Успокоенный Рустам побежал загружать самолёт, а я вместе с лётчиками сел в вездеход и отправился в Мирный. Несколько минут езды - и меня вместе с вещами выгрузили у входа в какое-то подземелье. Я спустился по лестнице вниз и столкнулся лицом к лицу с выходящим из своего кабинета Владиславом Иосифовичем Гербовичем. Он испытующе посмотрел на захмелевшего от кислорода гостя и, видимо, понял, что общаться тот может только с подушкой. Поэтому, не обращая внимания на мои довольно-таки неуверенные протесты, начальник ввёл меня в крохотную комнатушку и велел отдыхать. Бормоча про себя: "Зачем отдыхать, вот ещё - отдыхать, что я, в санаторий приехал?" - я кое-как сорвал с ног унты, сбросил каэшку, рухнул на постель и проспал двадцать часов подряд.
Остров пингвинов
О Мирном много писали. Читатель, знакомый с превосходными книгами Трешникова, Смуула и Пескова, знает, что расположился Мирный на берегу моря Дейвиса между двумя сопками, Комсомольской и Радио. С Мирного началось освоение Антарктиды советскими полярниками. В феврале 1956 года на этот, тогда ещё пустынный, берег пришли люди и, к превеликому удивлению нескольких тысяч пингвинов, развили бурную деятельность. Со времени первых зимовок Мирный неузнаваем. В наше время, когда города и посёлки растут вверх, он ушёл вниз - жилые дома, образующие улицу Ленина, давно занесены многометровым слоем снега. Так что ныне обсерватория Мирный - посёлок подземный, вернее, подснежный, наверху торчат лишь макушки тамбуров размером с небольшой курятник, что сдают в окрестностях Москвы дачникам в разгар сезона. Правда, несколько домов не засыпаны и гордо возвышаются на поверхности - необъяснимая аэродинамическая загадка.
С разных сторон Мирный окаймляют зоны ледниковых трещин. Прогуливаться в этих зонах - занятие бесперспективное, ибо глубина трещин, как говорят в Антарктиде, - "до конца географии". Через посёлок проходит Южный полярный круг, о чём свидетельствует столб, врытый в снег специально для фото- и кинолюбителей. По количеству израсходованной на него плёнки этот столб занимает второе место в мире (после Эйфелевой башни).
Берег обрывается отвесным ледяным барьером, прикрытым снежной шапкой. Здесь рекомендуется вести себя сдержанно и по возможности не зевать, ибо падение с барьера на припайный лёд - а такие случаи, увы, бывали - сулит до чрезвычайности мало хорошего. Лишь в одном месте, на мысе Мабус, барьер пониже, и на припай спускаются отсюда.
На Комсомольской сопке стоит огромная цистерна, верх которой образует смотровую площадку. Лучшего обзора для любознательного зеваки и придумать невозможно. Впереди, насколько хватает глаз, льды и впаянные в них айсберги: столообразные и пирамидальные, карликовые и гигантские, строго геометрических очертаний и бесформенные. На них можно смотреть долгими часами (если больше нечего делать). Ощущаешь гордость (вот куда забрался!) и радость (слава богу, не навсегда, а на сезон).
Кроме айсбергов, составной частью пейзажа являются и несколько островков. Об одном из них сейчас и пойдёт речь.
Утром тридцатого января, очнувшись от своего богатырского сна, я установил, что сделал это исключительно своевременно. Проваляйся я в постели ещё час-другой - и потом мог бы всю жизнь рвать на себе волосы. Но я встал, пошёл умываться, и меня окликнул начальник экспедиции.
- Припай трещит, - сообщил он, снаряжая кинокамеру. - Сегодня, пожалуй, последняя возможность увидеть пингвинов в их резиденции. Завтра припай вскроется, и выход на лёд будет запрещён. Если хотите, можете пойти с нами.
Горячо поблагодарив Владислава Иосифовича за приглашение, я помчался в кают-компанию завтракать. За столом сидели Григорий Мелентьевич Силин, заместитель Гербовича, и начальник отряда геофизиков Рюрик Максимович Галкин. Они чинно ели манную кашу.
