– Воины не всегда отличаются добротой и благородством, воины – орудия насилия и служат насилию. Поэтому ты не должна держать зло на моих людей, постарайся их понять. Но теперь тебе ничего больше не грозит, забирай свое дитя и ступай в свой дом. Мое имя Радмир, если кто-то попытается тебя тронуть, просто назови мое имя и скажи, что я запретил тебя трогать и ты под моей защитой. Произнеся эти слова, Радмир повернулся к молодой женщине спиной и побрел прочь.
– Постой, воин, – голос, раздавшийся за спиной, заставил мужчину вздрогнуть. – Я знаю, что вам нужно, зачем вы пришли сюда.
Радмир повернулся и с интересом снова взглянул на свою собеседницу.
– Я знаю, где прячется княжич Раду и его люди, и могу помочь тебе их найти.
Вот он, путь, который подсказала ему судьба, он чувствовал это своим нутром, и вот он, способ достижения цели.
– Ты поможешь нам найти Раду? – в голосе киевского сотника было больше утверждения, чем удивления. – Но почему?
– Ты спас меня, а люди Раду… – на этих словах девушка запнулась. – Одним словом, я помогу тебе. И еще, этот ребенок – не мое дитя.
5
Воины снова шли по лесам, продираясь сквозь густые чащи. Но на этот раз цель их поиска была где-то рядом, Радмир чувствовал это всем своим существом. Впереди, переодетая в мужские одежды, шла Милослава, девушка, которую Радмир защитил от грозного варяга Боримира. После первого их знакомства, в ходе которого девушка была немногословна, Радмиру все же удалось выслушать ее историю, и что многое объяснило.
Поначалу, пока Кареслав руководил отрядами тиверцев, все шло хорошо, и местное население поддерживало своих, воюющих с русами соплеменников, но после нескольких поражений все как-то изменилось. К окончанию войны, когда Кареслав покорился киевскому князю, войну продолжали всего несколько небольших отрядов и молодой княжич Раду, который хоть и был храбрецом, но оказался совсем никудышным предводителем. Его воины, охваченные отчаянием, приходя в селения своих соплеменников, зачастую вели себя не лучше, а временами и даже хуже своих противников-русов. Дисциплина в войске Олега всегда была на высоте, чего нельзя было сказать о воинах Раду. Мародерство среди них процветало.
То, что собирался сделать с Милославой Боримир, не так давно сделали с ее сестрой, Снежаной, воины Раду. Молодая женщина была изнасилована, и чтобы остальные жители селения остались в неведении, сестру Милославы просто задушили и бросили в реку. В поселке никто не узнал, куда подевалась женщина, но Милослава видела всё, что произошло, хотя не решилась рассказать старейшинам. Среди насильников был Честа – сын местного воеводы – и девушке, скорее всего, просто никто бы не поверил. Следов преступления не осталось, тело убитой унесла река. Радмир был первым, кто услышал от Милославы правдивую историю о гибели ее сестры.
– Честа в тот день меня искал, – сказала девушка своему спасителю. – Он за мной давно бегал, в жены звал. Только не люб он мне, злой он, подлый. Мы с сестрой – сироты не из этого рода, наши родители, еще когда я маленькой девчушкой была, в пожаре лесном сгорели. Вот мы в эту деревеньку жить-то и перебрались. Тетка у нас здесь была, старенькая, но вскоре и она померла, и остались мы жить вдвоем. Снежана вскоре замуж вышла, по любви, дитя родила, девочку. Муж у нее добрый был, они с сестрой мне вместо отца с матерью были.
Девушка, вспоминая это, быстро смахнула со щеки набежавшую одинокую слезу.
