Они, очевидно, тоже заметили его. Смех оборвался, и на мгновение воцарилась тишина, а затем две девушки, оставив подруг, побежали к дому вождя, должно быть, сообщить о появлении незнакомца. Аквила ехал по деревне медленно, опустив поводья на шею Инганиад. Где-то совсем рядом слышался звон кузнечного молота. Когда он проезжал между крытыми папоротником хижинами, из-под навеса, где стоял ткацкий станок, вышла женщина с перекинутым через руку куском только что снятой со станка ткани. Она обернулась и проводила Аквилу взглядом, когда он проезжал мимо; рядом у ее ног маленький мальчик и щенок вырывали друг у друга ветку дикой сливы, с еще не опавшими коралловыми и алыми листочками. Выехав на открытую площадку перед домом Крадока, Аквила снова увидел тех двух девушек - они дожидались его в дверях, и он решил, что девушки, вероятно, из домочадцев Крадока, поэтому-то они и сбежали из сада, чтобы встретить гостя, как подобает, на пороге дома.
Более высокая из девушек держала в руках чашу, и, лишь только он осадил лошадь и спрыгнул на землю, она подошла к нему и протянула чашу со словами:
- Да благословит тебя Бог, путник. Испей и забудь про дорожную пыль. - Голос у девушки был удивительно тихий и нежный.
Аквила взял чашу и пригубил, как того требовал обычай. В старинной чаше, усаженной кусочками обожженной бересты, отделанной золотом и черненым серебром, был мед, жидкий мед с острым пахучим привкусом вереска. Сделав глоток, Аквила передал чашу обратно в руки девушке и впервые взглянул на нее: золотые волосы горели на солнце ярче, чем золотые пряжки на плечах ее темно-желтого платья, и он подумал - но как-то безразлично, - что девушка очень красива.
- Да осенит милость Божья этот дом. Я уже забыл о дорожной пыли, - ответил он согласно ритуалу. - Крадок, здешний вождь, у себя? Могу я поговорить с ним?
- Крадок, мой отец, на охоте, и все мужчины с ним, - ответила девушка. - Входи, пожалуйста, и располагайся, как тебе удобно.
- Войти-то я войду, но дело мое не ждет. Однако мне кажется, я могу сказать о нем и тебе. Амбросий, правитель Британии, находится на пути сюда. Он послал меня вперед предупредить Крадока о том, что прибудет к его порогу с наступлением сумерек и просит дать пристанище на ночь ему и восьми его спутникам.
Глаза девушки широко раскрылись.
- С наступлением сумерек? - испуганно переспросила она. - Тогда надо заколоть свинью.
- Так уж необходимо? Прими мое сочувствие. - В голосе Аквилы послышался презрительный смешок.
Лицо девушки стало пунцовым, он видел, как она собирает все свое достоинство, чтобы укрыться за ним, как за расшитым плащом.
- И вправду надо. Но это уж наша забота. А ты заходи в дом, я сейчас принесу тебе теплой воды - смыть пыль и дорожную усталость.
- А как быть с лошадью? - спросил он.
- Я позабочусь о ней, - ответил ему другой голос, более резкий, чуть хрипловатый, и, оглянувшись, Аквила увидел вторую девушку. Она стояла у самой головы Инганиад.
Он совсем забыл про эту вторую - маленькое, сердитое создание, смуглое, как орех, а темно-голубое платье цвета перышек зимородка еще больше подчеркивало ее смуглоту. Заметив его удивленный взгляд, она улыбнулась, но в глазах был вызов.
- Я привыкла ухаживать за лошадьми, я тебе обещаю, все будет в порядке. Можешь мне доверить свою лошадь.
Рука Аквилы сжала поводья. Предложить ему гостевую чашу, пригласить в дом и пообещать принести теплую воду, чтобы он мог смыть дорожную пыль, - все это для золотоволосой сестры было не более чем простой долг гостеприимной хозяйки перед путником, но вот в том, что предлагала эта смуглянка - отвести его лошадь в конюшню и почистить, - было что-то превышающее обычное гостеприимство.
