Время вспять ведёт, всё зло выведет.
А как встанет-то колесо её -
Так и быть беде на весь род людской.
Сквозь торопливый шёпот явственно прозвучал хлопок. Потом вошла Рогнеда и, встретившись взглядом с сестрёнкой, подняла руку - якобы ресница выпала. Из-под рукава заметно было: над губой собралась в усы юшка. Тут вбежала Любашка. Старшая быстро утёрлась рукавом.
- Красена с Горей где?
- В девичьей. Кто-то котёнка нашёл, хотят забрать.
- Как знают. Кашу с огня сними.
- Я тоже хочу котёнка! - Добричка бросила рукоделие и рванулась за добычей.
- Шитьё своё прибери, - сказала Рогнеда. - Хозяйку не гневай.
Хильдико показалось, она имела в виду себя.
Любашка поймала девочку в дверях:
- Делай, что сестра говорит.
Добричка с тяжёлым вздохом подчинилась.
Хильдегарде задумалась. Будущая невестка её не занимала. Если с кем здесь и надо считаться - это с Рогнедой. Но не водить соколице дружбу с гадюкой. Сестёр вроде любит, а остальные все ей враги. Разве так можно?
V
Велик был княжеский табун: шесть десят голов, не считая приплода. Дорого зять оценил злобу тестя. Полянин-маджак пригнал Ростиславу коней и кобыл поровну: всё гнедых да серых, привычных к холоду, ветрам и степному бескраевью. Тесно должно быть им в полесье. Заживут ли там кони - солнцева кровь - у Кривовых внуков, что только лесное зверьё знают? Ковать и заговаривать водили их в конец кузнецкий, к тем, кто с Огнём по-братски и к Солнцу поближе. Там не поверили, что князь управится с таким богатством. Известно, какой пастух из серого. Но Ростислав сказал:
- Конь - он кто? Животина. За животину наш Родитель и в ответе.
И стала волчья стая сторожить табун. Летом - на выгоне, близ усадьбы. В холода - на конюшнях, чтоб уберечь. Летом лесные своими сыты, а в зимний голод могут и наведаться. Родню бить не будешь, да скотину-то жалко. Сведёшь им на прокорм одну - иль две: Родитель-Велес тоже кушать должен. А остальных - стеречь.
Были кони гнедые да серые, точно бурая руда или железо. Раскалённым клинком засиял среди них белый хорезмец. Невидимкой в бою пройдёт - раз без цвета. Белым вихрем гибель принесёт. Так и назвали - Вихрем.
Оседлал его Ростислав, шагом, бегом пустил вдоль заплота. Резов конь, ему бы раздолья. Вышли за город, к берегу. Рысью гнал его князь до Комоньего Вражка, где обрыв в человеческий рост, а под ним отмель, подойти можно к самой воде, место самое для водопоя.
Резов конь, седока не почуял. А всадник не молод. Потому ли, поэтому - вылетел князь из седла, да и пуще - ногой застрял в стремени. Если бы за куст не уцепился - не вытащил бы. Как только выдернул - сам удивился.
Сыновья хотели проучить варяга, чтоб жеребцов не перехваливал, раз ни бельмеса в них не смыслит.
- Да ни при чём здесь он, - возразил отец, вытирая расцарапанные руки подорожником. - Это доченька, ведьма. Подумаешь, оплеуха… Пальцем тронуть нельзя.
Светан поднял его и хотел отряхнуть плащ.
- Тихо, спину ушиб.
- Уж я, батько, оттаскаю её за косы.
- Да разберись уж с сестрой и с женой. Дитё твоё, чай?
- Рогнедино-то? Я второй год к ней не подхожу.
- А пока Милка брюхатая?
- Что тут, девок больше нет? Стой, ты счас не дойдёшь. Давай донесу.
Младшие тем временем поймали Вихря. На следующий день, когда отец отлёживался, Светан пытался усовестить Рогнеду, Любашка примеряла свадебный наряд, а свеи успокаивали Аскольда, братья объезжали коня одни. В седло поднялся Владко: его животные слушались. Его собственный конь - вороной, беспросветной черноты, больше никому не подчинялся. Ещё прежний хозяин оставил его полудиким, считая, что кроме случки, его ни на что не применишь. По сравнению с Вороном Вихрь был несказанно тише. Владко, понятно, заскучал. Дёрнуло его с братьями показаться в город. Прошлись по Коростеню Волкодлак, Волох и Булгарин, сосчитали плетни, взбили пыль периной. Люди чурались, плевались, высекали огонь, видя, как белая навь несётся не касаясь земли и прыгает в реку. Оттуда, небось, и явилась.
