Но главное, на что надеялся Гастинг, - на самих викингов. Ничто не делало их такими страшными, как презрение к смерти. Самые дерзкие, необдуманные замыслы были для них забавой. Скорее они позволяли себя изрубить в куски, нежели отступить и сдаться. Недаром в Европе все трепетало перед ними.
Накануне боя к Олегу обратился Рольф:
- Я уйду к берсеркам.
Олег раздумывал недолго. Он видел, что всей своей жизнью Рольф готовился к тому, чтобы влиться в кагорту этих избранных людей, там было его место. И он ответил, хлопнув своего друга по плечу:
- Я одобряю твой выбор.
После его ухода у Олега было такое чувство, будто он осиротел. С детства в военных играх и сражениях с левого бока его всегда надежно прикрывал могучий Рольф. Теперь с этого края он оставался беззащитным. Оставался Эгиль. Этот засунул в сапоги два кинжала. Ловкий и увертливый, он предпочитал действовать оружием ближнего боя - вспарывать брюхо коням, нападать на противника сбоку, со спины… Этот способ больше подходил его характеру.
Бой начали арабы. Масса всадников рассыпным строем приблизилась к норманнам и выпустила тучу стрел. Но войско викингов спереди и сверху прикрылось огромными круглыми щитами, став похожим на гигантскую черепаху, и стрелы не достигали своей цели. Следом выплеснулась новая волна всадников, вновь полетели стрелы, и вновь они не принесли арабам желаемых результатов. Тогда Мухаммед I бросил в атаку вторую линию - кавалерийские колонны. Но передовая линия норманнов тотчас встала на колени, и, уперев концы длинных пик в землю, острие их направило в грудь всадников; вторая линия концы копий устремляла в грудь неприятельских лошадей. Таким образом перед неприятелем создавался непроницаемый фронт. На него со всего маху налетела вражеская конница, и вмиг образовалось кипящее кровавое месиво лошадей и людей. В этой суматохе вырвались вперед искатели острых ощущений, такие как Эгиль, и заработали короткими кинжалами…
Халиф вновь и вновь бросал в бой свои конные отряды, но так и не смог ни сломить неприступный строй норманнов, ни нанести им существенных потерь. Тогда он двинул вперед выстроенную в шахматном порядке пехоту. Едва она приблизилась к норманнам, как те с диким ревом бросились на нее. Удар наносился плотным строем закованных в броню воинов, обрушившихся на врага с высокого холма. Началась страшная рубка. Вот здесь во всей своей свирепой мощи показали себя одержимые бешенством берсеркиеры. Их ничто не могло остановить. Они прокладывали перед собой коридор, вырубая арабских пехотинцев, как вырубают опытные лесорубы мелколесье. Викинги упорно и неуклонно продвигались вперед, пока строй противника не дрогнул и не побежал с поля боя.
Гастинг не стал далеко преследовать неприятеля, потому что силы арабов были слишком велики и потерявшим строй норманнам это грозило самыми неожиданными последствиями. Молча, неспеша возвращались его воины на холм, по пути подбирая раненых и убитых.
Вечером Гастинг собрал совещание. Усталые, сосредоточенные пришли командиры подразделений, еще не остывшие от жестокого боя. Горел небольшой костер, бросая отблески на суровые лица воинов, а высоко над ними светились непривычно крупные южные звезды. Чужое небо, чужая страна и бог весть откуда занесенные судьбой северные люди…
- Доложите о потерях, - приказал Гастинг.
Потери были значительными.
- Завтра предстоит новый бой, - продолжал Гастинг. - Халиф не смирится с поражением. У него еще много сил, он не вводил личную гвардию, а там отборные части, фанатично преданные правителю. Что будем делать?
Высказывались по очереди, по кругу. Одни предлагали отступить и уплыть на кораблях в другие страны, где добыть богатство будет легче и достанется оно меньшей кровью. Другие указывали, что арабы не дадут спокойно пройти двухдневный путь и на марше легкой конницей разгромят растянутый строй норманнов. Отступление - это гибель, заключали они. Поразмыслив, с этим все согласились.
