- Прежде всего, они хотят разжечь в народе религиозный пыл, который несколько поостыл за последнее время. И повод самый подходящий... Разве найдёшь более действенное средство, чем объявить религию и шариат в опасности. Крикнуть: "Безбожники сожгли тюрбэ Келями-баба!" - это то же самое, что обратиться к невежественным фанатикам, которых ты называешь "добровольцами зелёной армии", с призывом: "Эй, правоверные! Тревога! К оружию!" Ведь проводят же периодически манёвры в армии, чтобы солдаты не забыли своего ремесла, так и для добровольцев зелёной армии нужны манёвры... Во-вторых, этот судебный процесс если и не скомпрометирует людей свободомыслящих, которых ходжи обвиняют в безбожии, франкмасонстве и тому подобных грехах, то, во всяком случае, поставит их в весьма затруднительное положение. Защищаешь ты, к примеру, свою идею "новой школы", а твой противник даже слышать ничего не хочет, только и твердит: "Знаем мы, кто ты такой! Ты тюрбэ Келями-баба поджигал..." Теперь, в-третьих, Нихад-эфенди - учитель французского языка и математики... Понимаешь, что это значит, Доган-бей?.. Математика и французский! Два предмета, которые никогда не смогут проникнуть в медресе... И вот учитель французского языка и математики осуждён на каторгу как поджигатель,- какая блестящая победа для медресе... Вы считаете, что наши медресе, наши науки устарели и обветшали. Новая школа! Новая наука! - Всё вздор!.. Вон он, ваш учитель, преподаватель новых наук... Взял и поджёг гробницу... А его ученики предадут огню всю страну, уничтожат шариат!.. Попробуй теперь, Доган-бей, возрази против такой красноречивой проповеди... Я сомневаюсь, чтобы Нихад-эфенди мог поджечь гробницу, но несомненно другое - сторонники медресе хотят подложить бомбу под гимназию. Вот увидите, не сегодня-завтра запахнет гарью. Тогда вы скажете, что я был прав...
По всей вероятности, последнее соображение только что осенило Неджиба Сумасшедшего.
- Да, да! - кричал инженер; эта мысль, как пламя пожара, завладела им полностью.- Несомненно, покушение на гимназию!.. Однако как объяснить это заведующему отделом народного образования, тем более директору гимназии? Директор хоть и учился в Галатасарае, с грехом пополам умеет лепетать по-французски и нахватался каких-то весьма смутных знаний, но он что ни на есть круглый невежда, да ещё imbécile [Дурак (франц.)]. Знаешь, Доган-бей, я отказываюсь от своих прежних намерений. Я готов вместе с тобою броситься в атаку. Будем помогать этому Нихаду-эфенди.
Шахин отчаянно замахал руками.
- Аман! Сохрани тебя господь! - воскликнул он.- И не думай делать этого. Можешь оказывать помощь, но только тайно, а в открытую - ни в коем случае. Да нас с тобой в ложке воды утопят!.. И потом ты человек горячий, невоздержанный...
В ту ночь был разработан план: Шахин и Неджиб, не теряя времени, нанимают хорошего адвоката; однако предварительно Шахин встречается с ответственным секретарем. Лучшее средство оградить суд от постороннего влияния и давления - привлечь на свою сторону Джабир-бея.
Глава двадцать вторая
Как раз в тот период между ответственным секретарем и Шахином-эфенди сложились хорошие отношения. Джабир-бей довольно регулярно навещал школу Эмирдэдэ, пил у Шахина кофе, потом заставлял детей петь патриотические песни и делать гимнастические упражнения.
А Шахин-эфенди только радовался: софты вынуждены были попридержать язык, видя, что ответственный секретарь благоволит к школе. Кроме того, "высокое покровительство" обеспечивало Эмирдэдэ некоторые материальные выгоды.
Но в этот день Джабир-бей принял Шахина-эфенди хмуро и сдержанно.
- Я сердит на тебя, ходжа,- без предисловий заявил он.- Говорят, ты против партии выступаешь.