Вдоволь навеселились братья, искупали коней, вернулись в терем как ни в чём не бывало. Только зашли к отцу, похвастали, что укротили, что жеребец будет слушаться, как прибежал Векша. Сказал, воевода пожаловал. Ростислав покряхтел, взял посох и спустился во двор.
Воевода Стоян ведал общинными воями. Против дреговичей и берзичей он тогда собирал ополчение. Был он знатен, князю норовил всегда наперерез, ревнуя, что за судом горожане идут к Ростиславу, даром что за тем слава бойника, а народ её уже побаивается и сыновей волчьему братству не даёт. Побраниться с князем было делом чести. И опять он посреди двора, у крыльца, степенно стоит, заложив руки за спину. За ним собиралась толпа - послушать. Княжеские воины всех пропускали и очень живо переговаривались.
Ростислав поравнялся с воеводой, вонзил посох в землю:
- Здравствуй, соседушка.
- И тебе не хворать.
Вокруг князя собрались сыновья, даже Вешка с Радеем приспели, Светан их оттеснил: малы ещё. Из-за Стояновой спины недобро смотрел Ярополк - единственный сын воеводы. Княжичи его всё время задирали, ещё с тех пор, когда портов не носили, дразнили телком и яркой. На бычка он не походил: худой, хоть и в кости широкий. Но с годами грозил раздобреть, как отец - а уж тот был здоров словно тур.
- Угадай, княже, загадку, - нараспев говорил воевода. - На ветке болтается, в еду не годится.
- В игры пришёл играть?
- Не знаешь - парней своих спроси: вдруг подскажут, - Стоян блаженно улыбался, но лицо у него было красно - даже ярко-русый степнячий чуб точно выцвел.
Ростиславичи переглянулись и как будто на шаг отступили.
- А вот это - тоже не знаешь? - вынул руку из-за спины. Держал за шиворот дохлую кошку. - Сволочи твои копытом прибили да за плетень к нам закинули. Хорошо так закинули. На груше повисла.
Князь забыл про больную спину.
- Леса вам мало, ты их в город охотиться посылаешь? Народ перепугали, стерву мне кинули, - кошка гневно тряслась вместе с рукой. - Жрите сами, вороньё!
- За тобой доедать не станем, - Ростислав приподнял посох, точно взвешивал. - Погостил - пора и честь знать. И гостинец свой забери.
Кошка полетела в князя. Он отряхнул корзно.
- Совсем страх потеряли? Над грушами своими драгоценными трясёшься? Погоди, приду за данью - не откупишься. Моих… детей… учить вздумал! Наш город - где хотят, там и ездят!
- Да провались ты куда поглубже со своими сынками ушибленными! Обхода зимнего им мало, они круглый год развлекаются! На днях поймали пса - и на грушу подвесили. Пошла ключница моя её трясти - псина на неё как грохнется! Полдня обеих искали! Ты припадочным своим скажи, чтобы к дому моему не приближались - по-волчьи, по собачьи - уж не знаю, как ты с ними разговариваешь, по-людски они не понимают. А если попадутся мне - сам подвешу за уды да потрясу, может, в голове у них чего прибавится…
- Ты детей моих не трожь. Говоришь, я у твоих век отобрал, чтоб своих наплодить - так я те последнего изведу, попомни!
Волк приготовился к прыжку. Тур нацелил рога.
- Да отойди ты от меня и щенков своих малахольных забери - вишь заходятся.
Радей и Владко согнулись пополам, Светан уже катался по земле. Князь поднял его за волосы.
- Чего устроили? Никто вас не подвесит. Я вам сам всё оторву.
И подзатыльниками погнал на крыльцо.
Воевода гордо удалился.
Зрители расходились.
- Да вас не просто уронили, а на шило! Ну ладно, эти без мозгов, но ты - женатый человек! С воеводой меня ссорите! Да за ним весь город и дружина собственная! А князя, если неугоден, и убить могут, не знаете что ли?
- Да я-то тут причём? Я вообще дома был. Вон, Рогнеду спроси.
- Помолчи про свою Рогнеду!
- Да не было его с нами, - подал голос Братислав. - Мы втроём. Меньшие тоже ни при чём. Ухо Радкино отпусти.
