Собрав охапку, достаточную для длительного поддержания слабенького огня, он тяжело опустил ее наземь между Боадикой и центурионом, сидевшими друг против друга, потом сел сам. Некоторое время все молчали. Ветер усиливался, он трепал гривы лошадей и пони, заставляя людей плотнее кутаться в плащи. До рокового, назначенного друидами срока оставалось пятнадцать дней, и молодой оптион сомневался в том, что маленькому отряду удастся провести их хоть с каким-либо толком. Даже если они обнаружат заложников, проку в том будет мало, ведь у них нет возможности выручить бедолаг. Ни малейшей. Пробираться пять ночей кряду по вражеской территории, постоянно держаться настороже и трястись от каждого шороха - это не шутка. Это способно вынуть все силы даже из очень крепкого молодца. Что до Катона, то он, например, совсем не уверен, что сможет выдержать дальнейшую гонку. Холод, грязь, телесное и душевное напряжение довели его до предела. Тут впору не вызволять кого-то, а думать, как выкарабкаться самому. Дурацкое состояние. И затея дурацкая. Она ему еще аукнется, вон как мрачно смотрит Макрон. Видимо, предвкушает, какую славную выволочку он задаст своему оптиону по возвращении в лагерь Второго. Только состоится ли это вот возвращение - огромный вопрос.
Небо, проглядывавшее сквозь мешанину черных ветвей, начало понемногу тускнеть, а Празутаг все не шел. Первой не выдержала Боадика. Она поднялась на ноги и со вздохом потянулась.
- Пойду пройдусь до тропы. Может, что-нибудь выясню.
- Нет, - твердо возразил Макрон. - Тебя могут обнаружить.
- Обнаружить? Да кто в здравом уме будет шататься тут в такую погоду?
- Мало ли, - невесело хмыкнул Макрон. - Ты вот ведь собралась на прогулку.
- Так или иначе, я иду.
- Нет, никуда ты не идешь. Сядь.
- Я была о тебе лучшего мнения, римлянин, - сердито произнесла Боадика, даже не думая подчиняться приказу.
Катон поплотней завернулся в плащ и уставился на груду растопки, больше всего желая куда-нибудь деться.
- Я просто осторожен, - терпеливо пояснил Макрон. - Надо полагать, твой приятель вот-вот вернется. Нечего за него беспокоиться, он уже не ребенок. Расслабься.
- Извини, мне надо облегчиться. Не могу больше терпеть. Или позволь мне отойти, или я справлю нужду прямо здесь. Ты этого хочешь?
Макрон побагровел от злости: не отпустить ее было нельзя. Отпустить тоже. Он стиснул кулаки.
- Тогда двигай. Но не отходи далеко и побыстрей возвращайся.
- Это уж как получится, - усмехнулась гордячка и исчезла в лесных тенях.
- Проклятая девка! - буркнул Макрон. - Как, впрочем, и вся их бабья порода. Хочешь совет, парень? Никогда не имей с ними дела, кроме мороки, ничего не получишь.
- Так точно, командир. Можно мне развести костер?
- Костер? Да, валяй. Прекрасная мысль.
В то время как Катон щелкал кремнем и кресалом, Макрон прилежно вертел головой, высматривая Празутага и Боадику. Маленький рыжий язычок пламени лизнул сухой мох, и Катон, горбясь и подставляя ветру спину, осторожно переместил огонек в кучку хвороста. Вскоре смыкавшийся вокруг ночной мрак потеснило слабо колеблющееся оранжевое свечение.
Боадика все не возвращалась, и юноша начал подумывать, уж не случилось ли чего с ней? И даже если ничего не случилось, сумеет ли она в темноте найти дорогу к стоянке? А вдруг и девушку, и ее родича подстерегли дуротриги? И пытают теперь, стараясь вызнать, где прячутся их сообщники? Возможно, враги уже крадутся сюда, чтобы захватить двоих римлян.
- Командир?
Макрон повернулся к костру.
- Что?
