- Придется остаться здесь, пока не поправится Филипп. - Сэлли и Вернон согласно закивали, хотя прекрасно понимали, что больному не суждено поправиться.
- Постараемся, как можем, на охоте и на рыбалке. Будем собирать съедобные растения. И используем время отдыха, чтобы восстановить силы для долгой дороги домой.
Все опять согласились.
- Договорились, - подытожил Том и поднялся. - А теперь за работу. Сэлли, ты идешь на охоту. Я беру леску и крючки. Ты, Вернон, останешься присматривать за Филиппом. Только не сдаваться!
Все стояли, пошатываясь, но Том обрадовался, заметив, что в его товарищах просыпается энергия. Он взял рыболовные снасти и углубился в джунгли. Шел по прямой от Серро-Асуль, оставляя метки на папоротниках, чтобы обозначить путь, и не переставал высматривать съедобные растения. Дождь не прекращался. Через два часа, измотанный, весь в грязи, он очутился на реке. По дороге ему удалось поймать небольшую ящерицу, которую он решил использовать в качестве наживки. Нацепил отбивающуюся рептилию на крючок и забросил в бурную реку.
Через пять часов Том понял, что пора возвращаться, иначе он не попадет в лагерь засветло. Он потерял три крючка и изрядное количество лески, но ничего не поймал. Вернон поддерживал огонь, а Сэлли еще не вернулась.
- Как Филипп? - спросил он.
- Не очень, - ответил брат.
Том посмотрел на больного. Филипп метался во сне - то приходил в сознание, то снова погружался в небытие и все время бормотал обрывки каких-то фраз. Тома испугало его лицо - такое выражение было у дона Альфонсо в последние минуты. Филипп в бреду разговаривал с отцом, жаловался и бросал упреки. Называл по именам братьев и мать, которую не видел лет двадцать. А потом ему почудилось, что он подросток и присутствует на собственном дне рождения. Ему исполнилось пятнадцать, он разворачивал подарки и вскрикивал от радости.
Расстроенный и опечаленный Том отошел к костру и сел рядом с Верноном. Брат обнял его за плечи и подал кружку с чаем.
- Вот так целый день.
Том сделал глоток. Он заметил, что его рука выглядела совсем по-стариковски - вся в пятнах, со вздувшимися венами. В животе было пусто, но он не испытывал голода.
- Сэлли еще не возвратилась?
- Нет, но я пару раз слышал, как она стреляла.
Словно в ответ на их слова в кустах раздался шорох, и появилась девушка. Не говоря ни слова, она прислонила ружье к дереву.
- Не везет? - спросил Том.
- Подстрелила пару пней, - ответила Сэлли. Том улыбнулся и взял ее за руку.
- Трепещите, пни! Великая охотница Сэлли вышла за добычей!
Она стерла с лица грязь.
- Извини.
- Завтра, - сказал Том, - надо выйти пораньше. Пойду туда, где мы нашли Филиппа. К ночи вернуться не успею. Но та река большая. Наловлю уйму рыбы.
- Отличная идея, - одобрил Вернон, но его голос дрогнул.
- Мы не сдадимся.
- Ни за что! - подхватила Сэлли.
- Не могу себе представить, - покачал головой Вернон, - что сказал бы отец, если бы увидел нас в таком положении.
Том, в свою очередь, мотнул головой. Он перестал думать о Максвелле Бродбенте. Знал бы тот, что натворил, - послал своих сыновей на смерть… Сыновья разочаровывали его при жизни и оказались не на высоте теперь, когда он лежал в могиле. Том посмотрел на огонь и спросил:
- Ты на него злишься?
- Да, - ответил Вернон после недолгого колебания. Том безнадежно махнул рукой.
- Как ты считаешь, мы сумеем его простить?
- Какое это имеет значение?
