Просторный зал был заполнен мужчинами, и почти у каждого имелось оружие. Посетителей трудно было назвать воинами, ибо было непонятно, к какой армии их можно причислить. Одежда их отличалась такой пестротой, что у римлян зарябило в глазах. Видимо, поэтому на новых гостей никто не обратил внимания. Здесь были представлены наряды греческие, египетские, римские, сирийские и каких-то еще, одному Юпитеру известных, народов. Манера поведения посетителей явно говорила о том, что наряды были с чужого плеча и не подходили им не только по размеру. Еще более нелепо смотрелось на засаленных хламидах дорогое оружие. Грязные пальцы многих мужчин украшали золотые перстни с драгоценными камнями.
Между столами сновало несколько свободно одетых девушек. Они разносили вино и заказанные посетителями блюда. Работу девушек можно было считать своеобразным искусством. Мужчины так и тянули руки к их молодым телам, прикрытым лишь полупрозрачными туниками. Когда посетитель хотел лишь потрогать какую-либо часть их тела, девушки любезно позволяли это, но лишь клиент поднимал руку, чтобы больно шлепнуть пониже спины, они виртуозно уворачивались от удара и при этом мило улыбались, дабы не обидеть неудачника.
Одна из таких граций подошла к нашим римлянам. Очаровательное создание положило локти на стол и склонилось так, что в вырезе туники показалась грудь. Римляне, уже долгое время не прикасавшиеся к женщинам, словно по команде уставились на приличных размеров холмики. Девушка едва заметно шевельнулась, и грудь начала медленно покачиваться вправо-влево. Довольная произведенным впечатлением, девушка заговорила по-гречески бархатным голоском:
- Вижу, ваши наряды не сняты с чужого плеча. Нечасто доводится видеть настоящих римлян в таверне.
Сервий и Децим наконец отвели глаза от ее груди и довольно тупо воззрились друг на друга. Наши римляне, как и каждый гражданин, получивший кое-какое образование, владели греческим языком, но на этот раз так и не смогли воспользоваться своими познаниями.
Девушка, не обращая внимания на молчание собеседников, продолжала щебетать:
- Я знаю, что нужно римлянам. Ваш любимый напиток - фалернское вино. Не так ли?
- Верно. Оно нам сейчас не помешает. Что-то в горле пересохло, - не своим голосом пролепетал Децим, вызвав при этом удивление Сервия и снисходительную улыбку девушки.
- Насколько я знаю, обед римлян начинается с яйца.
- Вовсе не обязательно, - наконец подал голос и Сервий. - Это древняя традиция, но мы так давно не были на родине, что, признаться, несколько ее подзабыли.
- В нашей таверне не стоит вспоминать о яйцах. Я предложу кое-что получше. Наш повар превосходно готовит откормленных кур, обжаренных в муке. Не пожалеете, если закажете устриц, мидий или что-нибудь из рыбных блюд. На десерт могу предложить сладкий крем, сушеные финики и фрукты.
- Божественная, ты читаешь наши мысли! - воскликнул Сервий, который ценил вкусную пищу выше остальных благ жизни. - Неси все блюда, только что названные тобой, но в разумных количествах.
- Как прикажете, дорогие гости. И подумайте, не нужно ли вам что-либо кроме еды и вина. Наше заведение оказывает мужчинам различные услуги.
Грация одарила каждого из римлян многообещающим взглядом и исчезла, словно растворившись в воздухе.
- Вино действительно неплохое, - произнес Сервий, прикладываясь ко второму по счету кубку.
- Прекрасное вино, - согласился Децим, - хотя не из фалернских виноградников.
- Естественно. Зачем везти вино из Кампании морем, в котором бесчинствуют пираты, когда в Африке произрастают великолепные сорта винограда. Это было бы большой глупостью.
- Обед таков, что его впору подавать в триклиниях лучших патрицианских домов Рима, - продолжал нахваливать кулинарное искусство "Мечты Диониса" Децим.