- Идёте к пингвинам? - удивился Силин. - Ну, ну… Я бы на вашем месте трижды подумал.
- Сегодня ничего не стоит провалиться, - уточнил Галкин. - Сверху снежок, а под ним вода.
- Знал я одного, - припомнил Силин. - Тоже хотел посмотреть на пингвинов…
- Да-а… - вздохнул Галкин. - Ну, до свидания… Может, ещё и увидимся…
- Неужели так опасно? - с искательной улыбкой спросил я.
- Ну, как вам сказать… - задумчиво произнёс Силин. - В случае удачи… Вы ведь не один пойдёте? Вытащат как-нибудь.
Манная каша застряла у меня во рту. Галкин прыснул, а Силин осуждающе на него посмотрел…
С барьера мы спустились по лестнице. Припай дышал: лёд поднимался и опускался, всхрапывая и тяжело втягивая в себя воздух. Паутинками разбегались трещинки, к которым я ещё на дрейфующей станции привык относиться с большим уважением. По такому льду мне ещё гулять не приходилось, и, честно говоря, я был слегка озадачен. Скажи Гербович: "Пожалуй, нужно возвращаться", - и вряд ли он нашёл бы подчинённого, который с большим энтузиазмом выполнил бы это указание. Но Владислав Иосифович невозмутимо шествовал впереди, а мы гуськом шли за ним, не обгоняя: не столько потому, что обгонять начальника экспедиции неприлично, сколько потому, что весил он значительно больше каждого из нас, и было ясно, что там, где пройдёт начальник, пройдут и остальные.
На льду валялись тюлени. Разодетые в пух и в прах в модные нерповые шкуры, они дремали на солнышке - занятие, доставлявшее им явное удовольствие. При нашем появлении они сонно поднимали головы, тупо соображая, как отнестись к новым знакомым, а сообразив, плюхались в ближайшую полынью и высовывали оттуда обиженные морды, бормоча про себя: "Грелись спокойно, никому не мешали - и на тебе, навязались на наши головы". Лишь один изысканно одетый франт оказался философом - так хорошо было ему валяться на тёплой льдине. Он сонно поглядывал на нас восточными чёрными глазами и со снисходительным презрением позировал - понимал, бродяга, что ему всё равно ни одной карточки не пришлют.
Когда мы оказались на ближних подступах к острову Фулмара, пингвины выслали навстречу парламентёров. Десятка полтора чопорных джентльменов, облачённых в черно-белые фраки, приблизились к нам, внимательно осмотрели и, не поздоровавшись, повернули обратно. Видимо, таков у них обычай, и не будем судить их строго: в чужой монастырь со своим уставом не ходят. Биолог Виктор Каменев, наш гид, изучающий пингвинов уже вторую экспедицию, сообщил в утешение, что даже с ним, казалось бы, своим человеком, пингвины далеко не всегда раскланиваются. Так, буркнут себе под нос что-то вроде: "Ходят тут всякие…" - и показывают спину.
Остров Фулмара, это нагромождение отшлифованных ледниками скал и валунов, был сплошь усеян пингвинами Адели. Вам не доводилось бывать на восточном базаре, где тысяча продавцов разрывает на части сотню покупателей, выстреливая при этом миллион слов в минуту? Представьте себе ещё, что в различных углах базара в этот момент ловят дюжину воришек. Так вот, по сравнению с островом Фулмара на том базаре стоит больничная тишина. На своём веку я немало прожил в коммунальных квартирах, всякого насмотрелся, но таких склочников, как адельки, ещё не видел. Просто диву даёшься! Выйдя из дому на прогулку в небольшой компании, пингвин подтянут и неразговорчив, он ведёт себя со сдержанным достоинством, ни на йоту не отступая от правил хорошего тона. И тот же самый пингвин, которого и по плечу не решишься похлопать, опасаясь презрительного "Не забывайтесь, милейший!", сразу же превращается в развязного скандалиста, стоит ему вернуться домой. И таких "фруктов" на острове многие тысячи!
