* * *
Остаток ночи Никита Авдеевич провел в трудах: не смыкая глаз, сидел за столом и старательно выводил на полосках пергамента закорючки шифров. Для связи с каждым из подчиненных ему людей у Бухвостова существовала своя система тайнописи, которая время от времени изменялась, чтобы враг не смог прочесть перехваченное письмо. Разобрать шифр могли только адресаты и отправитель; для этого применяли целый ряд уловок, самыми простыми из которых были написание в зеркальном отображении или справа налево, на арабский манер. Поэтому письмо, отправленное в Царьград, не могли прочесть в Варшаве, и наоборот.
Но все равно есть опасность, что тайная грамотка попадет в чужие руки, а в каждой земле найдутся ученые книжники, готовые не жалея времени корпеть над непонятными значками, чтобы проникнуть в их смысл. Для книжного червя это увлекательнейшая охота за неизвестной, тщательно скрытой от посторонних мыслью. Поиски ключа к шифру для них куда азартнее, чем гонять по полям зайцев или травить собаками кабана.
Если известно, кому адресовано тайное послание, то уже можно зацепиться хоть самую малость, а там начнет разматываться клубочек. Кто знает, кому надо передать письмо? Гонец! Поэтому в дороге его подстерегали тысячи опасностей: для врага нет ничего более важного и интересного, чем охота за вооруженным человеком, который будет яростно сопротивляться, стараясь избежать страшного конца. Самый легкий исход - смерть, но если гонца захватят живым, его ждут жуткие мучения: под пыткой у него будут выведывать имя того, кому он вез тайную грамотку. Вот так и сплеталось все в тугой узел: жизнь одних зависела от того,насколько умны, отважны и ловки другие…
Наконец письма готовы. Никита Авдеевич запечатал их и спрятал в резную шкатулку из рыбьего зуба, потом подошел к стоявшему у стены большому сундуку. Отыскал в связке на поясе ключ, вставил в замок и трижды повернул: раздался тихий мелодичный перезвон, и крышка сундука чуть приподнялась.
Дьяк ласково провел по ней ладонью - знатный мастер сделал эту вещь незадолго до своей смерти и унес в могилу секрет хитрого замка. Не приведи Бог потерять ключик, тогда придется ломать сундук, а он не так прост. На дереве искусно вырезаны пышные цветы и свирепые львы, грозно оскалившие пасти, а под резьбой скрыты крепкие кованые решетки и стальные листы. Если бы кто и сумел тайком подобрать ключ и отпереть замок, то сундук сам бы наказал злоумышленника: поднятая крышка превратится в огромную львиную пасть, усеянную острыми коваными клыками, и намертво захлопнется. Сила удара такова, что крышка запросто отсечет голову или руку вора, отбросит его изуродованное тело на несколько шагов. Поэтому мастер дал сундуку имя - Лев, а после его смерти только Никита Авдеевич знал, как с этим львом ладить.
Бухвостов нажал потаенные пружины, дождался щелчка - механизм жуткой пасти сундука встал на предохранитель - и смело откинул крышку. По локоть запустил руку в чрево хитрого ящика и вытащил слегка искривленный клинок без ножен. В сером, едва нарождающемся свете раннего утра тускло сверкнула муаровой синевой булатная сталь, выкованная оружейниками далекой Аравии. По клинку бежала сделанная неизвестным мастером надпись на кириллице: "Аз всякому воздам по делам его".
Эфес был выкован из литой золоченой меди в виде хищной птицы, гардой служили ее когтистые лапы, а рукоятью - тело со сложенными на спине крыльями, плавно переходившее в массивную голову с загнутым клювом. Грудь и брюшко закрывала накладка из слоновой кости. Ближе к концу клинок немного расширялся, а около обушка темнело небольшое овальное отверстие, похожее на ушко большой штопальной иглы. На медной головке птички, рядом с рубиново рдевшим камушком-глазом, торчал стальной крючок. Никита Авдеевич согнул клинок в дугу, немного нажал и зацепил отверстие за крючок на рукояти, превратив клинок в стальной обруч. Проверил, хорошо ли держит нехитрый замочек, и вновь открыл его: коротко свистнула сталь, клинок мгновенно распрямился, опять превратился в грозное оружие.