Том проснулся до рассвета со странным ощущением, будто что-то давит ему на основание черепа. Шел дождь, и было темно. Шум дождя, казалось, проникал в самую голову. Том повернулся раз-другой. Давление превратилось в настоящую головную боль. Он подтянул ноги к животу, сел и, к своему изумлению, понял, что не в состоянии держаться прямо. Повалился на спину, голова упала набок, и он провалился в черноту, которую наполняли красные и бурые всполохи и шепот голосов. Где-то встревоженно бормотал Волосатик. Том прищурился и разглядел обезьянку. Она сидела неподалеку на земле и возбужденно причмокивала губами. Он понял: что-то случилось.
Это не просто последствия голода - начиналась болезнь. Господи! Только не теперь! Том повернулся и в завихрениях тьмы попытался разглядеть Вернона и Сэлли, но ничего не увидел. В нос ударил отвратительный запах гниющих растений, дождя и земли. Капли барабанили по листьям, а казалось - насквозь пробивали голову. Тянуло ко сну. Но вот он открыл глаза и увидел перед собой Сэлли. Девушка вглядывалась в его лицо.
- Сегодня я пойду рыбачить, - пробормотал Том.
- Ты никуда не пойдешь, - ответила она, наклонилась, потрогала его лоб и не сумела скрыть страх. - Сейчас принесу тебе чаю.
Сэлли вернулась с кружкой, из которой шел пар. Том выпил горячую жидкость.
- А теперь спи.
Он заснул. А когда проснулся, стало светлее. Несмотря на удушающую духоту под деревом, его знобило. Рядом свернулась Сэлли. Она увидела, что Том открыл глаза, и улыбнулась.
- Как Филипп? - едва выговорил он.
- Все так же.
- А Вернон?
- Заболел.
- Черт! - Том с тревогой посмотрел на Сэлли. - А ты? Не заболела?
Ее лицо горело.
- Похоже на то. - Она приложила ладонь к его щеке.
- А мне лучше. Я позабочусь о тебе. Мы обязательно выберемся из этой передряги.
Сэлли покачала головой:
- Нет, Том, не получится.
Простое признание непреложного факта прочистило его страдающую от боли голову. Вот, значит, как? Им суждено умереть на дожде под гниющим стволом, и дикие звери разорвут на части их тела. Никто даже не узнает, что с ними приключилось. Том попытался убедить себя, что это нашептывает ему его лихорадка, а на самом деле все обстоит не так плохо. Но в глубине души понимал, что это неправда. Голова кружилась. Да, им придется умереть. Он открыл глаза.
Сэлли была по-прежнему рядом и держала ладонь у его щеки. Она пристально посмотрела на него. Ее лицо было в грязи, исцарапано и искусано; волосы спутались и потускнели, глаза ввалились. Не осталось никакого сходства с той девчонкой, которая сломя голову скакала за ним в Юте. Только насыщенно-бирюзовый цвет глаз и то, как она слегка выставляла нижнюю губу.
- У нас осталось немного времени, - заговорила Сэлли и, помолчав, добавила: - Мне надо тебе кое-что сказать, Том.
- Слушаю.
- Мне кажется, я в тебя влюбилась. - Действительность в один миг вернулась к нему.
- Ну вот, я и сказала.
- А как же…
- Джулиан? Он мужчина розовой мечты. Красивый, блестящий, правильно обо всем судит. Родители каждой девушки хотят, чтобы их дочь вышла за такого замуж. Он - моя Сара. Но то, что я испытывала к нему, совсем не то, что я испытываю к тебе. При всем твоем… ну, что ли, несовершенстве. - Сэлли улыбнулась.
После этих слов все стало ясно и просто. Том попытался ответить и наконец прохрипел:
- Я тебя тоже люблю.
- Я знаю. - Ее лицо озарилось прежним светом. - И очень рада. Извини, что цапалась с тобой. Это от моей строптивости.
Они помолчали.
- Наверное, я люблю тебя с того самого дня, когда ты украла мою лошадь и гналась за мной в Юте. Но понял это окончательно, когда ты не захотела убивать ягуара. Никогда этого не забуду.
- А я поняла, что люблю тебя, когда ты позвал меня посмотреть на светящийся лес.
- Но ничего не сказала.
- Сама не хотела верить. Ты же видишь, какая я упрямая. Не желаю признавать, даже если совсем не права.
Том почувствовал в горле ком. Закружилась голова.
