Подготовке новых оборонительных рубежей серьезно препятствовала сосредоточенная к северу от холмов германская артиллерия, которая почти непрерывно вела огонь, засыпая район градом снарядов. Пока друзья летели в сторону линии фронта, Майкл мог видеть желтую дымку от их разрывов, висящую ядовитым облаком у подножия холмов, и представлял себе мучения работающих в грязи солдат, изнуряемых непрекращающимися артобстрелами.
С приближением к холмам звук артиллерийского огня усиливался и заглушал даже рев большого лероновского мотора самолета и шум стремительно обтекавших его воздушных струй. Заградительный огонь артиллерии напоминал шум штормового прибоя на каменистом берегу, игру умалишенного на барабане, а также бешеный пульс этого больного, сошедшего с ума мира; и яростное возмущение Майкла людьми, приказавшими им уничтожить аэростаты, ослабевало по мере того, как громче становился грохот орудий. Это была работа, которую необходимо выполнить, он это осознал, увидев жуткие страдания внизу.
Тем не менее аэростаты были самыми страшными и ненавистными целями для любого летчика: вот почему Эндрю Киллигерран не поручил бы это никому другому. Майкл их уже увидел - похожих на жирных серебристых слизняков, висящих в предрассветном небе высоко над холмами. Один был прямо перед ним, другой - несколькими милями дальше к востоку. На таком удалений тросы, привязывавшие их к земле, были невидимы, а плетеные корзины, из которых наблюдателям открывалась, как на ладони, картина тыловых районов союзников, казались всего лишь темными пятнышками, подвешенными под светящиеся сферы заполненного водородом шелка.
В этот самый момент воздух содрогнулся, взрывная волна качнула "сопвичи", и тут же впереди столб дыма и огня взмыл в небо, перекатываясь и клубясь, черный и ярко-оранжевый, принимавший форму наковальни, поднявшийся над низколетящими самолетами и вынудивший круто отвернуть в сторону, чтобы обойти его. Немецкий снаряд по наводке с одного из аэростатов попал в полевой склад боеприпасов, и Майкл почувствовал, как его страх и возмущение исчезают и уступают место жгучей ненависти к артиллеристам противника и висевшим в небе людям с ястребиными глазами, которые направляли смерть с холодным бесстрастием.
Эндрю повернул обратно в сторону холмов, оставляя под правым крылом высокий столб дыма, и стал снижаться до тех пор, пока его шасси едва не коснулось верхушек укрытых мешками с песком брустверов, и летчикам стали видны движущиеся по ходам сообщения южноафриканские солдаты; люди были похожи на серовато-коричневых вьючных животных, сгибающихся под тяжестью снаряжения и техники. Лишь немногие посмотрели вверх, когда весело раскрашенные машины прогрохотали над головой. У тех, кто поднял глаза, лица были серые, вымазанные грязью, с мрачным выражением и отрешенностью во взгляде.
Впереди открылся проход в одном из перевалов, рассекающих меловые кряжи. Перевал был в утренней дымке. С порывами шевелящего ее предрассветного ветерка облако тумана мягко и волнообразно колебалось, словно земля занималась любовью под серебристой периной из гагачьего пуха.
Где-то совсем близко - впереди - раздался треск пулемета "викерс". Это Эндрю проверял свое оружие. Майкл, слегка сместившись, тоже дал короткую очередь. Трассирующие пули, прошив небо, оставили красивые белые следы в чистом воздухе.
Майкл опять пристроился за Эндрю, и они влетели в туман, попав в новое измерение света и приглушенного звука. Рассеянный свет создал радужный ореол вокруг обоих самолетов. Влага осела на летных очках Майкла. Он поднял их на лоб и стал вглядываться вперед.
Накануне днем Эндрю и Майкл провели тщательную рекогносцировку этого узкого прохода между грядами холмов, чтобы убедиться, что там нет никаких препятствий или помех, и запомнить извилины и повороты перевала на его более высоких участках; и все же он оставался опасным при видимости не более шестисот футов и меловых склонах, круто поднимающихся вплотную к крыльям.