- А это не может сделать кто-нибудь из мужчин? - спросил он.
- Ты разве не слышал? Раянид, моя сестра, ведь сказала тебе, что наш отец вместе со всеми на охоте.
- И что же, с ним все мужчины деревни?
- Да, все, кто не занят по какой-либо причине. Но может, позвать тебе Килвина? Он у себя, тачает башмаки. Или же сходить за Враном - он сидит в своей хижине с больной ногой?
- Нэсс, как ты можешь? - упрекнула ее вконец расстроенная старшая сестра, но Нэсс даже ухом не повела.
- Я сам отведу ее и все сделаю, если ты скажешь мне, где найти конюшню, - сказал Аквила.
- А потом все будут говорить, что в доме моего отца гость сам должен ставить свою лошадь в конюшню после долгой дороги? Нет уж! Пусть у нас тут бедное глухое место и пусть мы должны зарезать свинью, чтобы накормить правителя Британии, хотя свиней, смею думать, для него закалывали и до нас, зато никто не упрекнет нас, что гостю здесь приходится самому ухаживать за своей лошадью.
Аквила понял: девушка злится на него из-за того, что он смеялся над ее сестрой, вернее, даже из-за того, как он смеялся, - и, странное дело, именно за это она ему понравилась. Рука его лежала на оголовке уздечки рядом с ее рукой, и ему ничего не оставалось, как убрать ее.
- Кажется, единственное, что я могу сделать, - это поблагодарить тебя и уступить твоему желанию, - сказал он сухо.
Какое-то мгновение он стоял и смотрел, как она уводит лошадь, а потом повернулся к Раянид. Щеки девушки все еще рдели, словно маков цвет, и он подумал, что она попытается извиниться за сестру. Но она этого не сделала, а только сказала с тихим достоинством:
- Войди в дом и отдохни, а мы пока приготовим все для Амбросия.
"Что ж, сестры, очевидно, очень преданы друг другу", - решил Аквила.
Когда коров ставили на ночь в коровники, прибыли Амбросий и охотники. В этот вечер в доме Крадока было устроено пиршество, а наутро все отправились на волчью охоту. Крадок был горд тем, что в его владениях всегда хорошая охота. Вот и сейчас они привезли домой три серые туши, их сначала показали женщинам, а затем вывесили в качестве трофеев в большой комнате, перед тем как освежевать и отдать мясо собакам.
А ночью, лишь окончился пир и пришло время сна, Амбросий послал за Аквилой, чтобы он прислуживал ему вместо оруженосца, который, будучи молодым и невоздержанным, без меры возгордился тем, что участвовал в охоте на волков и по этому случаю выпил слишком много жидкого верескового меда, а теперь спал сном младенца тут же в зале под скамейкой.
Комната для гостей напомнила Аквиле каморку в доме брата Нинния, где он спал с кровавой ссадиной от обруча на шее, причинявшей ему боль при каждом движении. Только здесь, у Крадока, на постели лежали тонкой выделки оленьи шкуры и набитые перьями подушки из синей и лиловой ткани. Кто-то поставил на низком стульчике возле ложа вазу с яблоками. И запах золотистых плодов с нежными коралловыми крапинками и жилками мешался с ароматом благовонных трав, сжигаемых на белой восковой свече.
Амбросий, сидящий на постели, взял из вазы яблоко и повертел его в пальцах, разглядывая прозрачную кожицу.
- Какое чудо, это яблоко! И как редко мы это замечаем… - Он вдруг внимательно посмотрел на Аквилу. Тот, прислонившись к столбу посреди комнаты, полировал бронзовый шишак плетеного охотничьего щита, с которым его повелитель весь день не расставался.
- Послушай, Дельфин, тебе эта жизнь в горах не кажется странной? - спросил Амбросий.
- Кажется, но меньше, чем год назад.