- Это, наверно, завистники говорят,- не смущаясь, ответил Шахин.- Они всё не могут успокоиться, видя, как вы проявляете внимание к нашей школе и к моей ничтожной личности. Вот и стараются опорочить меня, унизить в ваших глазах. Во всяком случае, я убеждён, что вы не верите в эти сплетни.
Джабир-бей: кивнул головой и улыбнулся.
- Ну конечно... Однако что-то вы не больно похожи на горячего сторонника партии. Приближаются выборы. У меня есть сведения, что оппозиционеры развивают тайную активность. Что же получится, если друзья оставят нас в эти тяжёлые дни?..
- Ваш упрёк, надеюсь, не больше чем шутка,- тотчас же отпарировал Шахин.- Я стараюсь с вашей помощью создать в Сарыова хорошую школу и тем самым усилить влияние партии, стоящей у власти. Разве для нашей партии это не достаточная услуга? - Так польстив ещё немного Джабир-бею, Шахин перешёл к делу и высказал все свои опасения в связи с судом над учителем Нихадом-эфенди.
Ответственный секретарь слушал, нервно щуря глаза и гневно играя бровями. Когда Шахин кончил говорить, он ответил очень холодно:
- Я тоже не больно верю в виновность Нихада-эфенди. Вместе с тем должен сказать, что не нравится мне этот человек. Только что я с вами шутил. А теперь уже без шуток: Нихад-эфенди - один из самых ярых наших противников.
- Видите ли, он по своей натуре человек больной, пессимист и настроен враждебно ко всем и ко всему... Если бы он был политиком...
- То есть злоумышленником, так, что ли, Шахин-эфенди? - резко перебил Джабир-бей. Словно хищная птица, камнем бросившаяся с неба, чтобы схватить из-под наседки цыплёнка, он поймал Шахина на слове.- Очень доволен, что вы сами сказали об этом. Древние спартанцы сбрасывали с высокой скалы своих детей - калек и уродов, не способных служить отечеству... И будь это в моей власти, я поступил бы точно так же с нашими соотечественниками, у которых гнилые головы...
- Однако вы не пожелаете зла Нихаду-эфенди только потому, что он больной человек? Разве можно поступать несправедливо?
И без того полнокровное лицо Джабир-бея покрылось багровыми пятнами.
- Странные слова говорите, братец мой... Какое, собственно говоря, отношение я имею к делу Нихада-эфенди? Что я, судья?
- Я, видимо, недостаточно ясно объяснил вам свои соображения. Все настроены против этого человека. Поэтому я опасаюсь, что суд поддастся влиянию...
- Вы верите, что наш суд способен на такое? Шахин-эфенди поперхнулся, судорожно проглотил слюну и стал нервно потирать руки. Что ответить? Тут не скажешь ни да, ни нет.
- Оставим этот разговор о Нихаде-эфенди,- произнёс Джабир-бей тоном, не допускающим возражения.- Пусть суд решает так, как сочтёт нужным. Нам следует подумать о более важных делах. Итак, приближаются выборы. Я уверен, что молодые учителя поддержат партию. А вот о стариках, о наших ходжах, вести неутешительные. Наши противники, соглашенцы , стараются прибрать их к рукам...- Ответственный секретарь говорил ещё очень долго и всё в том же духе.
Расставшись с Джабир-беем, Шахин отправился на базар, где в кофейне его должен был ждать Неджиб.
- От Джабир-бея толку никакого! - сказал Шахин, безнадёжно махнув рукой.- Нихада-эфенди ему отрекомендовали как самого ярого оппозиционера. И вообще ему сейчас не до этого. Нагнали на него страху разными разговорами, будто старые ходжи вот-вот объединятся с оппозицией. Насколько я понял, Джабир-бей боится поддерживать Нихада-эфенди потому, что это может взбесить старых ходжей, и он лишится поддержки группы мюдерриса Зюхтю. Как нас подвели эти выборы!..
Хасан Талаат-бей считался самым знаменитым адвокатом в Сарыова. Когда-то он преподавал в Высшей школе права, потом в первый год свободы после провозглашения конституции несколько месяцев состоял советником министерства юстиции. О нём обычно говорили как о крупнейшем законнике.
Естественно, что Шахин-эфенди решил обратиться именно к нему с просьбой вести дело Нихада. Однако друзья запротестовали:
- Хасан Талаат безусловно великолепный адвокат,- самые безнадёжные, самые сомнительные дела выигрывает... Но ведь он занят по горло. К тому же чересчур жаден до денег. Все его клиенты - люди богатые. К нему бесполезно обращаться.
Шахин-эфенди не желал никого слушать и твердил своё:
- Я уверен, что он не откажет. Не надо бояться человека образованного. Будем надеяться, что это дело его заинтересует куда больше, чем деньги. Вы только подумайте: разве не великое счастье - спасти невинного человека от позора и гибели, от незаслуженной кары, спасти назло всему городу, назло всем ходжам и хаджи, всем чиновникам и купцам... И потом адвокат - уроженец города. Разве он останется безучастным, когда его любимый Сарыова поступает столь несправедливо. Вот увидите, Хасан Талаат-бей обязательно заинтересуется процессом.
То же самое собирался Шахин сказать и адвокату, однако Хасан Талаат-бей очень холодно принял бедно одетого учителя начальной школы. Он стоя выслушал Шахина, как бы желая подчеркнуть, что не намерен предлагать посетителю стула. Услышав имя Нихада-эфенди, он нахмурился:
- А-а! Тот самый, что, говорят, поджёг тюрбэ, кажется, так? К сожалению, я очень занят. У меня сейчас идут важные процессы. Придётся вам обратиться к другому адвокату.
Шахин-эфенди рассчитывал, что если Хасан Талаат-бей и не возьмётся защищать, то по крайней мере хоть даст кое-какие советы. Однако, встретив столь холодный и пренебрежительный приём, Шахин не осмелился больше произнести ни единого слова и удалился.
Он шёл и бормотал себе под нос:
- Что ж, сам виноват, нечего было соваться...
Теперь он направил свои стопы в контору другого адвоката по имени Русухи-бей, бывшего председателя кассационного суда.
Поговаривали, что Русухи-бей человек свободомыслящий, и, видимо, поэтому дела у него в Сарыова шли плохо.
Он очень любезно принял Шахина-эфенди. Дело Нихада было ему уже известно, а те подробности, которые не знал, он выслушал внимательно и даже с большим сочувствием. Учителя Нихада-эфенди он пожалел, осудил демонстрацию, которую устроили жители Сарыова "против учителя своих детей", однако тут же намекнул, что этот разговор должен остаться между ними.
Шахин-эфенди уже считал свою миссию выполненной, когда адвокат вдруг сделал совершенно неожиданный вывод, который никак не вязался с тем, что было сказано до этого:
- Данный процесс, к сожалению, я не могу взять на себя,- моё участие в нём только повредит Нихаду-эфенди. Меня не любят в Сарыова, считают человеком свободных и независимых взглядов. Любые самые достоверные факты суд возьмёт под сомнение только потому, что они исходят из моих уст. Моё выступление в качестве защитника ещё сильнее взбудоражит общественное мнение и восстановит присяжных против обвиняемого... Особенно в таком процессе, как поджог тюрбэ. Давайте-ка лучше подумаем о другом адвокате... Так... Кто же у нас ещё есть? Кого бы нам пригласить?.."- И Русухи-бей глубоко задумался, изредка почесывая то голову, то нос...- Может быть, Хасиба Кемаля... Если к нему обратиться? Впрочем, я слышал, он выставил свою кандидатуру на выборах. В таком случае, я полагаю, он побоится разгневать партию софт.
- А что вы скажете о Мехмеде Вехби-бее? - спросил Шахин-эфенди.
Русухи-бей рассмеялся.
- Подумайте, что вы говорите! Разве вы не знаете, что Вехби-бей в год провозглашения конституции вступил в партию свободы , потом одно время выступал вместе с соглашенцами. Вы же понимаете, как выборы беспокоят Джабир-бея. Не хватало ещё, чтобы бедному Нихаду-эфенди приклеили ярлык оппозиционера, уж тогда он неминуемо погибнет... Кого бы найти? О господи, помилуй нас грешных... Кого бы нам найти?..
- Шекиб-бей как?
- Это какой Шекиб-бей? Свояк начальника жандармерии и зять шейха ордена Кадири? Ничего себе, подходящего человека отыскали... Ага, вспомнил: Хайреддин Хайдар... Но он, кажется, претендует на дочь Хаджи Эмина... Если так, он, конечно, не возьмётся за это дело...
У Шахина-эфенди в блокноте были предусмотрительно записаны имена всех известных адвокатов Сарыова, и тогда он стал называть их подряд:
- Али Фадыл-бей...
- Не возьмёт... Он адвокат вакуфного управления.
- Керим-бей?
- Ну, этот своей собственной тени боится. Уж он-то не станет связываться с таким опасным делом.
- Джемаль-бей...
- О-о-о!.. Этот только и заботится о собственной выгоде. Наверняка испугается и откажется, чтобы не потерять богатых клиентов, а они у него большей частью из духовных лиц или знатных горожан.
Шахин-эфенди пришёл в отчаяние.
- Выходит, во всём Сарыова нельзя найти адвоката, который бы сказал несколько слов в защиту человека, несправедливо обвиняемого?
- К сожалению, почти так,- признался Русухи-бей.- Хотя в Сарыова есть и другие адвокаты, но большинство их - софты. Если даже они и возьмутся за это дело, мы не можем им доверять.
- Неужели они способны предать интересы своих подзащитных?
- Всего можно ожидать.
- Бей-эфенди, поймите меня как следует: Нихад мне не родственник и не друг, даже не знакомый. Ждать от этого дела для себя хорошего мне не приходится, наоборот - будут одни хлопоты и неприятности. Однако я вмешался в эту историю, потому что жизнь и честь несчастного человека в опасности... Научите меня уму-разуму. Я совсем растерялся.
Русухи-бей ласково поглядел на Шахина-эфенди и сочувственно улыбнулся.
- Конечно, что-нибудь придумаем,- поторопился успокоить он Шахина.- Действовать мы вынуждены очень осторожно. Это только кажется, что в Сарыова этих самых адвокатов хоть пруд пруди. Знаете, в начале базара, в подвалах большого хана, целый ряд кофеен - настоящая коллегия адвокатов. В каждой кофейне можно встретить не меньше двух-трёх представителей этой профессия. Все приезжие из окрестных городов и деревень обычно останавливаются в хане, на постоялом дворе. И у большинства из них - процентов восьмидесяти - непременно есть дела и тяжбы в шариатских и гражданских судах. Вот там и рыскают в поисках очередной жертвы адвокаты. Как паук на муху, попавшую в паутину, набрасываются они на крестьян. В погоне за клиентами на какие только уловки, на какое шарлатанство не идут эти господа; по сравнению с ними уличные продавцы - сущие младенцы. Как только не обнадёживают они бедняков, даже при самых безнадёжных делах. Вы бы послушали: торговля идёт, как на базаре, с шуточками да прибауточками - "Сперва дадим имя ребёночку..." - или ещё что-нибудь вроде этого. До того противно!.. Можно возненавидеть эту профессию. Короче говоря, господа адвокаты обирают дочиста бедных крестьян, приезжающих искать свои права. Нашего защитника мы, конечно, среди них искать не будем... Остаётся один выход. Я знаю недавно прибывшего в Сарыова молодого адвоката, по имени Ихсан. Опыта у него, естественно, никакого нет, но он человек умный и способный, а главное - честный малый. Поручите дело ему. Думаю, он возьмётся с удовольствием, ибо клиентов у него ещё нет. Процесс сенсационный - поджог гробницы как никак, для дебюта такое дело трудновато, но может принести ему успех. Боюсь только, он один не справится, однако я согласен помогать при условии, что моё участие останется в тайне.
Шахин-эфенди так обрадовался, что готов был расцеловать Русухи-бея,- только застенчивость помешала ему осуществить своё желание.
Провожая старшего учителя Эмирдэдэ, адвокат остановился в дверях кабинета и, ласково похлопав Шахина по спине, сказал:
- Какой вы удивительный, честный и душевный человек. Откровенно говоря, когда вы пришли, меня вся эта история мало интересовала. Но ваш энтузиазм просто заразил меня. Теперь дело Нихада-эфенди - моё кровное дело. Бог даст, мы сделаем всё, чтобы добиться успеха.