Майкл приблизился к зеленому хвосту и летел, ориентируясь только на него, уверенный, что Эндрю проведет через перевал, а ледяной туман словно проедал насквозь его одежду и кожаные перчатки, лишая чувствительности кончики пальцев.
Летевший впереди Эндрю сделал крутой вираж, и, последовав за ним, Майкл мельком увидел под колесами самолета колючую проволоку, коричневую от ржавчины и запутанную, как заросли папоротника.
- Ничейная земля, - пробормотал он, и сразу после этого под ними мелькнули немецкие передовые позиции: брустверы с припавшими к земле солдатами в серой полевой форме и уродливых, похожих на околокаминные металлические ведерки для угля, касках.
А еще через несколько секунд они вырвались из тумана в мир, освещенный первыми низкими лучами солнца, в небо, которое ослепило их своим блеском, и Майкл понял, что они добились полной внезапности. Облако тумана спрятало их от наблюдателей в аэростатах и заглушило шум моторов.
На высоте тысячи пятисот футов, прямо над ними, был поднят первый аэростат. Его стальной якорный трос, тонкий как осенняя паутинка, шел вниз к уродливой черной паровой лебедке, наполовину укрытой на своей позиции мешками с песком. Аэростат выглядел абсолютно незащищенным, пока взгляд Майкла не упал на кажущиеся мирными поля.
Пулеметные гнезда напоминали африканские убежища от львов - крошечные ямочки в земле, обложенные мешками с песком. Их было так много, что на скорости Майкл не смог бы сосчитать. Увидел он и длинноствольные зенитные орудия, неуклюжие, как жирафы, стоящие на круглых опорных плитах с уже направленными в небо стволами, готовые обжечь шрапнелью любую цель на высоте до двадцати тысяч футов.
Там внизу ждали. Они знали, что рано или поздно самолеты появятся, и были готовы. Майкл понял, что туман позволил им выиграть лишь секунды - зенитчики уже занимали места у своих орудий. Один из длинных стволов пришел в движение, опускаясь и разворачиваясь в их сторону. Когда Майкл резко дал газ, и "сопвич" рванулся вперед, он увидел облачко белого пара, вырвавшееся из громадной лебедки: наземная команда начала отчаянно тащить аэростат под прикрытие огня батареи. Поблескивающая шелковая сфера быстро спускалась к земле, и самолет Эндрю, подняв нос, с ревом взмыл вверх.
На полной скорости, с воющим во всю мощь мотором Майкл последовал за ним, предполагая подняться на половину длины троса, державшего аэростат, то есть именно в то место, где должен оказаться шар, когда Майкл доберется до него, а это было всего в пятистах футах над головами зенитчиков.
Эндрю опережал Майкла на четыреста футов, а зенитки все еще не стреляли. Эндрю поравнялся с аэростатом и открыл по нему огонь. Майкл отчетливо услышал треск его "викерса" и увидел линии трассирующих зажигательных пуль, протянувшиеся в ледяном предрассветном воздухе и на какие-то мгновения соединившие аэростат и несущийся зеленый самолет; потом Эндрю накренился и отвернул в сторону, слегка задев концом крыла волнующийся шелк, но тот лишь спокойно заколыхался на воздушной волне.
Теперь настала очередь Майкла, но, как только он прицелился в аэростат, зенитчики внизу открыли огонь. Послышался грохот залпов, и "сопвич" опасно закачался между пролетавшими снарядами, которые взрывались на триста-четыреста футов выше, превращаясь в яркие серебристые шары дыма.
Пулеметчики стреляли точнее, ибо они могли вести огонь почти что в упор. Майкл чувствовал непрерывные удары очередей по самолету, а трассирующие пули, белые, как град, густо летели со всех сторон. Он резко нажал педаль руля направления и одновременно переложил руль управления, чтобы выполнить невероятный маневр бокового скольжения и тему самым выйти из-под огня для новой атаки.
