КИЧЛАГ - Иван Гусаров 14 стр.


ЖЕКА

Факел набит на груди,
Первая только ступенька,
Что будет с ним впереди,
Пока не знает Женька.
Факел – надежная дружба,
Женька – готовый солдат,
Не заладилась Женькина служба,
Принял его дисбат.
Закатом горит горизонт,
В музыкальном вечернем звоне,
За бакланку и легкий понт
Пробежался парень по зоне.
Дошло до общего слуха,
Подтвердила то дискотека,
Закрепилась за ним погремуха,
Отныне зовут его Жека.
Жека узнал распальцовку,
Осилил феню, жаргон,
Любую сведет оконцовку
На уровне местных персон.
Зажигает ди-джеем Жека,
С корешами – обратная связь,
Шансоном гремит дискотека,
К голубым у него неприязнь.
Правильный Жека пацан,
В голосе слышен металл,
Каждый гость у него меломан,
Это лучше, чем криминал.

ХИМИКИ

На крышах рыхлый снег,
Весна хромает по апрелю,
То тепло, то зимний след,
Лежу, от жизни балдею.
Отряд закинули на стройку,
Свободы радостный глоток,
В общаге дали койку,
Отбойный дали молоток.
Без понтов и без зазнайства
Блатные сбоку, со спины –
Поднимаем, вот, хозяйства
Спившейся родной страны.
Дороги строим и мосты,
Цемент, металл – налево,
Обрубаем все хвосты,
Водка – наша королева.
На днях зарезали козла,
Висит обглоданный скелет,
Конечно, съели не со зла –
Он портил нам авторитет.
Ошиблись в нас начальники,
Поспешили с первой сводкой,
Вином заливаем чайники,
Запиваем горькой водкой.
В общежитии все чинно,
По-пьяни только горячи,
Прикрываемся овчиной,
Летают часто кирпичи.
С перепоя очень злые,
Раздавили только шкалик,
Бесконвойные, борзые,
До утра пошли шакалить.
Дверь выбили ногами,
Трех раздели фраеров,
Уперлись в стол рогами,
Ждем сидим ментов.
Нет воров, авторитетов,
От понятий далеки,
Нет правильных ответов,
Сплошь простые мужики.
Коменданту ляжет ксива,
Список отъявленных невежд,
Получилось некрасиво,
Не оправдали мы надежд.
Назад дорога в зону,
Попутал бесноватый черт,
По гуманному закону
Не входит химия в зачет.

МУЖИК

Смотрю с прищуром, философски,
Канта, Гегеля читаю,
Привечаю многих по-отцовски,
Ментов подальше посылаю.
Слесарь, сварщик, дровосек.
Слышу голос Золушки,
Близкий к нарам человек,
Глажу птичке перышки.
Усталый мерин и ямщик,
Пар валит от телогрейки,
Русский правильный мужик
Сплошь страдает за копейки.
Волочет огромные срока,
В стране не убывает зло,
Параграфа туманного строка,
Отправит в карцер и ШИЗО.
Отмажет быстро лизоблюда
Продажная судебная система,
Мужика превратят в верблюда,
Обкатана повсюду схема.
Мужик уперся в произвол,
У хозяев разные причуды,
Маячит за спиной козел,
На УДО работают иуды.
Тащит зоны, поселения
Простая очень социалка,
Баланда будет без сомнения,
Но сверху будет палка.
Он, как выложенный мерин,
Не видит баб годами,
Желторотый срок отмерен
До звонка стучать рогами.
Мужику везде преграда,
Зачеты все давно уплыли,
Ему немного надо:
Чтоб стоял и деньги были.