- А для меня она привычная. Ведь с девяти лет другой я не знаю. - Он снова начал разглядывать яблоко, то и дело поворачивая его в руке. - Но сначала она мне тоже казалась странной. Я был приучен носить римскую тунику и учился читать под руководством наставника-грека. Я помню бани в Венте и квадратные комнаты с высокими потолками, помню и фракийскую конницу: как они скакали по улице с таким видом, будто весь окружающий мир - дурно пахнущая свалка. Знаешь, Дельфин, это необычное ощущение - жить одновременно в двух мирах.
- Но может, именно в этом спасение Британии, - сказал Аквила. Дохнув на бронзовый шишак щита, он принялся тереть его с удвоенной силой, чтобы избавиться от пятна волчьей крови. - Вождю, будь он чистокровный британец или же чистокровный римлянин, пришлось бы туго. Ему не управиться с такой разношерстной командой, как мы, когда дело дойдет до битвы.
- "Когда дело дойдет до битвы…" - задумчиво повторил Амбросий. - Ждать до весны уже недолго.
Он замолчал. Аквила поднял голову и поглядел на него.
Бледность и выражение озабоченности на лице Амбросия не на шутку встревожили его. И все это после пения под арфу и бесшабашного веселья в чертоге Крадока!.. От волнения Аквила даже перестал тереть щит.
- Следующей весной? - переспросил он.
- Да. Раз уж саксы зажужжали, как растревоженный улей, мы не посмеем дольше тянуть с наступлением.
Аквила почувствовал, как у него вдруг сильнее забилось сердце. Наконец, наконец грядет то, чего они так долго ждали.
Однако что-то в словах Амбросия озадачило его, и он нахмурился:
- Не посмеем? А почему ты хочешь тянуть еще?
- Тебе, вероятно, моя речь кажется слишком осторожной, будто речь старика. - Амбросий снова взглянул на него. - Дельфин, я жажду добраться до глотки саксов не меньше, чем самые отчаянные головорезы среди нас. Но я должен быть уверен в успехе. И если бы Этий прислал нам из Галлии хотя бы один легион, мы бы справились. Видишь ли, когда Рим нас подвел, я понял - пройдут годы, прежде чем мы окрепнем настолько, чтобы сражаться в одиночку… Да, я должен быть уверен в успехе. Я не могу позволить себе проиграть, ибо у меня нет ничего в запасе, ничего, что помогло бы мне обратить поражение в победу.
- А Молодые Лисы? Разве не улучшилось наше положение с их приходом? - спросил Аквила после короткой паузы.
- Да, конечно, если бы только я мог на них положиться. В самих-то Лисах, в их преданности, пожалуй, я уверен. Что же касается остальных - не знаю. Я редко доверяю даже моим соплеменникам. Мы слишком много грезили, и грезы разъединяют нас. Вот почему мы должны завязать более тесные связи с нашими новыми друзьями.
- Какого рода связи?
Амбросий положил яблоко обратно в вазу с видом человека, который решился на важный шаг.
- Дельфин, - сказал он, - возьми в жены одну из дочерей Крадока.
Сперва Аквила решил, что Амбросий шутит, но потом понял, что тот говорит серьезно. Во время пира Аквиле, как и всем остальным из свиты Амбросия, прислуживали дочери Крадока, он даже перекинулся с ними несколькими словами… но это было все.
- Я вообще не думал брать женщину от отцовского очага, - сухо сказал он.
- А ты подумай.
Наступило продолжительное молчание. При свете свечи двое спокойно смотрели друг другу в глаза.
- Почему Крадок согласится отдать дочь от своего очага? - прервав наконец молчание, спросил Аквила. - У меня нет земли, нет имущества, только лошадь и меч, что дал мне ты.
- Крадок отдаст тебе дочь, если попросишь, потому что ты из моего окружения и потому что он погиб бы в Абере, не отведи ты удар, предназначенный ему.
"Что ж, если Амбросию кажутся полезными такие вот связи между его народом и народом Вортимера, то самое правильное - ему самому взять в жены дочь какого-нибудь местного князя, но, конечно, познатнее Крадока", - мелькнуло в голове у Аквилы.
