– Внук у тебя, Жанвье, радуйся, – усталым тоном произнесла Калерия. – Да не меня, сестру его благодари, – женщина села на лавку перед остальными и вдруг показалась всем какой-то враз постаревшей. – Хорошая целительница растёт, талант от самой Богородицы. К тому же – Тёмная целительница, – лекарка оглядела удивлённые и непонимающие лица, и её голос вдруг приобрёл жёсткие нотки. – Много таких раньше было, да уже моя наставница про них только слышала. Сила им дана, но помогает она, когда больной к краю подошёл. Тому, за которым пустота.
Калерия вдруг умолкла – и вместе с ней молчали остальные, словно боясь нарушить тишину. Наконец, вздохнув совсем по-старушечьи, женщина сказала:
– Сообщать о таких положено. Вот и я доложу… Только не стоит на ночь глядя-то идти. Жанвье, найдёшь мне комнату? Вот и славно. Отосплюсь, позавтракаю и в город пойду. Чёрные братья у нас только в городе, вот туда и поспешу.
– Не так, – вдруг замотал головой отец Никифор. – Вместе пойдём, медлить не должно. Как я положенное закончу – по тракту поспешим, – сделала он ударение, – стар я лесными тропинками по буеракам ходить. Вот только стар я, спина болит, ноги. Прострел в спине случиться может, так что ты, Калерия, снадобье приготовь… До своего-то дома я точно доковыляю, а там полечишь меня. До утра. А пока пошли-ка, проведаем, как там Серафина с Изорой. А сестру евойную сюда пришли, устала она, бедняжка. Пусть отдыхает.
Дождавшись, пока лекарка и священник скроются за дверью, Жанвье тоже встал, залез в потайной ящик под стойкой, достал серебряник и положил на стол перед Керидвеном:
– Завтра трактир тоже не работает, но потом открываемся. Сбегаешь вместе с сестрой за зеленью. А пока отдыхайте, мы же, – он с силой ухватил за плечо зятя, который возмущённо порывался что-то сказать, – так вот, остальные, семья, так сказать, сейчас пойдём проведать дочку и внука. Ты понял?
Керидвен моргнул ресницами, дав знак, что понял: такие как Фламина подлежали аресту, те, кто укрывает либо их, либо сведения о них, казни или ссылке вместе с семьёй на рудники. Пастух ты или даже сам боярин – у братьев Святого Доминика хватит силы настоять на своей воле и призвать к ответу виновного.
– Ещё, – уже от самого входа повернулся Жанвье. – Я там, в стойке, всю выручку за вчерашний день забыл убрать, и нож боевой, что седьмицу назад постоялец у нас забыл. И ключ от кладовой там же лежит, – пожилой трактирщик вздохнул и, тяжело ступая, пошёл вслед за зятем и младшей дочерью.
Керидвен очнулся от гулкого уханья филина, раздавшегося из-за стены. Не может быть! Он и не заметил, как заснул снова. Парень прислушался к внутреннему чувству времени: почти полночь.
– Просыпайся, лучик, – аккуратно потрепал он сестрёнку по волосам, – нам пора.
Спускались осторожно, стараясь не шуметь. Хоть и уехали гончие, но осмотрительность никогда не бывает во вред. Потому-то, прежде чем ступить на лестницу, парень осмотрел просторную горницу первого этажа как можно тщательнее. Хотя толку от этого всё равно было чуть: света нарождавшейся луны едва хватало различить проёмы окон и двери.
Они успели пройти вглубь комнаты всего несколько шагов, как сразу с двух сторон на них кинулись тёмные фигуры. "Фламина, беги!" – успел крикнуть парень и ткнул ножом ближайшего солдата. Стражник отбил неумелый выпад и сильным ударом заставил парня согнуться от боли, а ещё двое возникших в дверях воинов ухватили за руки Эффламину. Почти сразу же за окном вспыхнули факелы, заливая всё вокруг ярким до боли светом. А на руках пленников защёлкнулись оковы.
