Часто именно так промахиваются горячие гончие собаки, идя по следу зайца. "Скололся", - говорят в таких случаях охотники, и если гончак скалывается часто - низко расценивают такую собаку. Скололся на моих глазах и зверь, преследуя обеих косуль.
"Но что это за зверь?" - ломал я голову. Он пробежал самое большее в 10–12 шагах от меня, однако он мелькнул среди кочек, поросших черничником, с такой быстротой, что я видел его только одно мгновение. Но тот же зверь прервал мои размышления и рассеял недоумение. Он, как сумасшедший, выскочил опять на рёлку, около меня круто повернул, явно учуяв запах косули, и унесся по следу вдоль по гриве.
"Рысь", - мелькнуло у меня в голове, и на этот раз я увидел ее мощные лапы, кисточки на ушах и короткий хвост с черным концом. "Рысь, рысь", - растерянно шептал я, когда зверь, сделав прыжок, в последний раз мелькнул на рёлке и исчез за деревьями. Затем впереди с хлопаньем поднялась побеспокоенная глухарка, уселась на дерево, и оттуда долго доносилось ее тревожное клохтанье.
"Что же я сидел, как пень? - обрушился я на себя. - В десяти шагах рысь, а я рот разинул". С досады я сжал руки. Но в руках было не мое надежное ружье - им бы я без труда повалил крупную кошку на таком близком расстоянии. В одной руке я сжимал полуснятого глухаренка, а в другой - скальпель. Вот досада - прозевал такого зверя. Это было тем обиднее, что в природе с рысью я сталкивался второй раз за свою жизнь. Сама в руки давалась - и упустил.
"Ну, не беда, наконец, - махнул я рукой. Упустил, и все - ничем не поправишь. Зато я видел своими глазами то, чему трудно бывает верить". Ведь рысь - кошка, а кошки, как вы знаете, или бесшумно подкрадываются к добыче, или поджидают ее, спрятавшись в укромном месте. В этом отношении рысь да и некоторые другие виды кошек отличаются от прочих. Наша рысь - искусный охотник и в состоянии справиться с крупным и сильным животным. Не спеша, деловито выслеживает она свою жертву. Прижимаясь к земле и передвигаясь только в те моменты, когда добыча занята едой, рысь-, как тень, подползает к ней на близкое расстояние. Хороший прыжок - и животное в когтях сильного хищника. Иной раз, взобравшись на дерево и с замечательным терпением сидя над звериной тропой, рысь выжидает, когда по ней пройдет к водопою косуля и даже олень.
Известно также, что рысь иногда нагоняет добычу по следу. Таким образом, наблюдая охоту рыси за косулями, я не сделал никакого открытия. И все-таки должен признаться, что до этого случая, будучи знаком с рысью по литературе, я не предполагал о ее способностях. Ведь в отличие от волка, лисицы и вообще всех собачьих чутье кошек развито относительно слабо. Однако теперь я могу с уверенностью сказать, что у рыси обоняние развито настолько хорошо, что она во время быстрого преследования Добычи может легко ориентироваться горячим следом.
Но почему же, чуя след косули, рысь на этот раз не обнаружила столь близкое присутствие человека? Вероятно, внимание четвероногого охотника в тот момент было поглощёно другим, а я сидел неподвижно. Слабый ветерок, тянувший ко мне, также способствовал этому. Ведь перед этим меня не заметили и косули, хотя и топтались в десяти шагах от того места, где я сидел на кочке.
НАВСЕГДА ЗАТИХШИЕ ЗВУКИ
Трудно бывает охотнику весной усидеть в городе. Когда после февральских морозов и мартовских метелей наступят солнечные, совсем теплые дни и ясные тихие вечера, с непреодолимой силой захочется ему вырваться за город и отстоять на лесной опушке вальдшнепиную тягу. Чудесное это время - настоящий праздник для городского охотника.
Не добычлива вальдшнепиная тяга. Под Москвой далеко не в каждый выезд удается охотнику сделать удачный выстрел. Чаще он издали увидит летящего вальдшнепа, услышит его своеобразный весенний голос и после этого на долгое время живо сохранит в памяти тихий вечер, проведенный им на лесной опушке.
Многие, конечно, знают, что вальдшнепы - перелетные птицы. Осенью они задерживаются на своей родине до наступления заморозков, а затем отлетают к югу. Одни птицы перезимовывают на Южном побережье Крыма и в Закавказье, другие летят дальше, достигая берегов Средиземного моря. Пройдет зима, стает снег, и вальдшнепы тронутся в обратный путь на далекую родину. Пролет их совершается на зорях и ночью. Птицы покидают днёвки в вечерние сумерки и, поднявшись на крылья, летят всю ночь до утреннего рассвета. И пока они пересекают южные безлесные части нашей страны, они летят торопливо, без голоса, так что и догадаться бывает трудно о вальдшнепином пролете. Но как только встретит вальдшнеп на пути первые участки настоящего леса, его полет становится совсем другим, необычным. Медленно взмахивая крыльями и всматриваясь в потемневшее мелколесье, зацыркает тогда вальдшнеп, захоркает, и эти своеобразные звуки наполнят тихий весенний вечер чарующей музыкой. Это и есть тяга.
Она начинается еще во время пролета и, после того как вальдшнепы достигнут гнездовых мест, продолжается здесь до второй половины июня, а иногда и до начала июля. Но особенно хороша тяга в ранневесеннее время, когда деревья еще не покрыты листьями и прозрачный лес на вечерних зорях кажется окутанным голубовато-зеленой дымкой.
- Поедем сегодня, - как-то обратился ко мне один из моих сослуживцев. Вместо ответа я кивнул головой в знак согласия. При этом кратком разговоре как-то не возник вопрос - зачем ехать, куда ехать, - все и без лишних слов было ясно. Да и куда весной после работы могут стремиться охотники - конечно, только на тягу. Обычно я не езжу на эту охоту далеко от города - ведь вальдшнепы весной тянут повсюду, а при обильном пролете - даже в парках, в черте самой столицы. Но иной раз так хочется побыть одному среди природы, не слышать шума многолюдного большого города.
На этот раз мы сошли с поезда на станции Голицыно и, пройдя 2–3 километра сначала по полотну железной дороги, потом лесом, наконец остановились на лесной вырубке. С востока и севера ее окружал старый еловый лес, с другой стороны вдоль небольшой речки с болотистыми берегами тянулось лиственное мелколесье. Толстая дуплистая осина да две крупные ели почему-то остались на вырубке и высоко поднимали свои вершины среди пней и молодой поросли.
- Становись здесь, - сказал я спутнику, указывая на эту группу деревьев, а сам перешел речку, потом пересек темный ельник и вышел на лесную болотину, поросшую молодым осинником. Узкой лентой, наверно метров на двести, протянулась она между двух хвойных массивов леса. Хорошее это место. Я давно оценил его и при каждом удобном случае езжу сюда на тягу. Где бы ни тянул вальдшнеп, но как только долетит он до этой прогалины, сейчас же свернет к болотцу, спустится совсем низко над молодой порослью и, как-то особенно громко издавая свои весенние звуки, медленно взмахивая крыльями, летит до другого конца.
До начала тяги еще далеко. В ожидании вечера я удобно усаживаюсь на широкий пень, гляжу на лес, на бледное голубое небо, слушаю, как звонкими голосами перекликаются зяблики, как поет овсянка. Бесконечно дорога мне ее несложная милая песенка - она так гармонирует с природой нашего севера. И я вслушиваюсь в издавна знакомые звуки, вспоминаю такие же вечера, проведенные на лесной опушке в прошлые годы.
Солнце тем временем все ниже склоняется к западу; его яркие лучи пронизывают еще не одетое листвой мелколесье, блестят в темной воде лесного болота. Наконец красный лик заходящего солнца, освещая только вершины крупных деревьев, тонет за горизонтом, и кругом сразу становится сумрачно, свежо и сыро. Кончился день, но не стихла природа. С остроконечных вершин темных елей еще долго льется неторопливое звучное пение дроздов, в глухой чаще время от времени звучит короткая скрипучая песня зорянки. Но пройдет еще около получаса - сгустятся сумерки и умолкнут птицы. И тогда на самое короткое время в лесу воцарится торжественная тишина: ни ветерка, ни движения, ли звука.
"Цы-вить, цы-вить", - издали заслышит охотник своеобразное цырканье и замрет в ожидании. Это наконец поднялся в воздух и потянул над лесом первый вальдшнеп.
В тот вечер, о котором мой рассказ, охота не удалась. Весна запоздала, тяга была плохая, и я только издали услышал голос одного протянувшего вальдшнепа. Но зато, когда наступили поздние сумерки, весь лес вдруг наполнился своеобразными весенними криками лесной совы - серой неясыти. "Ху-ху-хуу-хууу-уу", - кричала ночная птица, и эти необычные мощные звуки, казалось, содрогали дремлющий лес, проникая в самые глухие и отдаленные его уголки. "Ху-ху-ху-у-у-у…" - откликалось далекое эхо.
Забыв о вальдшнепах, о тяге, обо всем на свете, я стоял на прогалине и, как зачарованный, слушал эту чудную лесную музыку. А мощный голос то стихал на короткое время, то возобновлялся с новой силой. Трудно даже было поверить, что это кричит сравнительно небольшая птица.
Вдруг в том направлении, где я оставил своего спутника, раздался выстрел. Он прокатился по лесу и откликнулся эхом. И после него в лесу наступила какая-то особенная, гнетущая тишина. Долго я ждал, не закричит ли опять неясыть, но крик не возобновлялся, и я понял, что выстрел был направлен в чудную ночную птицу. Зачем я взял с собой такого охотника, который бесцельно уничтожает животных? Ведь это не дичь, и выстрел по сове ради забавы - не спортивный, а недостойный для серьезного охотника выстрел. Ведь убить близко подлетевшую крупную и доверчивую сову ничего не стоит. Вечер для меня был испорчен. Не дождавшись конца тяги, я пошел обратно: хотелось как можно скорее наговорить своему спутнику самых беспощадных и обидных дерзостей.
- Это ты сову убил? - не дойдя до старой осины, издали крикнул я.
- С чего ты взял? Не я, конечно, - тоже с раздражением ответил из темноты голос. - Зачем я буду стрелять по сове? Выстрелил какой-то охотник, - продолжал мой товарищ, когда я подошел к нему ближе.
- Пора домой - уже поздно, тянуть больше не будет, - проронил я, бросая взгляд на сильно потемневшее небо.
И мы, не находя темы для разговора, молча побрели сначала вырубкой, потом тропинкой сквозь ельник. Здесь было совсем темно. Под ногами хлюпала насыщенная влагой почва да изредка хрустел сухой валежник.
- Не житье под Москвой совам, - нарушил я молчание, когда мы наконец вышли к железной дороге и тропинкой направились к станции. - Охотников в Москве хоть отбавляй, а среди них немало таких, которые и представления не имеют, насколько полезны совы. Встретит такой охотник в лесу странную большеголовую птицу, не задумываясь, убьет ее и решит сделать чучело. Вот почему серые неясыти стали под Москвой редкостью. И напротив, возьми Закавказье - там этих сов очень много. Они живут и в лесах, и в садах, часто у самого жилья человека, истребляя крыс и других грызунов-вредителей. Иной раз утром выйдешь из дому и увидишь сидящую под окном совушку. Распушится она вся, голова у нее большая, круглая, глаза тоже большие и черные, с едва заметным малиновым оттенком. Близко подойдешь к ней, а она не боится, сидит на том же месте, только круглые глаза на тебя таращит. А ранней весной - в марте или в конце февраля - вечерами, как начнут перекликаться эти неясыти, - красота такая, что представить трудно. Одна кричит рядом, другая - в соседних садах, третья - в лесу. В горах откликается эхо. Слушаешь - и не можешь наслушаться лесной музыки.
Много раз после этого случая приезжал я на тягу в Голицыно. По-прежнему вечерами до тяги пели дрозды и зорянки, потом то хорошо, то плохо тянули вальдшнепы, порой раздавался выстрел, только ни разу не слышал я на знакомой вырубке крика серой неясыти. После того как при нас была убита одна из птиц, другая, видимо, покинула этот лесной массив, и совы совсем перестали гнездиться в окрестностях станции.
ТРУШКА
В широкой котловине среди бугристых песков, где мы расположились лагерем, помещался крупный "городок" грызунов-песчанок. По меньшей мере на 50 метров кругом вся почва, поросшая мелким саксаулом и усыпанная отмершей растительностью, была сплошь изрыта зверьками. Бесчисленные норки шли в различных направлениях, их ходы перекрещивались и соединялись, представляя собой сложный лабиринт, в котором, вероятно, и самим обитателям было нелегко разобраться. Когда после дневной стоянки я проснулся от громкого свиста зверьков и выбрался из палатки, десятки потревоженных песчанок побежали к своим норкам. Здесь, чувствуя себя в безопасности и готовые в любую секунду скрыться в подземном убежище, они поднимались на задние лапки и с любопытством рассматривали нарушителей покоя. Однако на протяжении последней сотни километров, пройденной нами по песку Кызылкумов, мы встречали песчанок так часто и они так надоели нам своим назойливым свистом, что я перестал обращать на них внимание.
И сейчас меня интересовали не наши многочисленные соседи, а крупное гнездо какой-то птицы, устроенное на широких ветвях старого саксаула. Оно виднелось в километре от нашего лагеря. Захватив палку, я зашагал в том направлении. Но на этот раз я не достиг цели.
Не прошел я и половины расстояния, как под ногой подалась рыхлая почва, и я по колено провалился в нору песчанки. Конечно, это не могло задержать меня надолго - не в этом дело. В момент, когда под моей тяжестью, поднимая пыль, рухнуло подземное жилище, из него выскользнул какой-то длинный пестрый зверек и в ту же секунду исчез в соседней норке песчанки. Из-за пыли я не рассмотрел его как следует. "Вероятно, перевязка", - подумал я и, отойдя несколько в сторону, стал следить за норкой, где скрылось животное. И не напрасно. Вскоре любопытство неведомого зверька побороло страх и из норы появилась пестрая, белобровая мордочка. Прошло минут пять, я не двигался, и смешной зверек, продолжая следить за мной своими иссиня-черными глазами, осторожно вылез наружу. Извиваясь как змея, он на брюхе прополз около метра и вновь скрылся в следующей норке песчанки. Я же, не отрывая глаз, все время следил за этим странным, оригинальным животным. "Нужно поймать живым", - решил я и, заткнув нору палкой, спешно зашагал к лагерю за чекменем и лопаткой.
Однако раскопав значительный участок почвы, я потерял надежду. Нора, куда скрылся зверек, вскоре соединилась с многими другими норками. Какова же была моя досада, когда я, решив передохнуть, случайно взглянул в противоположную сторону. В одной из норок я увидел пеструю головку перевязки. Зверек с удивлением и любопытством следил за моей бесполезной работой. Но и раскопка второй норы не увенчалась успехом. Зверек так и не попал мне в руки.
Перевязка в высшей степени своеобразное и довольно редкое животное. Несмотря на широкое распространение, его мало кто знает. Он встречается в южных частях страны, в степных и пустынных местностях, где поселяется в норках среди городков В самом начале жизни в неволе Трушка был недоверчив и зол. Только попытаешься, бывало, подойти к нему, он сейчас же оскалит острые белые зубы, глаза его нальются кровью, хвост распушится, как щетка. Он первый нападал, смело бросался вперед и больно кусался. Но отношение всей нашей семьи к Трушке было неизменно ласковым и спокойным, и через два месяца поведение зверька сильно изменилось. Он выбегал на зов из своего убежища под диваном и, ожидая подачки, как собака, становился на задние лапки. Но по-прежнему он не позволял трогать себя и с ожесточением кусал слишком смело протянутую, к нему руку.
Вот как первый раз я погладил Трушку. Зверек любил мед, и я воспользовался этой его слабостью. Обмакнув палец в душистый мед, я поднес его к носу зверька. Он ощетинился и оскалил зубы - вот-вот вцепится! Но я не отдернул руки, продолжая держать палец. Постепенно злобное выражение на Трушкиной морде исчезло. Все еще возбужденно ворча, он лизнул мне палец. Я не шевелился, Трушка лизнул еще и еще раз. Это был первый шаг к нашей дружбе. Другой рукой я осторожно почесал перевязку за ухом. Трушке понравилось. Зажмурившись, он тихонько ворчал.
В другой раз, когда он облизывал мед у меня с пальца, я осторожно перевернул его на спинку. Он защищался, кусал направо и налево, но не больно. Это уже была игра.
Пришла весна, мы выставили окна, настежь открыли балконную дверь. Вместе со свежим воздухом и светом в квартиру ворвался шум большого города. В первый момент это испугало Трушку, заставило его забиться в темный угол за буфетом, но ненадолго. Ведь любопытному зверьку необходимо было осмотреть новый уголок мира. Вытянувшись во всю длину и почти касаясь брюшком пола, он ползет к балконной двери и, достигнув балконной решетки, замирает в неподвижной позе. Под ним внизу шумит улица, звенит трамвай, проносятся автомобили, идут, разговаривают люди, десятки, сотни людей. Шум улицы то несколько утихает, то возрастает с новой силой. Все это непонятное, незнакомое и шумное, видимо, взволновало, испугало животное. За испугом же почти всегда у этих животных следует вспышка безумного гнева и смелого натиска на врага. Мех зверька стоял дыбом, его длинный хвост был закинут на спину, зубы оскалены. Только тогда я понял состояние Трушки, но было уже поздно, pie успел я сделать и шага к нему, как пестрое тельце нервного хищника мелькнуло между прутьями ограды балкона и полетело на улицу.
По моим расчетам, зверек должен был упасть на асфальт и разбиться. Я выскочил из квартиры и бросился вниз по лестнице. К. счастью, гибкий и ловкий Трушка совершил свой первый и последний полет по воздуху вполне удачно. Падая, он случайно попал на спину прохожего и, не удержавшись здесь, полетел в корзину продавца фруктов. Подоспев вовремя, я поймал в корзинке злополучного "летчика". Он был так испуган и озлоблен, что, пока я водворял его в квартиру, успел жестоко искусать мои руки.
Больше Трушка не падал, хотя дверь на балкон по-прежнему была открыта. К жизни улицы он скоро привык, и на ее шум уже не стал обращать внимания. Прохожие не раз останавливались и с изумлением наблюдали, как по карнизу дома в центре столицы пробирается маленький странный пестрый зверек. Это Трушка шел на крышу соседнего флигеля.
Тут, на нагретой солнцем крыше, было тепло, как на далеком юге. Трушка с большим удовольствием отправлялся сюда погреться, но ему постоянно мешали кошки. Иной раз они собирались на крыше большой компанией. Появление маленького зверька на крыше, естественно, привлекало их внимание.
Сначала кошки сочли зверька за свою добычу. Да не тут-то было! Острые зубы свирепого Трушки при первом же знакомстве заставили кошек держаться поодаль. Вскоре ни одна из кошек, наученная горьким опытом, не решалась подойти близко к перевязке.
Трушкины прогулки повторялись все чаще и с каждым разом становились более продолжительными. На Чердаке флигеля, куда он проникал через слуховое окно, зверек с увлечением охотился за крысами. Однажды, увлеченный охотой, он не возвратился домой к ночи.
Прошло два дня - к общему огорчению всей семьи Трушка бесследно исчез. Что с ним могло случиться, оставалось загадкой. Я обследовал чердак и дровяные сараи, но, увы, безуспешно. Нашего общего любимца нигде не было. Когда же надежда на возвращение зверька исчезла, он вновь появился в нашей квартире.
В тот вечер я поздно пришел домой и, поднявшись по черной лестнице, вошел в кухню. Она была освещена лунным светом. Лунное сияние заливало и крышу соседнего флигеля. И вот здесь-то мне представилось редкое зрелище.
На крыше сидели четыре кошки, а посреди кошачьего круга, угрожающе подняв хвост и взъерошив мех, стоял Трушка. Вся его маленькая, смешная фигурка выражала отвагу и независимость. Я приоткрыл окно и позвал зверька по имени: "Трушка, Трушка!" Он тотчас узнал мой голос, быстро обернулся и, небрежно пройдя мимо кошек, побежал к открытому окну кухни. Кошки не тронулись с места, но четыре пары глаз проводили зверька настороженным, удивленным взглядом.