- Иной барабан? - махнул рукой Филипп. - Перестань! Он нахлобучивал этот иной барабан ближнему на голову, бил в свой и командовал парадом. Вот таково было его отношение к жизни.
- Что вы делали с ним?
- Он любил водить нас в походы. - Филипп откинулся назад и расхохотался. - Ужасные походы с дождями и комарами, во время которых он мучил нас походными песнями.
- Во время одного из таких походов я поймал свою первую рыбу, - сказал Вернон.
- И я тоже, - подхватил Том.
- Походы? А что такое походы? - спросил Бораби. Но на него уже никто не обращал внимания.
- Отцу требовалось бежать от цивилизации, чтобы сделать свою жизнь проще. Он был настолько сложен, что ему все время хотелось создать вокруг себя простоту. И он добивался этого тем, что уезжал на рыбалку. Очень любил ловить на мушку.
- Рыбалка - глупейшее человеческое занятие, - презрительно сморщился Филипп. - Глупее разве что Святое причастие.
- Недостойное замечание даже для тебя, - буркнул Том.
- Хочешь сказать, что занимаешься этой ерундой в зрелом возрасте? И Вернон тоже хорош - вытворяет черт-те что. Откуда такая набожность? Отец по крайней мерс был безбожником. Хоть одна хорошая новость для тебя, Бораби. Он был рожден католиком, но стал сознательным, взвешенным, твердокаменным атеистом.
- Мир - это нечто большее, чем костюмы от Армани! - возмутился Вернон.
- Разумеется, есть еще Ральф Лоран.
- Постойте! - закричал Бораби. - Вы говорите все разом. Я ничего не понимаю!
- Это потому, что ты нас зацепил своим вопросом, - рассмеялся Филипп. - Хочешь спросить что-нибудь еще?
- Да. Какие вы ему сыновья?
Филипп посерьезнел. Его смех оборвался. Только слышались шорохи в невидимых в темноте джунглях.
- Я не совсем понимаю, что ты хочешь узнать, - повернулся к индейцу Том.
- Вы мне сказали, какой он вам отец. Теперь я спрашиваю, какие вы ему сыновья?
- Мы были хорошими сыновьями, - ответил Вернон. - Старались выполнять всю программу. Делали то, что он хотел. Следовали его правилам, по выходным устраивали чертовы концерты, ходили на все уроки и пытались победить во всех играх, в которых участвовали. Признаюсь, не очень успешно, но мы старались.
- Вы делали то, что он требовал. А что вы делали такого, чего он не требовал? Помогали ему на охоте? Крыли с ним крышу после урагана? Рыли ему землянку? Ухаживали за ним, когда он болел?
У Тома внезапно появилось ощущение, что его упрекают. Бораби клонил именно к этому. Интересно, подумал он, о чем в последний месяц жизни Максвелл Бродбент разговаривал со своим старшим сыном?
- Для этого отец нанимал людей, - объяснил Филипп. - У него были садовник, повар, женщина, которая убиралась в доме. А крышу чинили рабочие. И еще к нему приходила сиделка. В Америке все, что требуется, можно купить.
- Он не это имеет в виду, - снова вступил в разговор Вернон. - Он спрашивает, что мы делали для отца, когда он болел.
Том почувствовал, что краснеет.
- Когда он заболел раком? Вы приехали к нему? Остались с ним жить?
- Бораби! - Голос Филиппа внезапно сделался резким. - Навязываться отцу было абсолютно бесполезным занятием. Он не хотел нас видеть.
- И вы разрешили посторонним людям ухаживать за отцом, когда он болел?
- Я не позволю ни тебе, ни кому-либо другому читать мне нотации по поводу моих сыновних обязанностей! - возмутился Филипп.
- Я не читаю нотации. Я просто спрашиваю.
- В таком случае мой ответ - "да". Мы разрешили постороннему человеку ухаживать за ним. Он сделал наше детство невыносимым, и мы не могли дождаться, как бы от него сбежать. Так бывает, если отец плох. Сыновья бегут от него сломя голову.
