ПЕСНЯ
Чайки парят над водой,
Ветер гуляет в поле,
Сидит арестант молодой,
Песню слагает о воле.
Орлом поднимается в небо,
Светит яркой звездой,
Пайка черного хлеба,
Кружка с холодной водой.
Парусом стелется белым
Над разливом широкой реки,
Отчаянным был и смелым,
Открывал любые замки.
Юность была отважная,
Приходит она неспроста,
Свобода бывает разная,
Прожил, в душе простота.
Холодно, сыро, худо,
За решеткой метет пурга,
В леса уходил Робин Гудом,
Стрелы разили врага.
Медведем крушил бурелом,
Добычу челюсти грызли,
Трагедия – когда казенный дом
Становится нормой жизни.
Взлетал над болотом соколом,
Парил над стаей птичьей,
Добычу сбил над осокою,
Сам оказался добычей.
Медленно тянутся годы,
Ветер гуляет в поле,
Сложена песня свободы.
Беззвучна песня в неволе.
БЕЛАЯ ВОРОНА
Нарушит дождь тишину
На границе грибного сезона,
Тронет рука струну,
Белая каркнет ворона.
Правду пилю целиком,
Ставлю части на попа,
Куда ты лезешь, гном,
Тебя раздавят, как клопа.
Гнездо скрывала крона,
Прилетел на свое пепелище,
Чтобы молчала ворона,
Спалили мое жилище.
"Умерь амбиции свои", –
Сказали честно в милиции,
Кругом летают воробьи
И крысят, крысят традиции.
Правила себе открыжь,
Грызи сухарь в подвале,
Веди себя, как мышь,
Не будешь никогда в опале.
На столе стоит пол-литра,
Огурец лежит соленый,
Сижу, чешу макитру –
Зря, наверно, стал вороной.
Замолкли серые грачи,
Толкает в бок персона,
Любимый, лучше помолчи,
Пусть скажет белая ворона.
Кто веселится, смеется,
Не боится глухого заслона,
Обязательно где-то найдется
В белых перьях ворона.
Ты, видно, из белых ворон,
Будешь за веру убит,
Не увидят твоих похорон,
Зло кричит ваххабит.
Свысока плевал на закон,
О чем написал в прогоне,
Он был из белых ворон,
Сам находился в законе.
В белых перьях ответчик
Отправил почту волной,
Спалился известный разведчик,
Меньше стало вороной одной.
Покрывают интриги, возню,
Правители наши и копы,
И только трамбуют лыжню
Белые всюду вороны.
ЗАРОК
За сопку летят облака,
Пушистые белые птицы,
Их полет отражает река,
По глади плывут вереницы.
Растают они вдалеке,
Ближе к Полярному Кругу,
Искупаюсь в чистой реке,
Отправлю весточку другу.
Оставлю зарок на воде,
Унесут его облака,
Нет им преград нигде,
Чистое небо пока.
Кровью зарок написан,
Медной не воспет трубой,
К криминалу навеки приписан
Рождением, бытом, судьбой.
Незыблем и вечен зарок,
Храню его, как улику,
Я выбрал пожизненный срок,
Никого не поставив на пику.
По зонам большой следопыт,
Никогда не стонал в бессилии,
Не однажды, системой избит,
В другой воскресал Бастилии.
Пронесут облака зарок,
Сквозь молний острые вспышки,
Я сегодня провидец, пророк,
Разрушаю насилья вышки.
На пути тернистом и длинном
Как маяк стою, одинок,
Клин вышибаю клином,
Меняю замок на звонок.
ВРАГИ
Узнали друг друга враги
В праздничной пьяной гуще,
В лагере честь береги,
Человеком быть стерегущим.
Зэка узнал конвоир –
Арестанта взяли в клещи,
По сучьему шмон он кроил,
Забрали курево, вещи.
Этап усвоил урок,
Дракой закончился шмон,
Добавил зэку срок
Очень гуманный закон.
"Побазарить надо, служивый,
Ты грубанул через край,
Показал характер трусливый", –
Как немой молчал вертухай.
Знал вертухай причину,
Страх не сумел превозмочь,
Когда перо уперлось в бочину,
Из толпы ломанулся прочь.