ГОРЬКИЙ И МАЛЬЧИК

В бараках побелка и шмон,
Власти кипят от злости,
Красится, чистится СЛОН,
Прибывают высокие гости.
Лагерный пишет листок,
От счастья ревут островки,
Проехал Запад, Восток,
Едет к ним в Соловки.
Друг народа, писатель
В умах запалил фитиль,
Томов пролетарских создатель
И старухи больной – Изергиль.
Зачехлила охрана стволы,
Поскребли хорошо по сусекам,
Ломятся от снеди столы,
Улыбаться велено зэкам.
"Вот явился спасатель,
Горький – большой человек,
Пролетарский ценный писатель", –
Шептал ему юный зэк.
"Напишите в газете и книжке –
Здесь убивают людей!"
Ничего не ответил мальчишке
Носитель марксистских идей.
Мальчик упрямый и стойкий,
К маме хотел, домой,
"Дяденька, дедушка Горький,
Возьмите меня с собой!"
Ничего не сказал светило,
Потрепал по головке юнца,
Улыбался дедушка мило, –
Не решил еще до конца.
"Дяденька, дедушка Горький!" –
Кричал наивно подросток,
Охранник, как с горки,
Бросил его на подмостки.
Уехала важная свита,
Заключенным суровый удел,
Пропустят всех через сито,
Мальчика ждет расстрел.
Умирает усталый писатель,
Соловки потонули в тумане,
Счастья вечный искатель,
В утопии прожил, в обмане.
В ладони лежит конфета –
Прислал незабвенный вождь,
Пролетарская песенка спета,
С крыши капает дождь.
Не написал в газете и книжке
Как казнили невинных людей,
Не помог бедняге мальчишке,
Не ушел от бесовских идей.

1953 г.

УМЕР ГЛАВНЫЙ ГУТАЛИНЩИК…

Умер главный гуталинщик,
Вождь бессменный и стальной,
Умер страшный карантинщик, –
Прихлебатели подняли вой.
В зонах от радости рыдали,
Ждали справедливых перемен,
В кабинетах выли от печали,
Не снимали Сталина со стен.
Притихли резко командиры:
Какой укажут путь?
Вежливыми стали конвоиры,
Показав гнилую суть.
Восстала пятьдесят восьмая,
Прессовали политических по-полной,
Встрепенулась армия большая,
Понеслись по зонам волны.
Начались сидячие бунты,
Страх не сковывал сознание,
Примеряли на Севере унты,
Готовилось Норильское восстание.
Рабочие урезать смены,
Отменить запрет на переписку,
Нескоро будут перемены,
Нескоро выдадут расписку.
Только диктора не стало,
Началась борьба за власть,
Не вырвано ГУЛАГа жало,
На волю шла блатная масть.
Через годы откроются ворота,
Изменится в политике погода,
Выйдут из затхлого болота
Бывшие враги народа.

ПТИЦЫ

Ломаю корку хлеба,
Кормлю залетных птиц,
Улетают птицы в небо,
Птицам нет нигде границ.
Летят, порхают пташки,
Приготовил много корма,
Разложил крошки на бумажке,
Промыл перловки зерна.
Поклевали птицы зерна,
Быстро разлетаются,
Не надо птицам горна,
Они рано просыпаются.
Залетают на минуту птицы,
Я на годы залетел,
Им на месте не сидится,
Птах последний улетел.
Птицам нет нигде преград,
Только кенар в клетке бьется,
Я свободе тоже рад,
Там мне места не найдется.
Прилетит большая стайка,
Приведет тоска по лету,
Не убудет хлеба пайка,
Птицы сели на диету.
Осень клонится к закату,
Засыпает до весны природа,
Мы бы взяли пташек в хату,
Да дороже им свобода.

Я РОДИЛСЯ В СТРАНЕ ЛАГЕРЕЙ…

Я родился в стране лагерей,
От мамы узнал про этапы,
Время, лети поскорей,
Я очень скучаю без папы.
В черном, глубоком овраге
Веренице не видно конца,
Узнала мать из бумаги
О гибели мужа, отца.
Не высохнут матери слезы,
С коркою черного хлеба
Сидел я под сенью березы,
Смотрел в ненастное небо.
В стране, где забыли о Боге,
Сплошное стоит ненастье,
Костями мостили дороги
Ради всеобщего счастья.
Я живу в стране лагерей,
Тоже пошел по этапу,
Время, лети поскорей, –
Мой сын дожидается папы.
Живуч наследственный ген,
Он родился в темной неволе,
Не увидит душу рентген,
Не разложит душу на доли.
Ген затухает в сознании,
Код обостренный, опасный,
Преступник мечется в здании,
Не находит выход запасный.
Иду по звонку на свободу
Всем вопреки пересудам,
Тяжело объяснить народу,
Что был случайным верблюдом.