Во дворе всех встретили остальные ловчие и оба командира:
– Попались, крысята, – лисье лицо ищейки исказила злорадная гримаса. – Жаль, девка мелковата. Вот, помню, ловили мы ведьму в Карантанской марке… – закончить свою скабрёзную историю он не сумел, обжёгшись о полный ненависти взгляд пленника. – Ах ты, гадёныш!.. – замахнулся инквизитор для удара… И задёргался, не в силах высвободить руку из железных тисков полусотника.
Невысокий, широкоплечий и чернобородый, витязь напомнил Керидвену собак лесорубов: такой же спокойный, сильный, знающий себе цену – и готовый порвать горло любому, на кого укажет хозяин.
– Суда не было, – пробасил мужик. – И пока их не признали виноватыми, обижать не смей. Я княжий человек и закон нарушать не дозволю!
Всё случившееся потом Керидвен ощущал будто в тумане. И как воинов князя сменила церковная стража в белых плащах, и как в железной клетке везли "отдавшихся злу" через весь Киев. Хорошо хоть дядька, остановивший ищейку, всё время оставался вместе с ними, не давая издеваться над "тёмным отродьем". Впрочем, на площадях, где выставлялась клетка, белоплащаники были даже довольны помощью княжеского дружинника. Слишком громко слышны были возгласы при виде Фламины: "Детей-то за что!" И страха, который возникал на лицах, стал тем, что не дало парню окончательно провалиться в тупую пелену равнодушия к судьбе.
Плохо запомнился и суд. Заседали не на княжеском дворе и не у посадника: для таких, как Керидвен и Фламина, в одном из подвалов Тайного приказа было отведено большое душное помещение, давящее своими низкими каменными сводами и освещённое лишь немногочисленных факелами. Обвиняемые сидели в той же самой клетке, прямо на полу, чтобы члены трибунала могли смотреть на предавшихся искусителю рода человеческого сверху вниз – словно ещё раз показывая торжество божьего закона. Но к этому моменту подросткам было уже всё равно. Даже когда вызвали очередного свидетеля, и дядька Жанвье, мямля и отводя глаза, подтвердил, что да, эти двое служили у него и сбежали, обокрав хозяина, у Керидвена не осталось сил, чтобы хоть жестом, хоть глазами показать враз постаревшему трактирщику – они всё понимают, они не сердятся. Но вот отзвучали последние слова, и прогрохотало решение передать виновных светским властям. Нет, не для казни. Поскольку Фламина считалась ещё ребёнком, суд назначил обоим пожизненное заточение в свинцовых казематах Тайного приказа. Дабы у предавшихся нечистому было время раскаяться и исправиться. К огромному удивлению, пленников из зала отвели не в казематы. Камера расположилась в полуподвальном этаже высокой каменной башни где-то среди посадов, и сквозь небольшое окошко под потолком даже было видно небо, а на закате заглядывало вечернее солнце. Да и кандалы сняли, кормили их два раза в день, а на полу нашлась изрядная охапка сухой соломы.
Завтрак и ужин приносили всегда в одно и то же время, поэтому, когда посреди ночи лязгнула дверь камеры, пленники вздрогнули от ледяного ужаса. Вряд ли кто захочет платить немалую влазную пошлину , чтобы пообщаться с колдунами. Эффламина испуганно прижалась к брату: неужели всё? К огромному изумлению, это были не тюремщики. В камеру вошли двое – уже знакомый полусотник ловчего отряда и высокий мужчина с редким для древлян зелёным оттенком глаз. Судя по свите из добротного сукна, но без вышивки – мелкий боярин, способный поставить "в копьё" не больше десятка бездоспешных. Грива чёрных волос, тонкие черты лица… Только вот стоит отвести глаза, и через несколько минут ты уже не сможешь точно описать, кого видел недавно. Витязь молча посмотрел на всех троих, после чего вышел и плотно закрыл за собой дверь.