- Будем готовиться к завтрашней битве, - подытожил Гастинг. - Другого выхода у нас нет. Впрочем, родилась у меня сейчас одна задумка…
Когда совсем стемнело, из лагеря в сторону моря вышла примерно половина викингов, каждый нес по три-четыре незажженных факела, факелы были прикреплены также к телегам, которые удалось отобрать у местного населения. После этого лагерь погрузился в сон, только горели костры караульных. Вдруг далеко за полночь почти у самого горизонта вспыхнули тысячи факелов, это был настоящий муравейник огней, который широко растекался по степи, медленно приближаясь к городу. Лагерь норманнов тотчас вскочил, загорелись костры, начались крики, свист, раздались звуки барабанов, труб. Все бегали вокруг костров, прыгали, веселились, выражая неистовую радость - идет пополнение!
До утра продолжалось необычное оживление у норманнов. А когда взошло солнце, оказалось, что арабские войска ушли. Случилось то, на что рассчитывал Гастинг: халиф испугался превосходящих сил противника и счел ненужным испытывать судьбу.
Тогда Гастинг решил штурмовать город. Но сначала надо было похоронить погибших. Трупы норманны сжигали на кострах. Гастинг приказал разложить их в таких местах, чтобы дым ветром сносило на город. И вот смрад горелого мяса потек на Гранаду. Норманны ходили и насмешливо поглядывали на крепость: это все цветочки, а вот ягодки вам будут завтра!..
А утром следующего дня норманны кинулись на крепостные стены. Под заранее приготовленной крышей из сырой кожи они добежали до подножия башен, поставили лестницы и полезли наверх. Осажденные лили на них кипящее масло, воск, смолу, пускали множество стрел, дротиков, бросали камни. Щиты норманнов были унизаны стрелами и дротиками, покорежены камнями, но они упорно лезли на стены. Кое-где им удавалось взобраться на них, но защитники дружно наваливались на одиночек и сбрасывали вниз. Неожиданно налетела грозовая туча, полил сильный дождь, и нападающие вынуждены были отступить.
Потери от двух дней сражений были столь велики, а защитники столь мужественно сопротивлялись, что Гастинг принял решение отступать к кораблям. Все хмуро подчинились, понимая безнадежность новых попыток штурма. С восходом солнца войско норманнов снялось и двинулось в сторону моря. На стены Гранады высыпали защитники, что-то кричали им вслед, торжествуя свою победу.
Путь обратно был труднее, чем к городу. Так же немилосердно палило солнце, но тогда воины были воодушевлены предстоящим, как они думали, успешным набегом. Теперь на них давил груз поражения.
Когда город скрылся за горизонтом, остановились на отдых. Ни шуток, ни громких разговоров. Но не слышалось ни жалоб, ни стенаний, викинги мужественно переносили неудачу.
К Гастингу подошел Олег.
- Помнишь, - спросил он, - как ты похвалил меня, что мы вернулись и взяли крепость?
У Гастинга тотчас загорелись глаза.
- Следует повторить?
- Думаю, да. Горожане празднуют победу, расслабились. Наверняка уверены, что мы уже не возвратимся…
- Точно, точно… Созываю командиров!
На совете было обговорено: дать войску отдохнуть пару дней, а потом внезапно, ночью напасть на город.
Место для отдыха было найдено быстро, потому что вся эта местность была исхожена норманнскими отрядами вдоль и поперек в поисках добычи. Им оказалась богатая вилла на берегу пруда, питаемого подземными источниками. Она была уже ограблена ранее, жители ее частично разбежались, частично были взяты норманнами в плен. Вокруг пруда были разбиты палатки, воины купались, спасались от жары в тени садовых деревьев, отъедались.
Наконец в полдень викинги двинулись на Гранаду. Небо было затянуто сплошными облаками, моросил дождик. Казалось, сама природа благоприятствовала нападению. В ночной, непроглядной темноте удалось подойти вплотную к стенам. Стража не смогла видеть нападающих и тревогу подняла уже в тот момент, когда норманны стали приставлять лестницы к стенам. Ударили в колокол, сверху полетели редкие стрелы и дротики, а нападавшие уже забрались на стены, ворвались внутрь крепости, открыли ворота и растеклись по улицам, беспощадно убивая его защитников…
К утру все было кончено. Захватив огромную добычу и гоня перед собой тысячи пленников, норманны двинулись на юг. Торопились, потому что следом халиф мог бросить свою легкую кавалерию, на ровной местности с которой было невозможно справиться. Воины подгоняли пленников, кто отставал, того прикалывали мечами.
Всех пленников и огромную добычу погрузили на корабли и отвезли в Северную Африку - в страны Магриб, где процветала работорговля. Здесь, в городе Нокур, который норманны называли Нокхур, они продали всех пленников и в течение десяти дней предавались различного рода увеселениям. Эгиль был среди первых. У него всегда было больше всего драгоценностей, где и как он умудрялся доставать их, одному Одину было известно. Бойкий и пронырливый, он был в своей стихии, его безошибочное чутье выводило к различным тайникам и потайным кладам. Рольф и Олег не принимали участия в ежедневных оргиях. Рольф еще на корабле отгородил для своей любимой, которую звали Сайдой, небольшой уголок, трогательно ухаживал и никого близко не подпускал к ней. Хорошо зная своего друга, Олег был уверен, что этот выбор у него не случаен и не мимолетен; он был сделан им на всю жизнь. Сейчас он снял какой-то особняк, и там они все время проводили вдвоем.
Олег по-юношески брезгливо относился к разгульным увеселениям товарищей. Его тянуло к морю. Он часами сидел на причале, любуясь развернувшейся картиной южного побережья. Море здесь было не такое, как на севере. Там серое, суровое, с редкими погожими днями. Все больше дул ветер, мчались низкие тучи, из которых лился холодный дождь… А здесь вот оно, до самого края голубое и искрящееся под лучами солнца, а небо над ним высокое-высокое, без единого облачка. И не так жарко, потому что задувает легкий ветерок, освежая лицо. Зимы здесь, как говорят, нет. Настоящий рай. Богатства у него много, можно купить себе приличный дом, привести в него какую-нибудь Сайду и - живи в свое удовольствие!
В другой раз он думал уже по-другому. Останешься в этих краях с вечным летом, с тоски помрешь. Лето и лето, никакого разнообразия. То ли дома, в родной Скандинавии! Там и лето есть, порой по жаре не уступит и здешнему. Потом придет красавица осень с багрянцем увядающих лесов… А уж и зима с ее забавами на снегу и льду. Разве он сможет прожить без них? А прелестница-весна, с ее пробуждением природы, первыми нежно-зелеными листочками!.. Нет, ни за что не променяет он родные края на эти раскаленные солнцем пространства!..
Как-то под утро явился Эгиль, пьяненький. Бесцеремонно разбудил Олега, стал делиться впечатлениями от проведенной ночи:
- Был у одной мавританки. Огонь-баба! Завтра снова к ней. Но только еще на одну ночку. И все, больше не могу с одной и той же. Скучно! Ну, ласки ласками, а словечком не перекинешься. Ни она по-нашенски, ни я по-ихнему. Так, глупо улыбаешься и чувствуешь себя дураком. А ведь хочется о чем-то перемолвиться, мыслями поделиться…
- А есть ли они у тебя, мысли-то? - съязвил Олег.
- Кое о чем кумекаю иногда. Били меня по голове и мечом и палицей, а - ничего, рассудок пока не отбили… Я к чему тебе говорю все это. Размышляю иногда про нашего Рольфа. И чего он привязался к этой чернолицей? Была бы баба дебелая, а то так, кожа да кости. И ни слова по-нашему… Что они целые сутки делают? Как не соскучатся друг возле друга? Ни о чем не беседуя, ничего не рассказывая?
- Может, она научилась нашему языку?
- Так быстро? Глупости!.. Я считаю, что всегда Рольф был сам по себе, замкнутый такой, ни с одной девчонкой не дружил. А тут пригрела его эта чернявая, а он и уши развесил.
- За что ты ее так возненавидел?
- А за что любить? Рабыня она, презренное существо и цена ей восемь марок в базарный день! Ничтожество, в общем…
Наконец стали грузиться на корабли и готовиться к отплытию. Гастинг ходил между викингами, говорил то с одними, то с другими:
- Поплывем на север, захватим великий город Рим. Я взял с собой местного моряка, он знает Средиземное море вдоль в поперек, так что прямиком выведет к знаменитому городу. Мы захватим его, и слава о нас разнесется по всему миру!
"Значит, тайные мысли, которые Гастингом одолевали еще в Париже, становятся явью, - думал про себя Олег. - Но хватит ли сил нам для такого подвига, чтобы завоевать огромный город? Ведь только под Гранадой мы положили столько голов…"
Сначала плавание протекало спокойно. Но затем задул юго-западный ветер, все сильнее и сильнее. Поднялись пологие волны, которые обгоняли судно, и Олег видел, как на них среди клочьев белой пены стремительно неслись струи ветра, чертя воду в разных направлениях. Затем волны выросли и стали круче, рядом плывшие суда стали переваливаться с боку на бок и нырять носами в воду. Порой волны, перепрыгивая через борт, били в людей, мягко и сильно, некоторых сшибали с ног и волокли по палубе, грозя выкинуть за борт.
Вдруг в снастях по-страшному завыл, засвистел ветер. В борт корабля с грохотом ударила волна, судно мелко-мелко задрожало, точно в агонии. Люди замерли с напряженными лицами, ожидая чего-то ужасного. Но нового удара не последовало, по-видимому, корабль развернулся носом на волну, и беда миновала. Но шторм продолжал свирепствовать, швыряя корабль как игрушку…
К вечеру ветер стал тише, но качка продолжалась, выматывая последние силы. Не прекращалась она и ночью. Только утром с восходом солнца море стихло, успокоилось, и несильный ветерок погнал суда на северо-восток.
В полдень появилась земля, стал вырисовываться город с крепостными стенами и башнями. Корабли к этому времени собрались вокруг флагманского судна Гастинга. Он, сложив ладони, кричал громовым голосом:
- Мой араб узнал этот город. Слушайте меня внимательно: перед нами знаменитый Рим, мы его сейчас возьмем с ходу! Построиться в боевую колонну, приготовить оружие, крюки и боевые снасти!
По мере приближения все явственнее вырисовывались высокие, с башнями городские стены и великолепные окрестности с многочисленными виллами и дворцами, окруженными садами и виноградниками. Несомненно, таким городом мог быть только Рим, разжиревший на эксплуатации огромных покоренных земель и народов.
Но едва корабли стали входить в гавань, как ворота были закрыты, а городские стены были усыпаны многочисленными защитниками в латах и доспехах, со щитами, мечами и пиками в руках. Взвилось над ними красочное полотнище городского знамени. По всему было видно, что город решил стоять насмерть.
Олег видел, что с ходу взять город невозможно. Это, видно, понял и Гастинг. Он приказал экипажам не сходить на берег, а командирам прибыть на его корабль.
- Ну что, доблестные викинги! Мы у самой цели, перед нами столица прежнего мира - город Рим! Здесь живет папа римский, который правит всеми христианами. Мы завоюем город, подчиним себе папу римского и через него станем править другими странами. Мы будем владыками этих стран! Так и будет! На то мы и викинги, чтоб добиться своего! Давайте думать все вместе, какие действия должны предпринять, чтобы этот город, во все века высасывавший соки у населения половины мира, лежал у наших ног!
Долго совещались, каждое предложение обсуждали с разных сторон. Наконец было решено послать руководству города послов с бумагой следующего содержания: "Милостивый государь! Мы - люди севера, по воле богов покинувшие родину, мы сражались во Франции и покорили ее. К вашему городу мы пристали не с враждебными намерениями, но занесены бурей. Сохраняя мир с жителями, мы желаем только исправить в гавани повреждения, причиненные нашим судам, в городе закупить то, что нужно. Начальник нашего флота очень болен, притом беспокойная морская жизнь ему надоела. Много наслышавшись о христианском боге, он желает принять христианство, креститься и быть похороненным в вашем городе".
Делегацию норманнов возглавил ближайший помощник Гастинга Сигфрид, пожилой, с солидной бородой, длинными волосами, умудренный опытом ярл. В качестве почетной охраны он взял молодых воинов - Олега и Рольфа. Все были одеты в искусно изготовленные доспехи с выбитыми на них диковинными зверями и птицами, они были сняты с богатых арабов; поверх доспехов были накинуты платяные кафтаны блестящей белизны с красной оторочкой. Вид у них был солидный и представительный.
В город они пошли без оружия. У ворот их долго держали, по-видимому, вопрос - пускать их или не пускать, - решался на самом высоком уровне, решался вдумчиво и неторопливо. Наконец открылась калитка, и послы вошли вовнутрь. Олег шел и удивлялся узким, тесным улочкам, уложенным камнем дорогам и тротуарам, высоким каменным домам с балконами, которые в некоторых местах едва не соединялись друг с другом. Для него это было непривычно и странно, он привык к деревенькам, с просторно разбросанными домами между скал, с видом на фиорд, а здесь будто все давило и угнетало. Как видно, и Рольф чувствовал то же. Он шел как-то неровно, исподлобья зыркая по сторонам, сопя и хмыкая.
Их подвели к красивому зданию с колоннами, высокими резными дверями и высокими ступенями. Они прошли в него. Пахнуло прохладой, какими-то незнакомыми, но приятными запахами, и они оказались в широкой зале, в которой стоял большой стол с толстыми фигурными ножками, за ним на стульях с высокими спинками, увенчанными изображениями орлов, сидели два человека. Один из них был старый, седой, с маленькой круглой шапочкой на голове, которая едва прикрывала его макушку, в вышитой золотом красивой одежде; на шее у него висел большой золотой крест. "Это и есть папа римский", - решил про себя Олег. Второй был лет тридцати, в черном камзоле и белой рубашке, на груди у него красовался шелковый бант.
Сигфрид почтительно выступил вперед, сделал небольшой поклон и произнес:
- Властитель северных народов, великий ярл Гастинг шлет вашим превосходительствам поклон и имеет честь вручить грамоту, - и протянул грамоту перед собой.
Переводчик, которого Гастинг нанял в Магрибе, перевел его слова, а потом, по знаку священника, передал ему грамоту. Оба сидевшие за столом человека склонились над ней, как видно, стали внимательно читать. Наконец подняли взгляды на послов и долго разглядывали.
Священник спросил через переводчика:
- Далеко ли расположена ваша северная страна?
- Далеко, государь, - ответил Сигфрид. - Мы плыли сюда два месяца, правда, приходилось останавливаться по пути.
- Чем богата ваша северная страна?
- У нас много железа, из которого наш народ производит прекрасное оружие, а также другие необходимые народу товары. Много у нас скота, мы обрабатываем обширные пашни, разводим пчел и ловим в море рыбу.
- С какой целью приплыли в наше государство?
- Мы занимаемся торговлей, направляемся обратно домой. Но нас застала буря, она разметала наши суда и принудила войти в вашу гавань.
- Сильно ли болен ваш предводитель, достославный ярл Гастинг?