ВРЕМЯ

Времени нет во Вселенной,
Время родилось в уме,
В жизни драчливой и бренной,
Чтоб сроки давить в тюрьме.
Уйду путем обмирания
Вверх по высокой лестнице,
Все материальны старания
В лоне природы-кудесницы.
Рассеялся плотный туман,
Не видно правильной жизни,
Искусство – сплошной обман,
Изредка честность брызнет.
Вверх поднимаюсь все выше,
Теряю ощущение времени,
Не бегают крысы и мыши,
Не бьют дубиной по темени.
Переступаю Вселенной порог,
Здесь я без роду, без племени.
Закончился лагерный срок,
Ушел навсегда от времени.
До нуля общение сузил,
Никто не скажет в глаза,
Что преступник и лузер,
Ниже проходит гроза.
Завис в развратной тусовке –
Богатство, известность, обман,
Грешным уйдем в оконцовке
Как только выполним план.

ФЕНЯ

Поют гитары струны,
Борзому светит пеня,
Фарта нет и нет фортуны –
В блатхате правит феня.
На пальцах крутит четки,
Мазу держит кот,
Гонит бабки, шмотки,
Верблюд попал в промот.
Бесогоны гонят беса,
Метет полы хозяйка,
Вышла из-под пресса
Петухов немая стайка.
Акус нычку скрысил,
Опустился по ступени,
Крутые лагерные рыси
Разведут косяк на фене.
Сквозит в углах от дум,
Суки вложили мазло,
Наезд готовит кум,
Чухан толкнул фуфло.
Дырявый сел на кол,
В зад загнали зайца,
Заработал дырокол,
Грызет свои два пальца.
Цинк дает акула,
Заходники стоят стеной,
Упал козел со стула,
Сукой стал блатной.
Кружит кубик Рубика,
Духовитый малый,
Сплошь рогата публика,
Масть качает Чалый.
Дробят на баши бинт,
Запьют глотком чифиря,
Блатной гуляет фланг,
Воры ведут кормила.
Закозлил дикий фраер,
Дербанку ценит шнифт,
Залысил в карты стаер,
В трюм уносит лифт.
На кон брошен лепень,
Акробат ставит трюки,
Наркота возводит в степень,
По блюдцу ходят глюки.
Залез ребенок на колени,
Мамка тянет срок,
Наберется мальчик фени,
Нескоро прозвенит звонок.

ЖАРГОН

Открыты настежь шлюзы,
Выезжаю в Северный кичман,
Опера квартиры грузят,
Хоть и взяли за карман.
Получил весло и пайку,
Скрипят привычно тормоза,
За щекою прячу мойку,
Мойка – страшная гроза.
На стене горит фонарь,
Хата Ярусково плана,
Указали мне шконарь,
Шконарь у самого баяна.
Баландер подгонит шлемку,
Съем правильно перловку,
Под шконарь загнал котомку,
Не попасть бы куму на уловку.
Тормозит смотрящий бричку,
Смотрящий узнает бродягу,
Оформил быстро нычку,
Мойку завернул в бумагу.
От ресничек полумрак,
У светланки спит невеста,
Братва садится за общак,
Мне указали место.
По продолу шастает дубак,
Дубак пикует не по делу,
Заставлен пойками общак,
Пошел чифир по телу.
Слышен стук по батарее,
Доносит конь маляву,
Крутиться надо поскорее,
А то нарвешься на облаву.
Опера устроят шмон,
Матрасы бросят на поляну,
Баулы вытряхнут на кон,
Устроит кум подляну.
Светит карцер за заточку,
Трое суток – за приблуду,
Холодать придется ночки,
Карцер строгий не забуду.
В кумовскую поднял кум,
Дубак загнал в стакан,
Там холодный трюм,
Здесь муторный капкан.
Предлагает сигарету кум,
Не предложит сукой стать,
Опер поседел от дум,
Устал жаргон глотать.