– Потом этот Честа за мной увиваться начал. Был он упрямый, отказов моих принимать не хотел, отцу своему плакался, а тот с детства сыночка баловал, так что Честа
ни в чем с малых лет отказа не знал. Отец его, воевода, меня разными подарками соблазнял, чтобы я за сынка его замуж шла, а я не соглашалась. Муж Снежанин за меня вступился, так они стали и ему грозить. Потом, как-то раз, ушел сестрин муж на охоту, да и пропал вовсе. Доказательств у меня нет, но думаю, что воевода с сыном да людишки его верные к тому руку приложили. Проплакала Снежана по мужу все глаза, да что делать. Жить надобно, девчушку, доченьку растить, вот так и жили мы, три молодки, без мужского плеча, без помощи. Бабы местные на нас тоже наседали: "Чего мол, воротишься? Чем воеводин сын плох, богат, силен, и голова на плечах, хозяйственный. Негоже вам, трем бабам, одним жить, ишь какая разборчивая".
– Только я не соглашалась, – продолжила Милослава, – да и сестра меня ни разу тем не попрекнула. Потом война эта началась. Честа в войско тиверское попал. Не было его, так нам и жилось спокойно. А недавно пришел Раду с воями своими в нашу деревушку, и Честа тоже меж них оказался. Ночью напились все те вои, шум, драки в деревне начались, погромы. Это надо же такому быть, свои-то своих грабить стали. И в ночь ту Снежана в дом наш вбегает, кричит: "Честа там с дружками своими, пьяный напился, тебя ищет, беги в лес, прячься!" Я Яринку схватила, дочку Снежанину, да в лес. А эти злодеи сестру схватили, в лес притащили, там надругались над ней, убили да в реку-то и бросили. Я все видела, а выйти к ним побоялась, за себя побоялась да за племянницу свою малую.
По щеке Милославы покатилась очередная слеза, но на этот раз девушка ее даже не заметила.
– Теперь ты понимаешь, почему я с убийцами этими поквитаться желаю? – пристально взглянув своему спасителю в глаза, произнесла Милослава. – Я пока в кустах
сидела, слышала, что Честа дружкам своим говорил, ругался он много да назвал, куда Раду воев своих вести собирался, деревенька тут еще одна есть по соседству, день пути всего, там они и остановиться должны были. Провожу я вас туда, сама провожу.
Радмир с сомненьем глядел на девушку.
"Не обманет ли? А вдруг возьмет да привет в засаду", – подумал воин, но, взглянув в глаза разгневанной красавицы, он отбросил эти мысли и вслух сказал:
– Собирайся, завтра поведешь воинов к людям Раду.
– Только мне ребенка оставить не на кого, говорила же, одни мы с ней остались. А местным я теперь Яринку не отдам. Как узнают, что я с Честой поквитаться собралась, не обидели бы девчушку-то мою.
– За девочку не бойся, о ней позаботятся, завтра выходим, – и Радмир вышел на улицу.
Сейчас он вел свою сотню вслед за указывающей дорогу Милославой. По приказу Радмира несколько воинов остались в деревне. Ребенка он оставил с ними, на попечение Толмача, который после гибели Горика сопровождал своего нового покровителя почти во всех боевых походах.
6
Воины подкрались к деревне с четырех сторон и сумели беззвучно снять часовых. Это не составило труда, так как охрана на своих постах просто-напросто спала. Было видно, что с дисциплиной это воинство было не в ладу. После того как русы ворвались в жилища ничего не подозревавших жителей, наступила полная паника. Половину тиверских воев перебили в считанные минуты, других повязали. Здоровяк Боримир свалил ударом кулака только-только продравшего глаза Раду и, скрутив веревкой ему руки, притащил на суд да расправу к своему сотнику.
– Отлетался голубь, теперь-то мы ему крылышки и подрежем. Что с ним делать-то будем да с остальными, вон их сколько? – здоровяк указал рукой на толпу пленников. – Троих они наших положили, может, ножичком по горлу – и дело сделано, а?
– Пусть князь их судьбу решает, – произнес Радмир, глядя на находящегося в бессознательном состоянии предводителя тиверцев. – Собирайтесь в путь, пора нам к князю возвращаться, дело наше сделано, думаю, и война на этом закончена. Земли эти снова наши по праву.
Радмир прошелся по деревне и нашел в одном из дворов ту, кого искал. Милослава сидела на крыльце одного из домов рядом с телом здоровяка с толстым рябым лицом. Тело мертвеца было рассечено мечом и, уродливо изогнувшись, лежало у ног девушки.