- У посетителей таверны водятся деньги, и они хотят получить все доступные удовольствия. Возможно, некоторые из них гуляют в последний раз.
- Насчет последнего раза ты верно заметил. Молодцов точно такого же обличья, как наши соседи по столу, я видел распятыми на крестах в Брундизии. Их сняли тепленькими с пиратского корабля, севшего на мель. Видимо, и для этих где-то в портах заготовлены кресты.
- Говори тише, Децим, посетителям "Мечты Диониса" могут не понравиться твои слова. Лучше скажи, как ты относишься к здешним девушкам? По-моему, именно их имела в виду наша грация, когда говорила о каких-то услугах.
- Мне они понравились, думаю, не меньше, чем тебе. Однако как бы не попасть в неприятную историю. Марк Красс и так довольно прохладен с нами. С тех пор как мы вышли из пещеры, он перестал нас замечать, хотя раньше называл друзьями.
- Децим, ты до сих пор не постиг Красса, хотя и провел с ним немало времени. Он общается с теми, кто ему нужен. В Испании, в пещере, Марку было необходимо наше общество, теперь ему нужны Публий Пет и Квинт Минуций. Красс ставит цель и идет к ней, не обращая внимание на такие человеческие условности, как дружба, привязанность, любовь. Впрочем, я его не осуждаю - человеку, у которого за плечами стоит целый легион, хватает забот и без нас… Т-с-с, тихо, - перешел на шепот Сервий, - послушаем разговор той крикливой компании.
Друзья замолчали и принялись за еду, боясь даже сдвинуть посуду, чтобы не издать лишнего звука. Люди, заинтересовавшие Сервия, сидели через стол от них, но вокруг стоял такой невообразимый шум, что приходилось напрягать слух.
- …Лукуллу пираты?
- …Его Сулла послал набрать флот. Своих кораблей мало, вот он и приказал Лукуллу брать на службу киликийцев…
- Я тоже слышал такое… - зазвучал третий голос.
- И золота за поступление на службу платит столько, сколько мы за полгода не получаем, рискуя головой. А уж воевать Луций Лукулл умеет - он лучший легат Суллы.
- Но ведь нам придется биться с кораблями Митридата!
- А тебе не все равно, с кем воевать и как погибнуть: на кресте или от меча? Я бы лично предпочел последнее.
- Я не про то говорю. Митридату ведь служат наши братья…
- Постараемся не сталкиваться с ними лицом к лицу. Уж я отличу понтийский корабль от киликийского.
- Если хорошо платит, придется наниматься к Лукуллу. В море совсем не осталось торговых кораблей. Я две недели плавал по Золотому морю и ничего стоящего, кроме рыбачьих лодок, не встретил. Теперь вот в проклятой таверне пропиваю последние денарии. Так сколько еще дней флот Лукулла будет стоять в Александрии?
- Я этого не знаю. Известно лишь, что у него какие-то дела с египетским царем.
- Знаем мы эти дела: Лукулл трясет царскую казну, чтобы выдать нам жалованье.
Такое объяснение вызвало дружный довольный смех пиратов.
Римляне еще некоторое время прислушивались к их болтовне, но больше ничего интересного не услышали.
- Слыхал? - прошептал Сервий. - Лукулл в Египте.
- Не понимаю, какое отношение все это может иметь к нам.
- Ну как же! Красс соединится в Александрии с флотом Луция Лукулла, и вместе с ним мы достигнем Греции.
- Но ведь это огромный крюк! Отсюда до Александрии плыть дольше, чем до Афин.
- Но меньше риска попасть в лапы Митридата или пиратов. И прекрати со мной спорить, Децим, принимать решение все равно Марку Крассу, а не нам с тобой. Доедай устриц и пошли отсюда.
Луций Лукулл
- Вижу Фаросский маяк, - привычно возвестил лоцман. Красс долго вглядывался во тьму, но смог увидеть лишь красную точку, излучавшую непонятный мерцающий свет.