А дети? Яблоко от яблони недалеко падает: одетые в коричневый пух сорванцы, дурно воспитанные уличные мальчишки переворачивают остров вверх дном. Они толкаются, дерутся, орут благим матом, натравливают друг на друга родителей и непрерывно наскакивают на них, требуя пищи. Дай им ещё рогатки - и порядочному человеку пройти по острову было бы невозможно.
Вечно голодное, ненасытное подрастающее поколение то и дело гоняет родителей за хлебом насущным. Взрослые пингвины спускаются на припай, ныряют в воду и охотятся за рыбой, ни на мгновенье при этом не забывая, что и сами они - лакомое блюдо для морских леопардов и касаток. Как только поблизости появляется враг, пингвины включают сигнализацию и выскакивают из воды, словно подброшенные катапультой. А съеденная рыба превращается в их организмах в калорийную диетическую пищу, которую они отрыгивают в пасти детёнышам.
По отношению к нам пингвины соблюдали более или менее доброжелательный нейтралитет, не допуская, однако, излишней фамильярности. Стоило подойти к самому, казалось бы, положительному пингвину и погладить его по головке, как он щетинился и с негодованием отходил в сторону. А один праздношатающийся и наверняка подвыпивший субъект вообще допустил хулиганскую выходку: без всякого повода бросился на начальника экспедиции и пытался пробить клювом его сапог. Но силы оказались неравными, и забияка бежал, преследуемый ироническими выкриками своих сородичей.
От большой неприятности избавил меня Виктор Каменев. Когда я хотел взять на руки и приласкать одного очаровательного малыша, Виктор посоветовал этого не делать. Он припомнил, как один неопытный полярник тоже решил посюсюкать над пингвинчиком и прижал его к своему сердцу, а потом неделю отмывался и жил изолированно от коллектива - даже самые близкие друзья были не в силах более двух-трех минут наслаждаться его обществом…
Антарктида - заповедник, всякая охота здесь запрещается. Зная об этом, пингвины чувствовали бы себя в полной безопасности (на суше, но крайней мере), если бы не поморники. Эти огромные, размером со среднего орла, птицы с отвратительным клёкотом летают над островом, высматривая, где что у пингвинов плохо лежит. К счастью, поморники - орлы с сердцем курицы, на взрослых аделек они нападать боятся, но расшалившийся детёныш, выбежавший на улицу без присмотра, рискует так и не дожить до седых волос. Поэтому служба оповещения у пингвинов работает круглосуточно. Это только непосвящённым кажется, что адельки каркают без всякого смысла, на самом деле они непрерывно вещают: "Дети, поморник не дремлет! Слушайтесь папу и маму, - и мерзавец останется без обеда!"
Третья разновидность живности на острове - серебристые буревестники, небольшие, размером с наших голубей, птицы. Одни из них высиживают яйца, другие согревают своим телом крохотных нежно-белых птенцов, на которых с вожделением поглядывают поморники. К нам буревестники отнеслись с симпатией: позволяли себя фотографировать, а Каменеву - даже окольцовывать свои лапки. Буревестники охраняют птенцов по очереди, сменяя друг друга: один сторожит, а другой уходит на добычу. Мы провели на острове несколько часов, не в силах расстаться с пингвиньим царством. Каких только картин здесь не увидишь! Вот два десятка аделек неожиданно выстроились в колонну по одному и двинулись вниз, на припай. Подойдя к разводью, они посовещались и послали на разведку в океан добровольца - нет ли поблизости касатки. Прошло несколько секунд, и доброволец, вертикально выпрыгнув из воды, шлёпнулся на льдину. Его окружили пингвины.
- Еле успел унести ноги! - возбуждённо прокаркал он.
- Касатка? - расстроились приятели. - Ты не ошибся?
- Поди проверь, - усмехнулся доброволец. - Уж кого-кого, а касатку, которая моего деда скушала, я за версту чую.
И охотники уныло поплелись домой.