– Это он, сын вашего воеводы?
– Да, это он – Честа, убийца моей сестры. Жаль, что я своими глазами не увидела, как он сдох, – девушка с пренебрежением смотрела на мертвеца.
Радмир смотрел в печальные глаза своей новой знакомой и невольно сравнивал ее с теми женщинами, которые были в его жизни когда-то раньше, давным-давно.
Зоряна – нежная и юная. Её он оставил сам, а она тут же выбрала себе другого мужчину. Асгерд, гордая и холодная свейская красавица, подарившая ему несколько полных счастья и нежностей счастливых мгновений, но впоследствии отказавшаяся от него. Теперь перед Радмиром была совершенно другая женщина. В ней сочетались нежность и сила, его восхищал ее праведный гнев и ни с чем несравнимые нежность и красота. Сейчас он снова уедет, снова пойдет по тому же пути, по которому шел все эти долгие годы, продолжая сражаться и убивать. Он больше никогда не увидит ее глаза, ее волосы, от этого чувства ему стало горько, но таков его удел. Голос, прозвучавший в затянувшейся тишине, вывел Радмира из задумчивости.
– Возьми меня с собой, воин, – в глазах Милославы были отчаяние и снова появившийся страх. – Мне и девочке не будет теперь жизни в этих землях, люди не простят, что по моей вине погиб этот злодей.
Девушка указала рукой на лежавшее на земле тело Честы.
– Ты спас меня однажды, помоги же и теперь, я не буду обузой, я буду твоей служанкой, рабыней, наложницей, кем скажешь, только не бросай меня, во имя девочки, которую я должна буду растить, которую ты спас, во имя ее убитой матери.
– Но я воин, дружинник киевского князя, у меня нет даже дома, нет семьи, – Радмир смотрел на Милославу и не знал, что ещё ответить.
– Мне все равно, я вижу в твоих глазах доброту, и твои поступки доказывают, что я права, я очень тебя прошу, возьми меня с собой.
Радмир испытывал чувство сомнения и стыда, он понимал, что не хочет терять ее. Ему хотелось сказать ей "да", но он ответил резко, тоном, не терпящим возражений.
– Я спас тебя и ребенка, помог тебе отомстить, а за это ты помогла мне победить моего врага. Я воин, и на моем пути больше нет места для тебя. Радмир повернулся и медленно пошел прочь, подальше от этой женщины, слова которой перевернули всю его душу.
7
Русы умели воевать. Но где война, там и смерть, где смерть, там и тризна, где тризна, там и страва. Пир княжий шел полным ходом. Тиверцы повержены и снова под Русью. Правда, уличи сумели отстоять свободу, но это не беда, придет и их время. Столы ломились, суетилась прислуга, побежденные угощали победителей медами и заморскими винами, звучала музыка. Потешая грозных властителей тиверских земель, плясали скоморохи.
Князь и его знать, воеводы да бояре, восседали во главе широкого стола, дальше от них сидели воины старшей дружины, подале сидела простая гридь, отроки и просто вои из ополчения.
– Хвала и слава князю Олегу – победителю! – время от времени звучало из-за столов.
Толпа громко подхватывала хвалебные речи, звенели кубки. Гуляла от одного воина к другому братина – огромная чаша с хмельным медом. Славили и воевод, и лучших воинов, кто отличился теми или другими воинскими поступками.
Наконец, пара дюжих отроков вывела на середину двора, на котором проходило пиршество, захваченных пленников. Впереди всех стоял Раду в разодранной рубахе и со стянутыми тугими ремнями руками.
– Вот, княже, пленники твои, коих мы для тебя захватили. Те, что противились воле твоей, те, что смуту учинили, клятву вождей своих нарушили, которые роту верности тебе принесли. Суди их судом своим, а мы приговор твой исполним! – произнеся эту торжественную речь, один из приведших пленных отроков низко поклонился Олегу.
Второй вслед за первым тоже отвесил низкий поклон.
