Ничего не понимая, я оглянулся назад - и обомлел. Далеко от острова на холодных, свинцовых волнах покачивалась наша пустая лодка. Свежий ветер, видимо, с каждой минутой отгонял ее все дальше от берега.
Заночевать на маленьком открытом острове без огня и одежды с больной ногой мне совсем не хотелось. Если даже к вечеру стихнет холодный ветер, то доймут комары - их здесь великое множество.
Что предпринять? А в это время Вася уже полез в воду и остановился лишь при моем оклике. Я знал, что он плохо плавает.
Вначале холодная вода обожгла мое тело, а минуту спустя я уже плыл, не ощущая холода и испытывая от купания огромное удовольствие: ведь из-за больной ноги в это лето я купался впервые.
Купание абсолютно не отразилось на моем здоровье, а главное - я исполнил свое обещание и вернулся домой с сухими ногами. Только две недели спустя Вася развязал свой язык и разболтал по секрету, как на маленьком островке, защищая своих слабых птенчиков, его отделали речные крачки и как ветер отнес от берега нашу лодку.
Ну, а теперь с прохладного севера на одну минуточку перенесемся совсем в иную страну - в нашу Среднюю Азию.
Жаркий июньский полдень. Огненное солнце слепит глаза, обжигает кожу. Порой от невысоких барханных песков потянет слабый ветер. Но не свежесть принесет он, а пахнёт на вас горячим дыханием, как из раскаленной оечи. Я медленно бреду с ружьем За плечами, направляясь к нашему лагерю, разбитому близ аула. Впереди безбрежная полупустыня с почтой, разрисованной глубокими трещинами, поросшей скудной серой растительностью. Невыносимая жара, нет тени, молчит притихшая природа. И вдруг при ярком дневном свете я слышу громкий и хорошо знакомый мне крик ночного кулика-авдотки. Оборачиваюсь в том направлении и в 30 метрах от себя вижу занимательную картину.
Среди ровной глинистой площади, едва покрытой клочками низкорослой полыни, на корточках сидит казахский мальчик-пастушок, а против него, несколько раскрыв крылья, в угрожающей позе стоит кулик-авдотка (птица величиной с голубя). Он то и дело с пронзительным криком срывается с места, бросается на мальчугана и бьет его клювом и крыльями по лицу, голове, спине. В такие минуты мальчик то подбирает под себя босые ноги, пытается руками защитить лицо и голову от ударов авдотки, то, несколько овладев собой, старается поймать нападающую птицу. Это, однако, ему не удается.
Не понимая, в чем дело, я поспешно приближаюсь к месту происшествия и вижу в руках юного пастушка совсем маленького птенчика авдотки. Он покрыт густым дымчатым серым пухом, вдоль его спинки, четко вырисовываясь на светлом фоне, проходит черная полоска. Беру птенца из рук пастушка, сую мальчику какую-то мелочь и показываю по направлению пасущегося стада. Он понимает меня без слов и, исполняя мое желание, быстро бежит по раскаленной почве туда, где пасутся его бараны.
Старая авдотка уже не ведет себя так смело - взрослый человек не мальчик: его следует остерегаться, и хотя она растерянно бегает совсем близко вокруг меня, но не решается на нападение. Еще несколько секунд я ожидаю, когда пастушок скроется за грядой песка, и тогда осторожно пускаю птенчика на землю и наблюдаю за его поведением. Мне интересно, что он предпримет, получив свободу. И вот пуховичок делает несколько коротких, неуверенных шажков, затем быстро, но плавно приседает и, замирая в неподвижной позе, на моих глазах абсолютно сливается с окружающей почвой. Серая окраска пуха похожа на окраску пыльной глины, а черная полоска вдоль спины так напоминает черную при ярком солнце трещину в почве, что его почти невозможно заметить. Я вижу птенца, пока не отрываю от него пристального взгляда, но достаточно мне закрыть глаза на одну Минуту, и птенец исчезает бесследно.