– Остр, – представился черногривый. – Как зовут вас, я знаю. Так что на этом знакомство считаю состоявшимся и предлагаю перейти к делу, тем более что времени у нас мало.
Гость с удовольствием отметил спокойные лица пленников. Похоже, обойдётся без истерик.
– Завтра утром вас переводят наверх. Под крышу. Или… Могу предложить иной вариант. Если, конечно, согласитесь.
Керидвен криво усмехнулся: нет у них никаких "или" – в камерах, расположенных под самой свинцовой крышей, даже здоровые мужики живут не больше года-двух. Что уж говорить про него или Эффламину.
Остр истолковал всё правильно. Он кивнул, соглашаясь, и продолжил:
– Тогда перед тем как мы отсюда выйдем, несколько условий. Первое – все вопросы потом, как приедем. Второе. Надеюсь, ты, парень, будешь благоразумен. И не попытаешься сбежать или чего учудить в дороге.
Брат с сестрой кивнули соглашаясь. Сразу же после этого Остр коротко стукнул два раза в дверь и, подождав несколько минут пока шаги стоявшего за дверью утихнут, повёл всех к выходу. К изумлению бывших узников задний двор, куда вывела дверь, был пуст, а ворота распахнуты. Лишь один раз с обратной стороны башни послышались чьи-то шаги. Но никого увидеть они не успели – при первом же звуке Остр изменился в лице, толкнул подростков за один из сараев во дворе, и схоронился рядом сам. Коротко бросив:
– Тихо. Не люблю лишней крови, даже чёрных братьев – а другие без спросу ночами здесь не ходят, – и, чуть помолчав, пробурчал себе под нос. – Совсем обнаглели, будто здесь им земли франков или италийцев.
Сразу за посадом всех ждали четверо воинов с осёдланными конями. И вот уже не первый день их маленький отряд мчался на север. Остр мог и не беспокоиться о побеге: в первый и единственный вечер, когда они заночевали на каком-то постоялом дворе, сил у подростков после дня бешеной скачки оставалось только чтобы впихнуть в себя ужин и свалиться спать. А дальше дорога пошла опустевшими после мятежа землями, всё больше и больше забирая на север. И отстать здесь от своих спасителей означало для брата с сестрой такую же гибель, как и в тюремных камерах. Разве что окружать их будет не камень стен и душный воздух нагретой солнцем свинцовой крыши, а высоченные сосны или тёмный ельник да мрачный березняк. Впрочем, желание сбежать даже не просыпалось. Вечером второго дня Керидвен случайно заметил под рубахой одного из воинов шейную гривну княжеского дружинника. И теперь парня мучало жгучее любопытство, зачем кто-то из ближников, а возможно и сам великий князь, рискуют спасать осуждённых Церковью? Фламина же всю дорогу просто таяла от непривычной ласки: заморенная, невысокая и худенькая девочка вызвала у суровых мужиков отеческие чувства. И каждый старался чем-то Эффламину побаловать, на привалах подсадить поближе к огню, а на ночь дать ещё и своё одеяло.
К обеду очередного дня Остр вдруг пустил лошадей шагом, словно давая всем отдышаться. Почти на закате узкая таёжная дорога вывела маленький отряд к крайнему дому то ли большого села, то ли даже небольшого города. Высокие избы, все как одна на подклете – нет ни землянок, ни вросших в землю "чёрных" изб. Никаких стен или частокола, зато целых три широких улицы. А в самой середине ближайшей к ним улицы – несколько огромных трёхэтажных домов. Словно княжеские палаты. Какое-то время Остр задержался на опушке, дав ошеломлённым подросткам прийти в себя. Но потом посмотрел на багровый шар, уже начавший прятаться за верхушки деревьев, и приказал отдать коней солдатам. После чего повёл подопечных к ближней трёхэтажной хоромине.
В сенях они чуть не столкнулись с мужчиной в крестьянской рубахе – не старик, но уже наполовину седой, а всё лицо в морщинах. Завидев его, Остр радостно хлопнул хозяина дома по плечу и гаркнул:
– Здорово, старый сыч! А я как раз хотел детишек здесь оставить и тебя искать. Принимай, пополнение привёз!
– Сколько меня знаешь, а выучить имя никак не можешь. Филин, запомни – Фи-лин!
– И правда, сын мой, – раздался от входной двери мягкий голос. – Не стоит разжигать грех гнева. Ты ведь знаешь, как Филин не любит такое обращение.
– Да и накормить детей надо бы. Знаю я, как ты гонишь, небось с самого отъезда кусок в горло не лез, – добавил кто-то ещё.
Обернувшись, все увидели рыжебородого мускулистого франка, который сопровождал невысокого пожилого священника. Стоило бы испугаться или удивиться… но, видимо, есть у человека какой-то предел, за которым он перестает воспринимать даже самое невозможное как чудо. И сейчас оба подростка смотрели на здешних обитателей лишь со спокойным интересом.
Они не заметили, как куда-то исчез Остр: отец Илларион негромко что-то сказал хозяину, и Филин пригласил всех в горницу.
В комнате пахло травами, свежими досками и едой. Пахло так сильно, что Керидвен и Фламина невольно сглотнули слюну, а в животах призывно забурчало: обед был уже давно, да и пришлась дневная стоянка на какое-то сырое полуболото. Филин истолковал всё правильно, но за ужином всё же сумел удивить столичных "гостей" ещё раз. Когда за столом посадил приехавших с Остром не на место младших, а как равных.
После ужина все расселись вокруг стола и Филин начал:
– Вы хотите спросить: где вы и почему. Так? – и дождавшись утвердительного кивка, продолжил. – Это место называется Тайной школой. А почему… Потому что здесь собрались те, кто не желает становиться холопами патриарха. Это наша страна! – словно мечом рубанул он словами. – И здесь князь вместе с нами собирает тех, кому надоело склонять голову.
– Это наша земля, – эхом повторил отец Илларион. – И только мы имеем право решать, по какому закону нам жить! Нашим порядком, нашей волей и словом Господа. А не словом Рима и забывшего заповеди апостолов патриарха, который травит неугодных и неудобных по своей прихоти и мнимой вине.
Разговор и неожиданная проверка встречавшими, которые оказались наставниками, длились допоздна. Пока новые ученики не свалились от усталости в отведённой для них комнате. А в самый глухой час ночи, тихо, чтобы не потревожить спящих, в комнату зашёл Остр. Он делал так всегда – перед тем, как уехать за следующими.
"Ещё два птенца расправили крылья. Хотя, – мужчина заметил на шее парня и девочки два вырезанных из дерева медальона, на которых были неумело, но старательно нарисованы драконы: когда они приехали, этих украшений ещё не было, – не птенцы. Драконы. И значит у тени, которая закрыла нашу страну, осталось ещё меньше времени".
Остр аккуратно поправил у девочки одеяло и вышел, неслышно притворив дверь. Его ждали другие, которым тоже надо помочь расправить крылья.