- Это костер наверху маяка. Его свет отражается металлическими зеркалами на большое расстояние, - пояснил лоцман. - К острову мы подойдем на рассвете, и ты, доблестный Красс, сможешь насладиться великолепным зрелищем: одно из семи чудес света в лучах утреннего солнца.
Римлянин удивленно взглянул на лоцмана: он не ожидал проявления сентиментальности от старого морехода.
- Это зрелище меня давно не волнует, я видел маяк сотни раз, - как бы оправдывался моряк. - Ты же, Марк Красс, увидишь его впервые и вряд ли останешься равнодушным. Если не вид маяка, то стоимость сооружения удивит любого. Он обошелся Птолемеям в восемьсот талантов. Скажи, есть в Риме здание дороже Фаросского маяка?
- Наверно, нет. Впрочем, я не приценивался, - усмехнулся Красс.
Если у Марка Красса и были сомнения насчет неповторимости и величия Фаросского маяка, то они развеялись утром. Маяк представлял собой громадную башню на вершине одинокой скалы. Снаружи башня была облицована белоснежным мрамором. В свете утренней зари это колоссальное сооружение высотой в 120 метров казалось легким и воздушным. Пока Красс любовался одним из семи чудес света, к его флоту приблизились два корабля. Словно сквозь сон римлянин услышал мощный бас, перекрывающий шум волн:
- Царь Египта Птолемей желает знать, кому принадлежат корабли и зачем они здесь.
- Я, Марк Лициний Красс, прошу позволения повелителя войти в гавань Александрии, чтобы передать мои корабли в руки легата Суллы Луция Лукулла.
Красс замолчал, боясь услышать в ответ: "не знаем человека с таким именем" или "он уже уплыл". Римлянин сомневался в достоверности сведений Сервия и Децима, которые те подслушали из беседы морских разбойников.
- Переходи на наш корабль, Марк Лициний Красс. Я отвезу тебя к Лукуллу, - прозвучал все тот же бас, на этот раз несколько мягче. - Твой флот пусть следует за вторым судном. Оно укажет стоянку в Малой гавани.
Конечной целью морского путешествия Красса был остров вблизи города. Корабль причалил прямо к мраморным ступеням, ведущим к огромному красивому зданию. На каждой ступени стоял воин.
- Что это? - Красс указал рукой на здание.
- Дворец царя Египта, - ответил сопровождавший его грек.
- Ты хочешь сказать, что Луций Лукулл живет в царском дворце?
- Легат Суллы - единственный чужеземный военачальник, который удостоился подобной чести.
Луций Лициний Лукулл оказался молодым человеком - в ту пору ему было тридцать два года. Стройный, худощавый, с глазами мудреца и несколько женственным лицом, над которым, видимо, только что потрудились прославленные на весь мир египетские косметологи, - таким увидел легата Марк Красс. Судя по всему, Лукулл считал окружавшую восточную роскошь привычной и должной. Если бы не римское одеяние, его вполне можно было бы принять за царя Египта.
Лукулл крепко обнял Марка Красса, когда узнал, кто он такой и зачем здесь.
- Рад, очень рад. Египет дал мне многое, но лучшее приобретение за все время пребывания в Александрии - это ты и твой флот. У меня так мало римлян.
Красс коротко рассказал о своем пути от испанской пещеры до Александрии. При этом ему показалось, что Лукулл совершенно не слушает, а думает о чем-то своем. Как удивительно быстро восторг от встречи с соплеменником на чужбине сменился на лице Лукулла маской скучающего аристократа!
Чтобы проверить свои сомнения, Красс закончил рассказ вопросом:
- Правильно ли я поступил, что ушел от Квинта Метелла?
Лукулл улыбнулся:
- Твоя единственная глупость - покупка зерна в Беренике. Птолемей дает мне столько хлеба, сколько смогу увезти. Этого добра в Александрии всегда в избытке. Мне довелось слышать любопытную легенду по этому поводу. Когда Александр Македонский поручил Динократу из Родоса начертить план будущей Александрии, у того под рукой не оказалось мела. Тогда архитектор наметил контуры городских стен мукой. С тех пор город не знает недостатка в продовольствии. Впрочем, покупая пшеницу в Беренике, ты этого не знал.