На драку пингвины бегут смотреть толпами. Пока две адельки наскакивают друг на друга, зеваки деловито переговариваются и оценивают шансы. Насмешки, обидные реплики, очаг склоки перемещается, на шум прилетают поморники - и мелкие личные дрязги уходят на задний план: объединёнными усилиями пингвины обращают своих врагов в бегство. Если отдельно взятый пингвин - дружеский шарж на человека, то колония пингвинов - остроумная пародия на коммунальную квартиру, этакую гигантскую "Воронью слободку".
Есть среди пингвинов и отдельные выдающиеся личности, которыми гордится все племя. Об одном из них, знаменитом ныне "землепроходце", рассказал Виктор Каменев, когда, напрыгавшись по скалам в поисках ракурсов и не сломав себе шеи, мы уселись на тёплый валун и решили передохнуть. Вдали утопали в голубом свете фантастические айсберги, терпеливо ждущие своего Рокуэлла Кента, внизу адельки осыпали последними словами поморников, повсюду на припае мирно загорали тюлени.
Антарктическая одиссея, или Необыкновенное путешествие пингвина Жоры
Это произошло в январе 1966 года, в Одиннадцатую антарктическую экспедицию. Прогуливаясь по острову Фулмара, Каменев обнаружил среди группы праздношатающихся аделек окольцованного пингвина. Заинтересовавшись, биолог взял у него интервью. Пингвин оказался важной птицей. Косясь на своё кольцо и пыжась от гордости, он буркнул, что временем, к сожалению, не располагает, но кое-какие сведения из его биографии хранятся в досье у американского биолога Ричарда Пенни.
- Вы с ним знакомы? - почтительно спросил Каменев.
- Да, довольно коротко, - кивнул пингвин, - я подкинул ему материальчик для диссертации.
- Не подскажете адрес?
- Пожалуйста. Ледник Росса, станция Мак-Мердо. У вас все?
- Извините, ваше имя?
- Пенни назвал меня Джорджем. По-вашему, кажется, Жора?
- Если позволите, когда можно вас навестить?
- Я принимаю по средам после полдника. Честь имею!
Жора церемонно поклонился, дал подзатыльник некстати подвернувшемуся карапузу и торжественно прошествовал на припай, провожаемый уважительным перекаркиваньем собратьев.
Придя домой, Каменев радировал своему коллеге, что встретил пингвина с кольцом номер 509-71127, причём владелец кольца утверждал, что лично с ним, Ричардом Пенни, коротко знаком. Так ли это?
Оказалось, что Жора рассказал чистую правду. Пенни сообщил, что в конце 1964 года во время одного из своих визитов в Мирный американцы вывезли на Мак-Мердо штук сорок пингвинов, окольцевали их и выпустили на свежий воздух. К пингвиньим ластам были прикреплены небольшие баллончики с краской, которые отмечали путь. Цель эксперимента - выяснить, действительно ли пингвины обладают уникальными навигационными способностями. За продвижениями птиц некоторое время следили при помощи теодолита и убедились, что направление они выбрали правильно: курс был взят на Мирный. В заключение Пенни выражал живейшую радость по поводу того, что Джордж успешно завершил путешествие, и просил низко кланяться.
Таким образом, было установлено, что Джордж не мелкий лгунишка с непомерным самомнением, а воистину великий путешественник: за одиннадцать-двенадцать месяцев, делая в среднем по тринадцать километров в день, он преодолел четыре тысячи пятьсот километров труднейшей дороги! Как он ухитрился добраться до Мирного, не имея при себе ни компаса, ни рюкзака с продуктами? На попутных машинах? Но Пенни клялся, что у Джорджа не было с собой ни цента. Загадка, да и только! Короче говоря, в ближайшую среду после полдника Каменев нанес Жоре официальный визит и пытался выведать у него тайну обратной дороги. Не тут-то было!
- Наверное, вы ориентировались по Солнцу? - забрасывал удочку Каменев.
Но Жора становился глух, как тетерев.
- Да, завтра четверг, - отвечал он.
- Может быть, вы владеете аппаратурой для ориентировки по магнитному полю Земли? - умоляюще допытывался Каменев.