Казалось, аэростат понесся навстречу самолету, шелк отвратительно отсвечивал мягким зеленым, как покрытая серебристой слизью личинка. Майкл увидел двух немецких наблюдателей в болтающейся плетеной открытой корзине; оба были хорошо одеты, чтобы не замерзнуть. Один тупо уставился на летчика, лицо другого исказилось от ужаса и ярости, когда он прокричал не то проклятие, не то вызов, потонувший в реве моторов и треске пулеметного огня.
Едва ли нужно было нацеливать "викерс" - аэростат заполонял собой все пространство перед Майклом. Он снял его с предохранителя и нажал гашетку; пулемет загремел, сотрясая весь самолет, а дым от горящего на зажигательных пулях фосфора, сносимый назад в лицо Майклу, душил его.
Теперь, когда он летел горизонтально и не менял высоты, стрелки на земле снова обнаружили его и открыли огонь, пытаясь поразить "сопвич" наверняка, но Майкл уцелел, перекладывая рули, слегка поворачивая нос из стороны в сторону и ведя огонь по аэростату так, словно поливал из садового шланга.
- Гори! - завопил Майкл. - Гори! Чтоб тебя, гори!
Чистый газообразный водород не воспламенялся, ему необходимо смешаться с кислородом в пропорции один к двум, чтобы стать мощным взрывчатым веществом. Пули, попадая, не давали никакого результата.
- Гори! - орал Майкл на шар.
Его рука все нажимала на гашетку; "викерс" беспрерывно грохотал, и гильзы сыпались из казенника. Ведь водород должен выходить из сотен пулевых дыр, которые они с Эндрю сделали в шелке, газ должен смешиваться с воздухом!
- Ну что же ты не горишь, черт возьми?! - Майкл услышал боль и отчаяние в собственном диком крике.
Он был уже почти у самого аэростата, теперь надо оторваться, отвернуть, чтобы избежать столкновения, все напрасно. И тут, осознавая свое поражение, Майкл решил, что ни за что не сдастся. Врежется прямо в аэростат, если потребуется.
В этот момент аэростат вдруг взорвался. Казалось, что он раздулся, в сотни раз превосходя свой размер, заполнил собой все небо и тут же превратился в пламя. Ужасающий выдох дракона лизнул Майкла и "сопвич", обжигая и ослепляя, подбросив человека и его машину вверх, будто зеленый лист над костром в саду. Майкл изо всех сил старался удержать управление самолетом, который потянуло перевернуться вверх колесами, а затем понесло вниз. Он справился с машиной прежде, чем она врезалась в землю, и, набирая высоту и ударяясь, оглянулся.
Водород сгорел в этом мгновенном ужасном взрыве, и теперь пустой, жутко полыхающий саван раскрылся, словно огненный зонтик, над корзиной и ее человеческим грузом.
Один из немецких наблюдателей выпрыгнул и пролетел триста футов, и было видно, как развевалась его шинель, конвульсивно дрыгались ноги; он быстро исчез без звука или следа в низкой зеленой траве. Другой остался в корзине и был накрыт и охвачен волнами горящего шелка.
А на земле из окопа, где располагалась лебедка, как насекомые из потревоженного гнезда, беспорядочно разбегалась ее прислуга, но горящий шелк падал слишком быстро, ловя людей огненными складками. Майклу совсем не было жалко ни одного из них, вместо этого его охватило какое-то дикое чувство триумфа - как первобытная реакция на пережитый им собственный ужас. Он было раскрыл рот, чтобы прокричать свой боевой клич, но в этот момент шрапнельный снаряд, выпущенный из орудия с позиции у северного края поля, разорвался под "сопвичем".
И снова самолет подбросило вверх, а гудящие и шипящие, кусочки стали разорвали фюзеляж снизу. Пока Майкл всеми силами старался не потерять управление в этом втором беспорядочном подъеме и падении, пол его кабины был целиком вырван, так что стала видна земля внизу, а арктическо-холодный, воющий ветер ворвался под шинель, полы которой колыхались как волны.