- Хороша вещица - Дьяк положил саблю на стол, открыл ящичек с инструментами и начал осторожно снимать скрепы на эфесе.
Вскоре он отделил от рукоятки костяную накладку. Подточил ее, затем вынул из шкатулки туго свернутую полоску запечатанного пергамента, вложил внутрь медной птицы-рукояти и закрыл накладкой. Аккуратно поставил на место скрепы, расклепал их маленьким молоточком и протер эфес лоскутом мягкой кожи. Придирчиво оценил собственную работу, но изъяна не нашел: к его удовольствию, накладка сидела очень крепко, не осталось никаких следов того, что ее снимали.
- Ладно, - устало вздохнул Никита Авдеевич и отложил клинок.
Он второй раз запустил руку в заветный сундук и вытащил металлическое зеркальце немецкой работы. Прекрасно отполированную, посеребренную тонкую пластинку металла, в ладонь величиной, обрамляли бронзовые гирлянды спелых фруктов, а на задней крышке оправы изготовивший зеркало Иоганн Бремер из Любека изобразил танцующих пастуха и пастушку. Несомненно, мастер обладал незаурядным талантом: казалось, маленькие фигурки сейчас оживут и пустятся в пляс под веселую мелодию свирели. Но Бухвостов больше ценил другой талант немца, превратившего зеркальце в искусно замаскированный тайничок. Сдвинув скрытую защелку, Никита Авдеевич раскрыл зеркальце как миниатюрную плоскую шкатулку - выпуклости барельефа на задней крышке и рамка ловко скрывали таившуюся в середине пустоту.
Вложив в тайник второе письмо, Бухвостов захлопнул створки зеркальца и погляделся в него. Полированное серебро бесстрастно отразило лицо немолодого бородатого человека с опухшими глазами и большими залысинами на крутом лбу. Кончики пышных усов понуро опустились, губы размякли, под глазами набухли серые мешки.
- Все, все. - Дьяк зажал в кулаке зеркальце, не раздеваясь, повалился на кровать и моментально провалился в сон…
Услышав скрип приоткрывшейся двери, он встрепенулся. В щель просунулась лохматая голова Антипы.
- Демьян, - свистящим шепотом сообщил шут. - Велишь обождать?
- Зови! - Никита Авдеевич быстро встал и успел встретить у дверей вошедшего в горницу молодого человека с чуть скуластым, восточного типа лицом. - Заходи, Демьян.
Молодой человек молча поклонился хозяину и сел на лавку, спрятав под нее грязные сапоги.
- Ты что, пеший? - нахмурился дьяк.
- Конь охромел, - тихо ответил Демьян.
- Возьмешь из моей конюшни, - быстро решил Никита Авдеевич. - Антипа татарского даст. Знаешь, вороной жеребец? Зверь!
- Когда в дорогу? - вскинул голову гость: попусту хозяин на такого жеребца не расщедрится.
- Сегодня. К вечерней заре ты должен быть уже за Коломной.
- На юг?
- В Царьград, - понизил голос Бухвостов. - Держи!
Он подал Демьяну аравийский клинок. Тот принял оружие и внимательно осмотрел его.
- Спрячь под поясом, - велел Никита Авдеевич. - У заставы после полудня будут ждать пять конных стрельцов. Это твоя охрана. Они же приведут заводных лошадей. Потом тебя примут черкасы и проводят до Киева. В Лавре найдешь старца Николу, он даст провожатого до земли валахов, а там уже и болгары рядом.
Слушая его, Демьян снял свой кушак, согнул клинок вокруг талии, а сверху опять намотал кушак.
- Как у турок?
- Не торопись, - устало прищурился дьяк. - В болгарской земле доберешься до Горного монастыря. Там спросишь отца Доната Он старый, седой, спина согнута, ходит, опираясь на палку с рогулькой на конце. На груди носит большой медный крест, а на безымянном пальце левой руки у него вросшее кольцо. Запомнил?
- Да.
- Скажи ему нужные слова, покажи тайный знак и клинок. Донат научит, как поступить дальше. Возьми, пригодится.
Бухвостов вынул из шкатулки маленький шелковый мешочек и отдал гонцу. Демьян развязал шнурок и высыпал на ладонь несколько жемчужин.
