Стрела пронзила Веспасиану ступню. Ранение было легким, кровь уже остановилась, но солдаты, окружавшие его, никак не могли успокоиться. Не было ли это знаком богов? Свидетельством, что бог Яхве, которому молятся евреи, более могущественный, чем Юпитер или Марс?
Веспасиан не пожелал, чтобы ему помогли спешиться. Он шел один, прихрамывая, отталкивая солдат, которые хотели поддержать его. Он сказал:
- Кто отомстит за меня?
Все воины дружно закричали, сжимая оружие.
Веспасиан добавил, что нужно дождаться подходящего времени. Они разрушат этот город и оставят в живых только женщин и самых маленьких детей. Всех остальных ожидает смерть!
На сорок седьмой день осады, когда насыпь, воздвигаемая солдатами, стала выше городской стены, в нашем лагере появился еврейский дезертир, весь покрытый пылью. Тит расспрашивал его.
В тот день мы только что вернулись из похода к югу от Йодфата, в котором участвовало несколько тысяч человек. Мы осаждали Яффу. Мы видели, как часть его жителей погибла у стен города, защитники которого - братья, отцы, мужья оставшихся снаружи - отказывались открыть ворота, боясь, что мы ворвемся внутрь.
Горожане, проведя несколько дней в оврагах у подножия крепостных стен, стали молить нас о помощи, просить воды и хлеба. Женщины протягивали нам своих детей. Но мы оставили их умирать между крепостной стеной и нашими рядами. А потом захватили Яффу.
Это была настоящая резня. Все мужчины были уничтожены, а несколько тысяч женщин и детей, оставленных в живых, стали рабами.
Сейчас я слушал дезертира, стоявшего на коленях, со связанными ногами и руками, который рассказывал, что численность защитников Йодфата мала, они ослабли от жажды и голода, что караульные, сражавшиеся весь день и половину ночи, спят во время ночной стражи.
Настал момент, когда римляне должны атаковать.
- Если ты солгал, - сказал Тит, - я буду отрезать от тебя по кусочку, и ты будешь мучиться до самого конца, а он может наступить лишь через несколько дней!
Дезертир опустил голову и попросил воды.
- Ты получишь воду, когда мы победим, - отрезал Тит.
Мы выступили на рассвете следующего дня и подошли вплотную к стенам города. Тит первым взобрался на городскую стену, потом трибун Плацид и я. Легионеры, шедшие за нами, зарезали спящих караульных. Я не успевал даже пустить в ход оружие, меня опережали, такой неуемной была их жажда убивать.
Мы открыли ворота, и наша армия вошла в город.
Бог евреев хотел наказать их, но за какие грехи?
Туман в те дни был густым, он приглушал звуки, накрывал улицы и крыши, будто желая скрыть наше вторжение.
Когда евреи наконец проснулись, город был уже взят.
Наступил час отмщения.
Легионеры, вспомогательные воины - арабы и сирийцы, солдаты царя Агриппы и царицы Береники, - убивали жителей, сгоняли их в нижнюю часть города, где они скапливались на улицах, и падали вниз, в овраги, подхваченные вихрем смерти.
Еврейские солдаты из стражи Иосифа оказывали сопротивление, забравшись на одну из городских башен, но были вынуждены сдаться, и погибли от меча римлян. Другие, не желая сдаваться, убивали друг друга. Некоторые пытались скрыться в пещерах и подземельях под городом, но их преследовали по пятам. А после того как какой-то еврей убил центуриона - это была единственная потеря римлян, - наши воины стали убивать всех подряд. Мы насчитали более сорока тысяч трупов. В живых осталось лишь несколько тысяч детей и женщин.
Это произошло двадцатого июля в тринадцатый год правления Нерона.
Укрепления Йодфата были сожжены, солдаты заставили пленных, прежде чем убить их, стереть город с лица земли. Дым смешался с пылью разрушаемых домов.
Я ходил среди руин и останавливался перед каждым трупом. Воины по моему знаку переворачивали и опускали его, и мы шли дальше. Дезертир шел рядом со мной.