- Не она ли тут постаралась? - Светан оправил тесьму на лбу. - Ты позавчера её учил - с коня упал. Я - сегодня, так ты вот меня обвиняешь…
- Теперь уж мы с ней потолкуем, - заверил Булгарин.
- Сначала со мной потолкуй.
С посохом наперевес, как с копьём, отец затолкал их в двери.
VI
- Тятя! Тятя!
Князь повернулся на бок, погладил ногой Веснину щиколотку. Наложница сопела рядом, зарывшись в одеяло.
- Тятя! - Вешка потыкал его в плечо.
Снял со лба пряди, выплюнул волос:
- Ну чего тебе?
- Владко не просыпается. И Братин. И Святча.
- Ну подожди, рано ещё. Спят. Меня зачем разбудил?
- Они всегда рано встают, а сейчас не проснутся.
Весна положила руку на бедро мужа.
- Ладно. Сейчас. Иди пока.
Солнце свысока било в щели ставней. Сыновья всегда вставали раньше отца. Да, поучил вчера маленько. Но не того они здоровья, чтобы после порки слечь.
Натянул гачи, рубаху, нашаривал сапоги.
Весна села поперёк составленных лавок, пятками упёрлась ему в поясницу.
- Отстань, и так больно.
- Давай я Есю попрошу, она ж ворожка.
Есень была её старшей сестрой и жила на отшибе, поближе к лесу.
- У нас своя есть.
- Я с тобой!
- Да не ходи ты к ним! Ну как ты не поймёшь!
- Конечно, ты на мне не женишься, а я всё не пойму, - Вёсенка потянулась и стала переплетать медно-бурую косу. Глаза спросонья припухли. Полупрозрачный пушок над углами рта смотрелся так, будто она перепачкалась. Но князь-то знал её красоту.
- Не женишься, а взаперти держишь как жену. Вот пойду сегодня к Гордею…
- Ещё скажи куда и когда. Знать, избавиться от него хочешь, - конец ремня не попадал в пряжку. - Плащ где?
- На сундуке, в головах. Дай подколю.
- Уйди ты. У меня с детьми непонятно что, а ты нашла о чём говорить.
- Хоть скажешь, как всё обойдётся? Я в девичьей буду.
- Скажу.
Его встречали Вешка и Светан.
- Опять сестрица ваша? На них теперь отыгрывается?
- Она сама давно проснулась. С восхода бёрдом стучит. Рушник, говорит, последний успеть в приданое.
В сыновней горнице собрались уже вои и варяги. Посреди, на полу, мирно спали, прижавшись друг к другу, Владислав, Братислав и Святополк.
Отец отдышался:
- Ну спят - и что? Будить нельзя, сами знаете.
- Средний про мельницу бормотал, - ответил Гордей, тот самый, которого назвала Весна.
Была у Булгого такая привычка. Он и теперь что-то шептал в шею Святче. Тот лежал неподвижно, Владко вообще улыбался.
- Не похоже, чтоб мара их оседлала, - высказал Эрик. Кнуд был его другом, а Аскольда он принимал как родного. Конунг обычно во всём ему доверял, и сейчас был согласен. Уж слишком счастливые лица у княжичей.
Хильдико вклинилась между мужчинами:
- А что это за мельница? Все эту мельницу поминают. Вот, Доброгнева недавно расспрашивала, якобы есть в лесу мельница. А девушку на дороге помните?
- Мельница в Коростене одна, - возразил Аскольд. - На реке, как и водится. А у хозяев дочери были, это я помню.
- Я тоже помню, - кивнул Эрик. - Наверно, теперь и делят. А девичьи сказки - я б им не верил.
- Да нечего делить! - вскричал Ростислав. - Живы родители, дочерям делить нечего. Позавчера видал, когда Вихря на берег вывел…
- Я вот думаю, если мельница… - начал дружинник Лют.
- …то наш Дед ею ведает, - завершил князь. - Пойду просить. Один.
Там, где ели сплелись колтунами, растоптали поляну под капище. На столбе деревянном - человек не человек, зверь не зверь, в гнезде из еловых корней уселся. Спустился по ним Ростислав как по ступенькам, поставил перед Хозяином две кринки - с молоком и мёдом. Раскопал крышку ларца, врытого в землю, достал оттуда волчью шкуру. Надел - головой к голове, спиной на спину. Отпил по глотку из кринок.
- Велес-отец, зверям властитель, людям даритель, заплутали мои сыновья во сне рядом с мельницей. Чай, тебе ведомо. Помоги…
Льются на землю молоко и мёд - половина.
