- Ее величество королева бесконечно добра. Но ее величество королева всегда слишком высокого мнения обо мне, в данном же случае она забывает, что я человек не военный. Мне стать верховным главнокомандующим? - продолжал Фердинанд. - Ведь Сан Никандро не воспитывал меня как будущего Александра или Ганнибала. И я не учился в Бриенском училище, как гражданин Буонапарте! Я не читал Полибия! Равным образом не читал я и "Записки" Юлия Цезаря, а также труды шевалье Фолара, Монтекукколи, маршала Саксонского, как ваш брат принц Карл! Ведь я понятия не имею обо всех тех вещах, что нужно изучить, чтобы быть разбитым по всем правилам! Да я в жизни никем, кроме моих липариотов, не командовал.
- Потомку Генриха Четвертого и внуку Людовика Четырнадцатого все это известно без учения, ваше величество, - отвечал Макк.
- Эту чепуху, любезный генерал, рассказывайте какому-нибудь болвану, а не мне - я всего лишь дурачок.
- Что вы, ваше величество! - воскликнул Макк, смущенный тем, что монарх так откровенно высказывается о самом себе.
Макк подождал. Король почесывал у себя за ухом.
- И что же? - спросил генерал, видя, что король колеблется и нужно как-то взбодрить его.
Фердинанд наконец решился.
- Одним из главных качеств полководца является храбрость, не так ли?
- Несомненно.
- Значит, что касается вас - вы храбры?
- Государь!
- Вы уверены, что храбры, не правда ли?
- О!
- Ну, а я вот не уверен в себе.
Королева покраснела до ушей; Макк в изумлении смотрел на короля. Министры и советники, привыкшие к цинизму Фердинанда, улыбались; ничто исходящее от него их не удивляло - так хорошо знали они эту странную личность.
- Однако я, быть может, заблуждаюсь: вдруг я тоже храбр, сам того не подозревая? Поживем - увидим.
Затем он повернулся к советникам, министрам и военачальникам и спросил:
- Вы слышали, господа, план кампании, предложенный бароном?
Все утвердительно склонили головы.
- Ты одобряешь его, Ариола?
- Да, государь, - ответил военный министр.
- Ты тоже, Пиньятелли?
- Да, государь.
- А ты, Колли?
- Да, государь.
- А ты, Паризи?
- Да, государь.
Наконец король обратился к кардиналу, который все время находился в некотором отдалении.
- А вы, Руффо? - спросил он.
Кардинал молчал.
На каждое одобрение Макк отвечал улыбкой. На этого церковника, не торопившегося одобрить его план, он посмотрел с недоумением.
- Может быть, кардинал подготовил другой план, лучше этого? - спросила королева.
- Нет, ваше величество, - не смущаясь, отвечал Руффо, - я ведь не знал, что война так близка, и никто не удостоил меня чести справиться о моем мнении.
- Если у вашего преосвященства имеются какие-либо замечания, я готов выслушать их, - насмешливо заметил Макк.
- Я не осмелился бы высказать свое мнение без позволения вашего превосходительства, - с изысканной вежливостью ответил кардинал, - но, поскольку ваше превосходительство приглашает меня…
- Ах, прошу вас, прошу, - засмеялся Макк.
- Если я правильно уразумел расчеты вашего превосходительства, - продолжал Руффо, - то цель плана, с которым вы соблаговолили познакомить нас…
- Посмотрим, какова же моя цель, - сказал Макк, решив, что и ему представляется случай над кем-то поиздеваться.
- Посмотрим, посмотрим, - подхватил Фердинанд, уверенный в торжестве кардинала по одной той причине, что королева ненавидит его.
Королева нетерпеливо топнула ногой; кардинал заметил это движение, однако не посчитался с ним; он знал, что Мария Каролина его недолюбливает, но не обращал на это внимания, а потому совершенно спокойно продолжал:
- Растягивая линию фронта, ваше превосходительство рассчитывает, благодаря значительному численному перевесу, обогнуть фронт французской армии, сжать его с обеих сторон, бросить войска на противника, вызвать в его рядах смятение и, поскольку путь отступления будет у нет закрыт Тосканой, уничтожить его или взять в плен.
- Даже если бы я подробно разъяснил свой план, вы не могли бы лучше понять его, кардинал! - восторженно сказал Макк. - Я всех их, до последнего, захвачу в плен, и ни один француз не вернется на родину, чтобы рассказать о судьбе своих товарищей, и это так же достоверно, как то, что меня зовут барон Карл Макк. А вы можете предложить что-нибудь лучше?
- Если бы со мною посоветовались, я бы предложил нечто иное, - ответил кардинал.
- А что вы предложили бы?
