Роман посвящён острейшим проблемам современного славянского мира.
Содержание:
ГЛАВА ПЕРВАЯ 1
ГЛАВА ВТОРАЯ 12
ГЛАВА ТРЕТЬЯ 24
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ 36
ГЛАВА ПЯТАЯ 48
Иван ДРОЗДОВ
СЛАВЯНСКИЙ КОТЁЛ
Роман
Славяне - это грядущая часть человечества, вступающая в свою историю.
А. И. Герцен
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Закончив дела по строительству храма и не находя для себя в станице других серьёзных занятий, Борис пристрастился к рыбалке. Вставал рано, часу в пятом и отправлялся на давно облюбованный бугорок на берегу Протоки - рукава Дона, забрасывал три удочки и устремлял взгляд на поплавки. Ловилась тут разная рыба, но Борис ждал, когда поплавок, испуганно вздрогнув, пойдёт ко дну и к самой воде нагнёт удилище; это значит, попался сазан - рыба крупная и очень вкусная. Сегодня клёва не было, и Борис, начинавший мёрзнуть, уж подумывал о том, чтобы в кустарнике набрать сушняка и разжечь костёр. И он поднялся, но тут увидел стоявших у него за спиной двух мужчин. Тот, что был постарше, и одет побогаче, с массивным золотым перстнем на пальце, подошёл к нему и спросил:
- Вы будете Простаков Борис Петрович?
- Да, он самый. С кем имею честь?
- Меня зовите Иван Иванович, а он вот… Арчил. Так что видите: имена у нас колоритные. Я человек русский и зовут меня соответственно.
Иван Иванович повернулся к своему товарищу и смерил его, как показалось Борису, презрительным взглядом:
- У него национальности нет. Родился неизвестно где и родителей своих не знает. Он такой. Одним словом: Кавказ. А? Вам всё понятно?.. Я надеюсь, мы с вами поладим.
- Хорошо, но скажите: чем я могу быть вам полезен?
- А уж это разговор особый, продолжим его в машине, вон там за двумя берёзами нас ждёт "Мерседес".
- Но я не собираюсь никуда ехать. Я ловлю рыбу.
- Вы ловили рыбу, а мы ловили вас, и вот - поймали. Прошу, пожалуйста.
Борис посмотрел в сторону двух берёз, - там у машины стояли два мужика. Он всё понял: его выследили, за ним приехали. Но что это за люди? Иван Иванович показался ему человеком странным и даже не совсем нормальным. Речь развязная, о товарище своём говорит с явным пренебрежением. И тон не совсем понятный; какой–то театральный, а скорее - ёрнический. Была мысль напасть на них и обоих побросать в воду, но там у берёз стоят два амбала, наверняка с оружием.
Тронулся с места не сразу. Оглядел с ног до головы стоявшего перед ним Ивана Ивановича, спросил:
- Это что - приказ?
- Да, мы за вами приехали.
- Но кто вы? Покажите документы.
- Вам надо формальности? Этого мы не любим. Пожалуйста, проходите.
Слышатся не то кавказские, не то еврейские интонации. В столичной лаборатории, где работал Простаков, было много евреев. Они тоже так говорили: "вам надо…".
Иван Иванович сделал шаг назад, принял позу швейцара, встречающего важных гостей в дорогом ресторане. Простаков оценил обстановку и понял, что сопротивляться бесполезно.
- Подождите, я возьму удочки.
- Вам уже они не надо. В том месте, где вы будете жить, у вас будут другие удочки. Вам сделают их на заказ. Это будут дорогие удочки.
- Ну, нет уж - удочки я смотаю и возьму с собой. Я их сделал своими руками, они мне дороги.
Потом спросил:
- Вы знаете, где я буду жить?
- Да, мы знаем. Вы будете жить в Белом доме.
Борис подумал: "Белый дом… Это что же - дом, в котором живёт и работает американский президент?.. Но я‑то что буду там делать?