- И еще один вопрос меня мучает, - замялся Красс.
- Говори, если смогу, я на него отвечу.
- Насколько верны слухи, что ты нанимаешь пиратов? Ведь Рим всегда с ними боролся…
- …но победить не смог. Сулла покорил их золотом, и за него морские разбойники сложат свои буйные головы. Однако, Марк, ты не слишком распространяйся на эту тему. Я беру на службу не пиратов, а воинов. Кем они были до этого, меня не интересует. Что поделаешь - положение Суллы не из легких; но можешь не сомневаться, когда он наведет порядок в Риме, в первую очередь грозный меч Вечного города будет направлен против морских разбойников. Ты, Марк, я вижу, другого мнения на сей счет?
- Нет, нет, Луций! - запротестовал Красс. - Я ни мгновения не сомневался в благоразумии Суллы и его достойного легата.
- Очень хорошо, - снисходительно кивнул Лукулл. - Волей судьбы ты оказался в одном из величайших городов мира. Александрия - лучшее из того, что построил великий Александр. Создатель настолько полюбил свое творение, что изъявил желание быть погребенным здесь, а не в усыпальнице македонских царей на родине. Но нам не доведется посетить гробницу Александра, равно как и самую большую в мире библиотеку. Мы не увидим древний Мемфис и еще одно чудо света, которым кроме Фаросского маяка обладает Египет, - пирамиды фараонов. Мы не станем осматривать прочие достопримечательности Египта, потому что это занятие путешественника, разъезжающего в свое удовольствие, а не легата, оставившего военачальника в походной палатке недалеко от укреплений врага. Завтра на рассвете мы покидаем Александрию.
Несмотря на ранний час, проводить Лукулла пришел царь Египта. В знак своего особого расположения он преподнес легату оправленный в золото смарагд. Лукулл, даже не взглянув на бесценный дар, подчеркнуто вежливо произнес:
- Великий Птолемей, я бесконечно благодарен тебе за гостеприимство, оказанное мне и флоту, за помощь Риму, но ничего не могу принять для себя лично.
- Ты неоднократно отказывался от моих подарков. Этот перстень я предлагаю от чистого сердца и очень обижусь, если ты его отвергнешь. Прежде чем в очередной раз сказать "нет", посмотри хотя бы на камень.
Лукулл взял драгоценность в руки и с изумлением обнаружил, что на камне вырезано его собственное изображение.
- Благодарю, великий царь, этот перстень - самый дорогой моему сердцу подарок. Обещаю никогда не расставаться с ним.
Лукулл, по примеру Красса, поплыл на восток вдоль берега. По пути он заходил в каждый более-менее значительный порт. Таким образом, обойдя побережье Сирии, он изрядно увеличил свой флот.
Затем легат Суллы взял курс на Кипр. Едва он прибыл на остров, как разведка донесла, что за мысом укрылся многочисленный флот неприятеля. Лукулл распорядился вытащить все корабли на сушу и обратился с просьбой к ближайшим городам позволить флоту остаться на острове до весны. Так как зимой море считалось закрытым, его просьбу нашли вполне естественной.
Лукулл дал морякам отдохнуть двое суток, пополнил запасы продовольствия и воды, а затем глубокой ночью спустил корабли на воду и обогнул остров с другой стороны от засады. Флот Лукулла миновал оплот пиратства - Киликию - и достиг Родоса.
Родосцы славились как великолепные моряки и кораблестроители. Поскольку легат Суллы не поскупился (золота и серебра у него было в избытке), остров вместе с флотом Лукулла покинули два десятка прекрасных боевых кораблей.
Обладая внушительной силой, Луций Лукулл принялся наводить порядок на островах. Он заставил признать власть Суллы жителей Коса и Книда и вместе с ними напал на остров Самос. Затем Лукулл изгнал войска Митридата с Хиоса.