- Я предложил бы всего лишь разбить неаполитанскую армию на три группы. Тысяч двадцать пять - тридцать я сосредоточил бы между Риети и Терни; я направил бы двенадцать тысяч солдат на Эмилиеву дорогу, чтобы напасть на левый фланг французов, и десять тысяч - в Понтийские болота, чтобы разбить их правый фланг. Наконец, восемь тысяч я направил бы в Тоскану.
Я приложил бы все усилия, сосредоточил бы всю энергию, на какую только способен, чтобы прорвать центральный фронт врага, отрезать оба фланга его армии так, чтобы они не в состоянии были оказать друг другу поддержку. Тем временем тосканский отряд, пополненный всем, что только может дать эта местность, поспешил бы присоединиться к нам и помочь нам в соответствии с обстоятельствами. Это позволило бы молодой, неопытной неаполитанской армии действовать сплоченно, и она уверовала бы в свои силы. Вот, - закончил Руффо, - что я предложил бы. Но я всего лишь бедный священнослужитель, и я преклоняюсь перед искушенностью и талантом генерала Макка.
С этими словами кардинал, подошедший к столу, чтобы показать на карте предлагаемое им расположение войск, снова чуть отошел в сторону, показывая тем самым, что больше в обсуждении не участвует.
Генералы удивленно переглянулись; всем было ясно, что план, предложенный кардиналом, превосходен. Макк, рассеивая неаполитанскую армию и расчленяя ее на слишком мелкие подразделения, тем самым подвергал их опасности быть разбитыми по отдельности хотя бы и немногочисленным врагом. Руффо, наоборот, предлагал образ действий, вполне исключавший подобный риск.
Макк покусывал губы; он тоже понимал, насколько только что предложенный план лучше его собственного.
- Сударь, - сказал он. - король еще волен в выборе: отдать предпочтение вам или мне, вашему плану или моему. Быть может, и в самом деле, приступая к войне, которая заслуживает названия священной, лучше обратиться к Петру Отшельнику, чем к Готфриду Бульонскому, - добавил он, смеясь, хоть и через силу.
Король не вполне ясно представлял себе, кто такие Петр Отшельник и Готфрид Бульонский; но, хотя в душе он и подсмеивался над Макком, обидеть генерала ему не хотелось.
- Полно, дорогой генерал! - воскликнул он, - что касается меня, я считаю ваш план превосходным, и, как вы сами видели, все собравшиеся такого же мнения: они его одобрили. Я принимаю его от начала до конца и не хочу решительно ничего в нем менять. Ну вот, теперь армия у нас имеется. Хорошо. Имеется и главнокомандующий. Прекрасно, прекрасно! Недостает только денег. Что скажешь, Коррадино? - продолжал король, обращаясь к министру финансов. - Ариола показал нам своих воинов, а ты покажи свои денежки.
- Как изволите знать, ваше величество, недавние расходы на оснащение и обмундирование армии совершенно опустошили казну, - отвечал тот, к кому с такой прямотой обратился король.
- Плохи дела, Коррадино, плохи. Мне всегда говорили, что деньги - нерв войны. Вы слышали, сударыня: денег нет.
- Государь, - ответила королева, - деньги у вас появятся, как появились армия и главнокомандующий, а пока что вы располагаете миллионом фунтов стерлингов.
- Отлично, - сказал король. - Но кто же тот алхимик, который так удачно добывает золото?
- Сейчас я буду иметь честь его вам представить, - отвечала королева, направляясь к тем же дверям, откуда в зал недавно вступил генерал Макк.
Затем, обращаясь к кому-то, кого еще не было видно, она спросила:
- Не соблаговолит ли ваша светлость подтвердить королю то, что я сейчас имела честь ему сказать, а именно, что для войны с якобинцами у нас не будет недостатка в деньгах?
Все взоры обратились к дверям, и на пороге появился сияющий Нельсон; за его спиной, словно райская тень, виднелась легкая фигурка Эммы Лайонны, только что заплатившей первым поцелуем за преданность Нельсона и субсидии Англии.
XXIV
ОСТРОВ МАЛЬТА
Появление Нельсона в такую минуту было знаменательно: злой гений Франции явился лично, чтобы принять участие в Государственном совете Неаполя и поддержать ложь и предательство Каролины могуществом своего золота.
Нельсона знали все, кроме генерала Макка, который, как было сказано, прибыл ночью. Королева подошла к Макку и, взяв за руку, подвела будущего победителя при Чивита Кастеллана к победителю при Абукире.
- Представляю героя на суше герою на море.
Нельсону этот комплимент, по-видимому, пришелся не совсем по вкусу, но в данную минуту он был в слишком хорошем расположении духа, чтобы обидеться на такое сопоставление, гораздо более лестное для его соперника. Он вежливо приветствовал Макка, потом обратился к королю:
- Государь, я счастлив, что могу сообщить вашему величеству и господам министрам, что я наделен полномочиями моего правительства, чтобы от имени Англии обсудить, с вами все вопросы, относящиеся к войне с Францией.