Индеец поднялся на ноги.
- Плохой или хороший - он ваш отец. Он вас кормил, защищал, растил. Сделал вас.
Филипп тоже возмущенно вскочил:
- Что значит "сделал"? Изверг выработанную организмом жидкость? Ты это имеешь в виду? Мы все не более чем случайность - каждый из нас. Что это за отец, который отрывает детей от матерей? Что это за отец, который растил нас так, словно мы подопытные кролики, из которых требуется вылепить гениев? А теперь затащил на смерть в джунгли!
Бораби выбросил вперед кулак. Все произошло настолько быстро, что со стороны показалось, что Филипп просто растворился в темноте. Индеец стоял, разжимал и сжимал кулаки - все пять футов расцвеченной красками ярости. Филипп сел на землю по другую сторону и сплюнул.
- Ух! - На его губах алела кровь, губы быстро распухали. Бораби смотрел на него и тяжело дышал.
Филипп вытер подбородок и вдруг широко улыбнулся:
- Ну вот, старший брат занял достойное место в семье.
- Не смей так говорить об отце.
- Я говорю, как мне вздумается. И неграмотный дикарь мне не указ.
Индеец снова сжал кулаки, но с места не двинулся.
Вернон помог брату подняться. Филипп прижимал к губам ладонь, но смотрел с видом победителя. А Бораби растерялся - он начал понимать, что, ударив брата, проиграл спор.
- Ну хватит! - прервала ссорящихся Сэлли. - Довольно о Максвелле Бродбенте. Сейчас не время для драк, и вы это прекрасно понимаете. - Она повернулась к индейцу: - Похоже, ужин сгорел?
Не говоря ни слова, Бораби снял обуглившиеся кусочки мяса с огня и принялся заворачивать в листья.
А в ушах Тома продолжала звучать жестокая фраза Филиппа: "Так бывает, если отец плох. Сыновья бегут от него сломя голову". "Неужели именно так мы и поступили?" - размышлял он.
55
Майк Графф устроился в кресле у камина и поджал под себя скрещенные щуплые ноги. Лицо выражало настороженность и в то же время удовлетворение. Скибу поражало, как это в сложившихся обстоятельствах ему удавалось напускать на себя уверенный вид выпускника школы бизнеса. Графф был из тех людей, которые могли бы подменить на веслах Харона и, переправляя умерших через Стикс, авторитетно убеждать, что за ближайшим поворотом им откроются небеса.
- Чем могу служить? - любезно спросил его Скиба.
- Что происходит с акциями? В последние два дня они поднялись на десять процентов.
Управляющий покачал головой. В доме пожар, а Графф уселся на кухне и жалуется, что остыл кофе.
- Радуйтесь, что выскочили сухими из воды после материала о флоксатене.
- Тем больше оснований для тревоги, глядя, как растут акции.
- Послушайте, Майк…
- Льюис, надеюсь, вы не рассказали Феннеру о фармакопее?
- Рассказал.
- Господи, вы же знаете, какой это проходимец. У нас и так довольно неприятностей, чтобы ко всему навесить на себя обвинение в инсайдерских торговых операциях.
Скиба посмотрел на своего собеседника. Ему давно следовало избавиться от Граффа. Но Графф настолько скомпрометировал их обоих, что теперь увольнение казалось немыслимым. Хотя после всего, что случилось, это не имело значения. Все было кончено: для Граффа, для компании и особенно для него самого. От абсурдности происходящего Скибе хотелось кричать. Под ними разверзлась пропасть, они летели в бездну, а Графф об этом как будто не догадывался.
- Он собирался понизить уровень доверия к нашим акциям. У меня не было другого выхода. Феннер не дурак. Он не проговорится. С какой стати ему рисковать всем из-за нескольких сотен тысяч долларов на стороне?
- Смеетесь? Да Феннер собственную бабушку свалит с ног, если потребуется выхватить у нее из-под носа валяющийся на тротуаре цент.
