За входной занавесью оказалась небольшая пустая комната, на полу которой были расстелены три кошмы, а в центре стоял тускло горящий светильник на земляном масле. На дальней кошме боком к двери сидел пожилой мужчина, чья внешность молодому воину показалась смутно знакомой – вспомнить мешали полумрак, царивший в комнате, да прыгающие тени неверного света. Услышав, как вошли Себьёрн и его спутник, мужчина прибавил в лампе огонь и развернулся к гостям. Джебэ мысленно ахнул: яркий свет выхватил из темноты лицо, которое в Степи, наверное, знала даже самая ничтожная мышь! Перед ними сидел сам Великий хан! Но воин должен уметь владеть собой, поэтому на лице удивление не отразилось. Субудей же помедлил несколько секунд и сказал:
– Неплохо. Только руки должны быть твёрже. Они дрогнули, показав удивление, – и, не обращая внимания на лёгкий румянец, проступивший на щеках Джебэ, жестом приказал обоим садиться.
Едва все сели, как Субудей вдруг обратился к молодому сотнику каким-то мягким и сладким голосом:
– Наслышан про твои достоинства. Очень наслышан. Если бы не твой рейд – неизвестно, как повернулось бы сражение. Думаю, ты заслужил большего, чем косица сотника. Вот, возьми, – он достал откуда-то из складок одежды серебряную пайцзу, которую положил перед молодым сотником. Как бы приглашая взять себе.
Джебэ вдруг почувствовал, будто внутри него натягивается тетива. И с каждым мгновением всё сильнее, угрожающе звеня и приготовившись лопнуть. Про владыку Степи не зря говорили без похвальбы, что тот способен узреть спрятанное на два роста под землёй. И не знать, кто именно спас полусотню, Великий хан не мог – в этом Джебэ был уверен. Потому молодой воин не стал торопиться. Конечно, услышать подобные слова лестно. И возможности получить личную пайцзу в двадцать шесть удостаиваются немногие. Но взять её – значит согласиться, что готов выполнить дело, которое потребует Великий хан. А если выполнить не сможешь… Отказ повредит куда меньше. Джебэ склонил голову и ровным тоном спросил:
– Я рад, что Великий хан высоко оценивает своего нукера. И я готов выполнить любой приказ. Но перед тем как принять столь высокий знак ответственности, прошу рассказать мне, что требуется владыке? Дабы, если моих сил будут недостаточно – попросить передать дело в руки более достойного.
Субудей усмехнулся, сверкнув зубами. И уже нормальным тоном, в котором привычно зазвучали властные нотки, произнёс:
– Одобряю твой выбор, Себьёрн, – и резко перевёл взгляд на Джебэ. – Годишься. Ты слышал про посольство на Острова солнца?
Джебэ утвердительно кивнул:
– Да. Об этом говорят в городе.
– Хорошо. Ничего особенного. Простое подтверждение договора, как и каждые пятнадцать лет. Ерден переговорщик опытный, да и на островах бывал не раз… – Субудей поджал губы. – Меня что-то тревожит. Слишком долго тянули свободные капитаны с ответом на наше предложение… щедрое предложение. И слишком уж суетятся чьи-то прознатчики в нашем порту на берегу Рассветного океана. Поэтому отправится посольство через свободный город Тонгён, и поплывёт в составе большого торгового каравана. Вот только вторым по старшинству будет Себьёрн. Человек тоже бывалый… Но этого мало. Слишком многие знают, кто сможет прийти на смену Ердену. Мы решили, что стоит иметь кого-то, способного, если понадобится, временно заменить посла. Случайно ввести в охрану удобнее всего тебя.
Молодой нукер утвердительно склонил голову, показывая, что понял и принимает наказ своего господина. К молодому сотнику присматриваться не будут, а то, что он неплохо владеет языком нихонцев, разбирается в обычаях Островов солнца и почти два года сам был переговорщиком – в столице никто не знает. Не медля, Джебэ взял пайцзу и перевернул… Мерцающий свете лампы осветил выгравированный знак Великого хана. Но рядом виднелись и знаки остальных Старших! Теперь Джебэ возгласа изумления сдержать не смог: он стал не просто рукой Великого хана, теперь его Слово – это Слово всей Степи!
Субудей словно не обратил на изумление молодого нукера никакого внимания. Он хлопнул ладонями и торжественно произнёс:
– Волей моей и властью Курултая старших ханов! Стань взором нашим и словом нашим, а когда настанет час – дланью нашей, карающей и милующей, – после чего уже деловым тоном продолжил. – О твоём истинном статусе будет знать только Себьёрн. Он же и скажет тебе подробности. Для всех остальных ты – десятник охраны посла.