- Это легче и дороже золота, - одобрительно кивнул он.
- Клинок береги как зеницу ока! Нигде не задерживайся, гони, что есть мочи. Спи и ешь в седле! Если будешь падать с коня от усталости, то привяжись веревкой, но скачи! Отдых давать только лошадям, да и то когда совсем не смогут переставлять копыта. Поторопись, Демьян.
- Я понял. - Гонец встал. - Что еще прикажешь? - Дойти! И как можно быстрее! С Богом!
Никита Авдеевич благословил гонца и обнял на прощание. Потом проводил до дверей и подождал, пока появится Антипа, чтобы вывести гостя из терема.
В верхней горнице уже был накрыт стол. Бухвостов подошел к нему, налил в ковш квасу и жадно выпил - после бессонной ночи в глотке пересохло. Взял из миски щепоть квашеной капусты, бросил в широко открытый рот, вяло пожевал, склонил голову набок, словно прислушиваясь к собственным ощущениям. Пожалуй, стоит перекусить. Дел еще прорва, а с голодухи не только голова варить перестанет, но и ножки протянешь.
Усевшись за стол, он подвинул к себе блюдо с бараньим боком и захрустел косточками. Утолив первый голод, потянулся за рыбой, и тут Антипа привел Терентия Микулина.
- Садись к столу, - позвал его Никита Авдеевич. - Говорят, хороший человек всегда к обеду приходит.
Микулин - высокий красивый мужчина с короткой русой бородой - снял шапку и степенно поклонился дьяку.
- Почту за честь поднять с тобой чарку, Никита Авдеевич.
- Садись, садись, - поторопил дьяк. - Пока кваском обойдемся. О деле потолковать нужно, потому и звал. - Он покосился на Антипу, и тот, придерживая свою огромную деревянную саблю, на цыпочках вышел из горницы. - Рыбки откушай. - Хозяин положил на тарелку гостя большой кусок вареного судака и налил квасу. - Не хотел я тебя от жены и детишек отрывать, да нужда заставляет.
- Когда? - посмотрел ему прямо в глаза Терентий.
- Сегодня, - вздохнул Бухвостов. - Нет времени ждать. Поедешь к полякам Ты у нас молодец пригожий, потому я тебе подходящий подарок приготовил. - Лукаво улыбаясь, Никита Авдеевич подал гостю зеркальце, изготовленное любекским мастером Иоганном Бремером. - На, спрячь получше. Умри, но вещичку эту доставь по назначению или уничтожь. За ней к тебе придет человек и спросит. "Нет ли чего для подарка прелестной пани?" Покажешь ему товар: сначала бусы и серьги, потом браслеты и кольца, а в конце - зеркала. Но этого не доставай. Он сам должен поинтересоваться, нет ли у тебя зеркала работы любекского мастера Иоганна Бремера. Попроси за зеркало десять золотых. Он предложит три, а ты проси семь. Он предложит четыре, а ты требуй шесть. Все время должно у вас вместе получаться десять. Уразумел? Когда он скажет пять, покажи мое зеркальце.
Микулин внимательно слушал, забыв про угощение, стоявшее перед ним на столе. Когда дьяк закончил, он уточнил:
- Стало быть, ехать придется под видом купца?
- Придется, - согласился Никита Авдеевич. - Да ведь тебе не впервой торговлишкой заниматься? Но возов не потащишь: товар погрузим на вьючных лошадей.
- Подозрения не вызовет? - Надеюсь, нет. Украшения всегда дороги по цене, но малы по размерам. В пути не задерживайся, прямиком гони в Варшаву - и на торг. Смотри, Терентий! - Бухвостов погрозил пальцем. - Великую тайну тебе доверяю. Человек, который к тебе придет, огромную цену для нашего дела имеет!