– А чего ж вы руки-то им связали аль боитесь, что сбегут отсюда эти горе-вояки? – ответил князь беззлобно, глядя на своих удалых дружинников. – Режьте, режьте им путы, негоже им связанными быть. Уж думаю, с пира моего, да от всей дружины киевской, они не сбегут.
Отроки бросились резать стягивающие запястья ремни, которыми были связаны пленные.
– Ну? – в очередной раз усмехнулся князь. – Ты, что ли, Раду – княжич тиверский? Почто ж ты, княжич, бунтовать против меня вздумал да покориться не хотел, когда все земли ваши покорились, а ты, как заяц, от меня по лесам бегал. Дружиннички мои за зайцами гонять не привычны, им медведя да тура подавай аль вепря дикого.
Одобрительный рокот пронесся по рядам пирующего братства.
– Что же тогда твои дружиннички на меня да на людей моих на спящих-то набросились? Пусть бы кто из них со мной в честном бою сразился, глядишь, и не стоял бы я тут пред тобой, а в твоем воинстве несколькими героями бы и поменьше стало. Глядишь, и сейчас за столом этим ртов бы поубавилось.
Теперь дружина заревела возмущенно. Многие повыскакивали из-за столов, оскорбленные дерзкой речью тиверца.
– Дозволь только, княже, порвем на части этого пса брехастого! – раздавалось со всех сторон. – Негоже ему так с тобой разговаривать да дружину нашу позорить.
Но Олег в ответ на это только сдвинул брови и поднял вверх руку, требуя тишины. Толпа умолкла.
– То, что смел ты да отчаян, это похвально, но не во всем ты прав. Тот, кто смел, но глуп, тот воин никудышный. То, что спящим тебя повязали, победу добыли да жизни свои сберегли, то не хула воинам моим, а похвальба. Одной удалью войны не выиграть, тут смекалка да хитрость воинская не меньше храбрости нужны. Да и не в том ты положении, чтобы бахвалиться. Права дружина моя, я ведь могу сделать так, что смерть твоя не будет легкой. Не боишься перед смертью своей муки телесные принять?
– Не боюсь я пыток твоих да и воинов твоих тоже. Ни с хитростью их, ни со смекалкой. Хочешь, режь меня, хочешь, жги, все одно, не покорюсь тебе и ни под каким поводом служить тебе не буду.
– Вот же дурень упрямый. Не голова, а бочка пустая, – от досады князь аж стукнул кулаком по столу. – А вот смел, это да. Ничего не скажешь. Ну что, дружина, есть такие, кто потешить нас желает, а этого героя-молодца уму-разуму поучить?
– Дозволь мне, дозволь, – десятка два подвыпивших воинов поднялись с деревянных лавок, вызываясь добровольцами для княжьей потехи.
– Полно, полно, не все сразу, – со смехом прокричал Олег, снова поднимая руку, чтобы успокоить толпу и, обращаясь к Раду, продолжил. – Так вот тебе слово мое, коль побьешь воина моего в честном бою, тебя и людей твоих отпущу без выкупов, без каких-либо обязательств. А коль проиграешь, то всех вас смерти предам, принимаешь такие условия или нет?
– Нет, князь, не принимаю. Сражаться с воином твоим я буду и погибну, коль придется, если без всяких условий людей моих отпустишь, независимо от результата поединка нашего, а нет, то лучше сразу пытай меня да мучай.
– Ну ты дерзок, княжич, – в очередной раз усмехнулся предводитель русов, которому все больше и больше нравился этот безумный и смелый бунтарь. – Но да ладно, быть посему. А ну, кто там пленил его связанного, назовись, докажи, что и в честном бою не посрамил бы оружия нашего.
Взгляды всех присутствующих устремились на сидевшего за дальним столом богатыря Боримира, который сидел на своем месте и спокойно грыз огромную баранью ногу, запивая ее медовой брагой. Когда здоровяку объяснили, что от него требуется, он равнодушно бросил свое недоеденное яство, поднялся из-за стола, вытерев жирные руки о скатерть и не спеша направился навстречу своему будущему противнику.