Едва Субудей умолк, как варяг, получив разрешающий кивок, начал пояснять детали:
– Через два дня в родительский дом возвращается Альвхильд. Ты вхож в семью Фридгейров, поэтому никого не удивит, что вместе с братом встречать её поедешь и ты. Влюбишься и начнёшь за девушкой ухаживать. Тем более что как нукер Великого хана и сотник ты вполне можешь просить руки дочери ярла. Когда заболеет младший целитель посольства и вместо него на Острова солнца отправится Альвхильд – никого не удивит, что ты попросишься вслед за ней. По статусу чин сотника равен десятнику посольской стражи, поэтому благоволящий тебе ярл Торбьёрн легко поможет устроиться в охрану…
– Сейчас Себьёрн проводит тебя к Фридгейрам, – прервал вдруг Великий хан, – там и договоритесь о деталях. Ярл Торбьёрн и Альвхильд уже знают и дали согласие, – и Субудей махнул рукой в сторону двери, показывая, что ночь коротка и следует поторопиться.
В доме Фридгейров Джебэ встретил сам глава семьи, Глоди… и Альвхильд! С последней встречи она не просто стала старше. Угловатые линии подростка скруглились, Теперь перед Джебэ стояла рослая красавица, с широким и гордым разворотом плеч, высокой полной грудью и изящной талией. Волна волос червонного золота струилась по всей спине, закручиваясь в пышные кольца, и словно подчёркивала опалово-молочную кожу.
– Вильде, ты великолепна! Будь передо мной кто другой, – он весело подмигнул, – я обязательно бы приударил!
Девушка смущённо заалела от комплимента, а потом с радостным визгом кинулась Джебэ на шею.
– А со мной поздороваться не хочешь? – раздался из угла голос Глоди. – Сестрёнка, не удуши его. Оставь и мне немного, – и, отстранив Альвхильд, крепко обнял друга. – Добро пожаловать, брат!
Джебэ, который не видел Глоди несколько лет, смотрел на друга с удивлением. Да, за прошедшие годы побратим тоже очень изменился. Если Альвхильд до сих пор выглядела едва на шестнадцать, то Глоди в свои двадцать был вылитый отец. Такой же медведь с пшеничными бородой и косами. Разве что нет седины, да меньше лент Одина – в косе побратима ленты были посвящены покровителю кузнецов и учёных Велунда.
Восторги и обмен новостями длились полночи, и лишь потом все трое с азартом начали обсуждать детали – словно и не утекло много лет, и опять они готовят какую-то проказу. А ярл Торбьёрн смотрел на сидящих рядом Джебэ и Альвхильд и с грустью думал, что не отказался бы от такого зятя и взаправду. Увы – эти двое всегда относились друг к другу как брат и сестра, а Торбьёрн принимал Джебэ как одного из своих сыновей. А жаль…
Глава 14
Там, под землей, под этим низким кровом
Полны тобой опять ее мечты.
На переправе, на мосту суровом
Она высматривает: где же ты?
И ангел оборачивается в рыдании,
И ждет тебя, и ждет тебя она.
Освободи же ее, ты от ожиданья
В объятиях с ней, в сокровищнице сна.
Велик и неизменен океан, неторопливым рокотом несущий свои пенные воды от северных льдов до южных джунглей. Словно сама вечность решила принять форму, чтобы стать мерой всего уже случившегося и только предначертанного – и возникла хрустальная гладь без конца и без начала. С шумом и фырканьем плещутся киты и дельфины, белогрудые чайки молнией носятся над синей и изумрудной глубиной, то окунаясь в лазурную волну, то взлетая высоко в прозрачное голубое небо. Живое существо не может потревожить спокойствие сияющих вод: ни среди зелёной солёной пустыни, где в неизменности растворяется даже время, ни у побережья, где волны равномерно и неизбежно отсчитывают мгновения.
Но вот ровный доселе берег поворачивает, и плывущая в безмятежности стайка дельфинов испуганно начинает пересвистываться, спеша как можно дальше уйти в море: за мысом воды залива кипят и бурлят от сотен кораблей и тысяч лодок, спешащих к причалам славного Тонгёна. Много веков назад повелел тогдашний правитель здесь, где река смешивается с водами Восточного океана и меняет оттенок своих вод от благородного жёлтого к тёмно-коричневому, построить порт. Нет уже давно ни того владыки, ни государства – а город тысячи мостов всё стоит, цепко держа в своих руках славу некоронованной торговой столицы моря Тонхэ .
