- Отсюда - бескон. походы славян (друг на друга). Нуж. товар - рабы. Хазарские и араб, купцы везут купленных сл. (от Одера и Вислы до Оки и верх. Волги на Востоке, от Ладоги до Дуная) на рынок невольников (Византия, особенно Царьград, далее - по всему миру. Племена не смогли объединиться (сл. б/ненависть друг к др.), даже (VI–VIII вв.) при нашест, варягов и норманнов. Патолог, ненависть др. к другу. Платят дикую дань, но вс.р. не консолидируются. Только в VIII в. слав, изгоняют варягов обратно "за море", но мир и солидарность (подчеркнуто!) не наступают. Наоборот, вдруг станов, хуже, кровь на крови: "…и не бе в них правды, и воста род на род, и бысть межди ими рать велика и усобица, и воевать почаща сами на ея…". Смута такая, что реш. слав, между собой: поищем себе князя, "который бы владел нами и судил по праву, и пошли за море, к варягам". Чудь, Словении и Кривичи просят варягов: "Вся земля наша велика и обильна, и порядка в ней нет, приходите княжить и владеть нами…"
Александр Исаевич отодвинул тетрадку: с первых дней Петербурга, с "засилия иностранцев", русская интеллигенция принялась за сочинение истории своего государства.
Кто сочинил удачнее, тот и патриот! Главное - эффектная фраза, от "Княжнин умер под розгами!" (Карамзин), до "Пусть без страха жалуют к нам в гости, но кто с мечом придет, тот от меча и погибнет…" - Александр Невский, русский святой, никогда не говорил этих слов. Их сочинила академик Панкратова, видная сталинистка; она была очень плохим историком, но одним из официальных идеологов сталинского времени. - Комплекс перед "прекрасным нашествием"? Обидно, что Зимний, Петергоф, Царское, Павловск… все великие творения новой столицы есть сплошь плодом "производство умов италианских или французских"? Наверное… (подчеркнуто) не хотелось быть "вторыми", если гости подарили русской столице такой (прекрасный!) результат.
И ведь опять кто-то упрекнет Александра Исаевича в "тенденциозности", хотя он фиксирует - с точностью школьного учителя - смысл (суть) жизни тех земель, которые очень скоро будут названы Русью:
- Ключевский счит., что слав, призв. варягов только для защиты своих рубежей (а уж потом, позже, варяги коварн. обр. захват, власть над сл./землями), но ни одна летопись (подчеркнуто) не сообщает нич. подобного.
Главное: у славян не было правды (выд.) в их внутр. отношениях. А как?., если все это банды, - какая ж "правда" у разбойников и работорговцев?
- Приходит Рюрик (Рорук?), приглаш. сл. на царство (с братьями и дружиной). Пират, тиран, предтеча царя Иоанна,
- Русь - древнескандинавское "рогхремен" ("гребцы, морех."), то есть варяги дают этим землям, фактич. - своей колонии, еще и свое имя,
- от Волыни до Оки, от Азова до сев. морей - везде правят варяги (везде без исключен., подчеркнуто), появл. т/образом новый (исключ. пришлый) правящий строй будущей страны;
- X век - Русь управляется конунгом, т. е. киевским князем (из прямых потомков конунга Рюрика),
- середина X в., "Русская Правда", закон, созданный варягами для славянских земель. Официально узак. неравенство: за убийство княжьего мужа - 80 гривен компенсации (прим. 20 кг серебра), за убийство смерда - 5 гривен; деньги стан, мерилом всех мерил,
- чтобы войти в высш. слой p/общества, надо быть варягом, пусть не по крови, хотя бы - по стилю жизни…
Александр Исаевич оторвался от тетрадки и взглянул, через стекло, на Наташу, на ее веселое, раскрасневшееся лицо: ветер меньше не стал, хорошо бы погулять по лесу, как хотелось, но не удастся, жаль… - зачем тогда ехали, спрашивается?..
Кто-то сказал, что его "Теленок" - книга о том, что он очень хотел, но так и не научился дружить.