– Подраться – это я завсегда, – Боримир подошел к Раду вплотную и одарил тиверского княжича своей звериной улыбкой. – Теперь рад, что тогда тебя не прикончил, теперь хоть сам повеселюсь да друзей своих потешу. Выбирай, как биться будем, с каким оружием.
8
Поединок проходил тут же, на большой площади поблизости от того места, где пировала княжья дружина. Оба бойца отличались друг от друга как фигурами, так и стилем ведения боя. Высокий и стройный Раду стремительно кружил вокруг приземистого Боримира. Тот двигался мало, но в те моменты, когда бросался на тиверца, трудно было поверить, что такое огромное тело варяга может быть настолько стремительным.
На удивление князя и остальных дружинников, Раду оказался довольно неплохим бойцом. Скорости его могли бы позавидовать многие из присутствующих на пиру воинов. Но сам противник тиверского княжича не унывал. Почувствовав перед собой реального бойца, представлявшего собой настоящую угрозу, княжеский поединщик аж взвыл от возбуждения. На губах его выступила пена и злобная хищная усмешка не покидала его лица в течение всего боя. Несмотря на то что Раду один раз изрядно приложился своим мечом по шлему варяга, тот по-прежнему был на высоте.
– Сражается, как настоящий берсерк, – прорычал нурман Фрейлаф, имея в виду Боримира. – У нас о таких слагают саги.
Он сидел поблизости от князя и смотрел на поединок своим единственным глазом, от волнения и азарта то и дело сжимая и разжимая кулаки. В этот момент Раду снова попал по шлему Боримира, и на этот раз варяг немного пошатнулся.
– Куда же он смотрит, этот тиверец достает его одним и тем же ударом, так ведь можно и проиграть! – с волнением выкрикнул кривичский воевода Сновит. – Ой, неужто уступит он местному княжичу?
– Хитрит. Он же все слышал, весь наш разговор, только вида не подал. Не удаль ему нужно сегодня показать, а хитростью бой выиграть, – улыбаясь произнес князь, взглянув на сидящих неподалеку от него варяжских воевод Стемида и Вельмуда.
– Конечно, играет, то сразу видно, – подтвердили догадку князя оба руса, понимающе переглянувшись между собой.
Радмир тоже наблюдал за поединком. Но особого интереса не проявлял. Он знал, на что способен его воин, и видел его хитрую игру в кошки-мышки. Он сейчас думал о девушке, которую вместе с дитем оставил в разоренном его воинами селении тиверцев. А ведь он мог, если бы захотел, взять ее с собой, мог увезти ее в Киев и на свою долю добычи купить дом. Он уже не простой воин, он предводитель сотни в малой дружине князя, ему можно позаботиться и о себе, скорее всего, князь бы ему не отказал. В это мгновение громкие крики толпы прервали размышления Радмира.
Раду, окрыленный своим успехом, увидев, что противник дезориентирован и трясет головой, снова нанес удар, которым он уже вроде бы дважды достал своего врага. Но в этот момент Боримир, который изучил к тому моменту тактику своего противника, ловко пригнулся и, когда меч просвистел над его головой, бросил на землю свой длинный клинок и тяжелый щит, перехватил руку тиверца и нанес тому удар коленом в грудь. Все произошло так стремительно, что Раду не сумел даже сообразить, что произошло. У него сильно сдавило грудь, и он не мог дышать. Боримир спокойно, не прилагая усилий, просто
забрал меч из рук противника в тот момент, когда тот, согнувшись, осел на землю.
Дикий рев восхищения раздался над местом сражения.
– Славься Русь, слава Боримиру! – кричали дружинники, и от этого крика местное население приходило в ужас.
Князь с воеводами переглянулись, сдерживая улыбки. А Боримир спокойно поклонился князю и воеводам и направился к своему месту доедать баранью ногу.
Когда Раду пришел в себя, на его лице была печать отчаяния.
– Убей меня, князь, ты победил, и я теперь не смогу жить с этим позором, ты украл мою славу.
Улыбавшийся перед тем Олег вдруг стал серьезен.
Дружина замерла в ожидании его слов.
– Не будь глупцом, княжич Раду. Позор – это не выйти на поединок, зная, что противник твой сильнее тебя.