- Дело не в Феннере. "Медведи" сдают позиции.
- Это объясняет дело не больше чем на тридцать процентов. - Майк. Неужели вы не пронимаете, что все кончено?
Графф удивленно поднял глаза:
- Вы о чем? Мы выкарабкаемся. Получим фармакопею, и все пойдет как по маслу.
Скиба почувствовал, как при упоминании о кодексе в его жилах застыла кровь.
- Наших проблем не решит даже фармакопея.
- Почему? Я чего-то не знаю? Что-то переменилось? Управляющий покачал головой. Какая теперь разница?
- Льюис, такое пораженчество на вас не похоже. Куда подевалась ваша знаменитая боевитость?
Скиба устал. Невероятно устал. Он понимал, что спор бесполезен. Все кончено. Разговаривать больше не имело смысла. Оставалось ждать конца. Они были бессильны.
- Когда мы объявим о фармакопее, акции "Лэмпа" подскочат выше некуда, - продолжал Графф. - Ничто так не способствует успеху, как успех. Акционеры нас простят, и этот Дадли Законник, председатель Комиссии по ценным бумагам и биржевым операциям, наконец прикусит язык. Вот почему меня так беспокоят возможные обвинения в инсайдерских операциях. Стоит одному проболтаться о фармакопее, другой шепнет по секрету теще, та позвонит в Дубьюк, и пошло-поехало: обвинение готово. Это все равно что уклонение от налогов, которым готовы пригвоздить всех и каждого. Вы же помните, что приключилось с Мартой…
- Майк! - Что?
- Заткнитесь, пожалуйста.
Скиба погасил свет, выключил телефоны и ждал, когда наступит темнота. На столе стояли три предмета: флакон с пилюлями, бутылка "Макаллана" шестидесятилетней выдержки и невысокий стакан.
Настало время отправляться в дальнее плавание.
56
На следующий день они покинули заброшенную стоянку тара и вступили в предгорья Серро-Асуль. Тропато шла ровно, то поднималась, пересекала лес, луга и заросшие сорняками поля под паром. Время от времени попадались спрятанные в джунглях разрушенные хижины под крышами из пальмовых листьев.
Отряд вошел в густой, прохладный лес. Теперь Бораби встал впереди, отказавшись от обычного неслышного шага. Шумел, громко пел, без толку размахивал мачете и часто останавливался отдохнуть. Хотя Тому казалось, что это скорее не отдых, а рекогносцировка. Что-то явно беспокоило индейца.
Они вышли на поляну, и Бораби дал знак остановиться.
- Полдник! - громко объявил он и, разворачивая листья с припасами, принялся распевать во все горло.
- Мы ели два часа назад, - возразил Вернон.
- Будем есть снова! - отрезал индеец. Том заметил, что, сняв с плеча лук, он положил его вместе со стрелами довольно далеко от себя.
Сэлли села рядом с Томом.
- Что-то явно назревает.
Бораби собрал у всех рюкзаки и положил рядом со своими луком и стрелами на дальнем конце поляны. Затем подошел к Сэлли, обнял за плечи и тихо прошептал:
- Дай мне ружье.
Девушка сняла с плеча винтовку. А индеец тем временем взял у всех мачете.
- Что происходит? - спросил Вернон.
- Ничего, ничего, отдыхаем! - Бораби достал сушеные бананы. - Проголодались, братья? Ешьте, очень вкусно.
- Мне они не нравятся, - отвернулся Филипп.
А Вернон, так и не ощутивший нараставшего напряжения, накинулся на еду.
- Бесподобно! - восхищался он. - Я согласен каждый день устраивать себе второй полдник.
- Прекрасно! Два полдника! Отличная идея! - громко рассмеялся Бораби.
В этот момент все и произошло. Никто не услышал ни звука и не уловил ни малейшего движения, но Том внезапно понял, что они в ловушке. Им в грудь смотрели сотни каменных наконечников стрел, тетивы на луках были натянуты до предела. Казалось, джунгли незримо отхлынули и обнажили людей, словно камни во время отлива.
Вернон, вскрикнув, упал на землю. Его тут же окружили ощетинившиеся стрелами суровые люди, луки были нацелены в грудь и в шею.
- Не двигайся! - поспешно предупредил Бораби. И быстро заговорил с нападавшими.
Постепенно тетивы ослабели, и незнакомцы отступили назад. Бораби продолжал говорить, хотя не столь торопливо и без прежнего жара, но все так же напористо. Наконец люди сделали еще шаг назад и вовсе опустили луки.
- Теперь можете двигаться, - разрешил Бораби. - Вставайте. Только не улыбайтесь. Не протягивайте рук. Смотрите в глаза, но не улыбайтесь.
Американцы повиновались.
- Разбирайте рюкзаки, оружие, ножи. Делайте сердитые лица, не показывайте, что боитесь. Стоит вам улыбнуться, и вы покойники.
Все добросовестно следовали его указаниям. Когда Том подобрал мачете, всколыхнулся лес луков, но он засунул тесак за пояс, и оружие вновь опустилось. Том, исправно повинуясь тому, что сказал индеец, окинул воинов злобным взглядом, и те, в свою очередь, посмотрели на него так сердито, что у него чуть не подкосились колени.
Бораби говорил тихо, но зло. Он обращался к человеку, который был выше остальных. Из-под колец на его мускулистой руке торчали блестящие перья; на шее был повязан шнурок, на котором вместо украшений болтались продукты западных высоких технологий: компакт-диск с рекламой бесплатных услуг компании, калькулятор с просверленной дыркой и наборный диск от старого телефонного аппарата.
Индеец посмотрел на Тома, сделал шаг вперед и замер.
- Брат, шагни навстречу и скажи сердитым голосом, что он должен извиниться.
Том, надеясь, что Бораби понимает психологию момента, шагнул к дикарю, сморщился и процедил:
- Как ты посмел целиться в меня из лука?
Бораби перевел. Человек закричал и при этом так размахивал копьем, что чуть не задевал лицо американца.
- Кто ты такой? - перевел Бораби. - Почему без приглашения явился на землю тара? Скажи ему как можно злее, что ты пришел спасти отца. Кричи на него!
Том послушался, еще приблизился к воину и, напрягая горло, гаркнул прямо в лицо. Индеец тоже повысил голос и стал потрясать копьем перед носом Тома.
- Он говорит, что от твоего отца у тара большие неприятности и народ очень недоволен. Ори на него! Скажи, чтобы опустили луки и отложили стрелы! Обижай!
Том, весь в поту, попытался справиться со страхом и пробудить в себе гнев.
- Как ты осмеливаешься нам угрожать? - завопил он. - Мы пришли на твою землю с миром, а ты предлагаешь нам войну! Так-то тара встречают гостей! Вы кто: люди или звери?
Бораби одобрительно перевел, явно добавив что-то от себя. Луки опустились, на этот раз воины сняли с них стрелы и уложили в колчаны.
- А теперь улыбайся. Улыбайся, но не очень сильно. - Том изобразил на лице улыбку, но тут же опять посерьезнел. Бораби что-то долго говорил, затем повернулся к брату:
- А теперь обними и поцелуй этого воина по обычаю тара. - Том неуклюже обнял индейца и пару раз чмокнул в шею, как много раз проделывал с ним Бораби. На лице американца появились желтые и красные пятна. Тара ответил на приветствие и еще больше измазал его краской.
- Хорошо, - облегченно похвалил Бораби. - Теперь все в порядке. Мы идем в деревню тара.