Внезапно Никита Авдеевич вскочил из-за стола, бесшумно прокрался к двери и сильным ударом ноги распахнул ее настежь. Тут же шагнул за порог, настороженно вертя головой по сторонам. Немного постоял, потом захлопнул дверь и вернулся к столу. Уселся и в ответ на вопросительный взгляд Микулина нехотя объяснил:
- Почудилось… Так и кажется, что подслушивают. Веришь, иду, бывает, по двору, а спиной чую, будто кто-то глазами меня сверлит. Обернусь - никого! И сплю плохо. - Дьяк сокрушенно махнул рукой и налил себе полный ковш квасу. Одним духом осушил его и стукнул по столу: - Ладно, хватит об этом… Чтобы лиха с тобой в дороге не случилось, дам двух приказчиков. Ребята надежные, верные слуги мои и государевы. У ляхов бывали, язык и обычаи знают. Антипа!
В ответ на зов хозяина на лестнице послышались быстрые шаги, и в горнице появился шут.
- Павлин с Иваном тут? - обернулся к нему Никита Авдеевич.
- Дожидаются, - подтвердил Антипа.
- Веди.
Вскоре деревянные ступеньки жалобно заскрипели под тяжелыми шагами, и в низкую дверь горницы бочком протиснулся огромный Павлин Тархов, а следом за ним появился жилистый, верткий Иван Попов.
- Вот и приказчики, - показал на них дьяк. - А это ваш хозяин, купец Терентий. Сейчас немедля стрелецкие кафтаны долой, одеться в дорогу, приготовить оружие и ждать на дворе. Женам вашим я сам передам, что вы в долгой отлучке по государеву делу. Все, идите! А ты, Микулин, задержись: обговорить надо, каким путем поедешь…
* * *
Дождь так и не пролился - гроза погромыхала да и прошла стороной, не принеся желанного облегчения, По-прежнему парило. Казалось, воздух насквозь прокалился от зноя и его можно резать ломтями. Все окна в тереме раскрыли настежь, но сквозняком почти не тянуло. К обеду приехал Макар Яровитов. Уже порядком усталый, измученный духотой, Никита Авдеевич встретил его по-домашнему: в просторной неподпоясанной рубахе, татарских шароварах и красных восточных туфлях без задников.
Гостя он принимал все в той же верхней горнице. Сегодня к нему наверх из всех слуг допускались только шут Антипа и ключница Параскева - высокая, костистая старуха, всегда в темном, как монахиня. Много лет назад она нянчила Никиту Авдеевича, тогда пухлого розового младенца, верно служила его родителям. Потом помогала нянчить сыновей своего молочного сынка, да так приросла к дому, что ни сам Бухвостов, ни его жена уже не мыслили себя без ее заботы.
Поставив на стол окрошку, Параскева молча поклонилась и вышла. Следом вприпрыжку убежал Антипа. Мужчины остались одни.
- Давай угостимся, чем Бог послал, - предложил Никита Авдеевич. Но, немного похлебав, отложил ложку и задумался.
Он до сих пор не решил, открыться Яровитову или нет? Пока о черной измене знают только двое - сам Бухвостов и Федор Паршин. Серб, доставивший эту страшную весть, умер. Ни один из гонцов не ведает того, что написано в доверенных им тайных грамотках. Если они будут доставлены по назначению, об измене узнают Сухоборец в Константинополе и Любомир в Варшаве. Но Макар не гонец - ему предстоит далекое и крайне опасное путешествие. Что лучше: отправить его в путь с легким сердцем или с тяжкими думами?
- Татарчонок-то сегодня опять к тыну кинулся. Хотел в щелочку поглядеть, - с улыбкой сообщил Макар. - Видать, понравилась твоя племянница.
Ему хотелось отвлечь Бухвостова от тяжелых раздумий; он видел, как буквально за одни сутки сдал Никита Авдеевич, всегда такой бодрый, полный сил, готовый пошутить, он сник, углубился в себя, разом постарел. Что его гложет, какой камень лежит на душе?
- Дело молодое, - зевнул хозяин, прикрыв рот ладонью. - Ему шестнадцать годов всего - считай, сопляк!
- Ты и вправду хочешь его с Любашей сосватать?
- А чего? Девке пятнадцатый год, - вздохнул Никита Авдеевич. - Все одно придется замуж выдавать. Красотой ее Бог не обидел, а вот с приданым хуже. Найдутся ли охотники взять за себя бедную сироту?
- Но не за татарина же отдавать?
- Какой он татарин? - отмахнулся хозяин. - Мать у него русская, да и сам Иляс-мурза не чистых кровей.
- Вот как? - живо заинтересовался Яровитов.
- Бабка у него казачка, взятая в полон, а мать украли где-то под Черниговом. Вот и думай, татарин он или нет? Считается потомком рода Чингиза, а на самом деле в нем больше славянских кровей, чем монгольских или татарских. Я уже всю его родословную изучил. И тебе пригодится.
- Был бы я холостой, сам посватался к Любаше и про приданое не спросил, - засмеялся Макар.
- Ага, пришлась ложка ко рту, но в кувшин не лезет, - усмехнулся Никита Авдеевич. - Твои детишки скоро в Любашкин возраст войдут, а ты, как непутевый кобель, все по вдовушкам шастаешь. Думаешь, не знаю твоих повадок?..
- Да я… - Яровитов покраснел и хотел вскочить, но сердитый взгляд дьяка заставил его замолчать и не двигаться с места.
- Ладно уж, - буркнул хозяин. - Я не осуждаю, но все надо с умом делать… Давай о другом поговорим. Молодого мурзу нам здесь нужно удержать. Какие цепи крепче всего? Семейные, сердечные узы! Вон ты, сколько ни крутишься, а все домой тянет. Или не так?
Макар опустил голову и сделал вид, что рассматривает скатерть на столе. Ну и огорошил его Никита Авдеевич! Но надо отдать ему должное: он и пристыдит, и на путь наставит.
- Так, - еле слышно выдавил из себя Яровитов.
- А еще вера! Сам вижу, что моя племянница Рифату по сердцу, но жениться он сможет, только если примет православие. Какой ему после этого Крым?
"Хитер дьяк, - подумал гость. - Ладится одной стрелой сразу двух, а то и трех уток сбить: племяннице даст красивого и богатого мужа, юной женой удержит здесь молодого мурзу, а его отца заставит смотреть себе в рот, чтобы с наследником худого не приключилось".
- Иляс-мурза может взять молодую жену, - сказал он. - И она родит ему сына.
- Может, - согласился Никита Авдеевич. - Он еще мужчина в силе, а по магометанскому закону ему положено еще три жены иметь, если он способен их прокормить. Да только пока сынок в Москве, старый мурза все время будет чувствовать себя неуверенно. Если он не захочет с нами дружбу водить, мы можем ордынцам ненароком проговориться, что Алтын-карга сам все подстроил и отправил наследничка в Москву. Напомнить про его бабку и мать, про нынешнюю супругу.
- А сына отдал как залог верности нам и чтобы развязать себе руки в борьбе против хана? - немедленно подхватил Яровитов.
- Точно! Тогда Гирей и Азис-мурза тут же сбреют Илясу голову с плеч, а все его достояние приберут к своим рукам. Но этих угроз лучше избежать, приберечь их на крайний случай. Для начала попробуй по-хорошему: польсти, поклонись лишний раз, но достоинства не теряй. Условия не диктуй, а предлагай. Подари радостную весть, что сын жив и худого с ним не приключится, если отец будет благоразумен. Страх за наследника мурзу и так червем точит: стоит ли на больное место грубо давить?
- Попробую. - Макар задумчиво почесал за ухом.
Предстоящее опасное путешествие его не пугало: не раз приходилось внезапно срываться с места и отправляться за тридевять земель, выдавая себя то за купца, то за бродягу, а то и за татарина. Случалось попадать и в разные переделки, когда спасение зависело от умения владеть саблей и резвости коня. Выдержки и терпения у Яровитова тоже хватало: он не боялся ни долгой дороги через степь, ни морского перехода, ни высадки на враждебной крымской земле. Смущало другое: как поведет себя Алтын-карга, удастся ли найти с ним общий язык?
Макар всегда полагал, что магометанин смотрит на мир иными глазами, чем христианин. Впрочем, христиане тоже не все одинаковы, не все стрижены под одну гребенку. И все же ислам остается исламом, и нащупать верную тропку к сердцу Иляс-мурзы будет не просто. Может, никакого разговора с ним вообще не получится: кликнет мурза своих слуг, и поволокут они гонца на пытку. Или отдаст его в руки начальника ханской стражи, чтобы показать преданность Гирею и отвести от себя любые подозрения в тайных сношениях с Москвой.