий на боку, довольно длинный, на глаз метра в два, а шириной, вероятно, около полуметра. Размеры определить нелегко. Вода над цилиндром струится, колеблется, очертания его беспрестанно меняются.
Григоренко так засмотрелся на мину, что, наверное, чересчур сильно прижал голову к клапану внутри шлема. На плечи навалилась тяжесть всего Черного моря. Стало труднее дышать.
Он тряхнул головой, сбрасывая наваждение…
Между тем на водолазном боте не спускают глаз с больших, как лепехи, пузырей воздуха, медленно вскипающих на воде. Вначале они удалялись от бота по направлению к буйку. Потом стали подниматься уже у самого буйка - минуту, две, три. Что-то вроде бы слишком долго!
Викулов сказал:
- Увидел мину. Волнуется.
Пузыри начали описывать возле буйка очень медленные дуги.
- Ага! - с удовольствием прокомментировал Болгов. - Совладал с собой. Теперь, стало быть, примеряется, как ее ловчей брать…
Мина вся в пятнах, и купол тоже в пятнах. Маскировка. Разрисованы так для того, чтобы сливаться с дном, чтобы трудно было различить сверху.
Не сводя с мины глаз, Григоренко неторопливо охаживал ее, то и дело останавливаясь, нагибаясь, даже приседая на корточки.
Так! Постепенно картина проясняется.
У мины три горловины. Вот они - небольшие круглые крышечки, вплотную прилегающие к корпусу. Под ними несомненно скрыты отверстия.
Самые важные приборы - черед до них дойдет на берегу - находятся, понятно, глубоко внутри мины, у ее хвостовой части. Здесь, ближе к поверхности, спрятаны ловушки-камуфлеты.
Григоренко заставил себя протянуть руку к ближайшей горловине. Едва касаясь, провел по ней пальцами. Труднее всего далось это первое прикосновение.
Перчаток водолазы не носят. Твердый манжет, обхватывающий запястье, не пропускает воду в скафандр. Да Григоренко и не смог бы работать в перчатках. Легкие скользящие касания. Тронул - и остановился. Чуть надавил - и замер.
Вспомнилась мигающая лампочка в кубрике флагманских специалистов. Здесь, под водой, освещение тоже меняется. Оно то темнее, то светлее. Это значит, что туман наверху редеет, сгущается, снова редеет.
Впрочем, Григоренко доверяет своим пальцам больше, чем зрению. Внимание его сейчас сконцентрировано в кончиках пальцев, в этих мягких выпуклых подушечках, которые у опытных минеров почти так же чувствительны, как у слепых.
На ощупь Григоренко безошибочно определяет назначение отдельных выпуклостей и впадин.
Ага! Вот это - гайки, а это - болты, вот чуть заметные углубления для выступов специального ключа.
Итак, налицо три горловины, а под ними три ловушки-камуфлета.
Каково же их назначение?