Михайлов уже спустился туда и вскоре включил свет. По узкой металлической лестнице парень с девушкой спустились в длинный коридор, который вывел их в огромное подземное помещение со сферическим потолком и такими же стенами. В углублениях стен было несколько дверей. Одна из них приоткрылась, из-за нее выглянул Вадим.
– Нам сюда, – махнул он. – Проходите, знакомьтесь с моей берлогой.
– Вы пошли вперед, чтобы включить свет, – призналась Вилена. – А я, грешным делом, подумала, что вы заманили нас в какую-то западню…
– Западню? – удивился Вадим. – Я не занимаюсь ни похищениями, ни погоней за денежным мусором, ни чем-либо еще криминальным. И не пригласил бы вас сюда, если б вы мне не понравились. Зачем в своем доме обзаводиться врагами? К тому же во внешнем мире достаточно злобы. Она уже проникает в наш мир в виде сгустков отрицательной энергии. Так что не слишком отдаляйтесь от меня, иначе я просто не сумею вас избавить от неприятных ситуаций.
– Такое возможно? – осведомился Давид.
– В этом мире возможно все, – усмехнулся Михайлов. – Собственно, во внешнем мире тоже творится немало гадостей, но он вам более привычен. А здесь вы еще пионеры или первопроходцы.
– Представь, председатель колхоза диггеров ждет от нас, пионеров, что мы скажем "Всегда готовы!", – обратился к Бусинке Давид. – Ты готова?
– Всегда готова! – отрапортовала девушка и помпезно подняла руку в пионерском приветствии.
– Ну, будет вам юродствовать, – заворчал Вадим. – Лучше выбирайте комбинезоны и респираторы. Можно даже по противогазу захватить, не помешает.
– Почему?
– Потому, что мы идем в район Лубянской тюрьмы. А там многотысячные братские могилы пропавших без вести.
Веское замечание хозяина подземки заставило пару диггеров-неофитов более серьезно отнестись к путешествию по "подполью" столицы. Не сговариваясь, они решили следовать совету Вадима и не терять его из вида. В комбинезонах Давид и Вилена смахивали на высадившихся из межпланетного корабля астронавтов: серебряная одежда, такого же цвета респираторы и капюшоны с касками поверх них производили неизгладимое впечатление.
У Вадима Михайлова в отличие от гостей был оранжевый комбинезон с таким же заплечным рюкзаком и кожаным ремнем, к которому крепилось несколько поясных коробочек. Хозяин подземки придирчиво осмотрел гостей, покачал головой и приказал поверх комбинезонов надеть на ноги болотные сапоги. Такая экипировка устроила его, и он, призывно махнув рукой, отправился по тоннелю.
Давид и Вилена пытались не отставать от него. Лучи фонарей на касках метались по забытому тоннелю метрополитена и вскоре выхватили из темноты лестницу, уходящую вбок. Михайлов молча показал гостям на ступеньки лестницы, опять махнул рукой и принялся подниматься по ним.
Новый пешеходный туннель встретил путешественников стаей недовольных крыс. Вилена испуганно взвизгнула и прижалась к Давиду. Вадим открыл один из поясных подсумков, достал оттуда термитный патрон, поджег его и бросил в середину крысиного стада. Те сразу запищали и принялись удирать от разбрасываемых патроном жгучих искр. Проход вскоре очистился, и путешественники пошли дальше.
Вдруг дорогу им перегородили кузова нескольких иномарок. Как легковые машины попали сюда – было непонятно, но разобраны они были чуть ли не до винтика.
– Вот это еще одни жители подземки, – ткнул Вадим в кузова машин. – Немного дальше по коридору имелся довольно широкий въезд в подземелье, его пришлось засыпать, иначе угонщики поселились бы здесь навечно. Отсюда можно попасть к Сенатской и Собакиной башням Кремля, но мы спустимся в канализационный коридор и пройдем по нему почти до самой Лубянки. Так что советую не забывать про респираторы.
– А иначе нельзя? – поинтересовался Давид.
– Основные пути к Лубянской тюрьме давно замурованы, – отрезал Вадим. – Хорошо, что еще не все замуровали. Спускаемся в колодец.