Бессильны потерявшие власть,
Будто сбросили их с трамплина,
Он упал на проезжую часть,
По ногам пронеслась машина.
Они все-таки встретились взглядами,
Но это – отдельная тема,
Разделит навек баррикадами
ГУИНа слепая система.
"Кто вызвал ноль три?"
Прилетела быстро карета,
У зэка противно внутри –
Не такого он ждал ответа.
ЗАГНАННЫЙ ОПЕР
Опер боялся тюрьмы,
Страшила бетонная пасть,
Он дал бы немало взаймы,
Чтобы туда не попасть.
Часто бывал на допросах,
Колоть помогал следакам,
Дурь искал в папиросах,
Бежала дрожь по рукам.
Со стула в тревоге вскакивал
Арестант, молчалив и кроток;
Опер частенько вздрагивал
От звона стальных решеток.
Допросы тянулись дольше,
Не могли обойтись без злобы,
Опер боялся – не выпустят больше,
Такая родилась фобия.
Вышел из домашнего душа,
В квартире железный скрежет,
Голос неведомый слушал:
"Пришли тебя зарезать".
Раздался в прихожей звонок,
Двери по-тихому отпер,
Спустил, не глядя, курок –
Пристрелил почтальона опер.
Окончательно опер загнался,
Был рассеян, унижен, кроток,
В убийстве честно признался,
Звона боялся решеток.
Избрали суровую меру,
Судью он, казалось, не слушал,
В ментовскую заехал камеру,
Заткнув предварительно уши.
Направили опера в дурку,
Будто нож приставили к глотке,
Водит с психами Мурку,
И там стальные решетки.
Поплыла у мента макитра,
Психи молчат, как немые,
Без слов и заглавного титра,
Рисует решетки стальные.
РЫБАК
Склонились ивы у пруда,
Мальчик ловит окуней,
Качает лилии вода,
Ветерок летит с полей.
Мальчик вышел на свободу,
Переступил родной порог,
Нагоняет рябь на воду
Теплый летний ветерок.
Прокапал редкий дождь,
Пахнет прелостью земля,
Бежит по ивам дрожь,
Шумят листвою тополя.
В авоське хлеб, вода,
Пригревает солнце спину,
Он знает – арестантская еда
Сильнее делает мужчину.
Мальчик – не маменькин сынок,
Хоть отца не видел сроду,
Уходит солнце на восток,
Хмурит ясную погоду.
Радует мальчишку клев,
Плюет мальчишка на крючок,
В корзинке множится улов,
Ныряет часто поплавок.
Дорожи свободою, сынок,
Портят жизнь оковы,
Посмотри, какой денек,
Не встретишь больше ты такого.
Прекрасен жизни миг,
Если пропитан он свободой,
Прочти побольше книг,
Слейся с матерью-природой.
Мальчик ловит окуней,
Смотрит пристально на воду,
Обошел немало он камней,
Чтобы выйти на свободу.
Мальчик в гармонии с собой,
Опустился тихий вечер,
Шумят над детскою судьбой
Тополя и вольный ветер.
НАРУЖКА
Следак оформил на подписку,
Приставил плотную наружку,
Спокойно съесть нельзя сосиску,
Выпить гнева кружку.
Бессменна оперская вахта,
Надо наглухо залечь,
Жизнь – прогулочная яхта –
Дала сегодня течь.
Схожу-ка к дяде Коле,
Гремел он в южных городах,
Теперь понятия на приколе,
Теперь сухарь не при делах.
Башку сломают опера –
Зачем понадобился вор,
Зависнуть надо до утра,
Запишут беспонтовый разговор.
На звонок ответа нету,
Возня и шум за дверью,
Закурил неспешно сигарету,
Глазам своим не верю.
Братва знакомая, с Одессы, –
Объяснил момент бродягам,
Совпали наши интересы,
Предлагают стать варягом.
Погреть на солнце пузо,
Не пристало розыска бояться,
На осколках бывшего Союза
Просветлеет лагерное братство.
Стучат на юг колеса,
До Одессы – меньше перегона,
К операм теперь вопросы,
Теперь я точно вне закона.
ДЕТДОМОВЕЦ
Солнца раннего лучи
Сквозь пелену тумана,
Прислал подельник кирзачи
Для выполнения лагерного плана.
Сапоги, конечно, не из хрома,
Но послужат долгий срок,
Сам я родом из детдома,
От статьи отмазаться не смог.
Адвоката приставило начальство,
Не смог судью он озадачить,
Мне предлагает государство
За детдомовскую пайку отбатрачить.
Обменял на сахар сапоги
И на кучку разных сладостей,
Не ел в детстве пироги,
Видел много гадостей.
Тащу арбу, как бык,
Вожу горячие детали,
Я с детства к карцеру привык,
Часто в темную сажали.
Бригада будет рада,
Новичок уперся рогом,
Я – как гильза от снаряда,
Качусь по лагерной дороге.
Сучий не писать диктант,
Влиться в лагерное братство,
Я на зоне вечный арестант,
Больше некуда податься.
Я от кузницы оглох,
Как в самолете суперскором,
Лучше б я в пакете сдох,
Что нашли когда-то под забором.
ПРОЩАЙ, КИЧМАН!
Белеет ниточка вольфрама,
Свет не гасят никогда,
К концу подходит драма,
В пойке булькает вода.
Воровская выбрана дорога,
Святое дело – чифирнуть,
Соблазнов в жизни много,
Тернист, неровен путь.
Завтра примет осужденка,
Приговор готов в суде.
Прощай, подруга шконка,
Прошлась ты тихо по судьбе.
Прощай, стреноженный кичман!
Отпустят шлюзы за порог,
Жизнь – отложенный обман,
Все больше рельсы поперек.
Свет не гасят никогда,
Чифир поставили на кон,
Везут этапы поезда,
Не спит столыпинский вагон.
Столыпин тоже пьет чифир,
Он этапу очень рад,
На вахте дремлет конвоир,
Обнял служивый автомат.
У нас пошла по кругу пойка,
Чифир глотают без нажима,
Ждет размеренная двойка,
Зона строгого режима.
Белеет ниточка вольфрама,
Как ни старайся – не задуть,
От кичмана и до храма
Нелегким будет путь.
СВИДЕТЕЛЬ ПРАВИЛЬНО ЛАСИТ…
Свидетель правильно ласит,
Фемиде гонит сказки,
Два петра статья гласит,
Надо думать об отмазке.
Народу – целый коллектив,
Родня – для чувства локтя,
Прокурор увидел рецидив,
Влил немало дегтя.
Опер выступил из МУРа,
По полной грузит тоже,
Подельник мой – Фигура,
Сидит и строит рожи.
Один за всех отмазку пру,
Смазал важные детали,
Обвиненья все не по нутру,
На трешник за день наболтали.
Сказал бы бюргер "швах",
Но впрягся адвокат мой смело:
"Подзащитный мой не при делах,
Шьют ему позорно дело".
Конфуз вышел по ходу прений,
Терпила – песенный фонарщик,
Он не знал глубокой фени,
На меня кричит тюремщик.
По делу прекратились прения,
Терпиле нечего сказать,
Москвич в пятом поколении,
Просит примерно наказать.
Судья захлопнул том,
Ему на доску наши рожи,
Каким огреет он кнутом –
Узнаем на часик позже.
ГЛАЗ НАТЯНУЛИ НА ЗАДНИЦУ…
Глаз натянули на задницу,
Всем надо видеть лесть,
Евреем он был по отцу,
Моисеем представили здесь.
На сцене смеялся, печалился,
Сыграл и спел все, что мог,
На зоне, вроде, не чалился,
За лавровый бился венок.
Писал относительно мягко,
Боялся убойного ринга,
В бок кольнула булавка,
Но только не острая финка.
Жалел распятого Христа, –
Тянут страдальца на Мессию,
Не закрывал на работе рта,
Спасал от нечисти Россию.
По понятиям он ссучился,
Записан в редкие страдальцы,
А он с похмелья мучился,
В рот засовывая пальцы.
На манекен натянут пальто,
Поставят по паркам, аллеям,
В России ты – никто,
Если не родился евреем.
Себя скоблил полгода,
Уперся в основателя Петруху,
Много было разного народа,
Русским надо быть по духу.
Растратил безвольно силу,
Остался в душе полукровкой,
Не вытянул русскую жилу,
Хоть извивался веревкой.