Амбросий медленно поднял голову, и Аквиле почудилось, что глаза его видят что-то важное в недоступной другим дали.
- Управлять Британией - достаточно тяжкая ноша, - проговорил Амбросий. - Она потребует от человека всех его сил и отказа от всех других привязанностей.
Аквила молчал. Из-за Флавии он не хотел иметь дело с женщинами ни сейчас, ни потом. Они таили в себе опасность и могли сильно ранить. Но он знал: попроси его сейчас Амбросий отправиться из этой освещенной комнаты прямо на смерть, сказав, что она каким-то образом может сплотить Британию и загнать варваров в море, он пошел бы не колеблясь. Так имеет ли он право отказать ему в менее значительной просьбе?
Амбросий слегка улыбнулся и посмотрел ему прямо в глаза:
- Раянид очень красивая - сливки с вересковым медом!
Аквила аккуратно повесил охотничий щит на гвоздь, вбитый в опорный столб. Он так никогда и не мог понять, что заставило его сказать:
- Сливки с вересковым медом приедаются, и, если уж я непременно должен выбрать одну из сестер, я выбираю смуглую.
13
Пустая хижина
Наутро, когда уже началась предотъездная суета, Аквила отыскал Крадока и попросил его отдать ему в жены Нэсс, предупредив, что сможет забрать ее с собой только на обратном пути. Однако, излагая свою просьбу, он не был до конца уверен, что поступает правильно и что Амбросий не ошибается. И, лишь получив согласие вождя, он понял: Амбросий прав и другого выхода у него нет.
Все уладив и договорившись обо всем с Крадоком, Аквила не спешил присоединиться к своим товарищам. Он знал, что они, должно быть, уже собрались и теперь прогуливают лошадей, но ему хотелось немного побыть одному. Он свернул в сад и стал прохаживаться под деревьями, не выпуская, однако, меча из рук. Золото ушло из сада, и даже яблоки утратили теплоту красок; холодный, пронизывающий ветер раскачивал ветки, ерошил листья, которые серебрились на фоне бегущих курчавых облаков. Пора было уходить, как вдруг он увидел Нэсс, - она стояла чуть поодаль и наблюдала за ним.
Он медленно двинулся ей навстречу, потом остановился, и они долго смотрели друг на друга.
- Нэсс, что ты здесь делаешь? - спросил он, оправившись от удивления. Голос у него был пасмурный, под стать серому, хмурому утру.
- Пришла поглядеть на тебя. Мое любопытство простительно - я ведь должна буду уехать с тобой, с чужими людьми, и провести всю жизнь под твоим крылом.
- Так, значит, Крадок, твой отец, сказал тебе?
- Да, конечно сказал. С его стороны это очень благородно. И хотя это ничего для меня не меняет, но все же лучше знать заранее, а не вдруг, в последний момент. - Она поглядела на него, и в глазах ее был тот же дерзкий вызов, что и при их первой встрече, только сейчас она не улыбалась. - Почему ты вздумал взять меня в жены? - спросила она.
Будь на ее месте золотоволосая Раянид, Аквила нашелся бы что ответить - сочинил какую-нибудь ложь, чтобы не обидеть ее, но для Нэсс это не годилось - Нэсс нужна была правда.
- До тех пор, пока мы не станем одним народом, мы не спасем Британию от варваров, - сказал он. Слова прозвучали сухо и напыщенно, но это была правда, единственное, что он мог ей сказать.
Она молча смотрела на него, потом уголки губ задергались от смеха.
- А, так, значит, это по приказу Амбросия? Ха-ха! Подумать только, а мы еще зарезали для него свинью! - И тут же, сделавшись вдруг серьезной, Нэсс с любопытством спросила: - Ну если тебе все равно, которая из нас, почему же ты выбрал меня, а не Раянид?
- Не знаю, - честно признался Аквила.
- И похоже, никогда и не будешь знать, - заметила Нэсс после короткой паузы. - Сколько у меня времени, чтобы приготовиться к свадьбе?