- Имей в виду, я самый обыкновенный человек. В шестнадцать лет в Стэнфордский университет не поступал.
- Это ты-то обыкновенный? Ты, кто с голыми руками сражается с ягуарами и анакондами? И смело, с чувством юмора ведет отряд в самое сердце тьмы?
- Я все это делал, потому что меня вынуждали обстоятельства.
- Это тоже твоя положительная черта - ты скромен. Рядом с тобой я поняла, что за тип Джулиан. Он не захотел ехать со мной, потому что это было ему неудобно. Пришлось бы прервать работу. А на самом деле, я подозреваю, он просто испугался. Я поняла, что он из тех людей, кто ни за что не возьмется за дело, если не будет абсолютно уверен в успехе. А ты, наоборот, готов испытать невозможное.
Голова у Тома снова поплыла. Ему нравилось, что он слышат, и он попытался унять головокружение. Сэлли печально улыбнулась и опустила голову ему на грудь.
- Жаль, что у нас осталось мало времени. - Он провел ладонью по ее волосам.
- Нашли место, где влюбляться.
- Не говори!..
- Может быть, в другой жизни мы получим еще один шанс… где-нибудь, когда-нибудь… - Сознание стало меркнуть. Что он пытался сказать? Надеясь унять головокружение, Том закрыл глаза. Но от этого сделалось только хуже. Он разлепил веки, однако ничего не увидел, кроме зеленых и коричневых вихрей. Даже начал сомневаться: неужели это был только сон? Болезнь отца, путешествие в джунгли, Сэлли и умирающий брат. Да, конечно, всего лишь сон. Долгий, удивительный, но только сон. Вот сейчас он, маленький мальчик, проснется в своей постели и услышит, как кричит наверху отец: "С добрым утром! С добрым утром! Просыпайтесь! Начинается новый чудесный день!"
И, подумав об этом, Том испытал приносящее забвение счастье.
46
Марк Хаузер сидел на раскладном стуле в дверях разрушенного храма и впитывал утро. На соседнем дереве прыгал, пронзительно кричал и размахивал огромным клювом тукан. Занимался чудесный день. Небо отливало прозрачной голубизной, зеленые джунгли притихли. В горах было прохладнее и суше, чем на равнине, и воздух казался свежее. Вокруг плавал аромат незнакомого цветка. К Хаузеру вернулось ощущение покоя. Ночь выдалась долгой, и он чувствовал себя измотанным и разочарованным.
По опавшей листве прошелестели шаги - солдат принес ему завтрак: кофе, яйца, бекон, жареные бананы на эмалированной тарелке, к которой, словно зеленый узор, пристала веточка. Хаузер поставил тарелку на колени. Украшение на тарелке его раздражало, и, прежде чем взяться за вилку и начать есть, он щелчком пальца сбил веточку на землю. Мысли вернулись к событиям минувшей ночи. Настало время дожать вождя или остаться ни с чем. Уже через десять минут Хаузер понял, что индеец не расколется, но продолжал с ним возиться. Это было все равно что смотреть порнофильм - невозможно оторваться, а потом жаль потраченных усилий и времени. Он испытал все. Превзошел самого себя. Но теперь приходилось искать иное решение проблемы.
У входа показались двое солдат, которые тащили за собой бездыханное тело.
- Что с этим делать, начальник?
Хаузер показал вилкой в сторону и прошамкан набитым яйцами ртом:
- Спихните в ущелье.
Солдаты исчезли, и он закончил завтрак.
Белый город представлял собой обширное заросшее пространство. Макс мог похоронить себя где угодно. Беда заключалась в том, что они настолько разворошили деревню, что лишились шансов захватить нового заложника и выжать из него местоположение гробницы. С другой стороны, ему вовсе не светило две недели самому обшаривать эти обжитые крысами руины.
Макс порылся в кармане и извлек алюминиевый цилиндрик. Через минуту ритуал был закончен, и он раскурил сигару. Глубоко затянулся и почувствовал, как успокаивающий никотин проникает в легкие и во все тело. Любую проблему можно представить в виде выбора и подвыбора. В данном случае у него имелись две возможности: отыскать гробницу самому либо предоставить это дело кому-нибудь другому. Но если гробницу будет искать для него другой человек - кто этот человек?