- …Наградил меня детками, думал, в радость будут…
Говорит Ростислав о своей жизни, допивает остатки.
Пьяный дым курится вокруг Велеса, сдвинулись деревянные брови.
Тихо в ельнике, голос впитывает, как земля подношение. Не разводит владыка костров, не сереют на поляне кострища. Только если изтрава - зажгут, есть сырое порой не сподручно, промерзает зимою дичь. Лес не любит огня, и Хозяин не любит - то скорей для Громовника.
Посидел перед идолом князь, помолчал напоследок. Снова спрятал волчину, взял посуду, поклонился и вышел из круга.
Дымно в гае, парит. Пахнет топью. Там, на запад, большие болота.
Ростислав вышел прямо к усадьбе - к задним воротам, где пускали телеги с дровами. Частокол огибала ватага: с двумя лодками на плечах, третью поставили на полозья и тянули как сани. Тот, кто шёл впереди, бросил лямку.
- Гой еси, здорав буди. Мы к нему, а его и дома нет. Марит у вас. Которую неделю дождя не было?
- Драгош, ты ли?
- Что я, так постарел?
- Да уж не помолодел.
- Обижаешь. Сам-то вполовину седой.
- Смотрю, соскучился ты по мне, - князь положил ношу в сани, со всеми здоровался и припал к плечу гостя. - Ну, воспитанник, зачем пожаловал?
- За дорогим товаром, аль забыл?
- Как забыть. Раз нашёлся жених на старшую.
- Как на старшую? Ты мне что обещал?
- Обещал, какая будет в возрасте.
- Так их две.
- А вторая просватана.
- Видно плохо у тебя с памятью, - Драгош стукнул его меж лопаток.
- Может и плохо. Не всё гладко у нас нынче. Сейчас сам увидишь.
Но пока уходил - сыновья проснулись. Рассказали, волками сновали по лесу, погнались за лаской. Далеко завела охота, чуть не до самой Припяти. Набрели в глуши на маленькую речку, а там мельница. Вышла девушка, позвала их, погладила. Братин клялся, похожа на Младу рядовичеву, Святча говорил - на Звеницу, Звениславу, дочку гридня Хоря. Владислав промолчал.
- Не согласен, - смеялся Булгарин. - Сейчас скажет, на Аскольдову сестру.
Владко показал кулак и пошёл умываться. До сих пор в голове стоял шум воды, пальцы чуяли под ногтями супесь, на загривке лежала девичья рука. А девица - и правда, вылитая Хильдико.
Князь Драгош
VII
Хильдико разрешили обедать со всеми. Брат перед свадьбой был в хорошем настроении, а древлянский конунг принимал новых гостей. В девичьей она услышала, это радимичи, с Присожья. Там один князь, Твердислав, отдавал своего сына Драгомира сюда на воспитание. А теперь этот сын вернулся - навестить дядьку. Вроде и не так чтоб молодой - старше Светана, лет двадцать пять-то будет. Вроде вдовец, жена умерла при родах. Вроде как ищет другую.
Хильдико оставила девиц прихорашиваться. Пока шла через двор, видела Ростиславичей с этим самым гостем и его дружинниками. Радимичский князь подбрасывал в воздух Вешку, потом Радея, потом спрашивал, помнят ли старшие, как развлекал их. Братислав отвечал, что помнят, и прыгнул ему на закорки. Тот носился по двору, распугивая кур, и ржал дурным голосом.
Хильдико не удержалась, остановилась посмотреть. Тут же подбежал к ней Владко, сам взмыленный, как жеребец, и по пояс голый.
- Видала, волк медведя оседлал?
- Ага.
- Он нас маленьких на себе катал. А ты сегодня-то придёшь обедать?
- Приду.
- А пляшешь хорошо?
- Я с братом буду. Ты совсем его не считаешь?
- Да что же он, не человек? Поймёт. Плясать все будут.
- Ну если все… Ну я пошла. Собираться.
Начистила песком застёжки-скорлупки, зашнуровала шёлковой тесьмой рукава, оберег закрыла янтарным ожерельем.
Аскольд защёлкивал обручья и поправлял изумрудный сёркр. Он любил этот цвет.
- Ты-то видел этого Драгомира? - спрашивал Бьорн.
- Нет, где мы могли встретиться? Он тогда прислал отряд - десятка три, но сам не приезжал.
- У него там своя усобица была, - добавил Ульф.
- Откуда там-то усобицы? Там один одаль на десять вёрст.
- Этого добра везде хватает. Переправу им кто-то спортил…