Деревня представляла собой открытую площадку, окруженную неровным кольцом сооруженных из пальмовых листьев хижин вроде той, в которой они спали прошлой ночью. Домики не имели окон - только отверстия на самом верху. Перед многими горели костры, у которых возились женщины. Том заметил, что они готовили пищу во французских кастрюлях, на медных сковородах для тушения и пользовались мейсеновскими ножами из нержавеющей стали. Все это привез им Максвелл Бродбент. Американцы прошли за воинами на площадь, двери хижин одна за другой открывались, и оттуда на них таращились тара. Маленькие дети ходили совершенно голыми, а те, что постарше, носили грязные шорты или набедренные повязки. Женщины прикрывали бедра кусками ткани, а обнаженные груди раскрашивали краской. У многих в губах и ушах были продеты диски. А перьями украшали себя только мужчины.
Не было никакой приветственной церемонии - воины вели их с видимым безразличием. Зато женщины и дети смотрели во все глаза.
- А что теперь делать? - спросил Том, останавливаясь посреди грязной площади и озираясь по сторонам.
- Ждать, - ответил Бораби.
Вскоре из одной хижины появилась старая беззубая женщина. Короткие седые волосы делали ее похожей на ведьму. Вокруг пояса она носила замотанную спереди набедренную повязку, голая грудь была раскрашена красным. Старуха шла с пугающей медлительностью и, не сводя глаз-бусинок с незнакомцев, причмокивала губами и что-то бормотала. Наконец она остановилась перед Томом и пронзила его взглядом.
- Не шевелись, - тихо проговорил Бораби.
Старуха подняла иссохшую руку и шлепнула Тома по колену, затем раз-другой по бедрам. Удары получились чувствительными - трудно было ожидать от древней женщины такой недюжинной силы. И при этом все время что-то бормотала себе под нос. Затем палкой ударила по голени и по ягодицам. Уронила палку, придвинулась вплотную и без всякого стыда ухватила между ног. Том весь напрягся, стараясь не дергаться, пока она исследовала его мужское достоинство. Затем последовала голова. Старуха дала знак наклониться, Том послушался, и она так рванула его за волосы, что у бедняги слезы брызнули из глаз.
Наконец старуха отступила - инспекция, судя по всему, была закончена. Она беззубо улыбнулась и заговорила:
- Она сказала, что, несмотря на твою внешность, ты явно мужчина. Она приглашает тебя и твоих братьев остаться гостями в деревне тара. И принимает вашу помощь в войне против нехороших людей, которые находятся в Белом городе. Говорит, что теперь ты в ответе.
- Кто она такая? - Том поднял на женщину глаза. Старуха не переставала изучать его с ног до головы.
- Жена Каха. Ты ей понравился, Том. Не исключено, что сегодня ночью она придет к тебе в хижину.
Это предположение развеяло напряжение, и все рассмеялись. А громче всех Филипп.
- А за что я в ответе? - спросил Том.
- Теперь ты боевой вождь. - Замечание Бораби поразило Тома.
- Как это может быть? Я здесь всего десять минут.
- Она сказала, что тара потерпели поражение в бою против белых людей. Ты тоже белый - значит, должен лучше понимать врага. Завтра ты поведешь воинов против нехороших людей.
- Завтра? - поперхнулся Том. - Большое спасибо, но я отказываюсь от такой чести.
- У тебя нет выбора. Она сказала: если ты не согласишься, воины тара убьют вас всех.
Вечером в деревне зажгли костер и устроили нечто вроде праздника. На листьях подавали разные кушанья, а главным блюдом был запеченный в яме тапир. Мужчины танцевали, а затем все вместе во главе с Бораби проникновенно играли на дудках. Через несколько часов индеец поднял американцев. Было еще темно.
- Пора. Надо обратиться к воинам.
- Мне что, еще и речь говорить? - не поверил своим ушам Том.
- Я тебе помогу.
- Будет на что посмотреть, - хмыкнул Филипп.
В костер подкинули дрова. Вся деревня выстроилась на площади. Люди почтительно застыли, ожидая, что скажет новоиспеченный вождь.
- Том, прикажи мне отобрать десять лучших воинов для боя, - прошептал Бораби.
- Боя? Какого боя?
- Мы будем сражаться с Хаузером.
- Но мы не можем…
- Успокойся и делай так, как я говорю! - зашипел на него индеец.