СОЛДАТ

Возводим на Южном Урале
Атомный щит страны.
Миллионы были в опале,
Оказались врагами сыны.
Среди них молодой офицер
Попал в печальные списки,
Среди прочих суровых мер
Был он лишен переписки.
Заключалась трагедия в том, –
Родные об этом не знали, –
Находился поблизости дом,
Где дни проходили в печали.
Зэки рубили просеки,
От костров поднимался дым,
За тучами в светлой просини
Был далекий и близкий Кыштым.
Страда бушевала на поле,
Открыли на выход замок,
Выдали справку на волю,
Осенью кончился срок.
Угрюмый, худой и заросший
Несколько дней и ночей
Шел он нескошенной рожью,
Отдыхал у горных ключей.
Доставал из кармана кисет,
В длинной шинели до пят,
Он помнил отцовский завет:
"Честь и совесть выше наград".
Выбил кресалом искру,
Шагом пошел молодым,
Застать бы мать и сестру,
Скоро город Кыштым.
Пелена застилала глаза,
Он встал у плетня огорода,
Покатилась скупая слеза, –
Не щадили врагов народа.
Заколочен досками барак,
Бурьяном зарос огород,
Смотрит стая бродячих собак,
Стал собираться народ.
Кто-то отвесил лиха,
Стоя вдали под сосной:
"Они скончались от тифа
Прошлой ранней весной".
Разошелся тихо народ,
Он был возвращению не рад,
Устал от бед и невзгод
Скромный русский солдат.

МОКРУХА

Гиблое дело – мокруха,
Рыть будут долго и нудно,
Пуля свистит возле уха,
Свидетелю страшно и трудно.
Свидетелю дали понять:
Исполнитель довел приказ,
На убийцу не надо пенять,
Лучше пойти в отказ.
Прозвенит телефонный звонок,
Страх в сознании застынет,
Угроз прольется поток,
Напомнят о маленьком сыне.
Свидетель к отказу готов,
Доказательств – наплакал кот,
Следак упустил улов,
В деле глухой поворот.
До суда доконает мокруха,
Слаба обвинения база,
В деле гуляет проруха,
Буксует последняя фаза.
Негодует в суде прокурор,
Обвиняет все обстоятельства,
Просит читать приговор,
Суду нужны доказательства.
Нашла на камень коса,
Доказательств фактически нету,
Пожелания шлют небеса
Призвать виновных к ответу.
Заказчик ложится в дрейф,
Уплыли за море алмазы,
До дна зачистили сейф,
Сплошь не раскрыты заказы.
Лысину чешет судья,
Упущен следствием шанс,
Неподсудна по фактам скамья,
В прессе гудит резонанс.
Бессильна пока Фемида,
Перекрыты закону пути,
Душит родных обида,
Справедливость трудно найти.
Судья прервет прокурора,
Придется вести дослежку,
Следаку искать до упора
Доказательств вагон и тележку.
Упущен раскрытия шанс,
Не любят в делах рецидив,
В обществе стих резонанс,
Дело тихо спишут в архив.