"Хвалим день по вечеру, а жизнь по смерти…"
Эх, Русь-Россия… вот как ИСПОКОН ВЕКОВ несется эта птица-тройка по трупам сограждан, так и скачет без остановки. Почему (у россиян) если ты хоть раз не предал кого-то, значит, ты не человек?
И еще, все - вопросы без ответа: почему россияне совершенно не берегут друг друга, почему, если ты в России что-нибудь хочешь сделать (не важно что), обязательно надо сбиться в компанию? Варяги, то есть дружина, цари, то есть династия, коммунисты, то есть банда… - только Ельцин пока стоит особняком, он пришел как нечаянная радость, этот Ельцин, он сделал ставку на таких граждан, как Гайдар, а это безжалостные люди, дети своих родителей (так они воспитаны). Хороши правозащитники, конечно, - новые министры убаюкали их словами о демократии, а повсюду сегодня, на каждом кладбище - сотни новых могил - смертность в стране УЖЕ выше рождаемости, хотя реформам нет и года; скачок - у смерти - воистину сталинский, как в тридцатые…
Да и сам Ельцин совершенно, как оказалось, безжалостен. Ему что, не докладывают о Холокосте, что ли? А безжалостные люди ведут за собой прежде всего таких же - людей, циничных без меры.
Ельцин сейчас вроде бы сам по себе, но век его будет недолог, это факт, Ельцин исчезнет, причем бесследно, рано или поздно в Россию придет, наконец, ее коренная власть, единственная. Власть изнутри, если угодно, то есть власть, рожденная ее нутром: власть церкви.
При одном условии: если сама церковь не превратится - вдруг - в бизнес.
Вот когда поймут все, наконец, что только Всевышний может умирить этот народ.
Другие уже были у власти. От других - Холокост.
Александр Исаевич спрятал тетрадку и вышел из машины. Разговор с Говорухиным - хорошая идея, своевременная, Аля подсказала. Интервью жанр крайне не выгодный для писателя, поэтому Александру Исаевичу для интервью нужен не журналист, разумеется, а собеседник; он уже предложил Говорухину три главных вопроса, тот не просто согласился, даже обрадовался, ну а дальше уж - как пойдет…
Наталья Дмитриевна и Александр Исаевич нарочно уехали из дома: сейчас Говорухин снимает детей, Игната и Степку; портрет Солженицына на фоне его семьи, так сказать.
Игнат что-нибудь поиграет, скорее всего - Шуберта, он в том мастак. Екатерина Фердинандовна, мама Наташи, продемонстрирует - перед Говорухиным - как готовятся обеды, как принимает она почту, как держит корректуру.
Ну а завтра - его день.
- Не замерзла?
Ветер и правда усилился.
- Тепло одета, - улыбнулась Наталья Дмитриевна.
- Хорошо, что тепло…
Он и не ждал от Али длинных слов - они если и спорили, то только по пустякам, что одеть на выход, например, но коль скоро выходы почти полностью сократились, то и споров не было.
Более того: Аля приехала из Москвы, где она была на разведке (Аля говорила об этой поездке исключительно как о разведке), Александр Исаевич не сразу нашел полчаса подробно с ней поговорить, только на третий день: "завязывал" очередной Узел в "Красном Колесе" и не желал отвлекаться.
Да, все уже побывали у власти: цари, потомки Рюрика, коммунисты, то есть голодранцы, военные - от Колчака до Руцкого, такая вот эволюция, чекисты (Андропов) и даже писатели - Брежнев. Слово за церковью: вдребезги расколотый русский мир таков, что только церковь, только просвещенный Патриарх (как гражданин своей страны, он, кстати, обладает правом баллотироваться в Президенты России) - только власть Божья на земле может защитить эту страну, самую несчастную страну в мире, от ветров века и развернуть ее, наконец, к здравому смыслу.