Между тем разведка донесла, что какое-то римское войско осадило находящийся недалеко от Хиоса город Питану и пытается взять его штурмом.
Лукулл тут же приказал плыть к Питане. В душе он надеялся, что бой ведет Сулла или кто-то из его легатов. Приблизившись к городу, римляне увидели, как гавань порта спешно покидает небольшой понтийский флот. Его не стали преследовать, Лукулл решил, что важнее помочь осаждающим.
Остановив корабли на расстоянии, недоступном для городских камнеметов, если таковые имелись в Питане, Лукулл хотел послать Марка Красса для переговоров с осаждающими. Однако последние сами выслали старую триеру. Она была такой ветхой и плыла так медленно, что казалось, никогда не приблизится к флоту Лукулла. Легат потерял терпение и приказал своей прекрасной родосской пентере идти на сближение с кораблем.
- Гай Фимбрия! - воскликнул Красс, приглядевшись к пассажирам судна.
- Где? - удивился Лукулл.
- На триере, беседует с центурионом. Сейчас я рассчитаюсь с этой мразью.
- Не смей, Марк. Я запрещаю тебе даже разговаривать с ним.
- Фимбрия виновен в смерти моего брата и отца! Неужели ты позволишь ему и далее творить беззакония? Неужели мои родные останутся неотомщенными?
- Марк, ты замыслил не месть, а самое обыкновенное убийство. Он плывет к нам для переговоров. Если ты убьешь его сейчас, то чем будешь отличаться от Мария или Цинны?
Красс опустил голову и ушел прочь. Привычка к железной дисциплине и чувство долга были отличительными чертами всех поколений рода Крассов.
На пентеру Лукулла поднялся центурион с пятью легионерами.
- Я Квинт Фунданий, прибыл по поручению Гая Флавия Фимбрии, - представился центурион.
Выждав некоторое время, Лукулл спросил:
- А что же молчит сам Фимбрия?
- Он сейчас занят - готовит легионы к штурму.
- Это за твоей-то спиной? - удивился легат Суллы. - По-моему, все его мысли заняты тобой, центурион. Фимбрия уже приготовился толкнуть тебя в спину, чтобы ты не болтал лишнего.
Разоблаченный Фимбрия вышел из-за спины центуриона и злобно сверкнул глазами в сторону Лукулла. Однако, вспомнив о цели визита, он изобразил на лице радость и добродушие.
- Доблестный Луций Лукулл, - обратился он к легату, - твой флот появился здесь как нельзя более вовремя. Злейший враг римлян, человек, приказавший в один день перебить восемьдесят тысяч италиков, заперт моими легионами в Питане.
- Насколько я понимаю, речь идет о Митридате, - предположил Лукулл.
- Именно о нем. Понтийский царь попал в западню вместе со своими приближенными и казной. Он даже не пытается сопротивляться и помышляет лишь о бегстве. С трех сторон Питану окружили мои войска, но четвертую, со стороны моря, мне нечем закрыть. У меня нет флота, но он есть у тебя, Лукулл. Если мы одновременно нападем на Питану с моря и с суши, то Митридат со всей казной окажется у наших ног.
- Я не получал от Суллы указаний брать в плен Митридата.
- О чем ты говоришь, Луций? В наших руках Митридат, доставивший Риму столько неприятностей. Победа над ним может сравниться только с поражением Ганнибала. Если мы захватим царя Понта, прекратится война в Греции и Азии, перед нашими деяниями померкнет слава побед Мария над кимврами и тевтонами, битвы Суллы под Орхоменом и Херонеей покажутся мелкими стычками. Все золото и слава Востока достанутся Луцию Лукуллу и Гаю Фимбрии.
- Я должен подумать, - спокойно ответил Лукулл на восторженную речь собеседника.
- Если тебя что-то смущает, можешь не участвовать в штурме Питаны, - в голосе Фимбрии звучала почти мольба. - Я прошу лишь закрыть твоим флотом гавань города. Еще день-два - и мои легионы покончат с грозой Востока.