Король понял, что его перехитрили: пока он дремал, Каролина связала его по рукам и ногам, как опутали Гулливера в Лилипутии; ему поневоле пришлось смириться, однако он еще попытался ухватиться за последнее возражение, мелькнувшее в его уме.
- Однако известно ли вашей светлости, - сказал он, - сколь серьезны затруднения, с какими мы столкнулись? Наш министр финансов, зная, что мы в кругу друзей, а от друзей ничего не скрывают, только что откровенно признался, что казна наша опустошена; вот я и напомнил, что без денег не возможна никакая война.
- И ваша величество проявили здесь, как всегда, глубочайшую мудрость, - отвечал Нельсон, - но вот, к счастью, полномочия господина Питта, позволяющие мне сразу же преодолеть это препятствие.
И Нельсон выложил на стол документ, составленный в следующих выражениях.
"Лорд Нельсон, барон Нильский, уполномочен по прибытии в Неаполь договориться с сэром Уильямом Гамильтоном, нашим послом при дворе Обеих Сицилии, относительно поддержки нашего августейшего союзника, короля Неаполя, во всех вопросах, касающихся войны с Французской республикой.
У. Питт.
Лондон, 7 сентября 1798 года".
Актон перевел несколько строк, обращенных Питтом к королю, а тот подозвал к себе кардинала, как бы нуждаясь в помощи перед лицом нового союзника королевы.
- Стало быть, если королева не ошибается, ваша милость может предоставить в наше распоряжение… - начал было Фердинанд.
- Миллион фунтов стерлингов, - сказал Нельсон.
Король обернулся к Руффо, как бы спрашивая, что представляет собою миллион фунтов стерлингов.
Руффо понял короля.
- Приблизительно пять с половиной миллионов дукатов, - ответил он.
- Гм! - проронил Фердинанд.
- Эта сумма - только первый взнос, на ближайшие расходы.
- Но ведь, пока вы уведомите ваше правительство о переводе нам этой суммы, пока еще ее нам переведут и до того, наконец, как она прибудет в Неаполь, пройдет немало времени. Сейчас осеннее равноденствие, а кораблю потребуется месяц или полтора, чтобы доплыть до Англии и возвратиться; за такой срок французы, чего доброго, успеют добраться до Неаполя.
Нельсон собрался ответить, но королева перебила его.
- На этот счет, ваше величество, можете не беспокоиться, - сказала она, - французы сейчас не в состоянии воевать с нами.
- Однако войну они нам объявили.
- Кто объявил?
- Посол республики. Право, можно подумать, что я сообщаю вам новость.
Королева презрительно улыбнулась:
- Гражданин Гара́ чересчур поторопился. Он повременил бы со своими воинственными демонстрациями, если бы знал, в каком положении находится генерал Шампионне в Риме.
- А вы знаете о положении генерала Шампионне лучше, чем сам посол, не так ли, сударыня?
- Думаю, что намного лучше.
- Вы переписываетесь со штабом республиканского генерала?
- Я не стала бы доверять сведениям, полученным от иностранцев, государь.
- Значит, вы получили сведения от самого генерала Шампионне?
- Вот именно. Могу показать вам письмо, которое посол Республики получил бы сегодня утром, если бы он не поспешил уехать вчера вечером.
И королева вынула из конверта письмо, которое сбир Паскуале Де Симоне похитил накануне у Сальвато Пальмиери и отдал в "темной комнате" королеве. Каролина подала его королю.
Король взглянул на него.
- Оно по-французски, - сказал он таким тоном, словно говорил: "Оно по-древнееврейски".
Потом добавил, передавая бумагу кардиналу, как бы доверяя ему одному:
- Господин кардинал, переведите нам эти строки.
Руффо взял письмо и среди полной тишины прочел следующее:
"Гражданин посол!
Я прибыл в Рим лишь несколько дней тому назад и считаю своим долгом сообщить Вам, в каком положении находится армия, которою мне доверено командовать, дабы Вы, на основании данных, сообщенных мною, могли решить, как держать себя по отношению к вероломному двору, что, находясь под влиянием Англии, нашего заклятого врага, только выжидает удобного момента, чтобы объявить нам войну…"
При последних словах королева и Нельсон переглянулись, улыбаясь. Нельсон не знал ни французского, ни итальянского языка, но, по-видимому, ему заранее перевели письмо на английский.