- Хорошая сегодня погода, - невозмутимо констатировал Жора.
- Вы, извините, эгоист! - сердился Каменев. - Неужели вы не понимаете, что разгадка ваших навигационных способностей имеет колоссальное прикладное значение? Пингвин без высшего образования решает сложнейшие астрономические задачи! Как он это делает? Рассказывайте, включаю магнитофон.
- Какие галоши? - переспрашивал Жора.
Так и не раскололся, бродяга!
Но всё-таки кое-что из Жоры удалось вытянуть.
- Ричард Пенни надел мне на ласт кольцо, признав тем самым, что я не простой пингвин. Честно скажу, многие, которые неокольцованные, мне завидовали, а от поклонниц не было отбоя. Скажи я хоть слово, мигни одним глазом - и любая красотка там, на леднике Росса, отдала бы мне ласт и сердце. Но душа моя оставалась на Фулмаре, и я, преодолев искушение, пошёл домой…
- …ориентируясь по…, - вкрадчиво подсказал Каменев.
- …быть может, по Солнцу, - ухмыльнулся Жора, - или по магнитному полю, или по чему-то третьему. Как вы уже знаете от Пенни, который присобачил ко мне баллончик с краской, шёл я вдоль кромки припая. Так что рыбой был обеспечен. А наш брат пингвин, хорошенько подзаправившись, может хоть месяц обходиться без пищи. В этом наше большое преимущество перед вами, с вашим непременным трехразовым питанием мы бы имели слишком много шансов удовлетворить ненасытный аппетит касатки. Поэтому я держал ухо востро, во время рыбалки не отплывал и на два шага от кромки льда. Не могу забыть, - Жора удовлетворённо хмыкнул, - одну касатку. Только я окунулся, как она уже была тут как тут: облизнулась, закрыла от предвкушаемого наслаждения глаза, разинула пасть, а я прыг - и на льдине. Две недели таскалась за мной, негодяйка! Осунулась, похудела, но следила за каждым моим шагом - очень уж ей не терпелось отведать, каков я на вкус. Две недели у меня во рту маковой росинки не было, но я выдержал!
И Жора гордо посмотрел на почтительно притихшего Каменева.
- Метели были неистовые, - продолжал Жора. - Плохо пингвину в пургу одному. Когда нас много, мы сбиваемся в толпу и своим теплом спасаем друг друга. А я вынужден был прятаться на айсбергах, заползал в торосы. Страшно даже подумать, что было бы, если бы меня засыпало снегом: попробуй выберись без посторонней помощи!.. И всё-таки дошёл. Как увидел родные острова, даже слеза прошибла. И вот я дома, в родной семье. Меня уважают, со мной советуются, я удовлетворён. Ваше время истекло. Если хотите, можете меня сфотографировать, но без магниевой вспышки. У меня и так, знаете ли, близорукость.
- Такова подлинная история пингвина Жоры, великого путешественника, - закончил Каменев свой рассказ. - К великому сожалению, вернувшись в этом году в Антарктиду, я его не нашёл. Исходил все острова, наводил справки - Жоры и след простыл. То ли он возжаждал новой славы и отправился на поиски приключений, то ли его подстерегла та самая касатка… А я хотел сообщить Жоре, что у него появился серьёзный соперник. Недавно в одном популярном журнале, который любит сообщать занимательные факты, появилась прелюбопытная заметка: полярники окольцевали на Северном полюсе пингвина Адели, выпустили его, и этот пингвин пришёл в Мирный. Когда я запросил редакцию, откуда они получили столь удивительную информацию, мне честно ответили: "Из зарубежного журнала со ссылкой на французские источники". Видимо, этот пингвин долетел на самолёте до Диксона, там сел на ледокол, добрался до Ленинграда и затем на "Оби" дошёл до Мирного - другого объяснения я не нашёл…
Мы ещё долго сидели на валуне, греясь на солнышке и беседуя на пингвиньи темы. Я обратил внимание Каменева на растрёпанного пингвина, который скандалил с двумя соплеменниками, и поинтересовался, по каким причинам эти приятели могут ссориться.