Комментарии
Два с небольшим века. Много это – или мало? Если мерить на срок человеческой жизни, то много. Десять поколений. А для государства, наверное, мало. К примеру, королевства крестоносцев на Ближнем Востоке просуществовали чуть меньше двух столетий, и иначе чем с насмешкой про эти осколки великого вторжения европейцев мы не говорим. Но ведь и Киевская Русь просуществовала примерно столько же! Если взять период между первым всеславянским князем Игорем Старым (середина X века) и последним Великим князем, чьё слово безоговорочно признавали все города и области страны Вячеславом Владимировичем (середина XII века) прошло как раз два столетия… Но мы не просто помним о Киевской Руси. Во всех летописях и хрониках она остаётся равной Византии, которая просуществовала больше тысячи лет. Потому что Киевская Русь была не просто государством – державой. Державой, о которой помнили и которая вдохновляла на подвиги не один век после своего крушения. Державой, соединившей в себе Восток и Запад. Поэтому и эпиграфами к главам были выбраны стихи русских и персидских поэтов. 5 глава – Валерий Брюсов, 7 глава – Федор Тютчев; серебряный век русской поэзии. 6 и 8 главы – Аль-Мутанабби (полное имя Абу-т-Тайиб Ахмад ибн аль-Хусейн аль-Мутанабби), один из самых выдающихся поэтов средневекового арабского мира.
Любое государство состоит из людей. И если купец Харитон, как и княжич Яромир, и Глеб, и Хотим Медведь персонажи выдуманные (они скорее некий усреднённый образ человека эпохи на данной ступени социальной лестницы), то молодой князь Александр – лицо вполне историческое. Александр Ярославич Невский один из самых известных и одновременно самых загадочных исторических персонажей нашей истории. Все знают о его победе на Неве и о Ледовом побоище, многие знают о его переговорах с Ордой. Но вот подробности его деятельности как первого русского князя, с которого и началась будущая Московская земля, мы знаем куда хуже. А ведь именно ему принадлежит идея союза с монголами. И именно Александр едет на Волгу в город Сарай, где заключает договор о вхождении в Орду части славянских земель на правах конфедерации. Поэтому описанные в новой ветви истории события – переговоры со Степью о союзе против вторжения со стороны Европы – тоже имели место. И следующие полтора века, несмотря на периодические разногласия и даже военные стычки, руссичи и степняки не раз приходили друг другу на помощь. Интересен факт, что после успешного штурма Копорья в 1241 году, Александр попытался сходу захватить Псков, но не сумел. Затем следует загадочная поездка Александра в ставку монгольских ханов … И уже на следующий год сначала новгородцы отбили Псков, а следом князь нанёс немцам ряд настолько серьёзных поражений, что оправиться от них Орден сумел почти через два десятилетия. Официально Александру помогали войска владимирского князя. Вот только величина "присланного" войска непомерно велика, куда больше того, что мог позволить себе город, не оголив свою оборону. И сразу же после разгрома в Прибалтике Папа римский Иннокентий IV направляет к Александру Невскому посольство с предложением принять католичество, якобы в обмен на свою помощь… Направляет только тогда, когда европейская экспансия в сторону Новгорода уже прекратилась – видимо понимая, что сил на ещё одно вторжение и захват военным путём больше нет.
Исторической личностью является и великокняжеский префект Ярослав. Его прообразом стали сразу два князя с таким именем. Ярослав Всеволодович, отец Александра Невского – яркий, осторожный и вдумчивый политик, на чьё правление наложилось вторжение Батыя. И который первый попытался собрать из раздробленных в пыль осколков Киевской державы новое государство. Его попытка не принесла плодов, время нового культурного витка ещё не наступило. Но она помогла его сыну заложить первый камень в фундамент будущего Московского царства. Второй Ярослав – это Ярослав I Мудрый, великий князь Киевский с 1016 года. Личность выдающаяся во всех отношениях. Человек невероятной физической силы, один из образованнейших людей своего времени – не зря именно он разработал свод законов, ставший основой не только Киевской Руси, но и первых столетий Московского княжества. Блестящий полководец, хотя и терпевший поражения в отдельных сражениях, умевший всегда закончить войну в свою пользу. А ещё человек исключительной хитрости и коварства. И интрига, описанная в книге вполне в его духе. К примеру, в нашей истории, когда Святополк Окаянный убил одного из старших братьев будущего великого князя – Бориса, и готовился убить второго, Глеба… знавший о готовящемся покушении Ярослав бездействовал. Так как смерть старших братьев расчищала ему дорогу к престолу.