Способов потерять свой путь - легион. Из них безумие - определенно не самый однозначный. Антибезумие психиатрии Крепелина* является точным двойником "официального" психоза. Буквально и абсолютно серьезно, оно столь же безумно, если под безумием понимать любое радикальное отчуждение от субъективной или объективной истины. Вспомним объективное безумие Кьеркегора.
Мы действуем в соответствии с тем, как мы воспринимаем мир. Мы ведем себя в соответствии с нашим представлением о том, что так, а что не так. То есть каждый человек является более или менее наивным онтологом. У каждого человека есть своя точка зрения относительно того, что есть, а чего нет.
Мне представляется несомненным, что за последнюю тысячу лет произошли глубокие изменения в человеческом опыте. В некотором отношении они даже более очевидны, чем изменения в структуре человеческого поведения. Есть все основания полагать, что в прежние времена для человека было естественным непосредственное переживание Бога. Вера была не вопросом уверенности в Его существовании, а доверием к Его Присутствию, которое переживалось и познавалось как существующее в качестве самоочевидной данности. Представляется весьма вероятным, что в наше время гораздо больше людей переживают не Присутствие Бога и не Присутствие Его отсутствия, а отсутствие Его Присутствия.
Нам требуется история феноменов, а не просто большее количество феноменов истории.
Пока что светские психотерапевты часто оказываются в роли слепцов, ведущих тех, кто слеп наполовину.
Фонтан еще не перестал играть, Пламя еще сияет, Река продолжает течь, Родник еще не иссяк и Свет не померк. Но между Ним и нами - покров, больше похожий на бетонную стену в пятьдесят футов толщиной. Deus absconditus - Бог сокрытый. Или мы сами сокрыты.
Почти все в наше время направлено на категоризацию и изоляцию этой реальности от объективных фактов. Это действительно бетонная стена. Интеллектуально, эмоционально, в межличностном взаимодействии, организационно, интуитивно и теоретически нам приходится пробиваться через эту стену, хотя и риском хаоса, безумия и смерти. Ибо с этой стороны стены это риск. Нет никаких гарантий, никакой уверенности.
Многие люди готовы иметь веру в смысле научно необоснованного доверия к непроверенной гипотезе. У очень немногих хватает веры, чтобы эту гипотезу проверить. Многие люди принимают на веру то, что они переживают. Но лишь очень немногих их переживания сделали верующими. Павел из Тарса* был схвачен за шиворот, брошен оземь и ослеплен на три дня. Непосредственный опыт был само-подтверждающим.
Мы живем в светском мире. Чтобы приспособиться к этому миру, ребенок отрекается от своего экстаза ("L’enfant abdique son extase" - Малларме). От нас ждут, чтобы мы были верующими, утратив непосредственное переживание Духа. Но эта вера становится убеждением в неочевидной реальности. Существует пророчество, что придет время, когда на земле настанет голод, "не голод о хлебе, и не жажда воды, - но голод услыхать Слово Божье". Это время пришло. Это наше время.
С отчужденной точки зрения нашей псевдонормальности все двусмысленно. Наше душевное здоровье - это не "истинное" здоровье. И безумие наших пациентов - это не "истинное безумие". Это продукт разрушения, причиняемого им нами и ими самими. Нелепо думать, что мы имеем дело с "истинным" безумием в сколько-нибудь большей степени, чем сами являемся "истинно" нормальными. Безумие, с которым мы встречаемся у наших "пациентов", - это великая пародия, насмешка, гротескная карикатура на то, чем могло бы быть естественное исцеление той отчужденной интеграции, которую мы называем душевным здоровьем. Подлинная нормальность, здравомыслие так или иначе влечет за собой разрушение, смерть нормального эго, этой ложной самости, полностью приспособленной к нашей отчужденной социальной реальности; возникновение "внутренних" архетипических проводников божественной силы и через эту смерть - возрождение и в конечном счете восстановление нового типа функционирования "эго", которое теперь будет не предателем Божественного, а его слугой.
Часть II. Многообразие духовного кризиса
Джон Уэйр Перри
Духовный кризис и обновление
Ибо когда это совсем, совсем ничто, то это все.
Когда я раздавлен, полностью и абсолютно,
Без малейшего следа, тогда я здесь
Восстаю и утверждаю свои стопы в ином мире,
Восстаю, совершая воскресение,
Восстаю, не рожденный вновь, но воскресший в прежнем теле,
Новый превыше знания новизны,
Живой за пределами жизни,
Гордый превыше всякого намека на гордыню,
Живя там, где жизнь и не снилась,
Здесь, в ином мире, все еще земном,
Я - тот же, что и прежде, но необъяснимо новый.
Д.Г. Лоуренс. Новые Небеса и Земля (Избранные стихи)
Джон Уэйр Перри - калифорнийский психиатр и юнгианский аналитик, специализирующийся на психотерапии пациентов-психотиков. Он получил диплом врача в Гарвардской медицинской школе в 1941 г. и во время второй мировой войны служил в военно-медицинских частях в Китае.
Это пребывание в культуре, столь радикально отличающейся от его собственной, оказало на него глубокое воздействие. Оно позволило ему увидеть относительность культурных воззрений и вдохновило его на поиск универсальных элементов человеческой психики. Понимание восточной философии и культуры также помогло ему принять радикально новые идеи в психологии и психиатрии, сформулированные Юнгом и его последователями, поскольку Юнг и сам находился под глубоким впечатлением и влиянием восточной духовной психологии.
В 1947 г. Перри был удостоен стипендии Фонда Рокфеллера для подготовки к исследованиям в области психологии и религии и провел следующие два года в Институте К.Г. Юнга в Цюрихе (Швейцария). По возвращении в США он преподавал в Калифорнийском университете и в Северо-Калифорнийском Институте К.Г. Юнга в Сан-Франциско, а также занимался частной практикой. Его открытия, сделанные в ходе систематических и интенсивных психотерапевтических исследований с госпитализированными пациентами-шизофрениками, легли в основу исследовательской программы, финансируемой Национальным институтом психического здоровья в Бетесде, штат Мэриленд.
Джон Перри - подлинный пионер в психотерапии пациентов с психотическими расстройствами. Помимо своего революционного вклада в теоретическое понимание психозов он также сделал огромный шаг в чисто практическом подходе к этим расстройствам, став одним из основателей "Диабасиса" - клинического интерната, где молодым пациентам с острыми начальными эпизодами помогают прорабатывать свои психотические переживания без смягчающего действия транквилизаторов. Свои наблюдения и открытия Перри описал в книгах "Self in Psychotic Process", "Lord of the Four Quarters", "The Far Side of Madness", "Roots of Renewal in Myth and Madness" и "The Heart of History".
Статья "Духовный кризис и обновление" является кратким изложением воззрений Перри на психотический процесс и его целительный и преображающий потенциал. В ней также описан практический клинической опыт, связанный с "Диабасисом".
Меня постоянно озадачивают чрезвычайно бурные возмущения, сопровождающие глубокие перемены в психике. Когда происходит подлинное духовное пробуждение и преображение, человек сталкивается с образами смерти и разрушения всего мироздания. Душе не свойственно мягкое самовыражение, но хочется думать, что это движение духа могло бы происходить более упорядоченным образом через посредство семинаров, упражнений и других тренировочных методов. Те из нас, кто работает в области психотерапии, надеются, что подобные средства и методы, возможно, позволят вызывать изменение более мягко; но, как замечал Юнг, нередко существуют периоды весьма неудобной дезадаптации и эпизоды измененных состояний сознания, именуемые "переходными психозами", которые являются относительно мягкими и короткими.
Природа духа
Зачем вообще нужен весь этот переворот? Для этого есть серьезные причины, которые связаны со вторым вопросом: что такое дух и какова его природа?
Обычно люди определяют слово "духовное" довольно расплывчато, как обозначающее все возвышенное; в предельном случае оно ассоциируется с чем-то величественным, неземным, утонченным, стоящим над природой, принадлежащим к какому-то иному миру и потому сверхъестественным. В контексте культуры это слово нередко обозначает любой аспект, не являющийся материальным, экономическим или политическим.
Если взглянуть на действительную феноменологию духа, возникает иное впечатление. Древние слова, означающие "дух", подразумевают "дыхание" или "воздух", в особенности воздух в движении, и, значит, "ветер" - древнееврейское "ruach", латинское "animus"; на Востоке - "прана" или "ци"*.
Само английское слово "spirit" имеет значение "дыхание", от латинского "spiritus". Все это ясно указывает на некую силу, которая невидима в качестве воздуха, но способна быть мощной в качестве ветра. Он "дует, куда пожелает", говорится в Библии, что предполагает собственную волю. Короче говоря, дух - это мощная движущая сила, свободная от материальной структуры.
Это определение заставляет нас думать о духе как о чистой энергии, но при ближайшем рассмотрении мы обнаруживаем нечто большее - дух обычно переживается как обладающий голосом - голосом, который ведет человека. Значит, он, по-видимому, имеет свойство интенции, которая может быть нагружена информацией, и этот аспект можно было бы определить как "информированную энергию", или энергию, обладающую качеством разума.
Понятие "дух" неотделимо от своей формы множественного числа "духи". В старых, традиционных обществах - это невидимые силы, обитающие в мире природы, в особенности в живых организмах, но также и в горах, реках, источниках и в системе верований, именовавшейся анимизмом. Ясновидящим эти духи представляются имеющими голос и принимающими персонифицированную видимую форму. Они также требуют к себе значительного внимания со стороны человеческого сообщества в форме даров и жертвоприношений. Когда человек живет в подобном сообществе (как я жил в Китае), он постоянно осознает это иное измерение бытия - бытия, которое мы уже давно предали забвению.
Менее необычным в развитых культурах является опыт, связанный с духами, принадлежащими к загробному миру, с призраками и душами умерших. Смерть рассматривается как освобождение духа от телесной оболочки посредством процесса трансформации, именуемого преображением. В Китае Небеса почитали как силу, которая правит земными делами, представляет собой соединения духов (царственных) предков и обладает интенцией и волей. В древних традициях по всему миру духи высоко ценились как существа-предки, позволяющие себя слышать, дающие советы и рекомендации и даже высказывающие требования. Находясь среди негритянских племен в Африке, я был поражен постоянным вниманием, уделяемым этим духам как естественной составляющей повседневной жизни.
Из этого беглого взгляда на спектр проявления духа и духов можно заключить, что дух может либо быть свободным от телесной структуры, либо пребывать в борьбе за свое освобождение от нее. Мне кажется полезным констатировать это для понимания того, как дух проявляется в психологических переживаниях. Ибо здесь мы снова обнаруживаем постоянное стремление духа вырваться из ловушки рутинных или конвенциональных психологических структур. Духовная работа - это попытка высвободить эту динамическую энергию, которая должна вырваться из удушья старых форм: эмоциональных стереотипов семейных отношений, общепринятых взглядов на мир и человеческую жизнь; ценностей, нуждающихся в пересмотре в связи с изменившимися условиями; культурных форм, которые являются результатом обусловливания со стороны семьи, субкультуры или преобладающей культуры и должны изменяться с течением времени. Опять же, существуют древние традиции, выражающие эту работу по высвобождению духа, наподобие эмоционально болезненных потуг натурфилософов*, посвятивших себя задаче освобождения nous от physis: духа из заточения в материи - в природном мире и в теле.
Если в процессе личностного развития эта работа по освобождению духа становится необходимой, но не предпринимается сознательно, с пониманием цели и с приложением значительных усилий, то психика склонна перехватывать инициативу и подавлять сознательную личность своими собственными мощными процессами. Я наблюдал эти процессы во многих случаях и выявил в них специфическую последовательность, которую описал и назвал "процессом обновления" (Perry, 1953, 1974, 1976).
Темы смерти и разрушения мира
Два компонента этой последовательности высвечивают ее дезинтеграционный и реинтеграционный аспекты - это эмоциональные переживания и образы смерти и разрушения мира.
Всякий раз, когда вот-вот произойдет глубокое переживание изменения, его предвестником становится мотив смерти. В этом нет ничего загадочного, поскольку необходимо перерасти и преобразовать ограниченные представление о себе и самооценку, а для того, чтобы осуществить это преобразование, образ себя должен быть разрушен. В глубоких иллюзорных состояниях человек может чувствовать, что пересек границу царства смерти и живет среди духов умерших. Он вынужден отказаться от прежних ожиданий относительно себя самого и позволить себе быть подхваченным ветрами перемен.
Гораздо менее привычным является спутник этой темы смерти - образ разрушения мира. Подобно образу самого себя, образ мира - это сжатая форма свойственного человеку очень сложного стереотипа видения мира и своей жизни в нем. Больше всего об этой форме мы знаем из культурной антропологии, которая обнаружила, что во времена резких культурных изменений мистики и провидцы переживают сокрушительный опыт, в котором они видят, как мир разрушается, превращаясь в хаос, а время закручивается назад, к своим началам. Это разрушение образа мира ясно представляет смерть старой культуры, прокладывающую путь для обновления. Таким образом, в жизни индивида, когда трансформация его собственной внутренней культуры уже началась, разрушение образа мира является предвестником изменения. Выражения изменений культуры становятся очевидными.
Эти и другие архетипические образы выполняют функцию проведения в жизнь процессов духа, высвобождения и преобразования его энергий, которые затем ускользают из старых и переходят в новые, ориентированные на будущее. Все это происходит в интересах развития, с целью формирования более широкого сознания, открытого новым измерениям опыта.
Эти два мотива - образ самого себя и образ мира - не только сопутствуют друг другу в этом процессе, но и имеют общую форму представления - "мандалу". Очевидно, весь процесс обновления связан с действием этого мощного архетипа, символизирующего управляющий центр психики.
Энергия, которая была связана в прежних структурах образа себя и образа мира, в проблемах того, кем человек является и в каком мире он живет, огромна. Нередко в снах или видениях выражением этого мощного заряда психической энергии, высвобождающегося в процессе обновления и на какое то время приводящего к хаосу, является ядерный взрыв. Хотя наружу стремится вырваться собственная природа человека, он может чувствовать, что его существо и его ценности изо всех сил сопротивляются этому. Действительно, ценности и эмоциональные проблемы жизни кажутся сталкивающимися противоположностями.
Эта энергия не остается надолго в "подвешенном" состоянии - она быстро входит в новые структуры, выражающиеся в форме образов и переживаний возрождения и воссоздания мира. Возникает новое чувство самого себя, новые интересы и мотивации. Новое рождение активирует память о реальных событиях биологического рождения человека и таким образом связывает эти явления с теми, которые были изучены С. Грофом (1976, 1985). Вдобавок происходит внутреннее воспроизведение эмоциональных переживаний первых лет жизни.
Катаклизм такого рода кризиса духовных процессов напоминает мне о библейском предупреждении: "Это ужасающая вещь - оказаться в руках живого Бога". Ибо в течение промежутка времени между первоначальными видениями смерти и разрушения мира и их разрешением в обновлении человек склонен пребывать в страхе и смятении, обнаруживая, что находится в изоляции, поскольку его попытки рассказать о своих переживаниях не часто встречают сочувственный прием. В то самое время, когда он больше всего нуждается в любящем приятии, он оказывается либо в одиночестве, либо в окружении профессионалов, желающих подавить процесс и заставить человека вернуться к прежнему восприятию самого себя и мира.
Этот страх (и сопровождающий его гнев) приводят к биохимическим изменениям в мозгу и во всем организме, которые медики предпочитают считать первопричиной психологического расстройства. Этот предвзятый и механистический диагноз, однако, не верен, поскольку теперь хорошо известно, что, если человек, находящийся в таком смятении, находит любовь, понимание и поддержку, духовный кризис вскоре разрешается сам по себе, без всякой необходимости в медикаментозном подавлении. Самые глубокие "умственные расстройства" могут за короткое время стать вполне упорядоченными и согласованными состояниями, если рядом есть кто-то, относящийся к ним с сочувствием. Такое отношение во многих случаях гораздо эффективнее транквилизаторов. Большим преимуществом также является наличие убежища, где проявляют внимание к внутреннему опыту и где человек, освободившись от забот обыденной жизни, может рассмотреть все свое существование.