Флавий Веспасиан поручил мне найти Иосифа бен-Маттафия, живого или мертвого.
7
Три дня я осматривал тела, но так и не нашел среди них Иосифа бен-Маттафия.
Вид трупов удручал меня. Рассеченные шеи, расколотые черепа, вспоротые животы женщин, продавленные груди стариков, убитых во сне. Вокруг кишели черные мухи с зеленоватым отливом. Я чувствовал, что смерть была заразна как чума. Я вернулся в лагерь, испытывая отвращение к людям, будь то евреи, арабы, сирийцы или граждане Рима.
Я мечтал уехать на свою виллу в Капуе, туда, где провел свои последние дни мой предок Гай Фуск Салинатор. Мне было необходимо побыть одному. Я думал о Сенеке, жившем в пустыне, о евреях, которых называли ессеями и которые уходили в пещеры, чтобы погрузиться в тишину и медитацию, о последователях Христа, уединявшихся для молитвы.
Но Веспасиан ждал от меня отчета. Узнав, что поиски были напрасными, он стал браниться. Он снова объяснил трибунам, легатам, Титу, что хочет показать иерусалимским евреям Иосифа, мертвого или закованного в цепи. Еврейские дезертиры и шпионы заверяли, что Иосиф пользовался огромным уважением, а сопротивление, которое он оказал нам в Йодфате, только увеличило его славу. Его смерть или пленение заставят евреев капитулировать, и нам не придется сражаться с Иерусалимом, священным городом, укрепления которого так сильны, что его можно захватить лишь после длительной осады и сражений.
- Мне нужен Иосиф! - повторил Веспасиан, повернувшись ко мне. - Рой землю, взрывай пещеры и подземелья. Он не мог сбежать из Йодфата, и ни один бог не мог поднять его в воздух. Найди его!
На четвертый день в руинах города, неподалеку от крепости, я увидел, как два легионера толкают ко мне женщину с такими длинными волосами, что они закрывали ей грудь. Она встала передо мной на колени и вскричала, что, если я пообещаю сохранить ей жизнь, то она сдаст Иосифа бен-Маттафия, вместе с которым пряталась три последних дня.
Я сел рядом с ней на пыльную землю. Я слышал жужжание огромных мух, которые перелетали с одного мертвого тела на другое.
- Если ты расскажешь все, я сохраню тебе жизнь, - сказал я. - Если нет, палачи будут истязать тебя до тех пор, пока ты не выдашь все, что тебе известно.
Она заговорила, задыхаясь.
Я приказал, чтобы ей дали воды, и приготовился слушать.
Когда мы взяли город, Иосиф нырнул в глубокий бассейн, с одной стороны которого находилась просторная пещера, которую нельзя было увидеть сверху. Женщина пряталась там вместе с несколькими знатными горожанами, которые перебрались туда, захватив запасы продовольствия.
Иосиф сидел рядом с ней. На следующий день он признался ей, что ночью у него было видение, которое могло прийти только от Бога. Он рассказал, что обратился к Богу с молитвой: "Раз Ты решил покарать еврейский народ, созданный Тобой, и отдать всю удачу римлянам, если Ты избрал меня для того, чтобы открыть нам будущее, то я по собственной воле перейду к римлянам. Я выбираю жизнь, но беру Тебя в свидетели, что покину эту пещеру не как предатель, а как Твой слуга".
Голос женщины дрожал.
- Он просто хотел жить, избежать смерти! - кричала она.
Она рассказала об этом спутникам, которые возмутились, обвинили Иосифа в том, что он отказывается умереть в сражении и предпочитает рабство. Они угрожали убить его и сказали: "Ты умрешь, как еврей, если сам убьешь себя, или как предатель, если нам придется убить тебя!"