- На юге мы пробудем около месяца. Будь готова, когда мы еще раз пройдем здесь по дороге на север.
Нэсс оторвала взгляд от его лица - первый раз с той минуты, как он обернулся и увидел, что она следит за ним, и поглядела вокруг: на отцовский дом под соломенной кровлей, на сад, потом, меж дрожащих яблоневых ветвей, на темную громаду гор. И этот ее прощальный взгляд болью отозвался в сердце Аквилы: он вспомнил долину в Стране Холмов и следы террас с бывшими виноградниками на южных склонах.
- Я этот сад знаю уже шестнадцать лет. И вот расстанусь с ним через месяц, - сказала Нэсс, но сказала как бы не ему, а сама себе.
Аквила почувствовал, что будущий брак для нее значит гораздо больше, чем для него, потому, что ей предстояло покинуть все, что она любила и знала с детства. Но он заставил себя не думать об этом. Нельзя поддаваться жалости, тогда вся затея станет просто непереносимой. К тому же он ведь тоже был отторгнут от всего, что любил и знал с детства, причем отторгнут более жестоко.
Он услышал, как кто-то крикнул: "Дельфин, Дельфин, нам что, целый день тебя дожидаться?" Он тут же повернулся и, не сказав больше ни слова, зашагал прочь из сада, оставив Нэсс стоять под склоненными ветвями яблони.
К зиме Амбросий и его братия вернулись в Динас Ффараон. Теперь у Аквилы под западным бастионом была своя крытая дерном хижина, и ему больше не нужно было ночевать в доме Амбросия рядом с молодыми воинами. Нэсс, выстлав земляной пол свежим папоротником, устроила постель из чистых, хорошо выделанных шкур. Она готовила еду для Аквилы, если он ел дома, и долгими зимними вечерами, сидя в одиночестве, пряла шерсть при свете очага. Аквила не часто бывал здесь. За эту зиму, последнюю перед наступлением, многое еще предстояло сделать, о многом подумать, поэтому он порой вообще забывал о Нэсс, словно она жила где-то в другом мире, словно и не было их путешествия с юга, когда она ехала в кольце его левой руки.
Зима миновала, и в горы пришла весна: в спутанных зарослях восковницы у озера зашумели бекасы, а в расселине среди скал, там, где пробивается наружу ручеек, зацвела лиловая жирянка. Готовясь к походу, Динас Ффараон жужжал и гудел, точно пчелиный улей, и вся широкая долина внизу под крепостью теперь превратилась в военный лагерь.
Душным тихим вечером Аквила сидел рядом с Валарием за ужином в Доме Очага, вытянув ноги и опершись локтями о стол. Перед ним стояла деревянная тарелка с медвежьим окороком, почти не тронутым. В большой зал набилось много народу - вожди кланов, командиры отрядов, в спертом воздухе, без малейшего ветерка, трудно было дышать и есть не хотелось. Эта нависшая духота грозила вот-вот разразиться бурей. Но не одна духота мешала Аквиле спокойно ужинать. Он только недавно вернулся со своим отрядом из Сегонтия, а потом весь вечер совещался с Амбросием и его командирами. Они как будто все решили, насколько вообще возможно решить что-либо заранее. Была выслана крантара, палочка, смоченная козьей кровью и обугленная с одного конца, приказа которой не мог ослушаться ни один член племени. В течение четырех дней всем велено было прибыть в Кановий. Речь шла о Северных Кимру. Повис и юг должны были присоединиться к ним позднее уже прямо на марше. Аквила снова взглянул на незнакомых людей, сидящих рядом с Амбросием на помосте, все в римских туниках, коротко острижены на римский лад. Они тоже приехали недавно и привезли Амбросию весть о том, что он может рассчитывать на поддержку римской партии в Венте, Акве-Сулисе, Каллеве и в Сорбиодуне, бывших владениях его отца. Из мира за горами эти люди принесли еще одно известие - о том, что вторично пал Рим.