По колодцу канализации путешествие было довольно неприятным, но спокойным. Здесь даже крысы не показывались. Однако перед самым выходом к Лубянским гротам, путешественникам пришлось преодолевать настоящую подземную реку. Вода в этом сливе была чистая и горячая. Видимо, через него в Москву-реку скидывались водные отходы какого-то предприятия, хотя никаких предприятий, фабрик и промышленных объектов в центре Москвы не наблюдалось. Значит, эта теплая река была еще одной тайной подземелья.
Наконец трое диггеров выбрались на довольно сухую обширную площадку. От нее в разные стороны разбегались коридоры. Судя по тому, что Вадим несколько минут соображал, по какому из них идти дальше, эту часть подземелий он знал плохо.
– Точно, нам дальше – по этому тоннелю, – наконец вспомнил дорогу Вадим. – Я не люблю пятачок Лубянской тюрьмы, потому что здесь не только хохрики появляются, но и настоящие призраки.
– Настоящие? – глаза Вилены вспыхнули любопытством. – Ой, как интересно!
– На самом деле, интересного мало, – возразил Вадим. – Потому, что явления призраков в подземном мире просто так не случаются. Это ведь души безвинно казненных здесь во времена сталинского режима. Привидения не всегда ведут себя тихо. Чаще нам приходится удирать от них, так что по коридору пойдем в связке. – Михайлов достал альпинистский трос с карабинами, пристегнул себя и заставил пристегнуться Давида с Виленой.
Коридор скоро вывел их к провалу, преодолеть который можно было только по узенькой тропинке, плотно прижавшись к стене.
– Я же говорил, что связка понадобится, – буркнул Вадим.
Ребята соображали, какие еще альпинистские трудности и рогатки им подарит подземелье Москвы.
Провал остался позади, и вскоре путешественники наткнулись на настоящую стену из силикатного кирпича.
– Откуда здесь это? – решил узнать Давид.
Вадим оглянулся и спокойно ответил:
– Это одна из стен Лубянских подвалов. Я думал, вы догадались. Нам отсюда направо. Только осторожнее. Там открытая могила…
Впереди возле стены показалась вырытая в тридцатых годах траншея, куда энкавэдэшники вытаскивали и сбрасывали заключенных, умерших в тюрьме или скончавшихся от пыток. Яма оказалась наполнена доверху, но засыпать ее никто не собирался. Скелеты людей лежали в беспорядке и за прошедшие годы были начисто обглоданы крысами.
Все трое прошли мимо траншеи с покойниками осторожно, будто боялись потревожить умерших в неволе людей.
– По-моему, вам нужно куда-то сюда, – Михайлов ткнул пальцем на показавшуюся впереди стену с такой же кирпичной, как у Лубянской тюрьмы, кладкой.
– Давид! Это наш подвал! – воскликнула Вилена. – Смотри! Несущие столбы фундамента заложены кирпичом.
– Вижу, Бусинка, вижу, – кивнул Давид. – Вы действительно вывели нас к той самой стене, только снаружи, – объяснил он Вадиму. – Может быть, поможете проникнуть в замурованную комнату подвала?
– Хм-м, – подал голос Вадим. – Я не кладоискатель, но такие приключения стараюсь не пропускать, поэтому и телеглаз с собой захватил.
– Телеглаз?! – ахнули в унисон Давид и Вилена.
– Да, – кивнул Михайлов. – И вы сейчас поможете мне его подготовить, – он достал из небольшого оранжевого рюкзачка прибор телеглаза, аккумулятор и плоский монитор.
К ним прилагалась миниатюрная камера на длинной и гибкой металлической трубке, которую можно было просунуть в любое отверстие. Настроив прибор, Вадим просунул его в дыру, где по предположениям Давида находились деревянные сундуки.
Монитор сначала ничего не показывал, будто для телеглаза не хватало освещения. Но вдруг на экране стали возникать прямоугольные коробки зеленого цвета. Михайлов даже присвистнул. Волнение хозяина подземки передалось его гостям. Вилена и Давид с любопытством, сопровождающимся мурашками по спине, вглядывались в плоский экран.
