Павлин, рыча, как медведь, орудовал скамьей. Крики, хруст ломающегося дерева, хрипы раненых и злая матерщина слились в тесном коридоре в один жуткий вопль. Бросив скамью, Тархов оторвал от себя жадно цеплявшиеся за кафтан руки, ловко увернулся от занесенной над головой сабли и кубарем скатился по лестнице. Иван был уже около двери во двор.
Сзади бухнул выстрел, пуля щелкнула мимо уха и впилась в стену. Павлин схватил подвернувшийся под ноги табурет и метнул в спускавшихся по лестнице вооруженных людей. Бухнул еще один выстрел, и пуля ушла в потолок. Третьего выстрела Павлин ждать не стал: распахнул дверь и выскочил на крыльцо.
Выскочил - и замер: ему в лицо был направлен ствол пистолета. Раздумывать, что делать, означало признать свое поражение, сдаться или получить пулю в лоб. Этого Тархов не хотел, а отчаянная решимость вырваться из западни придала ему сил. В мгновения смертельной опасности его отлично натренированное тело, со стороны казавшееся огромным и неуклюжим, действовало как бы само по себе. Даже не успев испугаться, он резко наклонился и боднул врага головой в живот.
Грохнул выстрел. С головы Павлина сорвало шапку, опалило волосы, но он уже перебросил врага через спину и спрыгнул с крыльца. Где Иван, где Микулин?
По двору метались люди, кто-то кинулся на Тархова, но получил крепкий удар кулаком в лицо и упал. Рядом хрипели и катались по земле двое сцепившихся мужчин. Наверняка один из них свой, но кто? Разве сразу разберешь в темноте?
- Пава! - просипел знакомый голос.
Ну точно, это Попов, а на него навалился какой-то бугай. Павлин подскочил, врезал ногой в бок противника Ивана, вложив в удар всю скопившуюся злость. Даже не вскрикнув, бугай отвалился, крестом раскинув руки. Тархов подхватил приятеля, поставил на ноги и толкнул к открытым воротам:
- Бежим!
Хлопнула дверь корчмы, и на крыльцо вывалилась шумная толпа, размахивая саблями и чадно разгоравшимися факелами. Неудачная попытка захватить гонцов прямо в постелях не остудила воинственного пыла нападавших, они были полны решимости довершить начатое.
- Вон они! Держи!
- Подпалим им шкуру! - раздавались возбужденные голоса.
У Тархова за поясом торчали два заряженных пистолета и длинный широкий кинжал. Но принимать бой во дворе с многочисленными противниками просто сущее безумие. Поэтому стрельцы предпочли спасаться бегством. Главное - успеть выскочить за ворота, а там через дорогу - и в темный лес. Знать бы еще, что сталось с Микулиным?
Толпа ринулась за беглецами. Павлин выдернул из-за пояса пистолет и, не оборачиваясь, выстрелил из-под руки в сторону преследователей. Однако это не остановило их - только распалило злобу. Матюгаясь и топоча сапогами, они побежали еще быстрее. Стрельцы летели, не чувствуя под собой ног, так что ветер свистел в ушах. Скорее, скорее, еще немного! Вот и ворота. Только бы не споткнуться, не упасть, тогда конец! Навалятся, заломят руки за спину, стянут запястья веревкой и вскоре заставят горько пожалеть, что ты родился на свет.
Перемахнув через дорогу, приятели вломились в кусты. Метнулись в одну сторону, в другую, опасаясь выстрелов в спину. Но преследователи не стреляли. Выбежав за ворота, они сгрудились на обочине дороги, напряженно всматриваясь в темноту леса: им совсем не хотелось лезть следом за отчаянными московитами в густые заросли, где можно напороться на выстрел или удар кинжалом. Это тебе не на широком дворе корчмы: в лесу, да еще ночью, не сойтись лицом к лицу.
Стрельцы затаились, настороженно наблюдая за врагами: пойдут все-таки они в лес или вернутся в корчму и начнут делить добычу? И кто так неожиданно напал на гонцов? Одно дело, если это простые разбойники, и совсем другое, если эти люди вышли на охоту за тайными посланцами Никиты Бухвостова. Но как выяснить, что на уме у ночных работничков? Не пойдешь же сам их расспрашивать? Дураков нету.