Я отхожу шагов на двадцать в сторону, даю возможность взрослой авдотке приблизиться к тому месту, где притаился ее Птенчик, и вновь не спеша возвращаюсь к старому месту. На этот раз взрослая птица уже не кричит и не подпускает так близко к себе человека. Она спокойна за своего птенца-невидимку и отлетев в сторону, также приседает и сливается с окружающей почвой.
И вот теперь, хотя обе птицы от меня близко, я не вижу ни старой авдотки, ни ее птенчика. Тогда я бросаю платок на место, где спрятался птенчик, и иду к месту, где скрылась его мать! Неожиданно она взлетает у меня из-под ног и на этот раз улетает далеко.
Тогда я опускаюсь на колени и пытаюсь отыскать птенчика, но его нигде не видно. Конечно, беззащитный птенчик не мог убежать за матерью, для этого слишком слабы его ножки. Зато он обладает великой силой - умеет пользоваться своей покровительственной окраской и так спрятаться, что его не найдет ни человек, ни хищная птица.
ПОД ЗАЩИТУ СИЛЬНОГО
Как-то я возвращался с охоты проселочной дорогой и только успел миновать деревеньку, как меня нагнал мальчик. Он, видимо, очень спешил и запыхался при быстрой ходьбе. Однако нагнав меня, пошел медленнее, равняясь по моему шагу. Это заставило меня обратить на него внимание.
- Ты чего? - невольно вырвался у меня вопрос.
- Кутька отнять хотят, - кивнул он назад головой и, распахнув курточку, показал толстого щенка. Согревшись, он спал сном праведника.
Я оглянулся назад. Той же дорогой поодаль от нас торопливо шла группа школьников. Они возбужденно обсуждали что-то, недружелюбно поглядывая в нашу сторону.
- Дядь, я с тобой пойду, а то они бить будут и кутька отнимут, - попросил мальчик.
- Не тронут, - успокоил я его.
И, уже не говоря ни слова, мы пошли "дальше и так же молча расстались, когда вошли в станционный поселок и поравнялись с домом мальчика. Его сверстники так и не решились подойти близко.
Во время этого перехода каждый из нас был поглощен своими мыслями. Я подумал о том, что в трудные минуты жизни не только дети стремятся под защиту сильного. Очень часто так же поступают животные, и не только домашние, что естественно, но и дикие, избегающие при других обстоятельствах близости человека.
Сейчас я и расскажу о полевом жаворонке и маленьком соколе-дёрбнике. Преследуемый соколом, жаворонок прилетел ко мне искать защиты. Однако перед тем как рассказать об этом случае, мне хочется познакомить читателей с некоторыми соколами и с теми приемами, какие они применяют, чтобы поймать свою быстрокрылую добычу.
В нашей стране обитают соколы девяти видов. Они хорошо отличаются друг от друга размерами и окраской оперения. Самый крупный наш сокол - кречет. Это не очень большая, но сильная, вернее, могучая птица. Взрослый кречет немного крупнее ворона. Самцы кречетов, которые мельче самок, весят около килограмма, самки достигают 1400, редко 1600 граммов. Самые мелкие соколы нашей страны - кобчик и дёрбник. Самки этих соколов не крупнее галки, а самцы - еще меньше. Не только размерами и окраской оперения соколы отличаются друг от друга, но и нравом, полетом и манерой ловить добычу.
Возьмите-ка для примера маленького сокола-кобчика или нашу пустельгу и понаблюдайте, как эти мелкие соколы охотятся за грызунами и насекомыми в полях и лугах. Взлетит сокол со стога сена, поднимется невысоко в воздух и, часто взмахивая крыльями, секунд сорок, а то и дольше бьется на одном месте. Его темные большие глаза устремлены в траву, хвост раскрыт веером. Вот сокол замечает что-то живое. По косой линии он скользит вниз, схватывает добычу своими сравнительно слабыми лапками и вновь поднимается в воздух. Последите минут двадцать за такой охотой, и вы обязательно придете к выводу, что это не настоящий сокол. Во всяком случае, не тот замечательный сокол, о котором писал Горький. И вы не ошибетесь.
Всех соколов ученые подразделяют на две группы - на "настоящих" и "ненастоящих". К ненастоящим соколам относят кобчиков, степную и обыкновенную пустельгу. Остальных соколов, населяющих нашу страну, принято считать настоящими соколами.
Что же они собой представляют, чем отличаются друг от друга?
Сидящего настоящего сокола уже издали легко отличить по своеобразной гордой посадке, а летящего - по полету. Если же вам посчастливится увидеть, как он охотится, вы сразу сообразите, что перед вами настоящий сокол. Дело в том, что эти хищники обычно берут добычу в воздухе и не просто ловят ее своими когтистыми лапами, что характерно для ястребов, а сначала бьют ее когтем заднего пальца.
Представьте себе, как впереди вас какое-то неясное тело по косой линии прорезало воздух. Скорость его движения настолько стремительна, что вам трудно уловить очертания, понять, что или, вернее, кто это несется в воздухе. Но уже в следующее мгновение становится ясно, что это сокол-сапсан ударил какую-то крупную птицу. Беспомощно кувыркается она в воздухе, в стороны летят выбитые перья. Нагнав свою жертву вторично, сапсан хватает ее когтями и, вытянув ноги и едва справляясь с тяжелой ношей, опускается на землю.
Как-то в начале мая я наблюдал охоту нашего другого сокола - сокола-дёрбника. В ту весну я собирал коллекцию птиц в степях Северного Казахстана. Среди ковылей здесь водились стрепеты, и я загорелся желанием добыть хоть одного самца в ярком весеннем оперении. Это оказалось нелегким делом. Стрепеты вели себя крайне осторожно. Уже много времени я потратил, подходя то к одной, то к другой птице, но безуспешно. Неизменно стрепет взлетал от меня так далеко, что я не решался в неге выстрелить.
Во время этой неудачной охоты я наткнулся на дёрбника. Маленький хищник спокойно сидел на степной кочке и подпустил меня совсем близко. Надо сказать, что дёрбник - ценная добыча для орнитолога. Налети он на меня, я, конечно, поспешил бы в него выстрелить. Но этот дёрбник сидел от меня так близко и в его фигуре было столько спокойствия и гордой независимости, что у меня исчезло всякое желание расценивать его как добычу. Ведь неприятно стрелять в животное, когда у него нет никаких шансов на спасение. "Что ты, однако, тут делаешь?" - подумал я, усаживаясь среди ковыля.
Я решил понаблюдать за хищником.
Ждать пришлось недолго. Кругом было много жаворонков. Одни из них взлетали из травы, другие пели высоко в голубом небе. На этот раз дёрбник не обращал на них никакого внимания. Однако хищник проявил интерес, когда далеко в стороне появилась другая птичка наших степей - полевой конек. Он взлетел из травы и, выкрикивая свою несложную песенку, стал подниматься в воздух. "Цы-вииить, цы-вииить, - едва доносилась она издали, - цы-вииить". При каждом выкрике птичка порывисто взлетала выше, затем как бы замирала на одно мгновение в воздухе и вновь поднималась вверх в такт своей песенке. Когда полевой конек высоко поднялся над землей, дёрбник соскользнул со своего сторожевого поста, взмыл в глубокую высь и стремительно понесся к поющей птичке. Он без труда нагнал ее, ударил и секунду спустя уже сравнительно медленно летел над степью, неся добычу.
Не думайте, однако, что соколы охотятся всегда удачно. И просто для примера рассказал вам об удачной охоте. И быстрокрылые хищники частенько терпят неудачу. "Соколиная дичь" тоже не дремлет и знает, как можно избежать гибели. При нападении сокола-сапсана летящая стая уток рассыпается в стороны и стремительно несется вниз. Тяжелые птицы с размаху падают в воду, издали слышится всплеск, летят брызги. Сапсан не берет плавающую птицу - он быстро летит дальше, рассчитывая захватить свою жертву в воздухе.
"Пожалуй, пора в Москву", - решил я однажды, отдыхая в Конце октября среди скал после утомительной горной экспедиции. Хороша Киргизия - хороши снеговые вершины, сизые осыпи, горные потоки, но все, что полагалось сделать, уже закончено как будто пора и честь знать.