По всему побережью и далеко за его пределами известен Тонгён. И мастерами, которые живут в своих кварталах, отделённых от остального города высокими стенами: чтобы остались секреты выделки самого тонкого фарфора и самого яркого шёлка скрыты от чужаков. И верфями, на которых можно построить любое судно по желанию и мошне заказчика – хоть торговую джонку или когг , хоть драккар варягов или хищную галеру самураев. И своими развлечениями: пестрят улицы и площади яркими балахонами комедиантов да разноцветными кофтами уличных жонглёров, факельщиков, плясунов. А дальше, в кварталах под белыми и серыми фонарями ждут ищущих удовольствий девушки и юноши, готовые исполнить любую мечту и утолить жажду желаний любого путника.
Ни на минуту не затихает город-порт. Вдоль глухих высоких заборов, отделяющих широкие улицы от дворов, снуют рикши и паланкины важных чиновников-мандаринов, кричат о подаянии сидящие на перекрёстках нищие, бегают мальчишки, на продажу везут в тележках и тащат в коробах свой товар ремесленники и крестьяне. Вот прошёл купец из Великой Степи: рослый и важный. Он плотно запахнул свой халат и, кажется, даже не глядит на нанятых в пригороде узкоглазых желтолицых носильщиков-корёсцев, которые колонной трудолюбивых муравьёв тащат вслед за ним нескончаемую вереницу тюков с товаром. А здесь кричит и хватается за меч оскорблённый ханец, но тут же отпускает рукоять и, нацепив на лицо маску презрения к "сырым варварам", спешит прочь – к месту ссоры уже направляются стражники, и зачинщика могут лишить въезда в город. Впрочем, охранники порядка торопятся не сильно – знают, что первым остужать горячую голову задиры бросятся соседи. Слишком дорожат все жители и гости Тонгёна статусом нейтральной территории.
Ближе к заливу и причалам город меняется. Исчезают высокие заборы дворов, дома̀ и склады всё сильнее теснятся друг к другу. У здешних обитателей нет времени на долгие церемонии встречи гостя у ворот, обязательные для уважающего себя корёсца. Да и гости из других стран не поймут подобной задержки, особенно ночью – вот и приходится купцам и хозяевам гостиниц "забывать" про священные традиции дедов и прадедов. Ну, да духи предков поймут оборотистых потомков – сами испокон веков были такими же. Другие в здешних местах и люди. Возле порта нет места крикам да лохмотьям нищих, залатанным одёжкам крестьян и цветастым балахонам фигляров: платья, кофты и шаровары здешних хозяев пошиты из хорошего сукна, бархата и шёлка. С рассвета до заката, а зачастую и ночью, кипит порт, встречая и отправляя суда со всего мира. Без устали и отдыха целый день снуют грузчики и матросы, рыбаки, слуги и приказчики, чтобы вечером, едва побагровеет и уйдёт за горизонт шар солнца, вместе с обитателями гостиниц поспешить в город – окунуться в водоворот развлечений, спуская в балаганах и кварталах удовольствий заработанное за день.
Впрочем, сегодня живущим в гостинице "Хрустальный мост" вечера было ждать не обязательно. Все, от Старшего стража до последнего писаря, со смехом наблюдали, как делает выговор своему воину один из офицеров охраны посольства Великой Степи. Самый молодой в своём десятке и в охране, он даже в мелочах старался следовать воинской Ясе. Из-за чего, под усмешки и шутки остальных над невезучими товарищами, регулярно устраивал подчинённым разносы. Как за кажущиеся проступки, так и за настоящие – но настолько мелкие, что любой мало-мальски опытный командир постарался бы их не заметить. Утихомирить его могла только младшая целительница, из-за которой он, по слухам, и добился назначения в стражу. Но сегодня девушка вместе со старшим лекарем выхаживала отравившегося рыбой помощника посла, и испортить развлечение не могло ничто.
– И если я ещё хоть раз увижу, что кто-то позорит высокое звание охранника самого посла Ердена – пеняйте на себя!
Под конец голос сорвался, дав петуха и все, кто находился в большой трапезной зале, зажали рты, чтобы не расхохотаться. Видно было, что и сами воины десятка, и "виновник" тоже удерживают на лице серьёзное выражение с трудом. Один лишь заместитель десятника Хаульфдан сохранил невозмутимость, не позволив даже тени насмешки. Заметил всё это и Джебэ – поэтому ругать пожилого варяга, который годился ему в отцы, при всех не стал. Гордо подняв голову, парень тряхнул волосами, забранными по обычаю варягов в две косы, и двинулся к лестнице на второй этаж. На ходу бросив, чтобы заместитель шёл следом. Мол, с ним они поговорят без посторонних.
Едва тяжёлая дверь комнаты захлопнулась, заглушая любые звуки изнутри, вид молодого командира резко переменился. Исчезла гордая ребячья надменность, исчезли следы юношеской обиды и непонимания человека, который всё делает правильно – но от остальных получает сплошные насмешки. Лишь усталость, до этого почти незаметно прятавшаяся в уголках глаз, казалось, захватила всё лицо.
– Я больше не могу, Хаульфдан, – сказал Джебэ и, раскинув руки, с удовольствием упал на перину. – Если бы ты знал, как я устал играть молодого остолопа.
– Таков приказ начальника охраны Себьёрна, – старый варяг присел рядом, всем своим видом показывая, что хоть и понимает командира – ничего сделать не может.
– Да знаю я, знаю. Вот только если отправка каравана и отъезд задержатся ещё на неделю – я точно рехнусь. Будто я не понимаю, что парни тоже готовы лезть на стену от безделья. И все их глупости… А, – он махнул рукой и, не вставая, зашарил в стоящем рядом с кроватью дорожном мешке, – они ведь и дальше так будут, а я вынужден скандалить. "Не подобает так вести себя охранникам посла Великой Степи", – передразнил он сам себя, – вот, передай парням моё извинение, – Джебэ наконец-то нашёл то, что хотел, и удивлённому взору младшего десятника явилась пузатая бутылка тёмно-жёлтого стекла с пробкой, залитой зелёным сургучом.
– Да это же… – полушёпотом взволнованно произнёс Хаульфдан.
– Ага. Настоящее сахарное вино из Малайи. Сам знаешь, в прошлогодней войне я в передовых разъездах ходил. Хорошо тогда погуляли… Вот из добычи, что с одного поместьица взяли, пара бутылок мне и досталось. И ещё, – он сел на кровати, останавливая уже собравшегося уходить заместителя, – передай парням, пусть ко всему приглядываются. Не нравится мне эта задержка с выездом. Я ещё когда на границе служил, усвоил, – тут он сморщился от неприятного воспоминания, – если в начале всё слишком уж приятно идёт – жди потом в рейде нехорошего. А наотдыхались и наразвлекались за деньги Великого хана мы в здешних краях по полной. Вплоть до покушения на посла.
Десяток уже ждал Хаульфдана в большой лапшичной, куда остальные стражники и посольские никогда не заглядывали. Пользуясь тем, что все расходы посольства брал на себя Великий хан, они предпочитали проводить свободное время в ресторанах, у лицедеев да в парчовых заведениях весёлых кварталов. И потому здесь варяги могли говорить спокойно. Бутылку и пожелания командира все встретили восторженным гулом.
– О! Это же настоящий брам!
– Да ради такого я готов получать нагоняи и наряды хоть каждый день!
– Зим восемь, не меньше!
– Какой восемь, смотри печать на сургуче! Да ей все десять, а то и пятнадцать!
– Тихо, тихо, парни, – улыбаясь, Хаульфдан начал разливать напиток по чашкам. – Нарядами вне очереди, Кольгрим, я тебя и так обеспечу. Только вот таких бутылочек, извини, не будет – одна всего. И вообще, зажрались вы мужики. Гостинчик им по стоимости хорошего клинка каждый день подавай…
Разговор смолк: все наслаждались напитком, мелкими глотками поглощая концентрированное блаженство. Наконец, когда на дне чаш не осталось ни капли, Хаульфдан продолжил:
– В общем, так. Командир просил передать – не расслабляться…
– Да ладно тебе, Хаульфдан. Ну что такого может быть? Гуляй вокруг посла, да бряцай железом – вот и всё… – начал было ерепениться Кольгрим.
– Сам думай, сам. А не повторяй за остальными. С чего наш десяток в охране появился?
– Да мой род живёт в Великой Степи уже двенадцать поколений!..
– Мой – пятнадцать. Но по традиции варягов в охране всегда не больше трети, остальные – столичные нукеры Великого хана. Парадные вояки, – с презрением бросил Хаульфдан. – Вот и думай, зачем нас в охрану ввели. Или, – тут он хитро прищурился, – ты, как и остальные, и вправду решил, что мальчик, который только гарнизонной службы нюхал да в числе простых сотен воевал, влюбился в нашу Альвхильд? А ярл дочку поскорее замуж решил сплавить, вот и устроил будущему зятю непыльную работёнку?
– Джебэ? – рассмеялся кто-то из сидящих. – Да он, кажется, влюбиться вообще не способен.
Кольгрим смущённо замолк, пытаясь подобрать ответную колкость, как внезапно заговорил сидящий с другой стороны от спорщиков Сигфаст. Широкий и рослый, он был похож на огромного медведя, который вдруг обзавёлся секирой и сел вместе с остальными за стол.