По скользкому льду.
Во время войны я работал в призывной колесил в Детройте. Однажды я шел на работу и увидел фронтовика на протезе, который стоял перед участком скользкого льда, через который ему нужно было пройти, и с подозрением присматривался к нему, справедливо полагая, что скорее всего он на этом участке упадет.
"Лед очень скользкий, – сказал я ему, – оставайтесь на месте. Я сейчас подойду и научу вас ходить по скользкому льду".
Он видел, что я хромаю и понял, что я знаю, о чем говорю. Он посмотрел, как я шел по скользкому льду, и спросил: "Как вы это делаете?"
Я сказал: "Я не буду рассказывать. Я научу вас. Закройте глаза". Я развернул его и провел взад-вперед по свободному от льда участку. Я водил его туда-сюда, меняя длину пути, пока не увидел его полное замешательство. Наконец, я провел его прямо через участок скользкого льда.
Я сказал: "Откройте глаза". Он спросил: "А где этот скользкий лед?" Я сказал: "Он остался позади". Он сказал: "Как я перешел через него?" Я сказал: "Теперь вы можете понять. Вы шли, как будто по чистому асфальту. Когда вы пытаетесь ходить по льду, то обычно напрягаете мышцы, готовясь к падению. У вас формируется психологическая установка. И поэтому вы поскальзываетесь.
Если вы не будете смещать центр тяжести, как вы не смещаете его на твердом асфальте, то вы не поскользнетесь. Поскальзываются потому, что смещают центр тяжести и потому, что напрягаются".
Мне потребовалось много времени, чтобы выяснить это. Вам никогда не приходилось много раз входить в комнату, которая на одну ступеньку выше коридора? Это ужасная скачка! А если много раз проделывать обратный путь, то можно сломать ногу. И, тем не менее, вы совершенно не осознаете эту установку.
В данном случае Эриксон демонстрирует классический способ, с помощью которого можно помочь человеку выйти из сферы действия фиксированной психологической установки. Первым делом нужно сбить его с толку. А затем, пока он еще не пришел в себя, провести через препятствие и, таким образом, дать человеку возможность испытать чувство успеха. Конечно, в данном случае чувство успеха пришло тогда, когда инвалид не смог отреагировать напряженностью, то есть в рамках своей обычной психологической установки. Старая установка заменяется новой. Пациент уверен, что он может пройти по скользкому льду. И теперь он подходит к "скользким" ситуациям, не перенося на них страх, связанный с прошлым "падениями".
Иногда бывает важно, чтобы пациент не пользовался уже имеющимися знаниями или своими обычными каналами восприятия. Поэтому Эриксон просит человека закрыть глаза. И перестав видеть, он оказывается в состоянии справиться с задачей. Зрение вызывало у него кинестетическую реакцию, которая заставляла его принять неверную установку.
Эриксон любил показывать, что такое гипнотическая концентрация, задавая людям вопрос: "Если бы я положил на пол доску шириной в один фут и длиной в пятьдесят футов, было бы вам трудно пройти по ней?" Конечно, отвечали, что нет. Тогда он добавлял: "А какова была бы ваша реакция, если бы я положил ту же самую доску, шириной в один фут и длиной в пятьдесят футов, между двумя зданиями на высоте пятидесятого этажа?" И снова, в данном примере зрительные ощущения связаны с кинестетической установкой, которая заставит большинство людей утратить чувство безопасности. Чтобы справиться с такой задачей, как и с хождением по канату, может быть, важно не пользоваться тем, что вы имеете – а именно, зрением (или воображением).
Индейцы Тарахумара.
Индейцы Тарахумара с юго-запада Чихуаха могут пробежать сотню миль – при этом у них не повышается давление и не меняется пульс. Один предприниматель взял несколько таких бегунов на сотню миль в Амстердам, на Олимпийские игры 1928 года. Они даже не заняли никакого места. И все потому, что они считали, что двадцать пять миль, это не расстояние, а состояние – это когда вы начинаете разогреваться. Никто не объяснил им, что нужно пробежать именно расстояние в двадцать пять миль.
Я иногда вспоминаю эту историю, когда сталкиваюсь с трудной задачей, когда пишу, когда мастерю что-нибудь по дому, когда трудности ставят меня в тупик или когда я самым натуральным образом задыхаюсь от тряски в пути. Тогда ко мне на ум приходит фраза: "Сейчас я только начинаю разогреваться". Обычно после этого ко мне приходят новые силы.
Сухие кровати.
И в суфийских, и в Дзен-буддийских историях подчеркивается, что воспринимающий знание мастера должен находиться в состоянии готовности воспринимать. Во многих таких историях ученик приходит к наставнику, но получает отказ до тех пор, "пока сосуд не будет готов воспринять все богатство учения". Эриксон часто добивается такой готовности, заставляя слушателя или пациента долго ждать, прежде чем заговорить о главном. Например, когда он рассказывал нижеприведенную историю группе студентов, он потратил полчаса на подготовку окончательных выводов. Часть этого времени ушла на описание предыстории. Часть – на расспросы слушателей о том, как они стали бы лечить такого пациента. Некоторое время было потрачено на рассказывание других историй, не имеющих прямой связи с проблемой. Он повторял такие фразы, как: "Есть нечто, что вы знаете, но не знаете о том, что вы это знаете. Когда вы узнаете, что именно вы знали, сами не подозревая о своем знании, тогда ваша кровать будет постоянно сухой". Загадочные и в то же время интригующие утверждения подобного рода заставляют слушателей производить то, что Эрнст Росой называл "внутренним поиском". Таким образом, слушающий уже начинает искать внутри себя ресурсы, которые могут помочь ему в процессе излечения. Если мы рассмотрим одну из техник внушения, которой пользуется Эриксон, "технику ожидания", то увидим в действии тот же принцип. Пациента самым непосредственным образом держат в состоянии, когда он просит большего. Тогда он готов воспринимать.
Ко мне пришла пациентка и привела свою одиннадцатилетнюю дочь. Как только я услышал, что девочка мочится в кровать, я попросил мать подождать в другом помещении, надеясь, что девочка сможет рассказать мне свою историю. Она рассказала мне, что, когда она была совсем маленькой, у нее было воспаление мочевого пузыря и что ее лечил уролог, но воспаление не проходило пять или шесть лет, а может быть и дольше. Ей регулярно делали цистоскопию, делали сотни раз, пока, наконец, не обнаружили очаг инфекции в одной из почек. Почку удалили, и у нее не было воспалений уже четыре года. Но из-за сотен осмотров мышцы мочевого пузыря и сфинктер растянулись так, что она каждую ночь мочилась в постель, как только мышцы расслаблялись во сне. В течение дня она могла усилием воли контролировать мышцы мочевого пузыря до тех пор, пока не начинала смеяться. Расслабление мышц, которым сопровождается смех, приводило к тому, что она мочилась в штаны.
Ее родители считали, что поскольку почка удалена и очаг инфекции ликвидирован уже несколько лет назад, то она должна учиться контролировать себя. У нее были три младшие сестры, которые всячески обзывали ее и высмеивали. Матери всех подруг знали, что она мочится в постель. И вся школа, две или три тысячи ребят, знали, что с ней происходит ночью и что у нее будут мокрые трусики, если она засмеется. Она стала предметом множества насмешек.
Она была высокой, очень хорошенькой, с длинными белокурыми волосами, доходившими до пояса. По-настоящему очаровательной. Ее отвергали, над ней смеялись, от нее требовали большего, чем она могла. Ее жалели соседи и высмеивали сестры и подруги. Она не могла пойти на вечеринку с ночевкой или остаться ночевать в гостях у родственников из-за того, что мочилась в постель. Я спросил, была ли она у других врачей. Она сказала, что была у многих и выпила уже огромное количество всяких лекарств, но ничего не помогло.
Я сказал ей, что мне нравятся все врачи, к которым она ходила. Я тоже не могу ей помочь. "Но ты знаешь кое-что, хотя сама не знаешь, что тебе это известно. Как только ты узнаешь, что это – что ты знаешь, не зная о том, что знаешь, ты станешь спать в сухой постели".
Потом я сказал ей: "Я хочу задать тебе очень простой вопрос и хочу получить очень простой ответ. А вопрос вот какой. Если бы ты сидела в туалете и мочилась, а в этот момент в дверь заглянул бы незнакомый человек, что бы ты стала делать?" "Я бы обмерла!"
"Правильно. Ты бы обмерла и – перестала бы писать. Теперь ты знаешь, что уже знала это, не зная то, что знаешь об этом. А именно, что ты можешь перестать писать в любой момент, в ответ на любой раздражитель, который сама можешь выбрать. На самом деле тебе не нужно, чтобы в туалет заходил кто-то посторонний. Достаточно просто представления об этом. И ты остановишься. Ты замрешь. А когда он уйдет, ты снова начнешь писать.
Учти, что спать в сухой постели – это очень трудно. В первый раз это может произойти через две недели. И нужно будет много попрактиковаться – начинать писать и останавливаться. Будут дни, когда ты будешь забывать, что нужно начинать и останавливаться. Это ничего. Твой организм будет добр к тебе. Он всегда даст тебе новую возможность. Будут дни, когда ты будешь слишком занята, чтобы практиковать начинать и останавливаться, но это ничего. Твой организм всегда даст тебе возможность начинать и останавливаться. Я буду очень удивлен, если в течение трех месяцев твоя кровать будет оставаться постоянно сухой. Я буду также очень удивлен, если твоя кровать не будет оставаться постоянно сухой в течение шести месяцев. И первый раз не помочиться в постель будет гораздо легче, чем спать в сухой постели два раза подряд. А три дня подряд – это еще труднее. А четыре раза подряд – это еще труднее. А потом становится легче. Ты сможешь просыпаться в сухой постели пять, шесть, семь раз, целую неделю подряд. И тогда ты будешь знать, что можешь спать сухой одну неделю и другую неделю тоже".
С девочкой пришлось работать долго. По-другому не получалось. Мы провели еще полтора часа, прежде чем я отпустил ее. Через полторы недели она принесла мне этот подарок – первый подарок, который она дарила в своем новом качестве, в осознании того, что она спала в сухой постели (это была вязаная бордовая коровка). Я очень дорожу им. А через шесть месяцев она уже оставалась на ночь в гостях у друзей, родственников, на вечеринках с ночевками, в гостиницах. Это потому, что терапию осуществляет сам пациент. Я не считал, что работать нужно с семьей, несмотря на то, что родители были нетерпеливы, что сестры обзывали ее, а подружки в школе высмеивали. Я чувствовал, что ее родителям придется привыкать к тому, что она не мочится ночью. Ее сестрам, подругам и соседям – тоже. Фактически я не видел для них другого выхода. Я не думал, что будет нужно объяснять что-либо отцу, матери, сестрам или кому-либо еще. Я сказал ей то, что она уже знала, хотя и не знала о том, что знает.
И вы все выросли с мыслью, что когда вы опорожняете мочевой пузырь, вы опорожняете его непрерывно. И вы принимаете это. Важным, однако, является то, что каждый из вас имел ситуацию, в которой был вынужден резко прервать мочеиспускание. Опыт такого рода имеет каждый – но она забыла его. Я сделал только одно – напомнил ей о том, что она знала, но забыла о том, что знает.
Иными словами, в психотерапии вы рассматриваете пациента, как индивидуальность, и какой бы серьезной ни выглядела проблема мокрой постели в глазах ее родителей, сестер, соседей и школьных подруг, это была в первую очередь ее проблема. И все, что ей нужно было узнать, было тем, что она уже знала, а терапия со всеми остальными сводилась к тому, чтобы дать им возможность самим приспособиться к новому положению вещей.
Психотерапия должна быть для пациента ориентацией, и ориентацией на саму исходную проблему, на ее корень. Не забывайте этого. Помните, что каждый из нас имеет свой индивидуальный язык, что слушая пациента, вы должны слушать, отдавая себе отчет в том, что он говорит на чужом для вас языке, и что вам не следует пытаться понимать его в тех терминах, из которых состоит ваш собственный язык. Понимайте пациента на его собственном языке. (Примеч.: "войдя в его систему мышления".)
Это один из мота самых любимых рассказов Эриксона, может быть, потому что Эриксон всегда предварял его комментарием вроде: "Этот рассказ тебя особенно заинтересует, Сед". Я долго не мог разгадать, что он хотел сказать мне, и наконец смог понять две основные мысли.
Первое, это то, что я могу научиться контролировать мысли, рабочую энергию и симптомы, например, тревожность. Однако я должен сделать это не силой воли, а путем нахождения стимулов, которые заставят меня "начать и остановиться". Тогда я должен начать использовать возможности для того, чтобы начать практиковать "начала и остановки".
Вторая мысль состояла в том, что "вы все выросли, думая, что когда вы опорожняете мочевой пузырь, вы опорожняете его без остановки, что этот процесс беспрерывен. В книге "Обучающие семинары с Мильтоном Эриксоном", изданной Джеффри Зайгом, Эриксон добавил к этому рассказу несколько новых предложений, чтобы сделать его смысл яснее, особенно в том, что касается этого второго пункта. "Ей нужно было знать только то, что она может с помощью правильно выбранного стимула прервать мочеиспускание в любой момент". И: "Мы вырастаем с мыслью, что нам нужно заканчивать то, что начинаем. Неправда, что мы должны продолжать начатое до тех пор, пока не скончаемся сами". Такое отношение мне очень помогло в завершении различных дел, например, в написании книги. Сковывающее чувство, что мы должны завершить начатое, легко может блокировать спонтанность и творчество. Гораздо более эффективный способ сделать что-либо состоит в том, чтобы "начинать и останавливаться" в соответствии со своим собственным внутренним ритмом. Я убедился в эффективности этого рассказа, когда помогал пациентам преодолевать психологические препятствия, такие как, например, состояние творческого тупика у писателя.
Блестящий галстук.
Всю свою жизнь мы учимся накладывать ограничения на великое множество вещей. Мне вспоминается случай с Биллом Фолсеем, ведущим программы новостей на телевидении. Будучи по делам в Чикаго, он зашел в ресторан, но официант заявил ему, что приходить следует в галстуке – но вовсе не в таком блестящем, какой носил Билл. Билл спросил официанта: "Сколько вы платили за ваш галстук?"
Официант с гордостью произнес: "Двадцать пять долларов!.
"А мой галстук стоит две сотни долларов", – ответ Официант не знал, что и подумать. И Билл Фолсей вошел в ресторан и сел там, где ему захотелось – пока официант пытался уразуметь происходящее. Эта странная штуковина, которая висела на Билле Фолсее! Галстук за двести долларов! И это в то время, как ем собственный галстук стоил только двадцать пять долларов.
Итак, мечтайте. И каждый раз, когда вы мечтаете, у вас есть и право, и привилегия пережить свою мечту заново, с иным составом действующих лиц. И, таким образом, вы можете обнаружить многие вещи, которые вас учили не знать. Очень давно учителя говорили вам: "Смотри на меня, когда ты разговариваешь со мной. Смотри на меня, когда я говорю с тобой". Вот вы и заучили, "Не делай этого, и не делай того. Одевайся как положено, носи туфли какие положено. Завязывай шнурки как положено. Очень многое в нашем обучении основано на ограничивающих инструкциях, которые затрудняют развитие нашего понимания, – и мы приобретаем стереотип ограниченности.
Я научил своих сыновей вскапывать грядки для картошки – так, чтобы вскопанные части грядки представляли собой геометрические фигуры или рисунок. Каждый раз, когда они делают такой рисунок и начинают вскапывать по нему грядку, они с интересом ждут, какая же фигура окажется последней, которую предстоит вскопать. Так мои сыновья научились вскапывать картофельную грядку, копая треугольниками, а потом уже сами обнаружили, что при копании можно идти кругами и цифрами, и буквами.
И как это прекрасно, проспать всю ночь крепким, полноценным сном – и до следующей недели не знать, что вам что-то снилось. Вы даже не знали, что видели сновидение – пока не прошла целая неделя.
Эти комментарии, которые Эриксон дает после рассказа о блестящем галстуке, могут показаться неуместными. Но на самом деле они являются его индивидуальным способом построить и "разложить по полочкам" основные мысли рассказа. Первая мысль состоит в том, что мы все ограничены пределами своих стереотипов понимания и действий. ("Носите какую положено’ одежду…, В наших знаниях очень многое основано на ограниченных предписаниях.") Вторая мысль заключается в том, что мы можем заменить наши ограничения и ограничивающие инструкции новыми – которые создадим сами. (Кружки, цифры и буквы.) И, наконец, Эриксон завершает свой комментарий, предлагая читателю открыть новые способы действий в фантазиях и сновидениях. Он должен доверять своему бессознательному, чтобы отыскать новые пути преодоления привычных ограничений.