Книга, переведенная на 24 языка и вошедшая в списки бестселлеров 38 стран! История Дионисия I, тирана Сиракуз, известного полководца и одного из самых противоречивых правителей античной истории. Одни биографы - как древние, так и современные - превозносят его ум, мужество и отвагу. Другие, напротив, считают его чудовищем, смерти которого с полным правом желали соотечественники приверженцы демократических убеждений. Каким же был Дионисий в действительности? В своем увлекательном, живом и смелом историческом романе Валерио Массимо Манфреди старается увидеть в Дионисии Сиракузском не идеального героя и не романтического злодея, а - человека. Настоящего мужчину, способного на любовь, на необычные поступки - и трагические ошибки…
Содержание:
Тиран 1
Пролог 1
Эпилог 77
От автора 78
Примечания 78
Валерио Массимо Манфреди
Тиран
Памяти моего отца
Воистину боги используют одних людей в качестве орудия наказания других, превращают первых в своего рода палачей, прежде чем уничтожить их.
Плутарх
Пролог
Коринф, 342 г. до н. э.
Второй год CVIII Олимпиады
Этот человек с сумой на плече появился в городе на склоне дня, когда тени с каждой минутой становились все длиннее. Шел торопливо, время от времени с опаской оглядываясь по сторонам. Остановился возле храма Персефоны, и тогда в отблесках пламени светильника, установленного перед статуей богини, проявились характерные черты его облика: волосы с проседью, выдающей в нем человека средних лет, прямой нос и тонкие губы, высокие скулы и впалые щеки, отчасти скрытые темной бородой. В беспокойном взгляде лихорадочно блуждающих глаз тем не менее читалось выражение достоинства и собственной значимости, плохо сочетавшееся с его довольно жалким видом и потрепанным одеянием, что, однако, позволяло предположить, что некогда он занимал высокое положение, вероятно, утраченное.
Пройдя улицу, ведущую к Восточному порту, он начал спускаться к пристани, поблизости от которой располагались многочисленные трактиры и постоялые дворы, охотно посещаемые моряками, иноземными купцами и грузчиками. Коринф в ту пору процветал, и гавани, находившиеся по обеим сторонам перешейка, были буквально забиты судами, доставлявшими сюда различные товары и вывозившими их во все государства, расположенные по берегам Ионического и Эгейского морей. В Южном квартале, где находились склады пшеницы, часто можно было услышать сицилийский акцент во всех его разновидностях: речь уроженцев Акраганта, Катании, Гелы, Сиракуз…
Сиракузы… иногда ему казалось, что он сумел забыть их, но достаточно было ничтожной малости, и в памяти снова всплывали дни его детства и юности, огни и краски мира, воспринимаемого ныне с некоторой грустью. Он с новой силой ощущал в такие моменты горечь, оставленную предыдущими годами жизни, навсегда отравленной поражением.
Он приблизился к таверне и, еще раз оглядевшись по сторонам, вошел внутрь.
Заведение начинало постепенно оживать с появлением посетителей, приходивших сюда подкрепиться горячей похлебкой или отведать вина, не разбавленного, как это принято у варваров и бедняков, а вполне достойной кондиции.
В теплую погоду люди сидели на террасе, под навесом из виноградной лозы, и любовались заливом Сароникос на востоке и Коринфским заливом на западе. Над одним сгустились сумерки, предвещавшие наступление ночи, другой мерцал в багряных отблесках заката. Привлекали внимание и корабли, спешившие войти в порт до наступления темноты. Зимой, когда борей спускался с гор, леденя своим дуновением все живое, посетители забивались в помещения, дыша спертым воздухом, дымом и смрадом.
Хозяин зажег огонь, потом взял миску с уже разогретой похлебкой и поставил ее перед ним на стол:
- Ваш ужин, Учитель.
- Учитель… - повторил тот, к кому обращались, вполголоса, с едва заметной досадой в голосе.
Ложки, лежавшие на столе, были привязаны веревкой, дабы не в меру рассеянные посетители не могли прихватить их с собой. Ел он не торопясь, наслаждаясь простой, здоровой пищей. Было приятно ощущать животворное тепло, разливавшееся по окоченевшему телу.
Отужинав, иные из клиентов принялись пить, многие уже были навеселе, но все равно глотали вино залпом, якобы чтобы по-быстрому согреться, ну и, конечно, сюда же заглядывали и девушки.
Хлоя не была особенно красива, не особенно вдохновлял и ее высокомерный вид, нелепый для молодой проститутки, но ее черные бездонные глаза показались ему похожими на глаза сицилиек. Может, она оттуда родом, кто знает.
Или же она напомнила ему ту, которую он когда-то в юности любил на родине. Он время от времени посматривал на нее с улыбкой. И хотя смысл ее девушке был не вполне ясен, она улыбалась в ответ. При этом в ее взгляде угадывалась недоверчивость и легкая насмешка.
Как-то незаметно Хлоя оказалась рядом. Это сначала удивило его, но потом он знаком велел хозяину принести еще одну миску и поставить ее перед девушкой, одновременно положив на стол несколько монет.
- За эти деньги ты не можешь поиметь женщину, Учитель, - сказала она, на глаз оценив его щедрость.
- Я знаю, - ответил он спокойно. - Я только хочу угостить тебя похлебкой. Ты и так худая, и если еще похудеешь, то перестанешь нравиться клиентам и тебя отправят горбатиться на мельницу. Но почему ты меня так назвала?
- Учителем?
Ее собеседник кивнул и снова склонился над своей миской.
Девушка пожала плечами:
- Все называют тебя так потому, что ты за плату учишь читать и писать. Мне кажется, никто не знает, как тебя на самом деле зовут. У тебя ведь есть имя, да?
- Как у всех.
- Но ты мне его не скажешь?
Учитель покачал головой и снова зачерпнул ложкой из миски.
- Ты тоже ешь, - проговорил он, - ведь остынет все.
Хлоя поднесла миску ко рту и с шумом отхлебнула из нее. После чего вытерла губы рукавом туники.
- Почему ты не хочешь мне его открыть?
- Потому что не могу, - ответил он.
Девушка взглянула на суму, висевшую на спинке стула:
- Что там внутри?
- Тебя это не касается. Доедай, клиенты пришли.
Хозяин подошел к их столу.
- Иди к себе, - приказал он девушке, указывая на дверцу, еле видневшуюся в полумраке заведения. - Два отважных моряка хотят развлечься. Они заплатили вперед. Смотри не разочаруй их.
Девушка проглотила еще одну ложку похлебки и, прежде чем уйти, шепнула своему собеседнику на ухо:
- Осторожно: твоя сумка слишком привлекает внимание. Кое-кто может заинтересоваться ее содержимым. Но я тебе ничего такого не говорила, - и добавила уже громко: - Спасибо за угощение, Учитель. Это согрело мне душу.
Хлою заказали два пьяных чужестранца, здоровенных, грузных и грязных. Вскоре до него донеслись ее крики. Видимо, эти клиенты были из тех, кому доставляет удовольствие причинять боль. Он вскочил и, сопровождаемый воплями хозяина, бросился к двери, за которой происходило, по его представлению, нечто невообразимое.
- Ты куда? Стой, проклятие, стой!
Но он уже ворвался в темный закуток, оглашая все заведение диким криком:
- Оставьте ее в покое! Руки прочь от нее, мерзавцы!
Началась потасовка, постепенно переросшая в самую
настоящую драку. Взбешенные любители острых ощущений набросились на него, оттеснив на середину зала, но он отреагировал на это тем, что схватил скамью и стал размахивать ею. Тем временем вокруг дерущихся столпились другие посетители, громкими возгласами подбадривая их. В этой свалке он все же успел заметить некоего типа, пытавшегося воспользоваться ситуацией и утащить его котомку, и вовремя пресек эти поползновения сильным ударом. В расчете избежать окружения он устремился к стене и прислонился к ней спиной.
В ужасе от того, во что ввязался, он застыл, истекая потом и дрожа всем телом, в то время как его противники приближались с угрожающим видом.
Первый из нападавших ударил его кулаком в живот, а потом и по лицу, но, когда и второй собрался было помахать руками, внезапно появились трое, коих никогда в этих местах прежде не видели, и уложили на пол всех нападавших, одного за другим. Струи крови брызнули у дебоширов изо рта и из носа. Наведя таким образом порядок, эта троица исчезла столь же неожиданно, как и появилась.
Тот, кого называли Учителем, проверил, на месте ли сума, пробрался мимо пораженных посетителей таверны и направился к выходу.
Порыв холодного ветра ударил ему в лицо, он задрожал и только тут ощутил последствия полученных ударов. Одновременно ушло огромное напряжение, в каком он до сих пор пребывал. Он пошатнулся, сжал виски руками, словно пытаясь сдержать головокружение, от которого земля уходила из-под ног, и, не найдя опоры, упал навзничь.
В сознание он пришел не скоро, когда начался дождь и ледяная вода потекла по его лицу и по спине. Через некоторое время он почувствовал, как кто-то тащит его на другую сторону дороги, под навес, где стояли на привязи ослы.
Он открыл глаза и при свете, струившемся из окон таверны, различил лицо старика нищего, лысого и беззубого.
- Кто ты? - спросил он.
- Лучше скажи, кто ты такой. Никогда ничего подобного не видел. Эти трое возникли из ниоткуда и устроили там настоящую бойню… а потом исчезли. Столько шума из-за какого-то оборванца…
- Я не оборванец.
- Да уж, действительно, как это я сразу не распознал. - Старик подтащил его к стене и укрыл соломой. - Погоди-ка, большой человек, - проговорил он. - Быть может, у меня осталось вино. Меня им одаривают за то, что я всю ночь слежу за ослами. Пей, проглоти хоть капельку: это тебя согреет. - Старик участливо наблюдал за тем, как он пил. - Если ты не нищий, то кто же ты тогда?
- Я зарабатываю на жизнь тем, что учу людей читать и писать, но я…
- Что - ты?
Губы его скривились в гримасу, вероятно, он пытался улыбнуться.
- Я был правителем самого могущественного и богатого города в мире…
- Ну да, конечно. А я - царь персидский.
- Мой отец был самым великим человеком нашего времени… Дай-ка мне еще немного вина.
- Что за сказки ты мне рассказываешь?
Учитель сделал несколько больших глотков.
- Ну а что ты постоянно носишь с собой в этой суме?
- Красть там нечего. Это… его история. История человека, ставшего правителем почти всей Сицилии и значительной части Италии, в бесчисленных схватках громившего варваров, изобретавшего всевозможную военную машинерию, никогда прежде не виданную, мановением руки переселяющего целые народы, воздвигшего самую неприступную в мире крепость всего за три месяца, основывавшего колонии на побережье Тирренского и Адриатического морей, женившегося на двух женщинах в один и тот же день… он единственный из эллинов, кто был способен совершить такое.
Старик снова подал ему амфору с вином и уселся рядом, прислонившись к стене.
- О боги! И кто же этот удивительный человек, этот…
Сверкнула молния, осветив блестящую от дождя дорогу и покрытое синяками лицо Учителя. Он не вздрогнул, услышав раскаты грома, словно расколовшие небо, а лишь прижал к груди свою суму и проговорил, с выражением подчеркивая каждое слово:
- Его имя было Дионисий, Дионисий из Сиракуз. Но все называли его… тираном!
1
Всадник, поднимая вихрь белой пыли, мчался сломя голову по дороге из Камарина в направлении Восточных ворот города. Командир отряда стражников велел ему остановиться.
- Не приближайся, - прокричал он. - Назови себя.
Но приказание оказалось излишним. Конь, не доскакав и двухсот последних шагов до городской стены, рухнул наземь, а всадник покатился в облаке пыли.
- Откройте потайную дверь, - велел старший из стражников. - Скорее выясните, кто это, и притащите его сюда!
Четверо часовых бегом бросились к незнакомцу, без движения лежавшему на дороге. Конь хрипел неподалеку в агонии.
Человек вскрикнул от боли, как только его попытались приподнять; его изможденное лицо было покрыто пылью и кровью.
- Кто ты? - спросил один из стражников.
- Я из Селинунта… мне нужно поговорить с вашим предводителем, скорее, скорее, заклинаю вас.
Стражники переглянулись, после чего соорудили из копий и щитов носилки, положили на них несчастного и внесли его в город. Один из них на мгновение замешкался, чтобы добить коня: тот испустил последний хрип и затих.
Вскоре они добрались до сторожевого поста. Начальник караула подошел к ним с факелом в руке, посланец взглянул на него и увидел перед собой молодого человека атлетического телосложения, с иссиня-черными волнистыми волосами, черными глазами и пухлыми губами.
- Меня зовут Дионисий, - объявил начальник стражи. - Говори, во имя богов, что случилось!
- Я должен немедленно передать донесение вашим властям. Это вопрос жизни и смерти. Карфагеняне осадили Селинунт. Их тысячи, у них огромные осадные орудия, чудовищные. Мы не можем выстоять против них… нам нужна помощь… Прошу вас, богами заклинаю… скорее! И пожалуйста, дайте мне попить, я умираю от жажды.
Дионисий протянул ему свою флягу и тут же с волнением в голосе отдал распоряжения своим людям:
- Ты беги к Диоклу, пускай как можно скорее явится к нам на встречу, срочно!
- Но он, должно быть, спит… - возразил стражник.
- Так вытащи его из постели! Ради Геракла, пошевеливайся! Вы, - приказал он остальным, - ступайте разбудите всех членов совета, соберите их вместе. Они должны выслушать этого человека. А ты, - обратился он к одному из стражников, - позови лекаря, скажи ему, что дело срочное.
Все бросились исполнять его распоряжения. Дионисий велел помощнику, своему другу по имени Иолай, принять пост, а сам вместе с караульными, несшими импровизированные носилки, двинулся по темным улицам города, освещая путь факелом. Время от времени он поглядывал на человека, лежавшего на этом шатком ложе: лицо несчастного от каждого толчка, от каждого резкого движения искажалось гримасой боли. Вероятно, при падении он переломал себе кости.
Наконец они добрались до места, к которому подтягивались небольшими группками члены совета. Они были сонные, в дурном настроении, их сопровождали рабы с фонарями. Диокл, главнокомандующий, явился раньше всех; увидев Дионисия, он наморщил лоб:
- Что за срочность? Что за…
Дионисий сдержанно поднял вверх руку, и тот умолк. Будучи всего двадцати двух лет от роду, он тем не менее уже имел славу самого сильного воина в их полисе: никто не мог сравниться с ним в искусстве владения оружием, в способности противостоять трудностям, лишениям и страданиям. Он не подчинялся дисциплине, был дерзок, не выказывал почтения ни перед богами, ни перед людьми, его не заслужившими. Он считал, что отдавать приказы имеет право лишь тот, кто сам готов отдать жизнь за других, кто в сражении сильнее и храбрее всех. Люди, умевшие лишь говорить, а не действовать, не вызывали у него никакого уважения. И прежде чем убить человека, он всегда смотрел ему в глаза.
- Вот этот воин загнал своего коня и переломал себе кости, чтобы добраться сюда, - пояснил он. - Я подумал, что необходимо безотлагательно выслушать его.
- Так пускай говорит! - воскликнул Диокл в нетерпении.
Дионисий подошел к несчастному, помог ему немного приподняться, и посланец начал свое повествование:
- На нас внезапно напали с севера, откуда мы не ждали врагов. В результате им удалось подобраться к самым стенам нашего города. Туда же они подтащили тараны. Это были огромные бревна, заостренные наконечники которых изготавливались из цельного железа.
Их водрузили на передвижные башни и стали рушить стены, денно и нощно. При этом лучники осыпали с башен защитников градом стрел, не давая им передышки. Мы пытались сопротивляться всеми возможными способами… Их предводителем является Ганнибал Гиско. Этот неумолимый фанатик называет себя потомком Гамилькара - того, кто умер, принеся себя в жертву на алтаре Гимеры семьдесят лет назад, когда ваши воины вместе с армией Акраганта нанесли поражение карфагенянам. Он заявляет, что хочет отомстить за своего предка. И он не остановится, пока не исполнит свое намерение. Три дня подряд мы отбивали их атаки одну за другой, и единственное, что позволяло нам держаться из последних сил, - это надежда получить от вас подкрепление. Почему вы до сих пор не выступили? Наш город не сможет долго сопротивляться: у нас кончается продовольствие, мы несем громадные потери, многие ранены и не способны больше сражаться. В сражении участвуют юноши шестнадцати лет и шестидесятилетние старики, женщины тоже. Помогите нам во имя богов, умоляю вас, помогите нам!
Диокл отвел глаза от полного тревоги лица посланца и оглядел членов совета, сидевших в амфитеатре:
- Вы слышали? Что нам делать?
- Я считаю, что следует немедленно выступить! - воскликнул Дионисий.
- Твое мнение здесь не имеет никакого значения, - осадил его Диокл. - Ты всего лишь воин довольно низкого ранга.
- Но люди ждут, ради Геракла! - ответил Дионисий. - Они гибнут, и их перебьют там, если мы не подоспеем вовремя.
- Хватит! - промолвил Диокл. - Или я велю прогнать тебя.
- Дело в том, - внес ясность убеленный сединами член совета по имени Гелорид, - что решение мы сможем принять только завтра, когда соберется кворум. А пока почему бы не позволить Дионисию высказаться?
- Только ему? - насмешливо поинтересовался Диокл.
- Прикажи, - горячился Дионисий, - и до рассвета я соберу пятьсот человек в полном боевом снаряжении. И если ты дашь мне два корабля, через пару дней я буду в Селинунте…
Посланец с тревогой следил за их спором: каждое упущенное мгновение могло стать роковым в деле спасения его города.
- Пятьсот человек? А где ты их возьмешь? - спросил Диокл.
- Мне предоставит их Братство, - ответил Дионисий.
- Братство? Я здесь командую, а не Братство, - резко возразил его оппонент.
- Тогда ты дай мне их, - промолвил Дионисий ледяным тоном.
Снова заговорил Гелорид:
- По мне, так не важно, кто их ему даст, - пусть только выступает. И как можно скорее. Быть может, кто-то против?
Членам совета явно не терпелось вернуться под одеяла, и они единодушно одобрили это предприятие, однако кораблей для перевозки войск не дали.
В это мгновение вошел лекарь со своим инструментарием.
- Позаботься об этом человеке, - приказал ему Дионисий и вышел, не дожидаясь распоряжений Диокла.
Вскоре он добрался до караульного поста, где дежурил его друг Иолай.
- Мы выступаем, - объявил он.
- Когда? И куда? - встревоженно спросил молодой воин.