- Как думаешь, где их носит?
- Почем мне знать? - проворчал Макрон. - Может, они продают наши головы дуротригам и никак не сговорятся о сходной цене.
Шутка была дурацкой. Заметив, как побледнел юноша, центурион тут же о ней пожалел и уже серьезно посетовал на полную неспособность женского пола держать себя хоть в каких-либо рамках. Да и Празутаг тоже хорош. Шастает где-то, ведет себя своевольно, возьмет да и вообще не придет. Что тогда делать двум римским легионерам, заброшенным в глубь дремучего леса посреди вражеской незнакомой страны?
- Мне он показался вполне надежным малым, - с дрожью в голосе сказал Катон. - А ты, командир, ему, значит, не веришь?
- Тут верь не верь, но он бритт. Может быть, эти дуротриги и не сродни ему, однако у него все равно гораздо больше общего с ними, чем с нами.
Макрон помолчал, вздохнул и продолжил:
- Почти везде, где мне доводилось служить, я сталкивался с туземцами, готовыми поспособствовать Риму. Весьма рьян в этом смысле народ в Иудее. Они там родную мать продадут, лишь бы малость возвыситься над прочим людом. Правда, здешние островитяне ни в чем им не уступают. Ты ведь и сам хорошо знаешь, Катон, сколько изгнанных своими сородичами царьков сбежало в империю в надежде вернуть себе власть. Очень для многих правильно то, что выгодно. Коварство, предательство. И Празутаг с Боадикой не лучше других. Они будут соблюдать верность Риму лишь до тех пор, пока это совпадает с их личными интересами, а чуть что не так - и ты вмиг поймешь, какие они нам друзья. Дай только срок, сам увидишь.
Катон нахмурился.
- Ты и вправду так думаешь?
- Может, и вправду, - буркнул Макрон, и на его обветренном лице неожиданно расцвела добродушная улыбка. - Но ты и представить себе не можешь, как мне хотелось бы ошибиться!
Где-то поблизости хрустнул сучок, и римляне мгновенно вскочили на ноги, выхватывая мечи.
- Эй, кто идет? - воскликнул Макрон. - Боадика?
Послышался шорох сухих листьев, снова затрещали ветки, и из темноты выступили две фигуры. Макрон с облегчением опустил меч.
- Где, пропади все пропадом, вы болтались?
Празутаг, что-то лопоча, шагнул в круг дрожащего света и с широкой улыбкой хлопнул Макрона по плечу. Как оказалось, он принес мясо. На его поясе висела тушка молочного поросенка. Воин бросил добычу на землю, продолжая оживленно болтать. Боадика, стараясь не отставать, переводила:
- Он говорит, что нашел пленных! Семью командующего!
- Что? Он уверен?
- Празутаг тут поговорил кое с кем, - кивнула она. - Заложников держат в другом поселке, всего в нескольких милях отсюда. Тамошний вождь ревностно предан друидам. Он лично готовит воинов для нужд черных жрецов. Отбирает по деревням самых способных мальчишек и обучает всем видам боя, соответственно формируя их дух. К концу воспитания любой из его учеников скорее умрет, чем разочарует хозяев. Несколько дней назад этот вождь в поисках нового пополнения заглянул и в ту самую деревушку, где только что побывал Празутаг. Как обычно, в честь столь важного гостя задали пир, и тот под хмельком проговорился, что ему выпала честь охранять весьма важных пленников.
Празутаг, чьи глаза возбужденно сверкали, кивнул и положил широченную ладонь на плечо Макрона:
- Хорошо, римлянин. Да?
Долю мгновения центурион молчал, изучая сияющую физиономию великана. Последние дни измотали каждого, но сейчас всех омывала волна огромного облегчения, что хотя бы первая из стоящих перед ними задач благополучно разрешена. И пусть маленький отряд впереди ожидали еще большие тяготы и опасности, Макрон тоже почувствовал удовлетворение и ответил на лучезарную улыбку икена столь же бесхитростной, дружелюбной улыбкой.
- Хорошо! Да!
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Катон осторожно раздвигал высокие камыши, ища тот холм, где он оставил Макрона. В холодном воздухе висел густой запах разлагающихся растений. Ноги юноши увязали в грязи. По мере того как он пробирался к цели, таща за собой свежесрубленную ветвь остролиста, все больше и больше грязи налипало ему на ноги.
Наконец, ощутив под ногами твердую, идущую на подъем почву, Катон пригнулся и замер, озираясь и вслушиваясь. Куда он девался, этот хренов центурион?
- Тсс! Давай сюда!
Из зарослей на вершине холма высунулась рука. Катон двинулся к ней, стараясь ступать как можно осторожнее. Вдруг кто-нибудь из врагов бросит за реку взгляд. Наконец он выбрался на маленькую проплешину, расчищенную сообщниками еще до рассвета. Макрон лежал на камышовой подстилке, всматриваясь в пожухлую, побуревшую прошлогоднюю поросль. Бросив на землю ветку, Катон растянулся рядом с ним. За холмом заросли спускались к небольшой тихой речке. Она огибала стоявшее на том берегу поселение дуротригов и служила ему природным оборонительным рвом. С другой стороны импровизированную крепость защищал вал с добротным частоколом, прорезанный узкими воротами. Сама деревня выглядела под стать всем кельтским поселениям: унылой беспорядочной мешаниной хибар, иногда бревенчатых, но по большей части плетеных и грубо обмазанных глиной, покрытых связками срезанного у той же реки тростника. С высоты холма Катон и Макрон видели все это как на ладони.
Прямо напротив них над берегом возвышалось самое большое строение, дополнительно обнесенное частоколом. Рядом с ним помимо мелких хижин располагалось ристалище с вбитыми в землю рядами столбов и шестов. Их назначение не вызывало сомнений. Подобные тренировочные площадки для отработки ударов мечом использовались и у римлян.
Тут же, подтверждая догадку, из какой-то лачуги выскочила группа одетых в черное воинов. Они сбросили плащи, обнажили длинные мечи, разбежались к столбам и принялись наносить по ним мощные, размашистые рубящие удары. Над серебристой гладью реки широко разнеслись глухие стуки и треск расщепляющейся древесины. Взгляд Катона задержался на постройке, примыкавшей к большому строению. Что-то вроде сарайчика или кладовой, без окон, с единственной дверью, запертой снаружи на крепкий засов. Возле него стоял еще один одетый в черное воин. В правой руке он держал боевое копье, левая покоилась на ободе большого круглого щита.
- Есть признаки, что заложники где-нибудь тут, командир?
- Нет. Но если они где-то в селении, то начинать надо с этой пристройки. Совсем недавно туда пронесли воду и хлеб.
Макрон отвернулся от поселения и с наслаждением откинулся на ворох приятно шуршащих свежесрезанных камышей.
- Все в порядке?
- Все, командир. Кони укрыты в укромной лощине, которую нам показал Празутаг. На случай тревоги мы с Боадикой условились о сигнале.
Катон пнул ногой принесенную с собой ветку.
- Если они провозятся чуть дольше, уже стемнеет, - проворчал недовольно Макрон.
- Празутаг сказал, что он выждет, пока я до тебя доберусь.
- Ты их оставил в лощине?
- Да, командир.
- Понятно.
Макрон нахмурился, затем снова занял наблюдательную позицию.
- Сдается мне, мы прождем еще долго.
Хотя зима практически кончилась, холода все держались, а налетевшая мелкая морось легко проникала сквозь одежду. Буквально через пару минут у Катона уже зуб на зуб не попадал. Он то и дело напрягал свои мускулы, чтобы хоть как-то унять противную дрожь.
Последние несколько дней дались ему нелегко. Они оказались чуть ли не самыми трудными в его жизни. Физическая усталость продолжала накапливаться, усугубляясь гнетом постоянного страха за жизнь.
И сейчас, лежа на сыром речном берегу, облепленный вонючей болотной грязью, продрогший, истосковавшийся по теплу и нормальной горячей пище, юноша мог думать лишь об одном - о желанной отставке. Это был далеко не первый случай, когда все его помыслы устремлялись к досрочному увольнению из армейских рядов. Не первый и уж наверняка не последний.
Мысли катились по наезженной колее, упираясь в главный вопрос: как выйти раньше, чем следует, с пенсионом и без увечий? К сожалению, дотошные имперские буквоеды, задолго до появления Катона на свет разработавшие все положения воинского устава, явно предвидели возможность зарождения в армии таких подтачивающих ее боевой дух настроений и позаботились о том, чтобы перекрыть хитрецам все лазейки. Однако Катон не сдавался и верил, что когда-нибудь, рано или поздно, ему все же удастся отыскать способ обдурить систему и на законных правах отбыть в Рим.
Неожиданно Макрон хмыкнул:
- Ага, наконец появились. Должно быть, они лучшего мнения о твоей прыти.
- Что, командир?
- Ничего, парень, это я так… Смотри, вон они. Там, на дороге.
Катон бросил взгляд за реку и увидел, как из дальнего леса выехали две серые фигурки. Они смело направились прямиком к главным воротам селения. Наблюдавший за дорогой дозорный прокричал что-то небольшой группе воинов, гревшихся внутри укрепления у костра. Те вскочили и по грубым деревянным лестницам взобрались на вал. Празутаг с Боадикой, подъехав ближе, пропали из виду. Глядя на варваров, потрясавших оружием, Катон ощутил укол беспокойства. Но спустя минуту ворота распахнулись, впустив в крепость двух всадников.
Их мгновенно окружили, поводья перехватили, но громогласный рев Празутага был слышен и за рекой. Великан явно, согласно легенде, провозглашал себя странствующим борцом и призывал смельчаков, ежели таковые найдутся, попытаться его одолеть в честной схватке.
Кто-то из караульных побежал в поселок, затерялся среди лачуг и снова возник уже возле большого, дополнительно огороженного строения. Он забежал в дом и вышел во двор вместе с рослым мужчиной в черном плаще, схваченном на плече крупной золотой пряжкой. Неторопливо, с достоинством мужчина последовал за караульным к воротам.
Тем временем Празутаг продолжал вызывать обитателей поселения на поединок. Голос его рокотал, словно гром, и через какое-то время у подножия вала уже толклась внушительная толпа, которая при появлении вождя расступилась. Тот неторопливо шагал ко все еще остававшимся в седлах гостям. Завидев его, Празутаг продемонстрировал точно выверенную заносчивость. Он умолк, но сидел неподвижно, скрестив на груди руки, и лишь в последний момент, легко перекинув ногу через конскую спину, соскочил на землю, а затем замер перед вождем, вызывающе выпятив подбородок.
Снова выкрикнув что-то, гороподобный икен расстегнул пряжку своего плаща и швырнул его Боадике, которая тоже спешилась и стояла около лошадей, забрав поводья у караульных. Следом за плащом воин сбросил тунику и, обнажив свой могучий торс, вскинул руки над головой, похваляясь игрой литых мышц.
- Дурацкая показуха! - буркнул Макрон. - Кривляется перед этими олухами, как гладиатор перед богатыми бездельниками на пирах. Такой сладенький, что меня сейчас вырвет.
- Спокойно, командир, все это входит в план. Посмотри-ка тренировочную площадку.
Воины, упражнявшиеся с мечами, торопливо вкладывали их в ножны и надевали плащи. Когда они потекли к выходу со двора, страж, охранявший дверь кладовой, побежал следом и что-то крикнул.
Последовал короткий, резкий ответ, и часовой с недовольным видом вернулся на пост.
- Это наш шанс!
Макрон отпрянул от гребня холма и стал стягивать с себя одежду.
- Эй, малый, а ты чего ждешь? - спросил он, взглянув на Катона.
С тяжелым вздохом Катон сполз пониже и тоже принялся раздеваться. Плащ полетел наземь, за ним портупеи, кольчуга, нижняя шерстяная туника. Когда с тела был сброшен последний слой удерживавшей тепло ткани, кожа юноши тут же покрылась пупырышками.
Макрон посмотрел на тощего, дрожащего оптиона с явным неодобрением.
- Ох, парень, тебе явно нужно бы подкормиться, да и упражняться побольше. Вернемся в легион, я о том позабочусь. А то на тебя срам смотреть.
- Б-благодарю, командир.
- Давай снимай сапоги. Все, что тебе потребуется, - это твой меч. Смотри, не утопи его, да и сам постарайся держаться.
Плавал Катон из-за малой практики и страха перед водой очень плохо, и Макрон, знавший это, вручил ему надутый воздухом кожаный винный бурдюк.
- Пришлось выдоить из него все, до капли.
- Надеюсь, не в камыши?
- Разумеется, нет. Вино пьют, а не льют, сам, небось, знаешь. Тем более что оно горячит, с ним теплей. Ладно, бери эту штуковину и не вздумай мне утонуть.
- Есть, командир.
Катон затянул потуже пояс с мечом и побрел за Макроном. Прежде чем углубиться в заросли камыша, он бросил последний взгляд в сторону поселения. Празутаг у ворот уже принял борцовскую стойку и под дружный рев зрителей сцепился с каким-то местным верзилой.
- Шевелись, чтоб тебе провалиться! - шикнул Макрон на Катона.
Стоячая, неподвижная жижа между камышами была обжигающе холодной, и Катон, от неожиданности присев, охнул. Оба римлянина пробирались сквозь заросли, пока не погрузились в воду по шею, и только тут перед ними открылась чистая речная гладь. Руки Катона судорожно обхватили бурдюк.
- Сейчас поплывем, - прошептал Макрон. - Смотри, двигайся как можно тише. Один громкий всплеск, и мы покойники.
С этими словами центурион скользнул в водный поток и погреб прочь от берега. Катон, набрав воздуха в грудь, лягнул пяткой дно и последовал за своим командиром. Как это ни удивительно, но он поплыл, мертвой хваткой вцепившись в бурдюк и лихорадочно суча ногами.
Ширина реки составляла не более полусотни шагов, но Катону и это жалкое расстояние казалось неодолимым. Гораздо раньше, чем он доберется до берега, его что-нибудь да погубит. Лопнет бурдюк, или холод скует все конечности, не давая возможности пребывать на плаву.
Меньше всего он боялся вражеских копий. Ледяные объятия водной стремнины были куда как страшней. Задняя стена добротного дома вождя, возвышавшегося над рекой, казалось, совершенно не приближалась. Что с того, что пловцов обнаружат? Пускай. Ведь они уже околеют. К тому моменту, как лазутчики выползли на более-менее твердую почву, Катон не чувствовал ни рук, ни ног. Макрон, которого и самого колотило, помог своему оптиону выбраться из воды и принялся энергично растирать его, чтобы восстановить кровообращение. Когда они поднялись вверх по склону и обогнули одну из отдельно стоящих лачуг, центурион кивнул юноше, призывая того вынуть меч, но пальцы не слушались Катона. Наконец ему удалось схватить рукоять.
- Готов?
Катон кивнул.
- Пошли дальше.
Смех и крики, доносившиеся оттуда, где шла борьба, все усиливались, но вдруг, достигнув высшей точки, оборвались, а потом из множества глоток вырвался общий разочарованный стон. Празутаг одолел своего первого соперника. В наступившей тишине Макрон поднял руку, давая Катону знак остановиться. Затем прозвучал новый рев. Кто-то ответил на вызов, и зеваки вновь оживленно загомонили.
- Теперь двинули.
Макрон бежал вверх в полусогнутом положении, отставив в сторону руку с мечом. Еще одна перебежка - и по невысокой земляной насыпи они подобрались к задам самого большого в селении здания.