КНИГА 4. ЦЕНА ЖИЗНИ

посвящается внучке, Гусаровой Алисе

АКУЛА

Прошел Акула воду,
Обошел сплошные рифы,
Ему нескоро на свободу,
В уме лихие скифы.
В уме лихие кони
И прерванный заезд.
Акула правильный на зоне,
Авторитет для здешних мест.
В деталях помнит все Акула,
Никак нет повреждений,
Под ним кобыла Жмула,
Нигде не знала поражений.
Не дошла до финиша кобыла,
Не дотянула четверть круга,
У Акулы все в глазах поплыло –
Наземь рухнула подруга.
Отравили лучшую кобылу,
Повредил Акула спину,
Обидно, стыдно было,
Жокей достал волыну.
Знал врагов наперечет,
Давила многих жаба,
Выставил козлам отчет,
Получилось все не слабо.
Акуле врезали двадцатник,
Применили все законы,
Прогон запрятан в ватник,
Жокей меняет зоны.
Покровитель есть в столице,
Тонет в денежной ботве,
Помочь жокей стремится,
Нелегко порой братве.
Спит на полке Акула,
Арестантов Столыпин везет,
Скачет за поездом Жмула,
Ржанием жокея зовет.
Какой замечательный сон,
Зрители льются рекой,
Из ложи важных персон
Акуле машут рукой.
Упорный, тяжелый заезд,
Рвутся к финишу кони,
Вскочили зрители с мест,
В восторге отбили ладони.
Счастлив донельзя Акула,
Прекрасное время было,
На финише – верная Жмула:
Первой приходит кобыла.
За победу сражаются кони,
Живет в них боец и атлет,
Акула сложил ладони,
Шлет победитель привет.
Дернулся резко вагон,
От стука проснулся Акула,
Улетел замечательный сон,
Ржет на прощание Жмула.
На рельсах качает вагон,
Продолжается длинная сага,
Акула нащупал прогон,
На месте лежит бумага.
Чинный очень прогон,
Блатные молчат до поры,
Многое ставят на кон,
Сходку готовят воры.
Знает об этом Акула,
Ждут с нетерпением прогон,
Кто-то встанет со стула,
Кто-то сядет на трон.

ИДИЛЛИЯ

В нашей камере все тихо,
Засыпают тараканы на боку,
Невозможна в принципе шумиха,
Не гонят в ночную пургу.
Всегда открыта всем поляна,
Когда садимся вместе за общак,
Играем в карты у баяна,
Не видим – из-за выступа дубак.
От умиления накатится слеза,
Когда кто-то вкатит колесо,
И в экстазе заведут глаза,
Очень тихо точится весло.
Без шума рвется одеяло,
Лоскут скатывают в жгут,
Чифир будет близок к идеалу,
Когда лоскут под пойкою сожгут.
Тихо гудит электробритва,
Техника в ажуре у братвы,
Наколки синяя палитра
В образе тигриной головы.
Братва разбилась на семейки,
Очень тихо играют в домино,
Пресс качают на скамейке,
Открыто подвальное окно.
Кипит картошка в пойке,
Из хлеба лепят птичку,
Прибинтуют картофельные дольки,
Мастырщик съедет на больничку.
Полсотни с лишним бедолаг
Разводит по понятиям смотрящий,
Нет хамства, стычек, драк,
Спокоен котел бурлящий.
Двадцать восемь шконарей,
По двое на шконку,
Каждый хочет поскорей
Переехать в осужденку.

ИЗ ДЕВЯНОСТЫХ

Упал, отжался – в путь,
Приказ связной доставил,
Взять волыну не забудь,
Идет игра без правил.
Стрелки были на неделе,
Свистели рядом граммы,
Есть отметина на теле,
Есть на сердце шрамы.
Кровь обрызгала рубашку,
Силуэт очерчен мелом,
Душа сегодня нараспашку,
Душа простилась с телом.
В руке зажат кленовый лист,
Был шаг последний лишний,
Перед совестью он чист,
Ждет к себе Всевышний.
Братва простилася с бойцом,
Был тягостным обряд,
Белели многие лицом,
Отводили в небо взгляд.
В этом мире нет святых,
За место в жизни – драки,
В разговорах важных и пустых
Только денежные знаки.
Свободой опьяненная братва
Рвалась наверх из нищеты,
Билась за свои права,
Клала к надгробию цветы.

ГРЕШНИКИ

На заросших бурьяном погостах
Колья стоят стеной,
Лежат безымянные кости,
Засыпан землей изгой.
Арестант лежит Иванов,
Номер сто двадцать один,
Умереть помогли на Покров,
Дерзкий был гражданин.
Нет лекарства на зоне,
Таблеток, наивный, просил,
Остыл на холодном бетоне,
Под симулянта, – напишут, – косил.
Свежая насыпь из грунта,
Не дождется сыночка мать,
Убили во время бунта,
Не будет других донимать.
Сиделец грешник Сапега
Под номером глух и нем,
Убит во время побега,
Меньше будет проблем.
Система сделала сукой,
Не видела в нем человека,
Подавился продажной наукой,
Убили вертлявого зэка.
Пока гниешь на кичмане,
Стоишь в отрядном строю,
Не задохнулся пока в стакане,
Прочти тюремную Библию.

Назад Дальше