Руффо продолжал, не заметив усмешек королевы и Нельсона:
"Во-первых, эта армия, состоящая на бумаге из тридцати пяти тысяч солдат, в действительности насчитывает только восемь тысяч воинов; им недостает обуви, одежды, хлеба, к тому же они уже три месяца не получают жалованья. В распоряжении этих восьми тысяч всего лишь сто восемьдесят тысяч патронов, следовательно, на каждого приходится в среднем по пятнадцати выстрелов; крепости не обеспечены даже порохом, и в Чивитавеккья его не хватало даже на то, чтобы обстрелять берберийский корабль, подошедший к берегу с целью разведки…"
- Слышите, государь? - сказала королева.
- Слышу, слышу, - отвечал король. - Читайте, господин кардинал.
Кардинал продолжал:
"У нас только пять пушек и артиллерийский парк с запасами на четыре орудия; нехватка ружей такова, что я не мог вооружить два батальона добровольцев, которых рассчитывал направить против повстанцев, окружающих нас со всех сторон…"
Королева вновь переглянулась с Макком и Нельсоном.
"Состояние наших крепостей не лучше состояния арсеналов; ни в одной из них нет ядер и пушек одного и того же калибра; в некоторых имеются пушки, но нет ядер, в других есть ядра, но нет пушек. Положение отчаянное - этим и объясняются распоряжения Директории, что я Вам сообщаю для руководства.
Нам поручено воспрепятствовать вражескому выступлению против Римской республики и перенести военные действия на неаполитанскую территорию, но только в том случае, если неаполитанский король приступит к вторжению, о чем давно говорят…"
- Слышите, ваше величество? - сказала королева. - С восемью тысячами солдат, пятью пушками и ста восемьюдесятью тысячами патронов война эта не так уж нам страшна.
- Продолжайте, преосвященнейший, - сказал король, потирая руки.
- Да, продолжайте, - повторила королева, - и вы узнаете, что думает сам французский генерал о своем положении.
"Итак, гражданин посол, - продолжал читать кардинал, - с теми средствами, которыми я располагаю, как Вы сами понимаете, я не могу противостоять вражескому наступлению, а тем более - перенести военные действия на неаполитанскую территорию…"
- Это для вас убедительно? - спросила королева.
- Гм, - проронил король. - Послушаем до конца.
"Поэтому я могу посоветовать Вам, гражданин посол, лишь стремиться к тому, чтобы между Республикой и двором Обеих Сицилии сохранялись добрые отношения, если это будет не в ущерб достоинству Франции, и всячески умерять нетерпение неаполитанских патриотов; любое движение, начавшееся ранее чем через три месяца, то есть до того как я успею привести армию в боевое состояние, окажется преждевременным и неизбежно потерпит поражение.
Мой адъютант, человек надежный, не раз доказавший свою храбрость и к тому же неаполитанец по рождению, говорящий не только по-итальянски, но и на неаполитанском наречии, уполномочен доставить Вам это послание, а также войти в сношения с предводителями неаполитанских республиканцев. Отошлите его ко мне как можно скорее с подробным ответом и точными сведениями о Ваших отношениях с двором Обеих Сицилии.
С братским приветом
Шампионне.
18 сентября 1798 года".
- Так вот, государь, - сказала королева, - если у вас еще оставались какие-то сомнения, теперь вы можете быть вполне спокойны.
- В одном отношении - да, сударыня, но в другом - нет.
- Ах, понимаю. Вы имеете в виду республиканцев в Неаполе, в существование которых вы так долго отказывались поверить. Теперь вы убедились, что это не миф: они существуют, раз требуется их успокоить, и желают того сами якобинцы.
- Но как, черт возьми, вам удалось завладеть этим письмом? - спросил король, принимая послание из рук кардинала и с любопытством рассматривая его.
- Это мой секрет, ваше величество, - сказала королева, - и позвольте мне не открывать его. Но я, кажется, помешала его милости лорду Нельсону ответить на заданный вами вопрос.
- Я сказал, что в сентябре и октябре море бурное и что нам, пожалуй, потребуется месяц или полтора на получение из Англии денег, нужных нам как можно скорее.
Эти слова короля перевели Нельсону.
- Государь, - ответил Нельсон, - все это предусмотрено, и ваши банкиры Беккер и сын учтут вам, с помощью своих контрагентов в Мессине, Риме и Ливорно, вексель в миллион фунтов стерлингов, который выдаст сэр Уильям Гамильтон, а я индоссирую. Вашему величеству придется только, ввиду значительности суммы, заранее предупредить господ банкиров.
- Отлично, отлично, - сказал король. - Попросите сэра Уильяма выдать вексель, индоссируйте его, передайте мне, а я сговорюсь с Беккерами.
Руффо что-то шепнул Фердинанду.
Тот кивнул ему.
- Но моя добрая союзница Англия, как бы ни была расположена к Королевству обеих Сицилии, не дает денег даром, я ее знаю, - продолжал король. - Что она требует в обмен на этот миллион фунтов?
- Нечто очень простое, что никак не повредит вашему величеству.
- А именно?