В это время к стоявшим у ворот подбежал низкорослый крепыш в темном кунтуше и начал орать:
- Упустили, лайдаки! Третий где?
- Пешими далеко не уйдут. - Бородач в лохматой бараньей шапке сплюнул себе под ноги. - Утром достанем.
- Третий где? - оборвал его крепыш.
Неожиданно раздался топот копыт. Все обернулись. От конюшни, пустив жеребца в галоп, летел Терентий Микулин. Привстав на стременах, он вертел поднятой саблей, грозя снести с плеч голову любому, кто окажется у него на пути. Жеребец зло всхрапывал, тонко посвистывала острая сталь, рассекая свежий ночной воздух.
- Что делает, что делает! - почти простонал Павлин.
- Прорвется? - Иван вытянул шею, чтобы лучше видеть. - Вот лихой!
- Тихо надо было уползти, тихо, - шептал Павлин. Казалось, Терентию сопутствует удача. Ошеломленные его дерзостью, разбойники шарахнулись в стороны и образовали живой коридор, в который он и направил своего жеребца. Еще мгновение - и Микулин выскочил за ворота на дорогу. Но тут крепыш в темном кунтуше вырвал ружье из рук стоявшего рядом бородача, вскинул его к плечу и выстрелил в коня.
Жеребец на всем скаку рухнул и придавил не успевшего соскочить Терентия. Разбойники подбежали к нему и начали вытаскивать из-под лошади, судорожно бившейся в предсмертной агонии.
- Куда?! - Павлин, как клещами, сжал руку Ивана, хотевшего рвануться из кустов.
- У него письмо! - Попов попытался освободиться, но Тархов держал крепко.
- Дурья голова! Хочешь рядом лечь? Их почти два десятка. Да и живой ли он? Гляди!
Разбойники потащили обмякшего Терентия в корчму. Впереди, освещая дорогу факелом, шагал крепыш в темном кунтуше. Во дворе осталось несколько человек. Они открыли ворота сарая, выкатили телегу, быстро впрягли в нее лошадь, потом вывели из конюшни вороного коня Павлина и татарскую кобылку Ивана. Привязали их поводья к телеге. Другие начали выносить тюки с товаром. Дверь корчмы почти не закрывалась, следом за тюками выволокли тела трех погибших в стычке разбойников и привязали их к спинам вьючных лошадей. Потом бережно уложили в телегу завернутого в тулуп человека.
- Терентия увозят, - заключил Иван. - Значит, живой он. А мы тута попрятались, как мыши от кота?
- Не спеши помирать, - осадил его Павлин. - До утра еще не раз успеешь, ночка-то долгая.
Один из разбойников куда-то убежал и вскоре вернулся с оседланными лошадьми. Поддерживая под руки, из корчмы вывели раненых и помогли им сесть на лошадей. Последним появился крепыш в темном кунтуше. Повертел головой, осматривая свое изрядно потрепанное воинство, и легко прыгнул в седло. Поудобнее усевшись, разобрал поводья и шагом выехал со двора. Следом потянулись остальные. За воротами они свернули на дорогу, убегавшую в лес. Вскоре стихли и топот копыт, и скрип давно не смазанных колес…
* * *
Вокруг ни души. Ветер разогнал тучи, и на черном небе ярко сияла луна, серебристым светом заливая пустой двор корчмы. Длинные тени пролегли от распахнутых ворот на пыльную дорогу, еще хранившую следы недавно проехавших по ней разбойников. Ни одного огонька в окнах постоялого двора, словно там все вымерло.
- Ну, чего теперь? - Иван растер ладонями шею и пожаловался: - Думал, удушит, собака, едва головой ворочаю.
Павлин мрачно поглядел на корчму, поглаживая ладонью рукоять кинжала: надо же было так влипнуть! Но что сейчас толку прятаться в кустах и тяжело вздыхать, последними словами ругать судьбу-злодейку? Именно для такого дела, как случилось сегодня ночью, и отправил их Никита Авдеевич вместе с гонцом. И не вина стрельцов, что Терентий попал в руки врагов - будет их вина, если не выручат.
- Вдогон пойдем, - решил Тархов.
- Пешими? Ноги до задницы сотрешь, - горько усмехнулся Попов. - Может, наведаемся к Исаю? Вдруг хоть одну лядащую лошаденку да отыщем?
- Дело, - согласился Павлин и начал выбираться из зарослей.
Стрельцы перебежали через дорогу и, стараясь держаться в тени, подошли к конюшне. В ноздри ударило запахом свежего конского помета и прелой соломы. Тархов осторожно заглянул внутрь и разочарованно поморщился: конюшня была пуста. Разбойники увели с собой всех лошадей.
- Айда в дом, - предложил Иван.
Дверь постоялого двора оказалась заперта. Стучать бесполезно: пугливый Исай не откроет до утра, и стрельцы решили проникнуть в корчму через разбитое окно горницы, в которой они ночевали. Помогая друг другу, забрались на крышу пристройки и влезли в окно. В горнице царил разгром - кровать перевернута, подушки распороты, высылавшиеся из них перья белым ковром устилали затоптанный пол. В углу валялся сломанный табурет. И нет ни одной из вещей, оставленных гонцами при поспешном бегстве: ночные работнички тщательно обыскали горницу, переворачивая все вверх дном. Неужели они охотятся за тайной грамоткой?
Стрельцы разулись и, неслышно ступая, спустились в корчму. Там тоже были перевернуты все столы и лавки, а сквозь щели в неплотно прикрытой двери комнаты хозяина пробивался слабый свет. Подкравшись, приятели заглянули в щель. Исай сидел за столом, обхватив голову руками, и тупо смотрел на горевшую перед ним свечу. Хайка укрылась платком и свернулась калачиком на большом сундуке. Больше в комнате никого. Уже не таясь, стрельцы распахнули дверь. Увидев русских, Исай испуганно отшатнулся, а Хайка вскрикнула и уставилась на них полными ужаса глазами.
- Панове! - Корчмарь прижал к впалой груди тонкие руки. - Я не виноват! Меня поймали во дворе и заставили сказать, что до вас прискакал человек из Москвы.
- Откуда они взялись? - подозрительно поглядел на него Иван.
- Разве я знаю? Работники успели убежать, а меня схватили.
- Как они узнали, что мы едем из Москвы? - продолжал допытываться Попов. - Где наш купец?
- Увезли с собой, - быстро ответил Исай.
Честно говоря, он думал, что этих двоих порешили, и поэтому сначала принял их за страшных призраков, явившихся ему для отмщения. Но как знать, что хуже: призраки русских или они сами во плоти? По собственному опыту Исай знал: живые значительно страшнее мертвых.
- Куда они поехали? - пробасил Павлин. Ему очень хотелось придушить корчмаря вместе с его бабой, но вдруг они и вправду не виноваты?
- Не знаю, панове. - Исай сокрушенно вздохнул.
- Порох есть? - Иван сел на лавку и натянул сапоги.
- Откуда у меня порох? - жалко улыбнулся корчмарь. - Даже водки не оставили! Все до последнего медяка выгребли. Как жить будем?
Он опять обхватил голову руками и горестно застонал. Хайка зябко куталась в платок и молчала.
- Лошадей нам дашь? - спросил Павлин.
- Какие лошади? - всхлипнул Исай и метнул на жену встревоженный взгляд.
Это не укрылось от Попова. Он медленно вытащил из-за пояса пистолет, взвел курок, приставил дуло к потному лбу корчмаря и зловеще прошептал:
- Считаю до трех! Если ты, кабацкая крыса, не скажешь, где лошади, я всажу тебе пулю в лоб! Раз…
- Отдай! - взвизгнула Хайка. - Пусть подавятся!
Исай, как зачарованный, не сводил глаз с пальца Ивана, лежавшего на спусковом крючке, и молчал… Пот ручьями стекал у него по вискам, на кончике носа повисла мутная капля.
- Два…
- Они в овраге, за конюшней, - не выдержала Хайка.
- Вот и хорошо. - Попов опустил пистолет. - Не вздумайте выходить из дома! Не то…
Корчмарь сел на пол и тонко, протяжно завыл, как смертельно раненный зверь: третий раз за одну ночь его жутко испугали и второй раз ограбили. Сначала разбойники забрали обещанный ему товар русского купца, а теперь у него отнимали коней, спрятанных в овраге. Это было слишком даже для привычного ко всякому Исая.
Стрельцы вышли и кинулись к оврагу. Продрались сквозь густые заросли и услышали позвякивание уздечек и фырканье стреноженных коней. Проклятая баба не обманула: в овражке паслись четыре кобылки и мерин. Их сторожил один из работников корчмаря, но при появлении русских, он почел за благо немедленно исчезнуть в темном лесу. Кони были сытые и гладкие, но без седел. Одна из кобыл оказалась жеребая, и ее оставили: зачем зря мучить бессловесную тварь?
Через несколько минут Тархов и Попов уже выехали на дорогу, ведя в поводу двух заводных коней. Оставшаяся позади корчма словно затаилась - ее обитатели не подавали никаких признаков жизни.
Факелы решили не зажигать, чтобы не выдать себя. Дотошный Иван успел заметить, что одно из колес телеги, на которой разбойники увезли Терентия и тюки с товаром, оставляло неровный, волнистый след, выписывая восьмерки. Он и стал для стрельцов путеводной нитью.
- А пистолет-то у меня был не заряжен, - подпрыгивая на спине кобылы, лукаво усмехнулся Иван.
- Я знаю, - кивнул Павлин.
Проехав две-три версты по лесной дороге, они останавливались, слезали с коней и, как слепые, шарили руками по земле, нащупывая след колеса телеги. И только убедившись, что он не исчез, отправлялись дальше. Вскоре миновали большой деревянный крест, врытый на обочине: около него назначил им встречу Терентий. Видно, именно за ним и охотились разбойники на постоялом дворе. Но в глубине души у стрельцов еще теплилась надежда, что нападение на них просто случайность, а не предательство.
- У нас только один заряженный пистолет и два кинжала, - напомнил приятелю Иван. - А их почти два десятка.
- Зато с нами Бог! - Павлин перекрестился.
Отмахав почти двадцать верст, очутились на распутье. Торный шлях забирал левее и выбегал из леса на простор полей, укрытых крылом ночи. Направо уходила узкая, заросшая травой дорога, уводившая в дебри. Туда же вел неровный след тележного колеса.
- Ну, Ваня, попрощаемся. - Тархов слез с коня и поклонился Попову. - Прости за все! Останешься живой - не забудь моих детушек.
- Бог простит, - ответил Иван и тоже поклонился. - И ты моих не забудь.
Стрельцы обнялись и расцеловались. Встали лицом туда, где за лесами и реками лежала родная земля, и перекрестились. Потом сели на коней и повернули на заброшенную дорогу.
Опасаясь засады, ехали шагом, следом друг за другом, настороженно вглядывались в темноту леса и прислушивались к каждому шороху. Но вокруг было удивительно тихо, только раздавался глухой стук копыт. Через некоторое время под ногами лошадей зачавкала гать, проложенная через болотину. Однако топкая низина с вонючей жидкой грязью быстро закончилась, и дорога вползла на пригорок. Лес по сторонам поредел, далеко впереди слабо замерцал тусклый огонек.
- Похоже, добрались, - хрипло сказал Павлин.
Они спешились и увели коней с дороги в лес. Привязали поводья к корням вывороченного бурей дерева и осторожно выбрались на опушку. Перед ними раскинулась окруженная деревьями длинная и узкая поляна. В дальнем конце ее, на краю обрыва, стоял обнесенный крепким тыном дом. В сером сумеречном свете нарождающегося утра казалось, что он повис над бездной и от малейшего толчка сползет вниз.
- Гнездо, - буркнул Иван.
- Ага, змеиное, - уточнил Павлин.
Прячась за кустами, стрельцы дошли до обрыва. Там земля словно разломилась, чтобы показать людям преддверие ада. Примерно в полутора десятках саженей внизу смутно угадывались светлые пятна густо разросшихся кувшинок, между которыми проблескивала вода, кое-где покрывавшая вязкое, пахнущее гнилью болото. Нашарив под ногами камень, Иван кинул его вниз. Зловонная жижа булькнула и вспучилась пузырями. Запах гнили сразу стал резче. Иван поднял еще один камень и сильно запустил его в сторону дома. И тут же за тыном раздался сердитый собачий лай. Приятели молча переглянулись.
Немного побрехав, пес затих. Иван сел на землю и стянул сапоги. Павлин подсадил его, и Попов ловко взобрался на дерево. Обхватив его ствол рукой, он встал на толстую ветку, разглядывая спрятавшийся за тыном дом. Спустившись, сообщил:
- Собака на цепи. Людей во дворе не видно. Дом с подклетью, свет только в одном окне. Телега стоит пустая. За домом сараи и конюшня. Пойдем?
- Звезды гаснут. - Павлин поглядел на небо.
- Самое время, - усмехнулся Иван, собирая камни. Они отошли друг от друга на несколько шагов, легли на мокрую от предутренней росы траву и ужами поползли к тыну, держась так, чтобы легкий ветерок все время дул им в лица. Кафтаны быстро намокли и отяжелели, пропитавшиеся грязью штаны противно прилипали к коленкам, но стрельцы упрямо продвигались вперед. Рассвет не замедлит, и надо успеть использовать последние мгновения темноты.
Вот и бревна тына. Собака во дворе сначала глухо зарычала, потом загремела цепью и зашлась истошным лаем, давая знать хозяевам о приближающейся опасности. Павлин быстро вскочил, прижался спиной к тыну и помог Ивану взобраться себе на плечи. Заглянув за частокол, Иван увидел здоровенного лохматого кобеля. Оскалив длинные желтоватые клыки, пес хрипел от злости, до отказа натянув прикрепленную к ошейнику цепь.
Резко взмахнув рукой, Иван бросил камень - он угодил собаке в голову. Пес осел, но второй камень тут же ударил его в ухо, а третий бухнул между глаз. Кобель завалился на бок и начал сучить лапами - он уже не лаял и даже не скулил от боли.
Внезапно открылась дверь, и на крыльце дома появился мужчина с ружьем в руках. Иван пригнулся.
- Сирко! Сирко! - негромко позвал мужчина. Собака не отзывалась. Он поправил наброшенный на плечи жупан, спустился с крыльца и снова позвал: - Сирко!
Высунувшись из-за тына, Попов запустил в него камнем, целясь в ярко белевшую в темноте рубаху. Сильно пущенный умелой рукой увесистый булыжник ударил разбойника чуть ниже пояса и заставил согнуться от жуткой боли. Следующий булыжник ахнул его в голову и разом сбил с ног.
Иван тут же перемахнул через тын, по-кошачьи мягко приземлился и выхватил кинжал. Широкое лезвие тускло сверкнуло и мгновенно окрасилось кровью: первый удар достался человеку, второй - собаке. Стрелец вытер клинок о шерсть пса и поднялся на крыльцо.
Через несколько секунд к нему присоединился Павлин. Между собой стрельцы теперь общались только с помощью жестов, опасаясь выдать себя находившимся в доме. Иван молча показал на сараи и конюшню, но Павлин отрицательно мотнул головой и слегка подтолкнул его к дому: он хотел напасть внезапно, пока никто из разбойников не встревожился.
Тихонько открыв дверь, стрельцы проскользнули в темные сени, разделявшие дом на две неравные половины. Павлин показал стволом трофейного ружья на двери в левую пристройку. Попов подкрался к ней и прислушался: изнутри не доносилось никаких звуков. Осмелев, он потянул за кольцо и поглядел в щель, но тут же отпрянул: прямо на полу, подстелив овчины, вповалку спали около десятка разбойников. Над ними облаком висел крепкий запах сивушного перегара. Широкий стол был завален объедками и залит вином. Подвешенный к низкому потолку масляный фонарь чадно коптил и грозил вот-вот потухнуть, а узкие окна-бойницы, прорубленные в бревенчатых стенах, закрывали массивные наружные ставни, почти не пропускавшие света. Наверняка здесь и в яркий летний день царил сумрак, а сейчас, когда еще не полностью рассвело, и подавно.
Отстранив Ивана, в щель заглянул Павлин. Прикрыв дверь, схватил широкую прочную лавку, перевернул ее вверх ножками и вогнал между дверью и противоположной стеной.
Теперь надо было двигаться дальше, и удальцы приоткрыли правую дверь. За ней оказалось почти пустое помещение, похожее на кладовку. В углу лежали знакомые тюки с товаром, которые они вывезли из Москвы. Рядом валялись седла, а на них, широко разбросав ноги в грязных сапогах, спал мертвецки пьяный разбойник с заплывшим от удара глазом. Из смежной комнаты доносились глухие голоса. Павлин прислушался.