Тиберий не участвовал в принятии решений, осуществить которые был призван. Политические причины такой военной активности диктовались людьми, непосредственно участвующими в делах на севере, по этой причине возник и сам вопрос: где должна проходить граница - по Рейну или по Эльбе? В этом споре верх взяла точка зрения Августа и Тиберия. Оба были против авантюрных действий за Рейном, оба сомневались в возможности завоевания всей Германии. Прежде рейнская армия и Друз доказывали обратное, теперь Август столкнулся с результатом политики, которую тогда сумел отстоять Друз. Он вынужден был принять неизбежное и действовать в соответствии с необходимостью, которой в других обстоятельствах он постарался бы избежать.
Однако отсутствовал командующий, обладавший необходимым влиянием и опытом. Для Августа было вдвойне удобно - он гордился своей экономной политикой и должен был изыскать средства для ведения войны, - что в этот момент он может положиться на Тиберия. У Тиберия были не только положение и умение, требуемые для ведения такой войны, но он еще и разделял точку зрения Августа, вряд ли изменив ее с тех пор.
Суть дела заключалась в том, что германцы, однажды осознав свою собственную ситуацию, воспринимали у римлян идеи и методы с такой тщательностью и стремительностью, какую выказали японцы девятнадцать столетий спустя. Опасность политики на Эльбе состояла в том, что предусматривалась встряска самих германцев от привычного спокойного, сонного состояния их древних племенных институтов, предусматривался их выход из состояния местной обособленности и появление более обширных общих планов. На практике эта опасность реализовалась в устрашающей степени.
Она возникла тогда, когда дети, впервые увидевшие армии Тиберия и Друза, подросли и стали взрослыми. Среди молодых заложников, посланных в Рим после завоевания Реции, Винделикии и Норика, был юноша по имени Маробод из царского дома племени свевов. Его личность и сообразительность вызвали интерес Августа, и мальчик получил образование в Риме, соответствующее его положению. По возвращении домой он решил использовать на практике полученные им знания. А они заключались в теории и методах политической организации.
Мы настолько привычны к политическим концепциям общественных организаций, что нам трудно себе представить, что раньше люди воспринимали это такой же новостью, как и революционные идеи. Они стали столь же новы для германцев I века, как и концепции современного европейского общества для востока века девятнадцатого. С их помощью общество могло быть переустроено и изменено, и люди, что плелись позади прогресса, могли быть защищены от порабощения соперниками, на практике использовавшими полученные уроки. И они встречали ту же оппозицию от сторонников старых порядков, которую всегда порождают новые идеи, с такой же точно оценкой своих действий.
Маробод был первым из северных царей, который на практике использовал политическую концепцию общественной организации, отличную от старой племенной системы. И он не был последним. Его успех потом был осмыслен другими. Он уже добился превосходства над свевами и маркоманами в верховьях Эльбы, с этой начальной точки он начал создание огромного царства, с центром в тех древних богемских землях, где было ядро цивилизации Северной Европы. Его южные пределы от Рааба, где находится современный Регенсбург, доходили до Дуная, достигали границ современной Венгрии и уходили на неопределенное, но значительное расстояние в глубь страны.
Не столь большое значение имели размеры царства Маробода, как сам факт его основания. Он создал и обучил практически по римскому образцу армию из семидесяти пяти тысяч человек, пеших и конных. Кроме того, у Маробода было точное понимание того, как установить свое царство в качестве постоянной вотчины. Он не собирался основывать его как романтическую авантюру, это должно было быть предприятие, основанное на строгих деловых принципах. Его армия носила оборонительный характер. Он воспитывался около Августа и воспринял теоретические основы войны и понимание значимости мира.
Если бы его царство располагалось вдали от римских границ, римляне, возможно, и порадовались бы тому, как римская цивилизация влияет на культуру с более низким развитием. К несчастью, оно находилось, как отмечали римские военачальники, на очень неудобной для римлян позиции относительно новых провинций Германии и Паннонии. Существенным было то, что оно занимает территории в верхней части долины Эльбы, так что планы римлян насчет отнесения своих границ к Эльбе, а затем до Дуная следовало либо отменить, либо потеснить Маробода; кроме того, оно углубилось внутрь страны в самой середине римской границы, и, если не занять эти территории, они контролировали бы и Германию и Паннонию. Военные не сомневались в мирных намерениях Маробода, однако у них были свои обязанности, куда входило устранение опасности военной угрозы римским границам. Маробод не мог дать гарантии того, как поведут себя его преемники. Военным было нетрудно выказать свое отношение по этим вопросам. Август и Тиберий, как бы ни желали не ввязываться в северную авантюру, едва ли могли им возразить.
Главная линия поведения, кажется, диктовалась теми соображениями, что основная трудность улаживания дела с Марободом заключалась в возможности мятежа в Германии или вдоль Дуная. Либо Германия, либо Паннония - или обе вместе - могли воспользоваться подходящим моментом, когда римские войска были заняты войной с Марободом. Тиберий принял командование на Рейне.
Он переправился через Везер в 4 г. и покорил племена херусков, жившие между Везером и Эльбой. Это продолжило дело, не законченное Друзом. Основные стратегические концепции оставались теми же, что и при Друзе, с некоторой разницей в деталях. Однако прибавилась и серьезная подготовка операции. Херуски были самым сильным и наиболее опасным из германских племен, граничивших с верхним течением Везера. Их покорение бы парализовало германское сопротивление и одновременно имело цель блокировать коммуникации с верховьями Эльбы. Тиберий не вернулся на Рейн. Он зазимовал в Ализо, в форпосте, основанном Друзом. Впервые римская армия зимовала севернее Рейна.
Его вторая германская кампания была самой показательной кампанией, когда-либо проводившейся римским полководцем. Он занял бассейн низовьев Эльбы и дошел до границ, которые с той поры оставались нетронутыми до времен Карла Великого спустя семьсот пятьдесят лет. Хавки (которые вновь появились на исторической сцене как члены великой конфедерации саксонских племен) были покорены, лангобарды, будущие покорители Италии, - завоеваны. Флот действовал совместно с сухопутными войсками. Устье Везера было границей судоходной военной операции Друза шестнадцатью годами ранее. Тиберий вошел в устье Эльбы и завез по морю продовольствие для сухопутной армии. Его флот прошел Эльбу и достиг Кимверийского полуострова. Племена, проживавшие к северу от Эльбы, выслали посольство с объявлением дружеских намерений - харуды и кимвры с Крайнего Севера, а также семмоны, с которыми позже сражались англы… Об англах нам пока еще ничего неизвестно.
Неодолимая романтика севера, которая в позднейшие времена так влекла множество людей, отразилась в одном из рассказов об этой кампании. Некий престарелый сторонник мира в одиночку прошел по Эльбе на своей лодке только для того, чтобы пожать руку Тиберию. Он пожал ему руку и отправился в обратный путь… Это могло послужить сюжетом для многих томов в качестве символа вещей, выражаемых этой легендой.
Тиберий, тем не менее, не участвовал в завоевании Германии, его две германские кампании в 4-м и 5 гг. были скорее демонстрацией силы. Как таковые они достигли своей цели. Племена, проживавшие на Крайнем Севере, очевидно, поразились, но были не слишком встревожены: они приветствовали его как редкого гостя, не рассматриваемого в качестве постоянного поселенца, они оставались незаинтересованными наблюдателями разворачиваемой более серьезной войны.
Подготовка к войне с Марободом намного превосходила предыдущие германские кампании. В дело намеревались бросить двенадцать легионов с подкреплениями. Тиберий отправился из Карнунта, что рядом с современной Веной, а Гней Сентий Сатурнин, выйдя из Майнца, повел германские подразделения вверх по долине Майна, откуда, двигаясь на восток через Гирканский лес, он достиг границ территории Маробода, где соединился с паннонийскими войсками Тиберия. Такие передвижения гораздо лучше служили знакомству с географией Центральной Европы, чем все беллетристы Рима могли передать последующим векам.
Эти операции были прерваны прежде, чем могли начаться. Восстала не Германия, а Иллирия. Соблазн был слишком велик. Легионы были отозваны и заняты войной с Марободом. Поводом к восстанию послужило то, что паннонийцы и далматы должны были посылать своих людей на эту войну. Мятеж разрастался, и Рим оказался вовлеченным в войну у самых своих ворот.
Иллирийский мятеж вспыхнул слишком рано, чтобы оказаться успешным. Тиберий еще не закончил свою кампанию. Маробод, и прежде рассудительный, вполне способен был выслушать предложения, способствовавшие компромиссу. Он согласился на условия, предложенные Тиберием. Легионы были отозваны. Сатурнин поспешил назад к Рейну, чтобы следить там за порядком. Тиберий поторопился туда, где вспыхнуло восстание, - в Паннонию.
Марободу не суждено было попасть в руки римлян. Он довел свой эксперимент до конца и разделил судьбу всех первооткрывателей и пионеров.
Глава 5
ВОССТАНИЕ НА СЕВЕРЕ
Иллирийское восстание стало событием, перед которым даже Маробод отошел на второй план. Уже более одного поколения жители Паннонии обучались римской дисциплине. Их правители во многих случаях получили римское образование и воспитывались в той же культуре. Восстание, следовательно, было спланировано с размахом и пониманием ситуации, что делало его особенно страшным. И как говорит нам римский историк Веллей Патеркул, никогда еще в истории люди не осуществляли свои замыслы с такой решимостью. Римляне оказались не готовыми к ситуации. Перед ними был народ, который через двести пятьдесят лет будет диктовать свои условия претендентам на римский престол, а предки Клавдия Готика, Аврелиана, Проба, Диоклетиана и Максимиана были достойны своих потомков.
Римские граждане, оказавшиеся по делам или по службе в Иллирии, были перебиты. Воинские части, расположенные в отдаленных уголках страны, были отрезаны и уничтожены задолго до того, как смогли получить помощь. Три армии выступили на поле сражения: одной была поставлена задача очистить страну, другая вторглась в Македонию, а третья направилась в Италию по маршруту Навпорт-Тергесте.
Тергесте находился на близком расстоянии от Аквилеи, и, попав туда, иллирийцы оказались на прямом пути в Италию. Паника, возникшая в Италии, затронула каждого. Даже Август был встревожен. Он говорил в сенате, что, если не будут приняты необходимые меры, враг окажется в Риме уже через десять дней. Это высказывание передавали из уст в уста. Люди знали, что это правда.
Паника порой придает людям крылья и мудрость. Взрыв патриотических чувств в Риме мог бы тронуть и каменное сердце. Были призваны добровольцы, под знамена становились ветераны. Мужчины и женщины, негодные для строевой службы, обязывались предоставить в войско вольноотпущенников. Командование принял на себя Германик. Новое пополнение отличалось скорее рвением, нежели умением, но, по крайней мере, у них была воля к победе. Август направился в Аримин, чтобы быть ближе к месту событий.
Иллирийское восстание не было столь уж неожиданным и внезапным, как это могло казаться римскому наблюдателю. Оно имело свою предысторию. Первое восстание произошло в Далмации, где вождь десидиатов Батон возглавил марш на Салону, крупный прибрежный порт. Ему не удалось захватить город, и он был тяжело ранен выстрелом из пращи, но его командиры вошли в Македонию и одержали победу в сражении при Диррахии. Восстали и другие. Мятеж начался так организованно, и каждый его этап имел столь точный стратегический план, что стало ясно, что эти действия были обдуманы и спланированы заранее. Третьим центром восстания было паннонийское племя бревков, которое возглавил другой Батон. Они направились в Сирмий, большое укрепление на востоке Паннонии у слияния рек Савы и Дуная. Пинны направились в Италию.
Пока Салона продолжала успешно сопротивляться Батону Далматику, Авл Цецина Север, легат Мёзии, удерживал Сирмий. В ожесточенном сражении под стенами города паннонийцы потерпели поражение, и город был спасен. Тиберий уже двигался маршем с севера, отправив вперед легата Иллирии Марка Валерия Мессалина, а сам с основными силами двигался следом.
Батон Далматик был истинной душой восстания. Раненый, он поспешил на север, навстречу Мессалину. При первом же столкновении последний потерпел поражение. У него был лишь один легион, Двадцатый, да и то лишь половина. Хотя он был отрезан и окружен врагами, он сумел завлечь их в засаду и вырваться из окружения впятеро превосходящих сил противника.
Теперь и Тиберий со своими легионами подоспел на сцену сражения, чтобы встать на пути врагов в Италию. Разумными и осторожными действиями он потеснил восставших. Они отступили на юго-восток вниз по долине Савы. Батон Далматик сумел воссоединиться с Батоном Брецианом, и соединенные армии заняли позицию на горе Альма близ Сирмия. Их сдерживали там отдельные кавалерийские отряды фракийского царя Рометалка, союзника Цецины, но сам Цецина ничего не мог с ними поделать. Тиберий из-за своего стремительного марша на юг оторвался от подкреплений, а даки и сарматы совершали набеги на Мёзию; кроме того, время года было неблагоприятным для военных действий, поэтому Цецина отступил к Мёзии, а Тиберий отошел к Сисции. Он поступил разумно - стояла очень суровая зима. В Сисции Тиберий оставался до весны, готовясь к кампании следующего года.
Весной посланный Августом Германик прибыл с италийскими новобранцами, чтобы сменить легионы в Сисции. Ему было поручено возглавить экспедиционные силы, которые должны были войти в Далмацию. Тем временем мёзийская армия, укрепленная подразделениями из сирийских войск и сильной фракийской кавалерией, двинулась вверх по долине Дравы. Ее первое столкновение с войсками обоих Батонов было катастрофой. Они были захвачены врасплох, фракийская кавалерия, укрытая за валом, была обращена в бегство, а подкрепления были отрезаны от поля сражения. Дрогнули и легионеры. Однако дисциплина и выучка не подвели, и, несмотря на потерю многих командиров, они вернулись в лагерь и вырвали победу в обстоятельствах, грозивших обернуться полным поражением.
После объединения мёзийской армии с армией Тиберия он оказался во главе столь крупного римского войска, которое не набиралось со времен гражданских войн. Оно состояло приблизительно из ста пятидесяти тысяч воинов. Восставшие понимали, что не могут одержать победу в открытом бою с такими силами. Их политикой стало избегать прямых столкновений, а их мобильность позволила им свести паннонийскую часть войны к набегам и отдельным столкновениям. Римляне были вынуждены приспосабливаться к такой тактике и рассредоточить свое войско, чтобы контролировать многочисленные набеги неприятеля.
Компетентность Тиберия получила подтверждение в его способности командовать и управлять такой огромной армией в такой трудной и разбросанной расстоянием войне, ближайшей параллелью которой могла бы служить Бурская война 1899–1902 гг. Здесь не было возможности для ярких и красочных сражений. Это была война, требовавшая уверенных и профессиональных воинов, исполнявших тяжелую и скучную работу. Во время иллирийской кампании, ставшей высшим военным достижением Тиберия, мы можем взглянуть на Тиберия как на живого человека.
Г. Веллей Патеркул, солдат, позднее ставший историком, как и многие другие до и после него, служил в иллирийской и германской кампаниях под началом Тиберия, он оставил зарисовки характера и личности командира. Дифирамбы, которые Веллей поет Тиберию, ценны тем, что он сам был очевидцем событий, в отличие от Тацита и Светония, которые описывали Тиберия с чужих слов.