Приближался вечер. Косые лучи солнца золотили местами побагровевшую от ночных морозов листву деревьев и кустарников, в прозрачном воздухе летала паутина, глубоко внизу шумел поток. Хороша в горах осень, но срок истек, пора на север, домой. На другой день я упаковал в ящик собранные коллекции, сложил в чемодан и рюкзак экспедиционные вещи и, ожидая удобного случая для выезда, вблизи от дома охотился за каменными куропатками. Удобный случай вскоре представился.
Пасечник, у которого я прожил больше месяца, вдруг надумал съездить в совхоз Афлатунь, расположенный от нас в 15 километрах. Ему нужно было привезти с лесопилки доски для изготовления ульев, и поэтому он запряг в большую арбу пару волов и, придерживаясь единственной торной дороги, тронулся в путь. Эта дорога шла ущельем вдоль каменистой речки, делала большой полукруг и выходила, наконец, к совхозу. Афлатунь лежал как раз на моем пути, и, само собой разумеется, я воспользовался попутным транспортом. Удобно разместив свои вещи и переложив их сеном, я и сам было взобрался в телегу.
- Стоит ли вам трястись по такой скверной дороге? - обратился ко мне в последний момент пасечник. - Оседлайте Серого и поезжайте прямым путем - через перевал, в Афлатуне встретимся.
Конечно, я с большим удовольствием воспользовался этим предложением, захватил ружье и сумку и, когда арба, скрипя и прыгая по каменистой дороге, скрылась за первым поворотом, зашагал к конюшне.
Около часа, придерживаясь лесной дороги, поднимался я в гору. Дорога, или, вернее, тропинка, шла то в одном, то в другом направлении, постепенно и почти незаметно взбегая все выше и выше. Несмотря на раннее утро, среди старого орехового леса мне не было холодно. Казалось, лес хранил в себе тепло предыдущего дня. Здесь было сыро, пахло увядающей листвой и гниющим деревом. Но кончился лес. Ниже остались кустарники барбариса и шиповника. Вот и последние корявые деревца арчи поднимаются поодаль одно от другого. А выше, до самого перевала, широко раскинулись луга и горные степи. Когда я проник сюда, с соседних снеговых вершин на меня пахнуло таким "туденым дыханием, что я весь съежился и невольно стал понукать свою лошадку. Мне захотелось как можно скорее выбраться из ущелья на вершину холма, где уже светило хотя и утреннее и осеннее, но яркое и веселое солнце.
Вот я и на перевале. В первый момент солнце ослепило меня, но я повернул к северу и, всем своим существом ощущая живительные лучи, медленно стал спускаться вниз. Впереди лежала горная степь. Пологими увалами она спускалась к подножию, где в дымке тонули пирамидальные тополя и фруктовые сады Афла-туня. Еще ниже, до самого горизонта, уходила едва покатая однообразная равнина, залитая золотыми лучами солнца. Чудное осеннее утро, незабываемая картина беспредельного простора! Где-то в стороне громко перекликались красноносые горные галки-клущицы, мимо пролетали небольшие стайки полевых жаворонков, па высоко в прозрачном осеннем небе парила крупная хищная птица - бородатый ягнятник.
Я решил сделать остановку. Пустив лошадку пастись, я только расстелил на траве телогрейку и хотел позавтракать, как над самой моей головой с большой быстротой пронеслась серая птица. Это был сокол-дёрбник. В следующее мгновение он нагнал, и чуть было не схватил летящего жаворонка. Испуганная птичка успела как-то вильнуть в сторону, и дёрбник промахнулся. Тогда он взмыл высоко в воздух и, развивая страшную скорость, вновь понесся по косой линии за улетающей птичкой. Он сразу нагнал ее и… Я с облегчением вздохнул. К моей большой радости, сокол опять промахнулся.