– Ну, ребятки, – подал голос Вадим. – Мы, кажется, наткнулись на такие же сундуки, что попались нам в Боровицком холме.
– Вот те раз, – удивилась Вилена. – Такие же? Вы не ошибаетесь? Если это царская библиотека, то почему она спрятана в разных местах? Книги, скорее всего, должны быть замурованы в одном месте.
– Это кто вам сообщил такую глупость? – усмехнулся Вадим. – Сам Иван Васильевич или его верный пес Малюта Скуратов?
– Будет вам, – обиделась девушка. – Я высказала только предположение, потому что клад обычно закапывается в одном месте. Сокровища ведь прячутся для того, чтобы их нельзя было обнаружить даже самым дотошным кладоискателям, либо только сам хозяин, либо его потомки должны четко знать место, где клад хранится.
– Что ж, вполне логично, – согласился Давид. – А ты не предполагаешь, что у настоящего клада может быть несколько двойников?
– Ваш приятель прав, – подал голос Вадим. – Царь Иван Васильевич был очень подозрителен и, вполне вероятно мог просто расчленить библиотеку и замуровать ее в разных местах.
– Вспомни, что сказала Ляля, – поддержал Михайлова Давид. – Сатанисты пронюхали об имеющихся в царской библиотеке фолиантах по черной магии, а ведь это для них – долгожданная власть над всем миром.
– Знаешь, дорогой, – глаза Бусинки превратились в две ехидные щелки. – По-моему, власть американских архантропов над внешним миром уже давно установлена. Вспомни, в XIX веке банкир Морган сказал любопытную фразу: "Дайте мне во власть центральный банк любой страны, и я в самое короткое время поставлю эту страну на колени перед Вашингтоном". А какой центральный банк не принадлежит сейчас Вашингтону?
– Китайские банки сторонятся такой дружбы, – резюмировал Вадим. – А финансовое противостояние крупных арабских банков?
– Разве что иракские и китайские, – согласилась Вилена. – Остальные же вместе с правительствами стран пляшут под дудочку дядюшки Сэма!
– Ох, Бусинка, любишь ты ложку дегтя преподнести в самое неподходящее время! – воскликнул Давид. – Мы здесь собрались обсуждать проблемы мирового кризиса, устраиваемого американцами? Нет? Вот и давайте заниматься тем, за чем пришли. Но как мы будем ломать стену? – обратился он к Вадиму. – Я как-то не догадался монтировку или ломик захватить.
– Я догадался, – вздохнул Михайлов, всем своим видом показывая, дескать, что бы вы без меня делали! – и хозяин подземелий вытащил из того же рюкзачка небольшую дрель-перфоратор, включил ее и принялся долбить стену в том месте, где сверху уже обвалилось несколько кирпичей.
Вскоре дыра в стене превратилась в довольно большой проем, через который можно было без проблем проникнуть в тайную комнату. Деревянные ящики, поставленные друг на друга почти до самого потолка, блестели отшлифованными боками и приглашали полюбопытствовать, что же прячется у них внутри. Только Михайлов, выключивший дрель, но не успевший ее спрятать, застыл в необычной позе.
– Что случилось, Вадим? – спросил Давид.
– Тихо, – цыкнул на него хозяин подземки. – Замрите!
Ребята застыли, почувствовав надвигающуюся опасность. Где-то очень далеко слышался угрожающий шум, будто подземный бульдозер продирался по коридорам подземелья и крушил все стены и препятствия, попадавшиеся у него на пути. По звуку нельзя было определить, что же это такое, но Михайлов, опираясь на собственный опыт, уверенно произнес:
– Где-то водопровод прорвало. Вода, судя по звуку, скоро будет здесь. Так что на сей раз наше исследование откладывается.
Вдруг женский писк и возня заставили мужчин обернуться. Недалеко от них Вилену схватил за горло какой-то человек. В свете фонарей Давид узнал того самого охранника, который напал на него возле Дома Черткова несколько дней назад. Парень сделал шаг к нему, но тот остановил его хриплым приказом:
– Стоять! Или я твоей сучке глотку перережу!