Но патриарху сразу подставят двадцать подножек, - в 91-м дефицит продовольствия в России был 17–20 %, иными словами, российская деревня, уже совершенно истерзанная, давала - вон ведь как! - 80 % всех сельхозтоваров, необходимых для жизни страны. А в 92-м, всего через год, зависимость России, крестьянской, привычной к труду страны, от ввоза иностранных овощей, зерна и фруктов выросла - скачком - на 55 %, то есть удар по деревне, нанесенный Гайдаром, уже сравним, по последствиям, с коллективизацией 33-го года.
Тогда падение оборота (подсчитали в Европе; ЦКВКП (б) молчал, разумеется) было в районе 30–35 %, сейчас, 91–92-й, то есть одним махом - 55 %, как написал ему академик Фисинин, - ничего, да?
Русскому крестьянству сейчас тяжелее всех: тысячи погибших, десятки тысяч сбежавших, ушедших на заработки в города и - не прижившихся, то есть погибших там. Каждый день в России - минус одна деревня. Они исчезают, русские деревни, со скоростью звука. Они исчезают, чтобы никогда уже не появиться. Такой удар нанесен, что (подсчитано) с 95-го Россия ежегодно будет терять по миллиону в год своих граждан. И если никто не остановит (силой неимоверной ) это безумие, так, без остановки, будет продолжаться сколько угодно долго, потому что в какой-то момент наша страна пройдет - раз и навсегда - "точку невозврата".
Кто-нибудь заметил, как исчезли (в составе России) десятки малых народов? Уже исчезли, вымерли под корень, - ну и что? Ведь никто не пошевелился. У нас есть Красная книга редких животных, вымирающих видов, но нет Красной книги народов, стоящих на краю гибели, тем более - уже погибших, уже стертых с лица земли.
У России (сколько войн было?..) нет самозащиты перед смертью, все инстинкты потеряны. И теперь, когда явственно обозначилось движение нашей нации к гибели, никто (те же деревни) не бьется - правозащитники, ау? - за их умаленные или вовсе растоптанные крестьянские права!
Тогда, в 17-м, Россия была как под гипнозом, сейчас - Ельцин, Гайдар, Чубайс… все опять под гипнозом.
Дураки, да? Но ведь народ (весь народ) не может быть дураком?
Александр Исаевич взял Наташу под руку, и они сделали несколько шагов по заснеженному асфальту.
Тоскливо это все. Тревожно. Если Россия (период такой) опять верит убийцам, зачем тогда возвращаться?.. Чтобы сцепиться уже с этими? с новыми? неизвестно откуда взявшимися? Точнее, известно: Коммунистическая партия Советского Союза. Ведь все они - родом из КПСС - все, там, среди министров, есть беспартийные?
У Александра Исаевича сейчас исторический труд, книга всей его жизни: "Красное Колесо".
"Я выполнил свой долг перед погибшими…"
Александр Исаевич шел по дороге, крепко держал Наташу, она еще крепче держала Александра Исаевича, и они очень боялись поскользнуться.
Ветер метался как заведенный, бил их по лицам, обдавал холодом, но обратно в машину не хотелось. Тем более отошли-то они совсем недалеко.
Евреи. Один из главных, стратегических, если угодно, вопросов - его "Евреи". Если придет, все-таки, час возвращения, значит, еврейские главы, собственноручно выкинутые им когда-то из "Архипелага", печатать сейчас нельзя. Рано. Сначала надо вернуться, потом уже - печатать. Он - не только писатель, в литературе он - бывш. советский человек, то есть - напряженный стратег. Его книги (все его книги, "Евреи" не исключение) "то должны, закопавшись в землю, не стрелять и не высовываться, то во тьме и беззвучии переходить мосты; то, скрыв подготовку до последнего сыпка земли, - с неожиданной стороны в неожиданный миг выбегать в дружную атаку…" Человек, ощущающий на себе миссию, обязан быть стратегом: если бы его "Евреи" вышли бы в "Архипелаге", не видать бы ему Нобелевскую премию, обнесли бы точно так же, как с Ленинской…
Канкан Ростроповича: свое время - всему!
Работорговля, бесконечные походы русских князей друг на друга, опричнина, когда стоном орала "вся Великая, и Малая, и Белая Руси…", а шизофреник-царь Иван Васильевич был сразу - и навеки - проклят людьми, проклят народной памятью; Петр Первый, построивший великий город на крови, руками… - да, фактически, заключенных; попробуй, оставь "стройку века", сбеги! Подучается так: если ты, государь, очень хочешь, чтобы в такой стране, как Россия, был бы порядок, твой порядок, как же без смертной казни? Все крупные инженерные сооружения в России стоят на крови (железная дорога из Москвы в Петербург: "А по бокам-то все косточки, русские,/Сколько их, Ванечка, знаешь ли ты..?"). Далее: Гражданская война, 1937–1938-й, Великая Отечественная как продолжение Гражданской, когда (1941-й) под знамена Гитлера встали - мгновенно - почти полтора миллиона бывших граждан России, к которым (через год) присоединятся тысячи власовцев, десятки тысяч бандеровцев (вся Западная Украина, вся ) и полки атамана Семенова, когда-то ушедшие в Харбин, - все это, увы, одна историческая цепь, одна линия: Россия громит Россию.
Такой стране действительно противопоказан капитализм, в такой стране он обязательно будет рабовладельческим. Кровавым и беспощадным - с одной стороны, с другой, прямо противоположной, - безропотным!..
Россия, между прочим, вообще сломалась о капитализм.
Черт бы с ней, с этой олигархией, с этой новой русской буржуазией, но они, эти господа, бывшие товарищи, быстро оставят Россию без нефти и газа, без леса и рыбы - все подгребут под себя, думая только о своих капиталах.
И кому, спрашивается, будет нужна страна со спущенными штанами?..
- Припомни, Аля, как зовут того пустомелю, кто после "Обустроить Россию"…
- Боровой… - Наталья Дмитриевна ловила его с полуслова. - "…Что несет этот выживший из ума старикашка…", Боровой, имя не скажу, не вспомню, бывший таксист, сейчас - деляга, объявивший себя политиком.
Она фиксировала любую брань по его адресу.
- Спасибо, - кивнул Александр Исаевич.
Пройти по тонкому люду, но пройти , то есть доказать : евреи приняли "непомерное участие" в создании "государства - не только нечувствительного к русскому народу, не только неслиянного с русской историей, но и несущего все крайности террора своему населению…"
Александр Исаевич выкинул слова о "ленинско-еврейской" революции - не надо. "Умный - не скажет, дурак - недопрет"… только как тогда объяснить, для чего же (самое главное) написана эта книга? Чтобы "посильно разглядеть для будущего взаимодоступные и добрые пути русско-еврейских отношений"? Кто в это поверит? Умирить тех, кто и так (внешне, во всяком случае) давно, с начала века, когда прекратились погромы, живет в мире?
Речь полковника Прокопенко при взятии Киева, документированная, без купюр, армейской многотиражкой, можно, конечно, считать образцом "советского антисемитизма", можно!
"Бабы! Слушайте меня…" - полковник, освободитель Киева, расчувствовался, залез с букетом на танк и, скинув с головы шлем, обратился к измученным киевлянкам. "Эти проклятые фрицы пришли-у наш родный Кыев и па-били у-всех наших жидочков. Ничего, товарищи, - мы тоже придем в ихний поганый Берлин и их жидочков тоже побьем!.." - антисемитизм, но глупо, да и подло было бы преувеличивать его масштабы.
Если кто-то из русских по-прежнему не любит кого-то из евреев или всех евреев вместе взятых, это так же обидно, как если бы кто-то из евреев по-прежнему не любил кого-то из русских или просто русских. Но на этой нелюбви, если она есть, вот уже сто лет, слава богу, все и заканчивается. Тогда как русский против русского - это перманентная гражданская битва, - нет, что ли? Более того, самое главное: если 37–38-й, "повторная волна" - 49-й, это все идеология, то за деньги, за гонорары в карман те же спецслужбы (в эпоху приватизации и "рынка") такое устроят… - Ягода позавидует, можно не сомневаться!
Александр Исаевич не заметил, как они повернули назад, к машине, и не заметил, что уже - стемнело, что ветер стих и на небе вот-вот появятся звездочки.