- Он говорил с нами весь день, - продолжала женщина. - Старался убедить, что самоубийство противно самой природе и что это святотатство, грех перед Богом, создавшим нас. Он переходил от одного к другому, повторяя: "Те, кого преступное безумие заставило поднять оружие против себя, те окажутся в самом темном углу ада, куда попадут их души, а Бог, их отец, покарает их потомков за преступления родителей!" Но он не смог никого убедить. Мужчины бросились на него, собирались убить. Он защищался, и они не решились зарезать его, потому что он до сих пор много значит для нас.
Женщина закрыла лицо руками и продолжала причитать, сожалеть о том, что не сказала спутникам, что Иосиф, предлагая убивать друг друга по очереди, собирался обмануть их. Он сказал: "Раз уж мы решили умереть, - давайте тянуть жребий! Пусть тот, кто вытащит первый номер, умрет от руки того, кто вытащил второй. Таким образом, мы все погибнем, но никому не придется самому накладывать на себя руки!"
Она внезапно выпрямилась, схватила меня за плечи, и закричала, что Иосифу достался самый последний номер, а все остальные, убежденные в том, что он сделает как договорились, стали убивать друг друга.
- По его глазам я поняла, что он всех обманул, - рыдала женщина. - Он не собирался убивать себя. Он наверняка сидит в пещере, среди трупов. Может, он не стал убивать последнего человека, а убедил его остаться в живых.
Я помог ей идти, и она подвела меня к бассейну. Я крикнул:
- Иосиф бен-Маттафий! Я Серений, римский всадник на службе легата Тита и полководца Флавия Веспасиана. Они обещают сохранить тебе жизнь. Рим великодушен к тем, кто храбро сражается. А ты был отважным, Иосиф. Полководец Веспасиан и Тит признают это.
Через несколько мгновений я увидел Иосифа бен-Маттафия, предводителя евреев Галилеи.
8
С первого взгляда я понял, что Иосиф бен-Маттафий не был обычным человеком, одним из главарей, которые, внезапно лишенные власти и побежденные, оказываются более заурядными, чем самые гнусные рабы. Он шел уверенно и высоко держал голову, как государь, не утративший своего влияния и достоинства. Казалось, он не обращал никакого внимания на насмешки, оскорбления и угрозы солдат, собравшихся вокруг бассейна. Некоторые кричали с ненавистью, подняв кулаки, вспомнив яростные сражения, своих товарищей, обожженных кипящим маслом, убитых и раненых. Они хотели, чтобы он был убит, там, среди руин и трупов евреев, которые повиновались ему. Некоторые солдаты усмехались, говоря, что ему не хватило мужества убить себя, как остальным, не сдавшимся в плен.
Я выкрикнул приказ, который получил от Флавия Веспасиана, - проводить Иосифа бен-Маттафия в лагерь. Я сказал, что тому, кто поднимет на него руку, отрубят голову.
Мужчины опустили кулаки, но продолжали роптать, прося смерти еврейскому полководцу. Они сопровождали нас до палатки Веспасиана, где собралось множество трибунов, легатов и центурионов. Все они толкались, стараясь пробиться вперед и получше разглядеть этого необычного врага, которого его бог сначала избрал, а потом покинул.
Я не спускал с него глаз. Велел заковать его в цепи, но он держался как свободный человек, высоко подняв голову. Я и не думал, что он так молод, и заметил, что Флавий Веспасиан и Тит были удивлены не меньше моего. Иосифу было самое большее тридцать лет. Это был высокий человек с худым лицом. Его длинные волосы спадали на щеки и путались с черной бородой.
Несмотря на цепи, сковавшие его запястья и лодыжки, ему удалось скрестить руки. Он был спокоен и, казалось, не испытывал ни малейшего страха. Этот человек решил сдаться не из малодушия. Женщина, выдавшая его, не поняла его причин и намерений. Я поверил в искренность его слов, когда у водоема солдаты заковывали его в цепи, и он сказал мне: "Я не предаю свой народ, я служу ему, сохраняя свою жизнь и повинуясь Богу".
Я вполголоса повторил эти слова Титу. Я знал, что он разделяет мое чувство, испытывает уважение и сострадание к этому человеку, такому же молодому, как и он сам, который был избран своим народом и героически сражался. Но, поскольку удача изменчива, а пути богов неисповедимы, он был теперь просто побежденным, закованным в цепи, но не утратившим гордости в испытаниях. На лицах офицеров, которые находились в палатке Флавия Веспасиана, я читал такие же чувства. А солдаты, толпившиеся на форуме и на аллеях лагеря, продолжали требовать смерти еврейскому полководцу.
Флавий Веспасиан колебался. Тит наклонился к отцу и долго говорил с ним. Веспасиан выслушал его, подошел к Иосифу, который не склонил перед ним головы, и объявил:
- Ты сражался с Римом. Рим победил тебя, как всегда побеждал своих врагов. Твой город разрушен, твой народ наказан. Бывший полководец народа, которого безумие заставило восстать, теперь ты - пленник Рима, и в качестве доказательства моей победы я отправлю тебя нашему императору Нерону.
Иосиф бен-Маттафий вздрогнул.
- Я хочу поговорить с тобой с глазу на глаз, - сказал он.
Веспасиан приказал офицерам выйти из палатки.
Иосиф бен-Маттафий поблагодарил Флавия Веспасиана за то, что тот согласился удовлетворить его просьбу. Он говорил так, словно решение Веспасиана не удивило его, и он был не закованным в цепи побежденным, а посланцем великого народа, которого даже Рим обязан почитать.
Однако прежде чем он продолжил речь, я понял, что он говорит не как посланник империи, а как представитель своего бога.
- Ты, Флавий Веспасиан, - сказал он, - думаешь, что я всего лишь пленный, не более того. На самом же деле я пришел к тебе, чтобы сообщить великую новость.
На лице Веспасиан было написано живейшее любопытство.
- Если бы я не был посланником Бога, - продолжал Иосиф, - думаешь ли ты, что я, знающий закон евреев, который предписывает полководцам умирать, сидел бы сейчас перед тобой, взятый в плен, но живой?
Лицо Веспасиана исказилось, будто объяснение Иосифа разочаровало его. Я испугался, как бы он не выгнал пленника из палатки. А Иосиф продолжал:
- Ты посылаешь меня к Нерону? Зачем? Думаешь, те, кто придут после Нерона, удержатся у власти? Их прогонят, и они умрут. А ты, Веспасиан, станешь Цезарем. А потом и твой сын Тит, который находится здесь.
Он замолчал, будто давая Веспасиану и Титу время осознать это пророчество.
- Теперь, - продолжил он, - вели заковать меня в цепи и оставь у себя. Потому что ты не только мой владыка, Цезарь, ты владыка земли, моря, и всего рода человеческого.
Иосиф говорил так увлеченно и торжественно, что я поверил ему. Он добавил:
- А меня, если я окажусь виновным в том, что исказил слова моего Бога, ждет кара куда более суровая, чем та, которой ты мне угрожаешь.
Веспасиан и Тит, казалось, всей душой верили ему. Вспомнив про обвинения женщины, донесшей на него, я обратился к Иосифу: его пророчество, может быть, не более чем средство спасти свою шкуру, избежать участи побежденных. Если с ним говорит его бог, открывает ему будущее, то почему же он не предсказал, что Йодфат будет завоеван и разрушен по истечении сорока семи дней осады?
Он даже не соблаговолил посмотреть на меня и ответил не колеблясь, не без презрения. Он действительно предсказал поражение. Поражение наступит после сорока седьмого дня осады, даже уточнил он, но ни один житель Йодфата не хотел верить этому. Он также сказал им, что большая часть жителей погибнет, а он, полководец, будет взят римлянами живым.
- Заковать его и не спускать с него глаз! - сказал Веспасиан, передавая мне Иосифа бен-Маттафия.
Я знал, что он велел Титу опросить нескольких выживших евреев, чтобы удостовериться в том, что Иосиф предупреждал их о скором поражении. Они подтвердили пророчества своего полководца.
Тогда Флавий Веспасиан приказал, чтобы к Иосифу бен-Маттафию относились с добротой и услужливостью, хотя и не снимали с него цепей.
9
В последующие дни стало ясно, что Флавий Веспасиан поверил в пророчество Иосифа бен-Маттафия и мечтает стать императором.
Предсказания Иосифа переменили и Веспасиана, и Цениду. В Кесарии они вступали во дворец Агриппы и его сестры Береники как императорская чета, прибывшая к царю небольшого союзного государства.
Я знал, что Веспасиан по-крестьянски хитер. Молчаливый, он всегда был настороже, подобно филину. Вольноотпущенница Ценида уже вела себя как императрица и с пренебрежением смотрела на Беренику, красота которой ослепляла любого, кто приближался к ней.
Тит следовал за Береникой, не отставая ни на шаг, будто околдованный ее фигурой, скрытой голубыми, розовыми, а иногда белыми покрывалами, под которыми угадывались широкие бедра, тонкая талия и округлые груди. Будучи римлянином, я понимал влечение Тита к ней - в Беренике была та особая привлекательность восточных женщин с пышными формами, в которых хочется раствориться без остатка. Я понимал, что испытывает Тит, но Береника играла с ним, ускользая, когда он протягивал руки, чтобы схватить ее, и он не решался овладеть ею, как это делают солдаты с женщинами побежденного народа.
Я пропадал во дворце Кесарии, увлеченный Марой, одной из прислужниц Береники, молодость и профиль которой напоминали мне Леду, дочь Иоханана бен-Закая. Когда я произнес это имя, Мара удивилась: Береника, объяснила она, несколько раз была в Александрии. Там она встречалась с префектом Тиберием Александром и этим Иохананом бен-Закаем, самым богатым евреем в Египте.
Часто в огромных залах дворца, сидя за столами, накрытыми для пиров, которые устраивали царь Агриппа и царица Береника, я испытывал стыд.
Я думал о тысячах евреев - более пятидесяти тысяч из них погибли, защищая города Йодфат и Яффу, - о женщинах и детях, проданных в рабство, о тех, кого зарезали, кому вспороли животы после сражений, чтобы наказать народ, восставший против Рима.
Я смотрел на Беренику, мирно спящую рядом с Титом, на Агриппу, оказывавшего милости Веспасиану и Цениде. Береника и Агриппа были евреями, как Тиберий Александр или Иоханан бен-Закай, но они покинули свой народ. На это у них были причины, среди которых - мудрость и их бог.
Была ли их судьба достойной?
Иногда я думал, что Иосиф - коварный лгун, хитрый предсказатель, который ради спасения своей жизни пообещал Веспасиану империю, а добрый старый полководец, опьянев от радости, потчевал своего пленника изысканными блюдами.
Когда греки Кесарии, ненавидевшие евреев, попросили у Веспасиана голову Иосифа, потребовав, чтобы еврейского предводителя судили и распяли, - а если римляне откажутся сделать это, то пусть отдадут его им, грекам, - Веспасиан сделал вид, что ничего не видит и не слышит.
Иосиф открыл ему будущее. Поэтому он должен был выжить. Все остальные евреи, напротив, могли и должны были быть уничтожены.
Я видел, как перед портом Иоппии, где укрылись многочисленные евреи в надежде найти пристанище на судах, северный ветер стал ломать корабли, и наши солдаты ждали на берегу, готовясь прикончить тех, кого не поглотили волны. Вскоре море стало красным от крови, а берег был завален трупами.
Это не прошло даром: через несколько дней во дворце Кесарии царица Береника прильнула к Титу, вернувшемуся из Иоппии.
Он недолго пробыл в Кесарии, потому что отец поручил ему уничтожить города Тарихею и Тибериаду на берегах Генисаретского озера.
Евреи собрались в долине за пределами городов, рассчитывая численностью подавить шестьсот всадников, окружавших Тита.
Я был одним из них и видел прямо перед собой толпу вооруженных людей, которые шли на нас и кричали. Тогда Тит взобрался на скалу и обратился к нам: