- Криспиний. Он занимается винной торговлей, - ответил Флавий (тему цвета волос он пока решил придержать и пустить в ход позже, если понадобится).
Собеседник с сожалением покачал головой:
- Нет, пожалуй, я не припоминаю никого с таким именем.
Взгляд его вдруг задержался на левой руке Флавия, которой тот держал кубок. Юстин, уловив его взгляд, посмотрел туда же и увидел, что интерес незнакомца привлекла гемма с дельфином. В тот же миг Флавий и сам это заметил и опустил руку под стол. Но маленький сборщик налогов уже перевел глаза на группу моряков около жаровни: тем надоело играть в кости, и они теперь затеяли громкую перепалку.
- Какая разница? - вопрошал долговязый тощий человек с белым шрамом на лбу от удара мечом. - Всякий, кто мне дает пить бесплатно за его здоровье, да еще горсть сестерциев в придачу, пусть его будет императором - мне все одно. - Он смачно сплюнул в жаровню. - Только на сей раз горсть должна быть побольше и получить ее я хочу побыстрее.
- Императоров больно много развелось, вот в чем беда. И главное, все разом, - вступил в разговор унылого вида субъект в зеленоватой тунике, явно моряк с разведывательных галер. - А что коли двум другим придется не по нраву божественный Аллект в пурпуре? Вдруг цезарь Констанций возьмет да свалится нам на голову в один прекрасный день?
Первый, со шрамом, хлебнул еще раз и - вытер рот тыльной стороной руки.
- Цезарю Констанцию и без того делов хватает. Каждый дурак знает - племена вдоль Рейнского Вала зашевелились, как червивый сыр.
- Может, ты прав, а может, и нет, - мрачно возразил пессимист. - Я служил под его началом. У него хоть и физиономия с кулак, зато он лучший вояка в этой старой, выдохшейся империи. Нисколько не удивлюсь, если он сперва утихомирит германцев, а потом явится усмирять нас.
- Пусть только явится! - угрожающе взревел со шрамом. - Пусть попробует! Это я вам говорю! Мы утерли нос императору Максимиану, когда он к нам сунулся, и, клянусь, утрем нос его щенку! - Он пошатнулся, с трудом удержался на ногах и поманил пальцем хозяина: - Эй, Ульпий! Еще вина!
- Когда мы утирали нос императору Максимиану, мы дрались с огоньком, живота своего не жалели, - заговорил третий, да так остервенело, что слова его прозвучали как лязг клинков. - А теперь все не то.
- Ты за свой живот говори! - крикнул кто-то, и все захохотали.
- А я и говорю. Объелся я нашими подвигами! Тошнит от них.
Человек со шрамом, получивший наконец еще вина, круто развернулся к нему:
- Ты же вместе со всеми орал, когда новому императору присягали!
- Ну и орал вместе с вами, собаки, орал! Да, я приносил присягу, клянусь Юпитером Громовержцем, приносил! Ну и что с того? Много ли стоит моя присяга? А твоя чего стоит, приятель? - Он погрозил пальцем своему противнику со шрамом, глаза его ярко блестели в свете качающегося фонаря. Кто-то из компании сделал попытку остановить его, но он только пуще повысил голос: - Да будь я Аллектом, я бы ни на грош нам не поверил ни легионам, ни флоту. Ведь случись что, мы точно так же будем приветствовать завтра другого императора. А какой прок от армии и флота, которым нельзя доверять, когда дело дойдет до войны? А? Да не больше проку, чем от императора, которому ни на грош доверять нельзя.
- Уймись, дурень! - попытался угомонить его хозяин трактира. - Ты сейчас пьян, сам не соображаешь, что несешь. Иди в казармы, проспись!
- Конечно, хочешь отделаться от меня, боишься за свою поганую лавчонку. - Тон его стал откровенно издевательским, он закусил удила. - Ф-фу! Ну и страна! Мне бы в темный уголок трюма на любом судне, какое поплывет к тому берегу, - я не то что в казармы, я в Галлию уберусь! Прямо сегодня, и оглядываться не стану! А сейчас я еще выпью.
- Нет, приятель, не выпьешь, - заявил владелец трактира. - Ты сию минуту уберешься в казармы.
К этому моменту тишина, наступившая было вокруг, начала прерываться угрожающими возгласами, к компании моряков начали подступать люди; со звоном упала чья-то чаша и покатилась по полу; и Юстин, который с мучительным вниманием прислушивался к происходящему, ибо впервые слышал, что говорят сами легионеры о смене императора, вдруг осознал, что маленький сборщик налогов нагнулся к ним и шепчет:
- Лучше уйти поскорей.
- Почему? - неуступчиво спросил Флавий.
- Потому что человек, который сидел у самой двери, только что выскользнул наружу, и теперь в любой момент жди неприятностей. И неприятности коснутся всех. - Он виновато улыбнулся, прикрывшись пухлой рукой: - Неблагоразумно ввязываться в такие дела, особенно если, хм… если у тебя есть что скрывать от патруля.
Глава 10. "Береника" отплывает в Галлию
Взгляд Юстина, скользнув по лицу незнакомца, остановился на Флавии. Его сородич, полуобернувшись, с хмурой тревогой смотрел на маленького сборщика налогов. Потом он молча поднялся и, порывшись за поясом, выложил на стол монеты.
Юстин тоже встал - рука его непроизвольно потянулась к ящику с инструментами, висевшему сбоку на ремне. Глаза юношей встретились, и они вопрошающе посмотрели друг на друга. Флавий с недоумением пожал плечами и направился к двери, ведущей на берег. Но сборщик податей энергично замотал головой:
- Нет, нет, вот сюда. Так будет гораздо лучше. - Он открыл еще одну дверь, совсем возле них, - она так глубоко пряталась в тени, что поначалу они ее не заметили. Но едва они переступили порог, как сзади раздался чей-то яростный рев и грохот падающего стола. Шаткая дверь неслышно прикрылась за беглецами, и шум сразу заглох.
Теперь они шли по какому-то коридору и мгновение спустя, когда за ними закрылась еще одна дверь, оказались на узкой улочке, конце которой тускло светилась гавань. Улочка была пустынная, темная и совершенно безмолвная, если не считать шелеста ветра, гоняющего по ней мусор взад и вперед.
Флавий остановился посреди безлюдной мостовой.
- Ну а теперь скажи, откуда ты взял, будто мы что-то хотим утаить от патруля? - вполголоса спросил он.
- Милый юноша, ты полагаешь, открытая улица подходящее место для такого разговора? - разумно заметил их спутник.
- Ну а тогда где же это место?
- Я собирался… хм… Я хотел просить вас пойти ко мне домой.
На миг воцарилось удивленное молчание, затем Флавий спросил:
- Послушай, ты можешь нам толково объяснить, почему мы должны доверять тебе? А тем более если хотим что-то скрыть?
- Боюсь, что нет. Положение крайне щекотливое, крайне щекотливое… но уверяю вас, вы можете на меня рассчитывать.
Сборщик податей сказал это настолько искренне и выглядел таким огорченным, что они невольно поверили ему.
- Ну раз ты так говоришь… - Флавий неожиданно для себя самого рассмеялся. Они двинулись дальше по улице, пухлый коротышка рысцой бежал впереди. Закутанный с головой в плащ, он показался Юстину похожим на огромный бледный кокон. А может, они просто доверчивые болваны?.. Нет! Все-таки нет - у него было ощущение, что этот маленький чудак их не обманывает. Когда они спускались по узкой тропинке к берегу, налетевший порыв ветра донес до их слуха быстрый топот подкованных сандалий стражников, спешивших в сторону винной лавки.
- Идут! - встревоженно сказал Юстин. - Неужели ничем нельзя помочь тому бедняге? Ужасно, что мы его бросили. Кокон на бегу поглядел на него через пухлое плечо:
- Бросили? Нет, нет, мы его не бросили, ты не беспокойся. - И он нырнул в какой-то проулок.
Юстин уже окончательно утратил представление о том, куда они идут, как вдруг перед ним возник тупичок, в конце которого они увидели дверь в глухой высокой стене.
- Прошу прощения, но вынужден впустить вас через черный ход, - сказал сборщик налогов, отворяя дверь. - Я и сам обычно хожу этим путем: здесь не так-то просто подглядеть. А мои соседи, хм… очень склонны подглядывать. - С этими словами он провел их в узкий двор.
Из-за туч выглянула луна и осветила беленные известью стены, колодец посреди двора и деревцо рядом с ним.
- Это мой садик, - застенчиво сказал он. - Тут всего одна яблонька, но она особенная. - Заложив руки за спину, он продолжал: - По-моему, с яблоней… хм… ни одно дерево не сравнится. "Яблоня, звенящая, золотая…" Вы читали Еврипида?
Продолжая что-то тихо бормотать себе под нос, он направился к двери в другом конце дворика и, открыв ее, повел их куда-то в темноту, приятно пахнущую обжитым теплом. - Вот мы и дома. Люблю возвращаться под вечер домой. Это кухня. Пожалуйста, проходите прямо в мою парадную комнату. Смотрите, Майрон оставил нам огонь в жаровне. Замечательный, просто замечательный огонь!
Он, как домовитая клуша, не переставая суетился: сунул сухой прутик в жаркие, раскаленные угли и поджег фитиль, потом подбросил поленья в жаровню. Когда лампа разгорелась, Юстин увидел, что они находятся в небольшой веселой комнате с продольными цветными полосками на стенах. Возле жаровни на двух низких скамьях горой лежали яркие домотканые ковры, а в нишах вдоль стен выстроился целый сонм домашних богов из раскрашенного гипса. Все это было так буднично и так далеко от их безумного путешествия на юг и сцены в винной лавке, что Юстину вдруг стало смешно неизвестно отчего.
- Здесь нам никто не помешает, - успокоил их хозяин, на всякий случай проверив ставни на высоком окне и убедившись, что они не пропускают свет. - Я не держу рабов. Люблю чувствовать себя свободным. Майрона я тоже отпускаю по вечерам.
Флавий стоял посреди комнаты, слегка расставив ноги и заложив руки за спину.
- Ну теперь мы не на улице, может ты объяснишь нам наконец, что за всем этим кроется? - сказал он.
- Ах да, ты спрашивал, почему я думаю, будто вы что-то скрываете. - Коротыш погрел над огнем пальцы. - Это, хм… не так-то просто объяснить. Но попробую. Мой хороший друг, - ты с ним разговаривал сегодня вечером на берегу, - усомнился, те ли вы люди, за которых себя выдаете. Вам следовало бы - как бы лучше выразиться? - скажем, держаться больше в тени. Легионерская выправка не совсем… хм… сочетается с остальным вашим видом. Мой друг был в "Дельфине", когда туда явились вы, а потом доложил мне. Я решил прийти в таверну и убедиться во всем собственными глазами - у меня тоже возникло подозрение, что вы не те, за кого себя выдаете. Скажу еще: я не мог не заметить гольца - оно тоже, хм… не вписывается по все остальное.
- Только и всего? И из этого ты сделал свои выводы?
- Нет, нет. У меня не было твердой уверенности ни в чем до той поры, пока я не предложил вам уйти, на всякий случай… если у вас есть что скрывать, - и вы ушли.
Флавий озадаченно посмотрел в лицо коротышки:
- Все выглядит так просто, если тебя послушать.
- Оно так и есть. А теперь скажите, что я могу для вас сделать?
Юстин снова еле сдержался, чтобы не рассмеяться, - он устал и едва стоял на ногах.
- Можно… можно мне сесть? - спросил он.
Пухлая физиономия их хозяина вытянулась от огорчения.
- Ну конечно, конечно. И о чем я только думаю?! Даже не предложил гостям сесть. Вот сюда, пожалуйста, поближе к очагу.
Коротышка захлопотал вокруг них, как Наседка, и Юстин благодарно улыбнулся в ответ. Он уселся на ложе и протянул руки К огню.
Однако Флавий, нетерпеливо мотнув головой, продолжал стоять. Он хмуро глядел на огонь: маленькие язычки пламени уже со всех сторон лизали поленья. Внезапно брови его насмешливо поднялись и он, рассмеявшись, сказал:
- Ну что ж, ничего не поделаешь, придется рискнуть и кому-то довериться, иначе мы с места не двинемся до самых греческих календ. Так вот, нам необходимо переправиться в Галлию.
- Я так и думал.
- Думать мало, ты можешь нам помочь?
- Я… хм… уже кое о чем договорился. - Коротышка наконец тоже сел и устремил на Флавия открытый, безмятежный взгляд. - Но прежде мне хотелось бы поподробнее узнать о причинах, побудивших вас к такому решению. Вы уж меня извините, но я не люблю переправлять незнакомый груз.
- И ты уверен, что, выслушав нас, узнаешь истину? Ведь мы можем наговорить о себе с три короба.
- Кто же вам мешает? - сказал невозмутимо маленький сборщик налогов.
Флавий пристально посмотрел на него, после чего выложил всю их историю, точно так же как накануне рассказал ее тете Гонории.
Когда он кончил, коротышка кивнул:
- При таких обстоятельствах ваше желание уехать с острова вполне оправданно, в высшей степени оправдано. Думаю, мы сможем вам помочь, но придется потерпеть еще несколько дней. Надо сделать кое-какие приготовления… хм… Ну и еще кое-что.
- Что касается платы, - начал было Флавий, но их хозяин перебил его.
- Речь идет не о плате, - сказал он как-то очень по-домашнему. - Нет, нет, в таком деле именно тех людей, которых надо бы купить, не купишь ни за какие деньги.
Наступила пауза.
- Прости меня, - сказал Флавий. - Ничего, ничего, милый мой юноша. А что до ближайших наших планов, я полагаю, вы не откажетесь воспользоваться моим гостеприимством на эти несколько дней. Боюсь, правда, то единственное жилье, которое я могу вам предоставить, будет несколько тесновато, к тому же оно лишено удобств. Но вы же понимаете, насколько небезопасно держать вас в этом доме. - Он виновато улыбнулся, как бы извиняясь, и поднялся на ноги. - Вообще-то, если вы не возражаете, я могу отвести вас в ваши апартаменты прямо сейчас. Боюсь, позже мне придется заняться… это связано с нашим… хм… чересчур опрометчивым другом из "Дельфина". Но прежде, чем я снова уйду, мне бы хотелось знать, что вы устроены и вам ничто не грозит.
- Мы в твоем распоряжении, - улыбнулся Флавий.
Они опять прошли через кухню и оказались в комнате за ней, скорее всего кладовой. Здесь в темноте сборщик налогов стал двигать ящики и корзины, и Юстин с Флавием скорее почувствовали, чем увидели дыру, зиявшую в стене перед ними.
- Проходите сюда. Когда-то тут была дверь, но ее давным-давно заложили. А я ее приспособил, уж тому немало времени. Берегите головы!
Предупреждение было излишним, так как дыра была в половину человеческого роста и им пришлось встать на четвереньки. За дырой уходила вверх, в темноту, крутая выщербленная лестница. Юстин и Флавий начали взбираться по ней, пока наконец не очутились на пороге какой-то каморки. На них пахнуло пылью и плесенью.
- Что это за место? - спросил Флавий.
- Это часть старинного театра. Увы, нынче никто не помышляет о спектаклях, да и актеров уже не осталось. Так и превратился театр в настоящие трущобы, с тех пор как его перестали использовать по назначению, и здесь постепенно поселился простой люд. - Хозяин их слегка запыхался после крутого подъема. - К сожалению, я не могу зажечь лампу. Здесь слишком много щелей, и свет будет виден снаружи. В углу куча ковров - все чистые и сухие, так что не беспокойтесь. Советую вам лечь спать. Когда ничего другого и остается, самое лучшее лечь спать - время тогда проходит быстрее. - Он повернулся к двери. - Я вернусь утром. Да, еще. Вот тут в стене, справа от лестницы, доски совсем разболтались, но не рекомендую вам их вынимать, если вздумаете переползти на другую сторону - поглядеть, что там делается. Пол за ними совсем прогнил, и вы рискуете сломать себе шею, а тогда вы… хм… раскроете это мое маленькое, но столь нужное убежище. Они услышали, как он спускается по лестнице, а потом снова подтаскивает корзины и ящики к дыре. Оставшись вдвоем, Юстин и Флавий не стали ничего обсуждать, да и обсуждать, собственно, было нечего. К тому же у них на это просто не хватило бы сил - до того они измучились и ослабели. Поэтому они безропотно последовали совету хозяина: ощупью добрались до груды ковров в углу и, забравшись в середину, тут же заснули, как две усталые собаки.