Излишнее любопытство проявлять не стал, покорно пошёл к машине. Они шли по краю оврага и, когда поровнялись с храмом Николая Чудотворца, на строительстве которого Борис отработал больше года, он повернулся к нему, опустился на колени и стал молиться. Головой прикасался к земле и мысленно просил у святого, издревле почитаемого на Руси, заступничества и дарования сил в стоянии против врагов, пленивших его. Он хорошо понимал, кто эти люди, куда и зачем они его повезут. В прошлом году он бежал от них из секретной лаборатории, где работал над созданием сверхважного прибора, способного воздействовать на мозг человека, и уж близко подошёл к завершению дела, изготовил опытный образец, - он лежал у него в кармане и имел форму мобильного телефона, - но потом понял, что прибор–то попадёт в руки врага. Научным центром руководили яростные сторонники новой власти, а они, как известно, в первую очередь работают на Израиль и Америку. И тогда он пустился в бега, спрятался здесь, в казацкой станице, у знакомого генерала в отставке Конкина Владимира Ивановича. Но вот его выследили и теперь очевидно, - он в этом почти уверен, - повезут куда–нибудь за границу и станут принуждать силой продолжать работы.
Борис верил в Бога. В Москве он ходил в церковь, а во время отпуска ездил в монастыри. Под Ленинградом в селе Рождествено на невысоком холме стоит величественный храм Рождества Пресвятой Богородицы и служит там всеми уважаемый в округе батюшка протоиерей Владимир Афанасьевич Ноздрачев. Это было время, когда Борис, работая над своим прибором, часто бывал в Ленинграде у знаменитого математика академика Владимира Ивановича Зубова. Учитель заводил с ним разговоры и о Божественном промысле в делах научных, советовал внимательно читать Библию, посещать церкви. Вот тогда он впервые встретился с отцом Владимиром, познакомился и с его супругой матушкой Людмилой Владимировной Селивановой. На молодого учёного большое впечатление произвели эти люди. Его поразили необычайное благолепие и красота убранства церкви, намоленный тут за долгие годы животворный дух, исходивший от икон и фресок. С молитвенным благоговением внимал он проповедям отца Владимира. И теперь может сказать, что именно отсюда и пошла его вера в Бога, с тех пор его дела научные стали чудесным образом наполняться духом православия - верой его отцов, дедов и прадедов. И будто бы даже именно здесь явились ему научные озарения, которые он искал долгие годы и которых ему не хватало для окончательного завершения чудодейственного прибора. И сейчас, воздавая молитвы к Богу, он просил укрепить его в стоянии против врагов, дать силы преодолеть так неожиданно возникшие перед ним новые испытания. Молился он долго, посылал свои просьбы и к Божьей матери, и к самому спасителю нашему Христу, и к любимому на Руси святому Николаю Чудотворцу, помогавшему русским людям одолевать невзгоды. Потом он поднялся и громко сказал:
- А теперь пошли. И не надо меня конвоировать, как преступника, я безоружен, а кроме того, знаю ваши силы и возможности; если уж попал в плен, буду повиноваться.
У машины к нему шагнул полный, розовощёкий, с редкими, как у поросёнка, волосами дядя лет пятидесяти, по–военному козырнул Простакову:
- Ной Исаакович Некрасов, ваш личный врач–психолог; несу персональную ответственность за ваш душевный комфорт. Наше с вами настроение всегда должно быть безоблачным и розовым, как облака в ранние утренние часы.
Простаков улыбнулся, пожал ему руку и сказал:
- Ваша служба не будет обременительной. Я, слава Богу, крепко сплю и даже без сновидений. Боюсь, что вы скоро останетесь без работы.
- Ну, нет, смею вас заверить: мы и на один день не оставим вас без врача–психолога. Известный всему миру русский олигарх всюду таскает за собой трёх лучших психологов Англии. А когда однажды один из врачей заболел, олигарх не мог спать: ему снилось, будто Василий Иванович Чапаев на белом коне и с обнажённой саблей мчится к его дому и вот–вот ворвётся в спальню. Олигарх кричал и вскакивал с постели.
Простаков на это заметил:
- Ну, олигарх - это такой человек, который украл у народа много денег. Ему есть кого бояться, а мне–то чего?..
Сидевшие в машине мужики тревожно задвигались. Упоминание об олигархе им не понравилось, и они поспешили сменить тему разговора.
Автомобиль миновал элеватор, станционные постройки и выкатился на поляну, где стоял большой вертолёт с надписью на борту "Президентский". Надпись удивила Бориса, и он решил, что скоро, может быть, уже сегодня, он встретится с президентом. Эта догадка его успокоила окончательно, и он поднялся по лестнице в салон, где их встречали две официантки и скромно сервированный стол. Простакову предложили место во главе стола. Борис думал, что во всякое другое время в кресле со спинкой выше головы, должно быть, сидел сам президент или другой какой–нибудь высокий чин, и это Простакова наводило на мысль, что его персоне придаётся важное значение, от него будут ждать прибора. Влетела в голову и такая мысль: уж не во сне ли я?.. Но если и во сне, то интересно знать, чем кончится этот сон?
Вспомнил о генерале, у которого жил в станице. Попросил разрешения позвонить ему по мобильнику. Иван Иванович позволил, но предложил сказать генералу, что он летит в Москву и неизвестно, сколько там задержится. Простаков в точности выполнил распоряжение, чем вызвал явное удовольствие Ивана Ивановича и доктора Ноя.
Над Борисом склонилась официантка: девушка лет двадцати, с карими печальными глазами, в чрезвычайно коротенькой кожаной юбочке и в белой кофточке с рискованным вырезом на груди.
Простаков оглядел её и подумал: "Бедная девочка! Жизнь её едва началась, а уж эти ироды эксплуатируют её молодость".
- Как вас зовут? - спросил он девушку.
- Ирина, - ответила она сухо и пошла прочь от стола.
Он слышал от Конкина, занимавшегося в Генеральном штабе секретными и важными открытиями, как одного учёного, создавшего теоретическую основу для какого–то мощного оружия, перевели в другой научный центр под крылышко новых русских богатеев и там стали создавать для него райские условия жизни. Борис вдруг понял, что и с ним они могут повторить подобную историю. В таком случае он будет демонстрировать благодарность хозяевам и вести беспечный образ жизни. Он молод, не женат и сейчас пожалел, что Ирина, такая умная на вид и красивая девушка, демонстрирует к нему явное равнодушие. А когда обе официантки снова подошли к столу и стали расставлять чайный сервис, он с пристрастием посмотрел на Ирину и будто бы даже невольно, сам того не желая, улыбнулся ей. Но и на этот раз она на него даже не посмотрела.
Стёкла кабины были затемнены, и Борис не знал, куда они летят, и не вёл счёт времени. Не употреблявший спиртного, он сейчас подумал, а не выпить ли ему рюмку–другую вина? Но тут же решил: нет, пить он не станет ни при каких обстоятельствах. В своём положении он не видел ничего хорошего, понимал, что ловушка захлопнулась намертво и скорого выхода из неё не будет. Ну, а если это так, то нечего и убиваться; в спокойном–то состоянии быстрее придут варианты и способы спасения. А что они придут, он не сомневался. Важно теперь вести себя беспечно и тем усыплять бдительность своих стражей. Ему было любопытно сознавать, что раньше в себе он никогда не замечал задатков артистизма; всегда вёл себя просто и естественно, но теперь он вынужден играть, и, к счастью своему, вдруг понял, что задатки такие у него есть, и он уж мысленно видел сценарий и режиссуру своей будущей игры. Вот уже и сейчас он начинал первую сцену: охотно ел и благодарил девочку в кожаной юбке. Когда же закончили обед, он пересел на свободный диван, откинул голову на спинку и закрыл глаза. Старался отключиться, не слышать разговоры сидящих за столом, а затем незаметно для себя и задремал. Но тут к нему подошёл Ной Исаакович, тронул за плечо, показал на приоткрытую дверь.
- Там есть другой салон и девочки сделали постель.
Провёл его в маленький, но уютный салон с диваном, на котором была подушка и одеяло с простынёй. И был столик и два стула, наглухо привинченных к полу. Доктор показал на стул, и они сели. Оглянулся на дверь, заговорил тихо:
- Есть одно условие, очень важное: если его выполнять - будет хорошо, если нарушать - будет плохо; так плохо, что лучше не надо. А?.. Я могу его вам сказать?
- Разумеется, говорите.
- Вы молодой, и я буду вас называть просто: Борис, Боринька, а?.. Вы, наверное, заметили: я еврей, а мы, евреи, не любим церемоний. У нас, если ты академик, министр - хлопаем тебя по плечу и говорим: Вася, Петя, Наум. Да, это хорошо, когда нет церемоний. У нас много и других хороших правил. Я слышал, что есть люди, которые не любят евреев. Но вот вы русский, а русских сейчас тоже не любят. Ваш президент Ельцин упал с моста, а потом ложился на рельсы. И куда–то он летел, и к нему в аэропорт приехал король, а он был пьян и сказал: я хочу спать, а король пусть едет домой. В другом аэропорту он вышел из самолёта и возле колеса сделал туалет. И многое другое, что сейчас вытворяет ваш президент, мы не понимаем. И что же?.. За это я должен не любить тебя?.. Ты же не падал с моста и не показывал королю фигу. Ну, вот, я тоже ничего такого не делал, а во всех странах есть антисемитизм. Но я отвлёкся и забыл тему разговора.
- Вы хотели сказать о важном условии.
- Ах, да! Условие очень важное. Куда мы прилетим, там много людей, и есть русские. Много русских. И потому остров называют Русским. На вас будут смотреть и думать: а чего он сюда прилетел и чего ему надо? И будут задавать вопросы. А как вы будете отвечать? Вас украли, посадили в мешок и привезли сюда? Так вы будете говорить? А вам это надо? Вы что, вещь и вас можно положить в мешок?..
- Борис всё понял и, чтобы прервать поток красноречия собеседника, решительно заявил:
- Мне это не нужно, но скажите: что я должен говорить?
- А то, что и другие говорят. Вам предложили работу, и вы поехали. Будет здесь хорошо - останетесь на год, два, а, может, и навсегда. Не будет хорошо - скажете: о, кэй! Я поеду в Россию, на север - туда, где живёт Дерсу Узала; ну, тот, что говорит: я много ходил тайга, но мало знай…
- Да, да, конечно, - обрадовался Борис. - Только так я и буду говорить.
Простаков пробудился от сильного толчка снизу и услышал, как затихает рокот винтов над головой. Иван Иванович пригласил его выйти из вертолёта. Был вечер, на мачтах и каких–то трубах корабля горели фонари, вокруг раздавался плеск волн. Иван Иванович в сопровождении офицера в морской американской форме повёл его вдоль борта и вскоре показал на дверь каюты. Борис ничему не удивлялся, ни о чём не расспрашивал, и спал на подвесной койке сном младенца до утра. А утром к нему пришли врач–психолог и Иван Иванович и предложили умыться, побриться и привести себя в порядок. И затем вывели на боковую палубу, поднялись по винтовой лестнице наверх, и здесь Иван Иванович, тронув его за рукав, сказал:
- Вас пригласил командир крейсера, он же командующий эскадрой, известный в Америке адмирал. Будьте сдержанны, не раскрывайте наших секретов.
Простаков пожал плечами:
- А у нас с вами и нет никаких секретов. Вы можете не беспокоиться.
В просторной кают–компании за столом сидел офицер, очевидно, адмирал; он склонился над листами бумаг и не сразу поднял глаза на вошедшего. А когда увидел Простакова, откинулся на спинку стула и загудел трубным голосом, - и, кажется, немного по–русски:
- Вы?.. Вы есть учёный? А?
Простаков заговорил на вполне приличном английском языке; он после института был на практике в Америке, год работал в лаборатории Бостонского университета и там поднаторел в английском:
- Не трудитесь, господин адмирал, я говорю по–английски.
- О-кэй, майн гот, вы есть тот самый учёный, которого, как зайца, надо было где–то ловить и тащить в Штаты?..
Адмирал вышел из–за стола, и тут Борис увидел перед собой настоящего великана. Большая голова с шапкой русых волос ладно сидела на могучих плечах, а сжатые кулаки точно двухпудовые гири висели по бокам. Словно железную лопату, положил адмирал на плечо Бориса правую ладонь.
- Парень, ты недавно вылез из детской коляски, а уже что–то изобрёл. Сколько тебе лет?
- Скоро будет двадцать шесть.
- О!.. Ему двадцать шесть! А я разменял шестой десяток и до сих пор не придумал пороха. Двадцать шесть, да ещё не полных! Ты, должно быть, не знаешь, какое это счастье быть молодым? А?.. Возраст почти щенячий, а уже сделал такое, чего нет у нас в Штатах. Ты, наверное, хочешь, чтобы я в это поверил?..
Командир крейсера снова ударил Бориса по плечу и легонько толкнул от себя, словно хотел со стороны лучше разглядеть его.
- Я знал, что русские могут выкинуть мудрёный финт, но чтобы в таком возрасте напугать Америку!.. Ну, ладно. Мы сейчас будем с тобой завтракать и ты между делом расскажешь, что да как и для чего ты там что–то изобрёл. Признаться, я плохо знаю русских ребят, но мне говорили, что ваш брат любит заложить за воротник, а когда на войне надо было идти в атаку, они становились сумасшедшими. Сейчас нас пугают какой–то там вашей ракетой, но, признаться, я не верю в ракеты. Одна из сотни может куда–то попасть, а остальные полетят мимо. Носатые парни в чёрных ермолках… ну, те что у нас и у вас залезли во все телестудии, развели много паники. Американский оболтус, - а у нас даже в Белом доме сидят оболтусы, - уже не может понять, кто чего хочет и зачем мы вообще живём на свете. Ты, парень, скажи мне: это правда, что и у вас там в России в телеящике сидят ребята в иудейских ермолках?.. Если это так, то ваше дело труба, как, впрочем, и наше. Эти самые врали и мошенники из белых могут сделать чёрных, а из чёрных жёлтых, то бишь китайцев. Японцы на что большие хитрованы, но и они против картавых бессильны. Мне доложили, что ты биолог и преуспел в изучении всяких мелких тварей, - не скажешь ли ты, из каких таких частиц составлены мозги этих шустрых голов, если они умеют так ловко дурачить людей? Ну, ладно, не будем говорить об этом сейчас, а лучше посмотрим, что там соорудил на завтрак наш кок.
Два матроса принесли еду, питьё, и адмирал пригласил Бориса к столу. Он разлил по фужерам вино и предложил выпить "за хорошее житьё на Змеином острове".
- Впрочем, теперь наш остров всё чаще называют Русским. Раньше на острове жили одни змеи, а с некоторых пор там поселились и люди. А уж в наши дни там всё больше становится русских, сербов, словаков и прочих славян. А потому мы и назвали свой остров Русским. Здесь неподалёку были у нас маневры, и вот… я развернул свой крейсер в сторону острова, где у меня дом, а весь остров принадлежит моей племяннице. Она дочь губернатора и весьма строптивая девица. Пожалуй, это единственный человек, который имеет надо мной власть. Тебе придётся с ней работать. Боюсь, как бы ты не потерял голову от её красоты. Она хороша, как сто Венер, но никого не любит и даже будто бы всех презирает. А эти ребята, которые вас пасут, - разве они вам не рассказали, куда и зачем они вас везут? Но вы не бойтесь змей, они не жалят того, кто не наступит им на хвост. Человекам тоже хорошо бы у них научиться не трогать того, кто не наступает на хвост. Но у нас для этого ума не хватает. Мы недавно наступили на хвост Югославии, а теперь вот ни с того, ни с сего стали кидать бомбы на Ирак. А зачем мы это делаем, - до сих пор понять не можем. У нас, видишь ли, президент немножко того… малохольный. Ваш президент вечно под мухой, а наш хотя и бывает трезв, но и он может отмочить любую глупость. Президенты и короли частенько бывают такие. Впрочем, я лично не знал ни одного короля.