Обычно после одной, реже двух неудачных попыток поймать намеченную жертву дёрбник прекращает преследование. Как будто стыдясь своей неудачи, он, не сокращая скорости, летит дальше, нападая, однако, по пути на всякую другую птичку, застигнутую им в воздухе. На этот раз дёрбник вел себя иначе. Вероятно, он неудачно охотился вчера вечером и был голоден. Это заставило его много раз подряд повторить нападение.
Обе птицы - жаворонок, пытаясь уйти от преследования, и соколок, стараясь овладеть добычей, - поднимались все выше и выше в воздух. Вот они становятся все меньше и меньше и, наконец, кажутся в голубом небе неясными точками. Большая и маленькая точки как будто соединены между собой невидимой пружиной. Они то быстро устремляются друг к другу, то разлетаются в противоположные стороны. Меня поражало упорство дёрбника. "Ведь замучит и непременно поймает утомленную добычу, - думал я. - Разве может слабенькая птичка так долго соревноваться с прекрасным летуном, сильным широкогрудым хищником?" К сожалению, я ничем не мог помочь жаворонку и все это время оставался только зрителем. "Жаль, погибнет наш полевой певец".
И вот именно в этот момент жаворонок, развивая большую скорость, полетел вниз, к земле. Дёрбник кинулся за ним. Этот Прием был особенно опасен для птички и удобен для нападающего Хищника. Он быстро нагнал свою добычу, но, видимо, не рассчитал и промахнулся. Тогда он вторично понесся за падающим Жаворонком. С напряжением следил я за птицами. Что сейчас случится? Неужели поймает? - Нет… сокол промахнулся опять. Секунду спустя обе птицы уже с большой быстротой летели вниз, Приближаясь ко мне. Я же, сняв с плеча ружье и напряженно следя за ними, выжидал удобного момента. Вот они спускаются все ниже и ниже. Впившись глазами в сокола, я уже не замечаю Жаворонка. Над самой моей головой дёрбник взмывает вверх и на одно мгновение останавливается в воздухе. Раздается Раздается выстрел, и сокол падает под ноги моей пасущейся лошади, пугая ее своим внезапным падением.
Где же жаворонок? Я замечаю его в двух шагах от себя. Использовав меня как своего защитника, он неподвижно сидит в ямке среди полыни и дышит с таким напряжением, что его перышки то поднимаются, то опускаются в такт дыханию. Замученная птичка долго, быть может, минуты три или даже пять остается на одном месте. Когда же я приближаюсь к ней и протягиваю руку, она выбегает из ямки и, издав знакомый мне крик, опасливо летит над самой землей и вновь исчезает в траве.
ПЕРЕПЕЛА
Вспомните, приходилось ли вам когда-нибудь слышать крик перепела? Наверное, приходилось. Ведь перепел ужасно криклив. Он начинает кричать, как только весной подрастут хлеба и травы, и с этого времени кричит до конца июля. Ну как можно не знать или не слышать голоса такой крикливой птицы, если вы хотя бы некоторое время летом побывали среди нашей природы. А главное, громкий и звучный голос птицы, называемый боем, удается слышать в любое время дня и ночи.
Представьте себе раннее летнее утро - тишина царит над полями. До рассвета еще далеко, но уже борется свет с темнотой. Из сумрака едва выступают шалаш на баштане, куст боярышника на краю оврага. В стороне протянулась полоска хлеба, и в ней в эту раннюю пору звучно отбивает свою короткую четкую песню перепел.
Но вот на смену ночи пробуждается яркое утро, блестит солнце, перекликаются, поют птицы, а среди разнообразных их голосов почти беспрерывно кричит перепел. Выше и выше поднимается солнце - свежее утро сменяется знойным полднем - ни освежающего ветерка, ни тучки на небе. Постепенно умолкают птицы, все дремлет, утихает - ни звука.
В стороне от пыльной дороги, на целинном участке степи, опустившись на выжженную солнцем почву, дремлют серые волы с большими рогами, поодаль стоит арба, а под ней, растянувшись на животе и выставив из тени загорелые ноги, крепко спит мальчугашка-подросток. Все отдыхают. Только в пожелтевших высоких хлебах, не боясь зноя, неугомонно и бодро кричит перепел.