Проснулся Юстин словно от удара, - высоко над головой сквозь щели в ставнях сочился серый утренний рассвет, а с лестницы доносился звук шагов: он даже не сразу сообразил, где находится. Стараясь стряхнуть с себя сон, он вслед за Флавием выбрался из-под ковров, и тут в дверях показался их хозяин.
- Надеюсь, я не нарушил ваш покой, - приветствовал он их. Мелкими шажками подошел к скамейке, стоящей под окном, и положил на нее какой-то сверток. - Я завтрак, правда тут только хлеб, сыр и яйца. - Он виновато кашлянул. Временами он испытывал странное чувство вины, они уже успели заметить тот его виноватый кашель. - А вот из моей библиотеки… поможет вам скоротать время… Это первый свиток "Ипполита". Я вчера вечером уже цитировал вам Еврипида и по вашей реакции понял, что ни один из вас не читал его. Мне кажется, вещь начинаешь ценить по-настоящему, только если приходится… хм… ради нее чем-то пожертвовать. Ради "Ипполита" мне пришлось отказаться от многих трапез и посещений гладиаторских игр. Я тогда был одним из помощников Караузия и… хм… получал не очень большое жалованье. Думаю, вам не нужно говорить о том, чтобы вы осторожно обращались с этим свитком…
- Спасибо тебе за то, что ты нам доверяешь, - поблагодарил коротышку Юстин.
Но на одной из стен сохранились следы фресок - выцветшие призраки гирлянд, обвивающих колонны, сохранился даже крошечный Эрос, парящий на лазурных крылышках…
Юстин весь день пытался читать Еврипида - главным образом потому, что считал: если тебе дают книгу, которую любят так, как их пухленький хозяин любит Еврипида, ты обязан прочесть ее, чтобы не обидеть человека, который тебе книгу дал. Однако он так и не преуспел в своих стараниях. Всю жизнь он испытывал страх оказаться запертым в таком месте, откуда невозможно выйти по собственной воле, - этот страх жил в нем с раннего детства, с того самого дня, когда захлопнулась за ним дверь винного амбара и он просидел много часов в темноте, прежде чем его обнаружили. Прошлую ночь он валился с ног от усталости, и ему хотелось только одного - спать. Но сейчас мысль о том, что он, как в клетке, заперт в этой узкой потайной комнатке, доступ в которую прегражден не корзинами, маскирующими дыру, а крепкой дверью, вставала между ним и историей Ипполита, лишая всего, что он читал, силы и красоты.
К вечеру вернулся их хозяин и заявил, что, поскольку уже темно и мало вероятно, что им могут помешать, он просит доставить ему удовольствие и отужинать с ним. С тех пор каждый вечер, за исключением одного раза, когда еду им принес мальчик с беспокойным, настороженным взглядом и без двух передних зубов, представившийся как Майрон, что за всем здесь смотрит, Юстин и Флавий ужинали в обществе сборщика налогов за закрытыми ставнями в его маленьком доме, задняя стена которого примыкала к театру.
Эти долгие вечера в ярко освещенной и такой обычной комнате, беседы с Паулином - ибо именно так звали их хозяина - были, несмотря на их кажущуюся нереальность, радостной отдушиной для обоих. А для Юстина это каждый раз означало еще и освобождение из клетки. Юстину все трудней и трудней становилось выносить их маленькую темницу. Он все время к чему-то прислушивался: ждал, что внизу, во дворике, вот-вот раздадутся голоса стражников и удары посыплются в дверь. По ночам, когда Флавий крепко спал, положив ладонь под голову, он лежал без сна, всматриваясь воспаленными глазами в темноту, и ему казалось, что стены сжимаются вокруг него, что он в ловушке.