Давно, с Экибастуза, Солженицын обожал ночное небо: единственная отдушина, единственная красота, когда вокруг - тюрьма.
Под звездным небом Александр Исаевич чувствовал себя как в церкви. Тот, кто не любит жизнь, тот просто недостоин этой жизни, вот и весь сказ, между прочим, точка…
Они все так же молча сели в машину и - вернулись домой. Александр Исаевич отказался от чая, вместо ужина в их доме всегда был чай, и поднялся в свой кабинет.
Он так и не обозначил дату (хотя бы год) возвращения в Россию, но с "Евреями" решил повременить: торопиться-то некуда, сейчас очень интересно, как Москва примет его передачу с Говорухиным, что в ней оставят, что вырежут, ведь это первое - за всю его жизнь - прямое, глаза в глаза, не через газету, прямое… обращение к нации…
22
В истории России XX века трижды, только трижды, слава богу, возникали ситуации, когда первые лица Российского государства пребывали в абсолютной прострации: император Николай Александрович перед отречением в 1917-м, Иосиф Сталин в июне 1941-го и Борис Ельцин в декабре 1991-го, после беловежской встречи.
Победив на выборах Президента РСФСР, Ельцин и его окружение не сомневались, что смена власти в стране (Президент СССР Ельцин вместо Президента СССР Горбачева) произойдет не раньше осени 1992-го, крайний срок - весна 1993-го. Президенту РСФСР надо, во-первых, окрепнуть, заняться реальными делами, ибо от экономики регионов, от их проблем Ельцин отстал (последние два года он занимался только борьбой с Горбачевым).
В глубине души Ельцин, на самом деле, не мог даже представить себе, что Горбачев - уйдет, причем - уже завтра.
Президент России так часто проигрывал Президенту СССР, что у Ельцина был комплекс: ему казалось, Горбачев пойдет до конца, не отдаст власть просто так, нет - будет бой, долгий изнуряющий бой, будут, не исключено, крайние меры, без боя, что будет, возможно, и кровь, как в Тбилиси, Вильнюсе или Риге (Ельцин всегда преувеличивал опасность и поэтому, кстати, хватался за любые доносы. Если опасности не было, он ее сочинял, такая натура).
…Ночь, чертова ночь, ужасная, нескончаемая, - вокруг Ельцина ночь стояла сейчас стеной. Странная, необъяснимая тревога врывалась в его душу и сразу, наотмашь, с размаха, била по нервам…
Ельцин всегда спал один. Трезвый, он совершенно не интересовался женщинами, вел себя с ними на редкость деликатно, но стоило ему чуть-чуть выпить, в нем просыпалось что-то совершенно звериное.
Женщин в окружении Ельцина не было, только Лидия Муратова, тренер по теннису, и Людмила Пихоя, его спичрайтер, человек не только одаренный, но и порядочный. Впрочем, именно Пихоя (так получилось) рекомендовала Ельцину избираться в Президенты России в паре с Руцким, о чем Ельцин - не забывал.
Выбор, короче говоря, был небольшой, поэтому пьяный Ельцин не церемонился: однажды, в гостях у Коржакова, он грубо насел на Ирину, его жену. Коржаков сделал вид, что ослеп, а Ирина, заметив, что муж смотрит куда-то в стенку, догадалась изобразить веселье и радость.
Тискать Ирину Коржакову стало любимым занятием пьяного Президента Российской Федерации, но на этом, как правило, все заканчивалось - Ельцин падал на диван и сразу засыпал.
Дважды Ельцин и Коржаков (в дребадан пьяные, разумеется) на крови клялись друг другу в вечной дружбе, резали руки, пальцы и кровью мазали то место, где, по их мнению, находится сердце, после чего троекратно целовались.
Странно, конечно, но Ельцин с его вечной подозрительностью, с его капризами (Президент часто страдал дурным настроением) не видел, что Коржаков ничего не забывает и ничего не прощает…
Ельцин лежал, закинув руки за голову.
По стенам рассеивался свет от настольной лампы.
"Ночной фонарь!" - усмехнулся Ельцин.