- Teniente!
Ожидавший утренних распоряжений лейтенант появился перед ним и отдал честь.
- Si, senior?
- Пошлите человека назад по тропе. Пусть узнает, как там дела у братьев Бродбентов.
- Слушаюсь, сэр.
- Не применяйте насилия, оставайтесь незаметными. Выясните, в каком они состоянии. Все ли еще идут сюда или повернули обратно? В общем, все, что возможно.
- Слушаюсь, сэр.
- Утром начнем с этой пирамиды. С ближнего конца проделаем проход динамитом. Войдем внутрь, а там будет видно. Подготовьте взрывчатку и людей. Начало операции через час. - Хаузер поставил тарелку на землю, поднялся и закинул автомат за плечо. Вышел на солнце и окинул взглядом пирамиду, прикидывая, куда заложить заряды. Найдет он в ней Макса или нет, операция займет солдат. И позабавит. Люди любят громкие взрывы.
Солнце. Он не видел его две недели. Приятно для разнообразия поработать на солнце.
47
К Тому Бродбенту пришла смерть. Но не в черном балахоне и без косы. Она явилась в облике ужасного дикаря: его лицо было раскрашено в красный и желтый цвета, щетинилось торчавшими в черных волосах зелеными перьями, сверкало остро подпиленными зубами во рту; он смотрел на Тома зелеными глазами и дотрагивался пальцами. Но смерть не наступила, наоборот, дикарь влил Тому в рот горячую жидкость. Том поперхнулся, но проглотил. Потом еще и еще. И уснул.
Он проснулся с ощущением сухости в горле и дергающей боли в голове. Он лежал в сухом гамаке в хижине под кровлей из листьев. На нем были чистая майка и шорты. Снаружи светило солнце, джунгли наполнились звуками. Довольно долго он не мог сообразить, где он и что здесь делает. Потом мало-помалу память стала возвращаться: исчезновение отца, странное завещание, их путешествие вверх по реке, шутки и прибаутки дона Альфонсо, лесная прогалина с видом на Серро-Асуль и умирание под гниющим стволом.
Все это, казалось, случилось давным-давно - Том чувствовал себя обновленным, родившимся заново и слабым, как дитя.
Он осторожно приподнял голову - не больше чем позволяла стучащая молотом в виски головная боль. Натянутый рядом гамак был пуст. У него упало сердце. Кто умер: Сэлли, Вернон?
- Эй, - слабо проговорил он и сел. - Есть здесь кто-нибудь?
Полог приподнялся, и в хижину, словно внезапное золотое извержение, вошла Сэлли.
- Том, я так рада, что тебе лучше.
- О, Сэлли, я увидел пустой гамак и решил… Она подошла и взяла его за руку.
- Мы все живы.
- Филипп?
- Еще болен, но ему гораздо лучше. Вернону полегчает завтра.
- Что произошло? Где мы находимся?
- На земле. Поблагодари за это Бораби, когда он вернется. Он ушел на охоту.
- Бораби?
- Горного индейца. Он нашел нас и спас. Вернул к жизни.
- Почему?
- Не знаю.
- Я долго находился без сознания?
- Неделю, как и все остальные. Мы заразились лихорадкой, которую Бораби называет "биси". Он - целитель, только не такой, как я, а настоящий. Он даже говорит по-английски, только очень смешно. Бораби спас нас от смерти.
Том попытался сесть.
- Тебе еще рано. - Сэлли принудила его лечь. - Выпей вот это. - Она подала ему чашку с горячим настоем. Том проглотил жидкость и почувствовал голод.
- По запаху я могу судить, что готовится деликатес?
- Черепаховый суп а-ля Бораби. Принесу тебе немного. - Сэлли дотронулась ладонью до его щеки, и Том сразу все вспомнил.
Сэлли наклонилась и поцеловала его.
- Нам предстоит еще долгий путь, пока все это кончится. Будем делать шажок за шажком.
Он кивнул. Сэлли принесла ему черепахового супа. Том выпил и крепко уснул. А когда проснулся, головная боль прошла. Он сумел выбраться из гамака и, шатаясь, выйти из хижины. Они находились все на той же прогалине с упавшим гниющим деревом. Только теперь здесь была не сырая чащоба, а светлый, просторный лагерь. Кто-то вырубил папоротники и устлал ими землю так, что получился приятный пружинящий ковер. Две аккуратные хижины были покрыты пальмовыми листьями, вокруг кострища положены бревна, чтобы удобнее было сидеть. Солнечные лучи струились сквозь прореху в кронах деревьев, на фоне голубого неба багровела вершина Серро-Асуль. Сэлли сидела у костра, но, увидев Тома, вскочила на ноги и помогла опуститься на бревно.
- Сколько времени?
- Десять часов утра, - ответила девушка.
- Как Филипп?
- Отдыхает в гамаке. Он все еще слаб, но идет на поправку. Вернон досыпает последнюю стадию болезни. Выпей еще черепахового супа. Бораби сказал, чтобы мы ели как можно больше.
- А где этот таинственный Бораби?
- На охоте.
Том поел. На огне кипела кастрюля, в которой вместе с кусками мяса варились странные овощи и коренья. Покончив с супом, Том пошел во вторую хижину навестить Филиппа. Оттянул вверх дверь из пальмовых листьев, нагнулся и оказался внутри.
Филипп лежал в гамаке и курил. Он все еще выглядел поразительно исхудавшим, но раны начали подсыхать и затягиваться коркой, а глаза больше не казались такими пустыми.
- Рад тебя видеть на ногах, Том.
- Как себя чувствуешь?
- Небольшая трясучка в коленках, а в остальном - бодряком. Ступня подживает, так что через несколько дней смогу ходить.
- Ты видел этого Бораби?
- О да! Странный парнишка. Весь размалеван, диски в ушах, татуировки, всякие финтифлюшки. Сэлли готова его канонизировать, только я сомневаюсь, что он вообще католик.
- Филипп, ты выглядишь как новенький.
- И ты тоже, Том.
Наступило неловкое молчание, которое прервал крик снаружи:
- Привет, братья!
- А вот и Бораби вернулся, - объяснил Филипп.
Том высунулся из хижины и увидел, что к ним через поляну направляется удивительнейший коротышка-индеец. Верхняя часть его туловища была раскрашена красным, вокруг глаз черные круги, на груди по диагонали нарисованы свирепые желтые полосы. Из-под лент на руках торчали перья. Он был нагим, за исключением набедренной повязки. В оттянутых мочках ушей висели тяжелые гирьки, которые мотались при каждом шаге. По животу расходился замысловатый узор шрамов. Зубы к кончикам были сточены. Черные волосы пострижены ровно. Карие глаза такого необыкновенного оттенка, что казались зелеными. Его лицо было на удивление привлекательным. Гладкая кожа отливала, как у изваяния.
Он подошел к костру - низенький, но полный достоинства. В одной руке трубка для выдувания стрел длиной семь футов, в другой - мертвое животное неизвестного вида.
- Брат, я принес мясо, - сказал по-английски Бораби и улыбнулся. Опустил добычу на землю, подошел к Тому, обнял и расцеловал с каждой стороны в шею. Видимо, это было здешнее традиционное индейское приветствие. Затем отступил на шаг и приложил ладонь к груди. - Меня зовут Бораби.
- Я Том.
- А я - Джейн, - заявила Сэлли.
- Джейн? А разве не Сэлли?
- Шучу, - рассмеялась девушка.
- Я, он, она. Мы все братья, - заключил индеец и снова заключил в объятия и расцеловал Тома.
- Спасибо, что спас нам жизнь, - поблагодарил Том. Слова прозвучали блекло, но Бораби как будто остался доволен.
- Благодарю, благодарю. Ты кушать суп?
- Да. Восхитительный.
- Бораби хорошо готовить. Кушать больше.
- Где ты научился говорить по-английски?
- Мама научила.
- Ты хорошо говоришь.