Майкл удерживал машину в горизонтальном положении, но самолет был сильно поврежден. Что-то болталось под фюзеляжем, стучало и хлестало по нему; к тому же самолет кренился на одно крыло, и управлять им приходилось прилагая огромные усилия; хорошо, что, по крайней мере, он, наконец был недосягаем для огня зенитных орудий.
Потом сбоку пристроился Эндрю, озабоченно вытягивавший шею, чтобы лучше видеть, и Майкл, улыбаясь, победно крикнул ему. Эндрю знаками пытался привлечь внимание и большим пальцем руки показывал: "Возвращаемся на базу".
Майкл огляделся. Пока он восстанавливал контроль над самолетом, они с ревом ушли севернее, еще глубже на германскую территорию. Пронеслись над пересечением дорог, забитым гужевым и моторизованным транспортом, напугали серо-полевые фигурки, разбежавшиеся в поисках укрытия по кюветам. Майкл, не обращая на них внимания, продолжал крутиться в кабине, а в трех милях, за плоскими и ничем не выделяющимися зелеными полями, над грядами холмов, в воздухе все еще невозмутимо плавал второй аэростат.
Майкл ответил Эндрю резким отрицательным жестом, указывая на оставшийся аэростат и как бы говоря: "Нет - продолжаю атаковать".
Эндрю опять настойчиво сигнализировал: "Возвращаемся на базу" - и, показывая на машину Майкла, провел рукой по горлу: "Опасность".
Майкл глянул вниз сквозь дыру под ногами, пробитую в полу кабины. Стучало, вероятно, одно из колес шасси, болтавшееся на растяжке. Пули изрешетили крылья и корпус самолета, а полоски порванной ткани трепетали подобно буддистским молитвенным флагам в потоке воздуха, обтекавшем самолет, но лероновский мотор продолжал сердито рычать, все еще работая на полную мощь, без остановки или сбоя, в воинственном ритме.
Эндрю снова подал сигнал, требуя, чтобы Майкл летел в обратную сторону, но тот коротко взмахнул рукой: "Следуй за мной!" - и бросил "сопвич" вверх через крыло, развернув его в крутом вираже, что привело к перегрузке на поврежденную машину.
Майкл был целиком захвачен восторгом боевого безумия, дикой страсти неистового древнего воина, для которого угроза смерти или страшной раны не имела значения. Зрение обострилось до неестественной ясности, и он управлял раненым "сопвичем" так, как будто бы самолет был продолжением его собственного тела. Майкл напоминал то ласточку, которая, пролетая над водой, пытается попить на лету - настолько легко он почти касался живых изгородей и стерни на полях одним оставшимся колесом шасси, то сокола - настолько жестоким был его немигающий взгляд, когда он мчался к тяжело опускавшемуся аэростату.
Конечно, немцы видели гибель в огне первого аэростата, и теперь сматывали трос лебедкой. Они уже сделают свое дело, пока Майкл долетит до места. А стрелки будут ждать в полной боевой готовности, с пальцами на спусковом крючке. Это атака на заранее подготовленные к бою позиции с крайне низкой высоты. Но даже в состоянии самоубийственной ярости Майкл не растерял охотничьей хитрости. Он использовал каждое малейшее прикрытие при подлете к цели.
Узкая проселочная дорога под углом пересекала линию фронта, а ряд стройных высоких тополей по ее обочинам был единственно заметной частью рельефа на унылой равнине, прилегающей к холмам. Майкл решил использовать эти деревья. Сделал крутой вираж и полетел параллельно живой изгороди, отделявшей его от места, куда должен опуститься аэростат. При этом он взглянул в зеркало, укрепленное на верхнем крыле над головой. Зеленый "сопвич" Эндрю летел сзади так близко, что его пропеллер почти касался самолета Майкла. Майкл улыбнулся и, потянув руль на себя, приподнял и перенес свой "сопвич" через посадки тополей, словно наездник, на всем скаку, галопом, берущий препятствие.
До аэростата оставалось триста ярдов. Его только что опустили. Наземная команда помогла наблюдателям выбраться из корзины, а затем все побежали, чтобы укрыться в ближайшей траншее. Пулеметчики, которым до этого момента тополя мешали целиться, наконец ясно увидели неприятеля и дружно открыли стрельбу.