Только тут мужчины заметили в руках у насильника большой тесак, острой стороной приставленный к горлу девушки.
– Стоять! – скомандовал еще раз охранник. – Я тебе говорил, что нечего шляться возле нашего дома! – обратился он к Давиду. – Но своей находкой вы нам помогли, поэтому живите пока. А телку твою я с собой заберу… – возможно, разбойник еще хотел что-то сказать, но не успел.
Сзади ему в спину ударил мощный водяной поток, вырвавшейся на волю. Свирепая водяная стихия сметала все на своем пути. Давида с Вадимом Михайловым поток отбросил чуть в сторону, а разбойника, не отпускающего Вилену, пронесло мимо куда-то в темноту.
– Бу – си-и-ин-ка! – заорал что было силы Давид. – Бу-си-и-ин-ка!
– Тихо ты! – прикрикнул на него Вадим. – Своей девушке ты никаким воплем не поможешь. Нам надо сначала выбраться отсюда, – тут только Давид почувствовал, что Михайлов успел схватить его за шиворот и удерживал от бешеного потока воды. – Давай поднимемся в нишу, – скомандовал Вадим.
Под потолком тоннеля в этом месте виднелась черная дыра. В нее-то чуть ли не силком Михайлов затащил Давида, бросил на пол и уселся сам. Давид тоже сел и осветил своим фонарем убежище, спасшее их от водяного потока. Здесь в незапамятные времена тоже был туннель, но чьи-то заботливые руки заложили проход аккуратно подогнанным кирпичом. Наверное, с той стороны даже нанесли штукатурку на новую стену, чтобы скрыть вход в подземелье.
Михайлов тоже осмотрел стену и заворчал:
– Попали мы с тобой, Давид, как куры в щи.
– Кур в ощип, – автоматически поправил его парень.
– Не все ли равно? – продолжал ворчать Вадим. – Все наши инструменты унесло это половодье, так что продолбить стену нечем.
– Может быть, вода скоро спадет? – предположил Давид.
– Ага, – ядовито усмехнулся хозяин подземки. – А мы будем ждать у моря погоды. Такие прорывы, чтобы ты знал, бывают не слишком часто. Сейчас затоплен, скорее всего, весь район. Вода идет под давлением, значит, прорыв серьезный. Но это и хорошо. На такие аварии вызывают МЧС быстрого реагирования. Только все равно вода не спадет дней двадцать-тридцать, а то и больше. За это время мы просто задохнемся здесь, даже противогазы не помогут.
– У меня уже нет противогаза, – сконфуженно признался Давид.
– Тем более, – отметил Вадим. – Значит, нам нужно постараться разобрать заложенный проход с этой стороны. Нож ты еще не потерял?
Давид пошарил по поясу и обнажил финку, у которой на одной стороне имелись зубья пилы.
– Вот и хорошо, – обрадовался Михайлов. – Давай поддевать каждый кирпич с разных сторон. Труднее всего будет вытащить первый, а там… в общем, давай работать. Не получается только у того, кто ничего не делает.
Глава 9
Стоит ли говорить, что Федор Кузьмич применил все с детства заученные врачебные навыки, чтобы привести Государя в надлежащий вид. Игумен Агафангел несколько раз пытался прорваться в келью, где колдовал над царским здоровьем его камергер, но тот всякий раз вежливо оттеснял настоятеля в коридор и обещал, что император с часу на час придет в себя и конечно же уделит время хозяину монастыря.
Архимандрит Агафангел на время успокоился и решил потерпеть.
Терпеть ему пришлось до следующего дня, когда в храме Святого Георгия совершалась утренняя литургия. Император вместе с Федором Кузьмичом явились на богослужение, и Александр Благословенный попросил настоятеля исповедовать его перед отбытием из монастыря.