ЧУЖОЙ ГЛУХАРЬ
Я скоро приеду, мама,
Молодой, свободный, довольный,
Звон колокольный из храма –
Праздник великий, престольный.
Поставлю за здравие свечку,
Бог мне один судья,
Посижу один на крылечке,
Мне чужая досталась статья.
Фарисеи твердят о законах,
Большие чины и сошки,
Полно невиновных на зоне
Хлебают из лагерной плошки.
В камерах тесных и душных
Дают мордобоя уроки,
Страна слепых, равнодушных
В большом погрязнет пороке.
Не "с Богом" кричат, а "к черту",
Сатанеет вся вертикаль,
Создали такую когорту,
Что льет на закон фекаль.
Я вернулся из лагеря, мама,
Прошел мандраж и испуг,
Буду двигаться прямо,
Порочный отбеливать круг.
Правду не любят законы,
Токуют кругом глухари,
Мундиры не держат иконы,
Готовь на крайняк сухари.
Плотно придется молиться,
Богу нельзя попенять,
Чтобы в двери ломиться
Честь свою отстоять.
ЕСЕНИН
"Есенина видели пьяным", –
Ползет шепоток, шурша,
Не был Сережа бакланом,
В просторы рвалась душа.
Доставляли, бывало, в участок,
В скандалах погряз, кутеже,
К криминалу не был причастен,
Не замечен был в грабеже.
Кабацкая пелась Москва,
Было что-то в нем напускное,
Шумела в дубравах листва,
Сердце болело весною.
Талантливый Божий раб,
Он мало писал про Ленина,
Поэтом сисястых баб
Прозвали Сергея Есенина.
Не дал ему город крова,
Бульдожьей не было хватки.
"Околела в деревне корова"
Запишет намедни в тетрадке.
Родину честно славил,
Она тебе будет сниться,
Ты б добровольно ее не оставил,
Страну березового ситца.
Город разбойник и вор,
Совесть его не гложет,
Зачитали тебе приговор
Продажные красные рожи.
Неведомо тем подонкам,
Что под друзей косили –
В любой захолустной сторонке
Будут помнить тебя в России.
ДОМОЙ
Отпустите мальчишек домой,
Им надо по-новой прожить,
Им надо гулять под луной,
Девочек надо любить.
Заблудших детей простите,
Милосердными быть пора,
На волю их отпустите,
Для них это – просто игра.
Упраздните суровые меры,
Будьте детям друзья,
Со взрослых берут примеры.
Бог вам помощник, судья.
Дорогие мальчики, девочки,
Страшен первый срок,
Впитают тревогу зрачки,
Не пройдет безоглядно урок.
Срок бывает один,
Дальше идет приложение,
Остался в душе "гражданин",
Остались тоска, унижение.
В руке служебный портфель
Двигает выше спесь,
Адский дремлет коктейль,
Взорвется когда-то смесь.
Многое надо отдать,
Чувства тонут в слезах,
Не узнает родная мать,
Жестокость мелькнет в глазах.
Отпустите на волю ребят,
Лучше окажется всем,
Правоведы о них не скорбят,
Уходят от важных тем.
Ребята вернутся домой,
Залечат душевные раны,
Пусть поспорят с судьбой,
Построят лучше планы.
РЕКИ ВПАДАЮТ В МОРЯ
Реки впадают в моря,
Берега покрыты туманом,
Покатилась жизнь моя
По зонам и дальним кичманам.
На просторах великой страны
Оставил заметные метки,
Мелодия звонкой струны
Неслась со мной с малолетки.
Песни блатные звучали,
По два квадрата на брата,
За горьким крепким чаем
Пели о дружбе ребята.
Горели, как сердце Данко,
Было жарко от нашей искры,
Мешали мы на гражданке,
Спрятали очень быстро.
Летели перистые клином,
Нам долго не видеть юга,
Рано я стал гражданином,
Метет холодная вьюга.
Презирали холуйство и месть,
Большим запасались терпением,
Есть в страдании прелесть,
Вспыхнет душа озарением.
Давно расписаны роли,
Звонок по минутам звонит,
Мимолетная радость неволи
Искру надежды заронит.
Нету в неволе резона,
И вроде сиделец не рад,
И только русская зона
Тянет и тянет назад.
ШАНХАЙСКАЯ БАЛЛАДА
Как-то с другом буханули,
Хватили, видно, через край,
Пошли до дому напрямую
Сквозь заброшенный Шанхай.
В авоське – водка, закусь,
И настроение хоть куда,
Идем, глядим – на-кось:
Из земли торчит труба.
Наверно, это баня,
По черному топилась клеть,
Пузырь решили раздербанить,
Под солнцем мирно побалдеть.
Между речкою и домом
Поднялась балдоха выше,
Мужик подходит с ломом:
"И что мы делаем на крыше?
Ничего не выдумали краше?
Собирайте быстро шмотки".
Но на предложение наше
Согласился выпить водки.
Он представился как Дэн,
Прилипло погоняло Шмель,
В Шанхае он абориген,
Как раз родился в оттепель.
В зоне чалился разок,
На бирже профиль узкий,
Водку наливали на глазок,
Пили быстро без закуски.
С Дэном перешли на ты,
Много общих точек,
Подошли его кенты,
Описать не хватит строчек.
Принесли паленой водки,
Название "Русские узоры",
Понесли по кругу сотки,
Громче стали разговоры.
Решили побороться два соколика,
Зевак полтора десятка,
Отдельного достойны ролика,
Под нами затрещала матка.
Открытым был капкан,
Вели себя очень глупо,
Пьяный наш шалман
Свалился вниз в халупу.
Друг ударился хребтиной,
Упал, как видно, на орла,
Лежал, завален глиной,
Сверху – пьяные тела.
Всех накрыло потолком,
Орали два шанхайца,
Упала кастрюля с кипятком,
Обварила бедным яйца.
Дэн упал на печку,
В кровь разбил макитру,
Придется ставить свечку,
Выпить горькую поллитру.
Я отделался испугом,
Не клял в сознании мать,
По сравнению с другом –
Упал прямо на кровать.
Соседи прибежали Дэна,
Все в полной непонятке,
Надо выручать из плена,
Торчат где головы, где пятки.
Растащили наш шалман,
Нам по пьянке невдомек,
Подогнали даже кран,
Приподняли потолок.
Буханули снова с другом,
С собою взяли по одной,
Домой плетемся цугом,
Шанхай обходим стороной.
СВИНЦОВЫЕ НИЗКИЕ ТУЧИ…
Свинцовые низкие тучи
Коснулись крылом террикона,
Загнал непредвиденный случай,
Уголь кидаю с вагона.
Малолетка ушел в криминал,
Сосед на атасе тупит,
Правду диспетчер сказал –
Вагоны загонит в тупик.
Идейный сосед-вдохновитель
Скомандовал вовремя: "Пли!"
Противна, холодна обитель,
Мимо проходят рубли.
Под майским лазурным небом
Оркестра победная медь,
Очередь вьется за хлебом,
В очередь надо успеть.
Отгремел по фронтам динамит,
Суровая, мирная быль,
На гармошке играл инвалид,
Рядом приставлен костыль.
Гимнастерки, медали, шинели,
Женщин веселые лица,
Песни победные пели,
Отпылали над лесом зарницы.
Достали женщины платья,
Мужчинам некогда пить,
Жаркими были объятия,
Спешили они долюбить.
Обживали покинутый угол,
Каждый военный – фартовый,
И даже за скинутый уголь
Слегка журил участковый.
Льдом покрылись реки,
Год начинался новый,
Потянулись на волю зэки,
На крыльях летает участковый.
Денег – наплакал кот,
Снимали часы и лепень,
Братва вошла в оборот,
Гоп-стоп прокуроры лепят.
Сел сосед за грабеж,
Подломил с кентом магазин,
Выручки было на грош,
Я остался в бараке один.
Узрела быстро малина,
Пропадают бесхозные руки,
Взрослого шла половина,
Постигала криминала науки.
На отца лежит похоронка,
Мать давно на погосте,
На малолетке – жесткая шконка,
Зарулил к хозяину в гости.
Нету кровной обиды,
Боль не стучит в висок,
Черные выпали виды,
Вовремя дали кусок.
Бывает, одет с иголки,
И на зоне лихие года,
Есть овцы и хищные волки,
Так было и будет всегда.