Майкл оказался в зоне шквального огня. Пули заполнили все пространство вокруг, а шрапнельные снаряды, пролетая, как бы втягивали за собой воздух, так что барабанные перепонки щелкали и отзывались болью от перепадов давления. На позициях Майкл увидел обращенные к нему лица стрелков, бледные пятнышки позади укороченных стволов, поворачивавшихся вслед за ним, а вспышки выстрелов были яркими и красивыми, как китайские фонарики. Тем не менее ревущий "сопвич" приближался со скоростью более ста миль в час.
Солдаты, бегущие от аэростата, спасаясь, назад к траншее, оказались прямо перед ним. Среди них были и наблюдатели, двигавшиеся медленно и неуклюже, все еще закоченевшие от высотного холодного воздуха и обремененные тяжелой одеждой. Майкл ненавидел их так, как мог бы ненавидеть ядовитую змею; он немного опустил нос машины и нажал на гашетку. Группа разлетелась как серый дым и исчезла в низком жнивье. А Майкл тут же поправил прицел "викерса".
Аэростат был на привязи у земли и походил на цирковой полог. Майкл открыл по нему огонь, и пули устремились в мягкую шелковую массу, оставляя серебристые следы пахнущего фосфором дыма, но не причиняя вреда.
Несмотря на увлеченность боем, голова Майкла была ясна, а мысли столь быстры, что время не поспевало за ними. Крошечные доли секунды сближения с шелковым монстром, казалось, длятся вечность, и Майкл мог проследить за полетом из ствола "викерса" каждой отдельной пули.
- Почему же не загорается? - закричал он снова и тут же понял причину.
Атомы водорода - самые легкие. Выходящий из пробоин газ смешивался с кислородом над аэростатом. Стало совершенно ясно, что целился Майкл слишком низко. Как же он не догадался об этом сразу?
И он поставил "сопвич" на хвост, направив огонь вверх, на раздутый бок аэростата, а потом еще выше, пока пули не полетели в воздух над шаром - и воздух внезапно превратился в пламя. Громадный огненный выдох покатился к нему, но Майкл направил "сопвич" вверх по вертикали и резко убрал газ. Потеряв скорость, машина на мгновение зависла, а затем повалилась и стала падать. Майкл сильно ударил по педали руля направления, вводя ее в классическое сваливание на крыло с последующим разворотом, а когда снова дал газ, самолет уже летел назад, в противоположную сторону от разожженного им огромного погребального костра. Под собой Майкл засек зеленую вспышку - это самолет Эндрю выполнил крутой вираж с разворотом на максимальной скорости, уходя левее, почти столкнувшись с шасси Майкла, а затем уносясь вправо относительно курса его полета.
С земли больше не стреляли; внезапно выполненные двумя атаковавшими самолетами фигуры высшего пилотажа и гудящий столб воспламенившегося газа совершенно отвлекли стрелявших, и Майкл опять спрятался за тополями. Теперь, когда все закончилось, его ярость утихла почти так же быстро, как и возникла, и он стал оглядывать небо кругом, понимая, что столбы дыма станут сигналом для истребителей - "альбатросов". Если не считать дыма, небо было ясным, и Майкл почувствовал облегчение, выполняя вираж над живыми изгородями, поискал глазами Эндрю. А вот и он, немного выше Майкла, уже поворачивает в сторону холмов, но под углом, чтобы догнать его.
Они опять летели рядом. Удивительно, как спокойно было, когда Эндрю летел с ним крыло в крыло, улыбался ему и качал головой в знак шутливого неодобрения по поводу нарушенного приказа вернуться на базу и охватившего Майкла припадка сумасшедшей воинственности.
Бок в бок они снова на низкой высоте прошли над немецкими передовыми позициями, с презрительным равнодушием отмечая вспышки выстрелов, вызванных их появлением, а потом, когда стали набирать высоту, чтобы перелететь через гряду холмов, мотор Майкла захлебнулся и заглох.