Постоянных насельников на службе было немного, но даже в меньшинстве монахи сумели так отрепетировать церковное песнопение, что любая профессиональная капелла позавидовала бы этим отшельникам. Вероятно, каждый из них представлял, будто поет в последний раз. Особенно проникновенно у них получился ирмос "Иже херувимы". Государь, слушая монашеское пение, даже прослезился. Сам он не знал наизусть устава богослужения, но даже ему что-то показалось странным. И когда он после евхаристии был приглашен на исповедь, то первым делом решил узнать у настоятеля, в чем суть странности?
Услышав такой вопрос, игумен улыбнулся и попытался успокоить императора:
– Ничего особенного, Ваше Величество. Просто я, как настоятель этой обители, считаю, что отходить от веками проверенного канона не следует. Введенные в церковный обряд патриархом Никоном в 1666 году новшества не совсем соответствуют истине.
– Вам известно, что есть истина?! – удивился Александр.
– Истина – это всегда то, чего нельзя утаить, – пояснил пастырь. – Такого же мнения и пророк Серафим Саровский.
– Да, я был у него не так давно.
– Вот как? – удивился архимандрит. – Тогда вы, может быть, заметили у старца лестовку? – игумен показал императору висевшие у него на левой руке необыкновенные четки.
Кожаный ремешок сплетенной в круг лестовки состоял из множества бусинок, но заканчивалась она двумя кожаными треугольниками с вкрапленными в них полудрагоценными камешками, расположенными один над другим. Причем оба треугольника были с оборотом.
– О да, именно так, – подтвердил Государь. – Лестовку Серафим Саровский всегда носит с собой.
– Это особые четки, оставленные православным христианином Василием Великим, – продолжил настоятель. – Но никто из новоделов, последовавших за реформатором Никоном, не молится по лестовке. Этот удел оставлен только старообрядцам.
– А вы не боитесь Священного синода?
– Нет, Ваше Величество, не боюсь, – глядя императору прямо в глаза, ответил настоятель. – Я грек и знаком со многими течениями христианства. Недаром, перебираясь в Россию, я принял миропомазание православия и новое имя – Агафангел. Богослужение, не исковерканное на свой лад человеческими умами, осталось только у сторонников старой веры. Поэтому любой пастырь молится Богу так, как требует его совесть. Об этом мы еще поговорим на досуге. Теперь же чем я могу облегчить вашу душу?
– И то верно, – согласился царь. – Я верую во Единого Бога Отца Вседержителя, Творца неба и земли, видимым же всем и невидимым. И во Единаго Господа Иисуса Христа, Сына Божия… Покаяться же хочу во многих сомнениях своих. Иногда даже в желании оставить предначертанный мне путь Помазанника Божия. В последнее время я чаще стал обращаться с молитвою к Вседержителю, но грешен помыслами, делами и не умением чего-то исправить… – Государь долго сознавался игумену в своих прегрешениях и сомнениях, а тот слушал исповедника внимательно, чуть склонив голову и закрыв глаза.
Видимо, так пастырь лучше воспринимал смятения души кающегося и мог найти достойный выход из создавшегося положения.
– Вы, Государь, неосознанно боитесь испытать участь многих из вашего царского рода. В частности, боитесь, что удел, выпавший на долю вашего батюшки, окажется и вашим. Уверяю вас, когда получите известие, сам Господь поможет вам, но даст испытание.
– Я уже получил известие, владыка, – поднял на настоятеля глаза император. – В Париже я бывал на мистериях у госпожи Ленорман. Как-то раз в ее зеркале я четко увидел себя самого, затем на мгновение мелькнул образ великого князя Константина, которого затмила внушительная фигура другого брата – Николая. После этого я четко увидел знакомые улицы Петербурга, какой-то хаос, развалины, трупы. Но самое страшное ожидало меня в столице. В прошлом году во время наводнения затопило дворец. А когда вода схлынула, в моей спальне обнаружился крест, занесенный течением с какого-то кладбища. И мне действительно Богом дан выбор: либо на царском троне превратиться в труп и превратить Петербург в сплошное кладбище, либо наконец-то отмолить смерть отца и в молитвах провести остаток дней своих, ибо это не только крест, а еще и жизнь настоящая…
Когда Александр замолчал, архимандрит Агафангел положил епитрахиль на голову императору, стоявшему перед ним на коленях, и произнес: