- А было бы вовсе не вредно хоть разъ пустить ему кровь, - замѣтилъ молчавшій до сихъ поръ Волынскій. - Вы, Петръ Иванычъ, нынче вѣдь въ изрядномъ, кажется, выигрышѣ? Что бы вамъ сорвать y него банкъ?
- А ваше высокопревосходительство меня благословляете?
- Благословляю отъ всей души. На всякій случай, впрочемъ, докторъ, не возьметесь ли вы быть секундантомъ молодого человѣка. Почемъ знать? Можетъ-быть, ему понадобится и хирургическая помощь.
- Будемъ надѣяться, что не понадобится, - улыбнулся въ отвѣтъ Лестокъ и своей легкой, эластичной походкой послѣдовалъ за Шуваловымъ во вторую гостиную, гдѣ игралъ герцогъ съ избранными партнерами.
IX. Человѣкъ на картѣ
Сорвать тотчасъ банкъ y Бирона Шувалову не представилось, однако, физической возможности: металъ банкъ не самъ хозяинъ, а одинъ изъ гостей - генералъ-полицеймейстеръ Салтыковъ.
- Diable! - выбранился съ досады Петръ Ивановичъ и сталъ перебирать лежавшую на боковомъ столикѣ къ услугамъ понтеровъ колоду.
- А вы развѣ не выждете тальи герцога? - спросилъ его шопотомъ Лестокъ.
- Да скучно, знаете, ждать! Притомъ надо пользоваться счастьемъ, пока везетъ. На какую бы карту вѣрнѣе поставить?
- А y васъ нѣтъ своей вѣрной дамы сердца, червонной дамы?
- Дама-то есть, - отвѣчалъ Шуваловъ, вспомнивъ объ Юліанѣ Менгденъ, - но червонная ли она и вѣрна ли, - еще вопросъ. Сдѣлать развѣ пробу?
Отыскавъ въ колодѣ червонную даму, онъ подошелъ къ играющимъ и попросилъ y банкомета разрѣшенія поставить также карту.
- Сдѣлайте одолженіе, - съ холодною вѣжливостью отвѣчалъ Салтыковъ. - Но наименьшая ставка y насъ - золотой.
Петръ Ивановичъ вспыхнулъ и, положивъ свою карту на столъ, насыпалъ сверху, не считая, цѣлую горсточку золотыхъ.
- Съ мѣста въ карьеръ, молодой человѣкъ, - замѣтилъ Биронъ.
- Да, ваша свѣтлость, курцъ-галопа я не признаю.
Банкометъ началъ метать. Дама легла направо.
- Дама бита! - возгласилъ Салтыковъ и загребъ къ себѣ всю ставку.
- Курцъ-галопъ-то все же вѣрнѣе, - усмѣхнулся герцогъ.
- Ein mal ist kein mal! - отозвался по-нѣмецки Шуваловъ и, доставъ изъ кармана новую, еще большую горсточку золотыхъ, накрылъ ими ту же карту.
- Дама бита! - повторилъ банкометъ, и вторая ставка точно такъ же перешла въ его владѣніе.
- Zwei mal ist nichts, - подзадорилъ молодого игрока съ своей стороны Биронъ.
- Не горячитесь, - услышалъ Шуваловъ за собою тихій голосъ Лестока. - Не забывайте вашей главной цѣли.
Но того обуяла уже игорная страсть, да къ тому же взоры всѣхъ играющихъ были обращены на него. Онъ выгрузилъ на столъ все, что y него было въ карманахъ и золотомъ, и смятыми ассигнаціями.
- Все это на одну карту? - нашелъ нужнымъ спросить его Салтыковъ.
- Ваше превосходительство затрудняетесь принять такую крупную ставку?
Очередь покраснѣть была теперь за оберъ-полицеймейстеромъ. Отвѣчать онъ счелъ ниже своего достоинства.
- Дама бита! - раздалось въ третій разъ.
- Prrr! angekommen! доѣхали! - сострилъ герцогъ, и кругомъ послышался сдержанный смѣхъ.
- Не совсѣмъ… - пробормоталъ Шуваловъ сквозь зубы и досталъ свой бумажникъ.
Но бумажникъ оказался пустъ: давеча, закладывая банкъ, Петръ Ивановичъ выложилъ на столъ все, что y него тамъ было, и обратно потомъ ничего уже не клалъ. Биронъ, наблюдавшій за всѣми его движеніями, хотѣлъ, должно быть, его окончательно пристыдить и иронически предложилъ ему поставить на карту своего камердинера, который вѣдь также такой мастеръ скакать во весь карьеръ.
- И поставлю! - воскликнулъ Шуваловъ, потерявшій уже голову.
Лестокъ дернулъ его сзади за рукавъ; но онъ оттряхулъ его отъ себя и обратился къ банкомету:
- Вы, генералъ, видѣли вѣдь тоже моего человѣка, Самсонова, въ манежѣ?
- Видѣлъ, - отвѣчалъ Салтыковъ. - Лихой наѣздникъ.
- Обошелся онъ мнѣ самому въ полторы тысячи рублей. Не позволите ли вы мнѣ поставить его на карту въ этой суммѣ?
Въ иное время банкометъ, быть можетъ, и сталъ бы возражать противъ столь высокой оцѣнки вовсе ненужнаго ему человѣка; но самолюбіе его было уже слишкомъ больно задѣто, и онъ отвѣчалъ коротко:
- Извольте.
Однако и четвертая дама упала направо.
У Петра Ивановича потемнѣло въ глазахъ; онъ долженъ былъ ухватиться за край стола, чтобы не упасть.
- Вамъ, генералъ, - этотъ Самсоновъ вѣдь ни къ чему, обратился тутъ Биронъ къ Салтыкову. - Уступите-ка мнѣ его. Что вы съ меня за него возьмете?
- Простите, господа, - запротестовалъ Шуваловъ, - но это было бы противъ основныхъ правилъ игры: все, что выиграно банкомъ, остается въ кассѣ банка до конца тальи, и не можетъ быть изъято оттуда.
- Но оно можетъ быть выиграно! - вскричалъ Биронъ. - Я ставлю на карту противъ того Самсонова тѣ же полторы тысячи.
- Ваша свѣтлость вѣрно не откажете прежнему владѣльцу раньше васъ отыграть его себѣ? Прошу о томъ со всей аттенціей и решпектомъ.
Герцогъ, чванливо фыркая, обвелъ окружающихъ игроковъ враждебно-вопрошающимъ взоромъ. Никто изъ нихъ не рѣшился открыто принять сторону его молодого противника; но выраженіе ихъ лицъ не оставляло сомнѣнія, что общія симпатіи все-таки на сторонѣ Шувалова.
- По статуту моего дома, г-нъ Шуваловъ, - произнесъ онъ сухо-дѣловымъ тономъ, - за симъ столомъ играютъ только на чистыя деньги.
Петръ Ивановичъ весь поблѣднѣлъ и затрясся. Но самообладанія y него все-таки достало еще на столько, чтобы отвѣтить съ должною сдержанностью:
- Деньги я въ одинъ моментъ добуду…
- Schön! Подождемъ еще одинъ моментъ и два, и три момента, - великодушно согласился съ усмѣшкой Биронъ, увѣренный, очевидно, что такой суммы легкомысленному камеръ-юнкеру цесаревны сейчасъ все равно не откуда будетъ взять.
Первыя попытки Петра Ивановича въ этомъ направленіи, дѣйствительно, были безуспѣшны. Когда онъ, вмѣстѣ съ Лестокомъ, возвратился въ большую гостиную и обратился къ своему спутнику съ просьбой - Бога ради его выручить, - тотъ напомнилъ ему свое неизмѣнное правило - не издерживать на игру въ одинъ вечеръ болѣе пяти червонцевъ.
- Впрочемъ, и безъ того, cher ami, я ни гроша не далъ бы вамъ взаймы, - добавилъ онъ самымъ дружелюбнымъ тономъ: - не потому, чтобы не хотѣлъ васъ выручить (о, я готовъ для васъ на всякія моральныя жертвы), а потому, что хочу сохранить съ вами прежнія добрыя отношенія; между должникомъ и кредиторомъ, будь они лучшими пріятелями, отношенія тотчасъ портятся; это - аксіома.
- Я забылъ, докторъ, что вы вѣдь не русскій съ душой нараспашку и всякій душевный порывъ взвѣшиваете на вѣсахъ благоразумія! - съ горечью проговорилъ Шуваловъ и подошелъ къ столу, за которымъ игралъ его старшій братъ.
Но и тому не везло: на столѣ передъ нимъ лежало всего нѣсколько серебряныхъ рублей, изъ которыхъ одинъ онъ ставилъ только-что на карту.
- Вашъ братъ тоже сидитъ на мели, - замѣтилъ Лестокъ. - Если вы ужъ непремѣнно хотите отыграть своего человѣка, то есть здѣсь еще одинъ русскій, который скорѣе другихъ войдетъ въ ваше критическое положеніе…
- Вы про кого это говорите, докторъ?
- Да про нашего премьера: y него вѣдь тоже натура широкая.
- Вотъ это вѣрно!
И, уже не колеблясь, Петръ Ивановичъ завернулъ въ хозяйскій кабинетъ и подошелъ къ Волынскому, бесѣдовавшему еще тамъ съ австрійскимъ посланникомъ.
- Не возьмите во гнѣвъ, ваше высокопревосходительство, - началъ онъ, - но я въ такомъ безвыходномъ амбара…
Тотъ не далъ ему договорить и поставилъ вопросъ прямо:
- Вы проигрались?
- Въ пухъ и прахъ, и все на той же проклятой дамѣ червей! Да дѣло для меня не въ проигранныхъ деньгахъ; Господь съ ними…
- Такъ въ чемъ же?
- Въ томъ, что проигралъ я и дорогого мнѣ человѣка…
- М-да, это ужъ совсѣмъ непростительно.
- Сознаю, ваше высокопревосходительство, и каюсь! Главное, что герцогъ имѣетъ еще противъ него зубъ и не-вѣсть что съ нимъ сотворитъ…
- Да это не тотъ ли молодчикъ, котораго онъ хотѣлъ купить y васъ тогда въ манежѣ?
- Тотъ самый. Помогите, Артемій Петровичъ, отецъ родной!
- Это было бы безполезно: завтра вы его опять поставили бы на карту.
- Клянусь вамъ…
- Не клянитесь: грѣхъ взяли бы на душу. Выигралъ его y васъ, говорите вы, самъ герцогъ?
- Нѣтъ, Салтыковъ; но герцогъ готовъ поставить уже противъ него полторы тысячи.
- Ого!
- Да Самсонову моему цѣны нѣтъ. Я завтра же верну вамъ всю сумму…
- Которую займете y ростовщика за безбожные проценты? Нѣтъ, мы сдѣлаемъ это иначе. Изъ когтей герцога я бѣднягу вырву; но самимъ вамъ придется съ нимъ уже распроститься. - Я сейчасъ вернусь, - предупредилъ Волынскій маркиза Ботта направился черезъ первую гостиную во вторую.
- Въ вашемъ банкѣ, генералъ, разыгрывается живой человѣкъ по имени Самсоновъ? - обратился онъ къ банкомету.
- Да, ваше высокопревосходительство, - отвѣчалъ видимо удивленный Салтыковъ. - Но разыгрываю я его не отъ себя.
- Знаю; его вамъ проиграли, и теперь онъ въ вашей кассѣ. Идетъ онъ въ полутора тысячахъ?
- Точно такъ.
- Такой суммы y меня случайно съ собой не имѣется; но надѣюсь, что я пользуюсь y васъ кредитомъ?
- Еще бы! На всякую сумму.
- Благодарю васъ. Такъ я ставлю за него на даму полторы тысячи.
Свѣтлѣйшій хозяинъ молчалъ до сихъ поръ съ видомъ затаенной злобы. Сослаться на "статутъ" своего дома передъ первымъ кабинетъ-министромъ ему было уже неудобно, тѣмъ болѣе, что и нѣкоторые изъ его сановныхъ партнеровъ играли уже на мѣлокъ.
- А я ставлю столько же и одинъ рубль, - объявилъ онъ, высокомѣрно пріосанясь.
- Двѣ тысячи, - по-прежнему не возвышая голоса, сказалъ Волынскій.
- И рубль! - выкрикнулъ не своимъ голосомъ Биронъ.
- Три тысячи.
- И рубль!
- Четыре тысячи.
Хмуро-багровое лицо курляндца исказилось безсильною ненавистью.
- Infamer Mensch! - пробурчалъ онъ, скрежеща зубами.
- Повторите, герцогъ, что вы изволили сказать? - спросилъ Волынскій съ тѣмъ же наружнымъ спокойствіемъ, но вспыхнувшій въ глазахъ его зловѣщій огонекъ выдавалъ поднявшуюся въ душѣ его бурю. - Я не совсѣмъ разслышалъ.
- Это было не про васъ… - уклонился герцогъ, задыхаясь. - Ну, и проигрывайте на здоровье!
- Ваша свѣтлость, значитъ, отступаетесь? - переспросилъ его Салтыковъ.
- Nun ja, zum Kuckuck!
Банкометъ сталъ снова метать. На этотъ разъ дама наконецъ ему измѣнила и вскрылась налѣво.
- Дама!
- Самсоновъ, стало быть, отъ сего часа уже мой? - произнесъ все такъ же невозмутимо Волынскій.
- Вашъ! - отвѣчалъ Салтыковъ. - Но теперь вы имѣете дѣло уже не со мной, а вотъ съ г-номъ Шуваловымъ.
- Завтра же поутру, ваше высокопревосходительство, онъ будетъ въ вашемъ домѣ, - подхватилъ стоявшій тутъ же Шуваловъ. - Ужъ какъ я вамъ обязанъ - словъ y меня нѣтъ!
Въ душѣ онъ, однако, еще такъ досадовалъ, негодовалъ на самого себя, что, не дождавшись ужина, убрался во-свояси. Когда тутъ дверь ему открылъ Самсоновъ, - при видѣ безмятежнаго и заспаннаго лица юноши, y Петра Ивановича не достало духу признаться, что онъ съ нимъ сдѣлалъ.
"Узнаетъ все равно поутру", - успокоилъ онъ себя. Но настало утро, Самсоновъ подалъ кофе, молчать долѣе уже не приходится; а сказать всю правду попрежнему такъ совѣстно…
- Вотъ что, Григорій…
- Что прикажете?
- Вчера, ты знаешь, былъ картежъ y герцога Бирона… Онъ завелъ опять рѣчь о тебѣ, просилъ продать тебя ему…
- Боже упаси! Но вы, сударь, ему отказали?
- Прямо отказать, ты поймешь, было очень трудно. По счастью былъ тамъ и Волынскій Артемій Петровичъ…
- И вступился за меня?
- Да… т.-е. перебилъ тебя y герцога… Тебѣ, голубчикъ, будетъ y него куда лучше еще, чѣмъ y меня: ты знаешь вѣдь, какая онъ сила при Дворѣ..
Самсоновъ вдругъ все понялъ.
- Скажите ужъ напрямикъ, ваше благородіе, что проиграли меня въ карты!
- Ну да, да… Dieu me damne! И врать-то, какъ слѣдуетъ, не умѣю…
Отъ горькой обиды y Самсонова навернулись на глазахъ слезы.
- Не думалъ я, сударь, что я для васъ гроша не стою!
- Напротивъ, голубчикъ, ты пошелъ въ цѣлыхъ четырехъ тысячахъ рубляхъ; только мнѣ-то отъ нихъ ничего не перепало; по губамъ только по мазали. Ну, не сердись, прости!
И бывшій господинъ крѣпко обнялъ своего бывшаго слугу.
- Богъ вамъ судья… - прошепталъ Самсоновъ. - А когда жъ мнѣ явиться къ г-ну Волынскому?
- Я обѣщалъ ему прислать тебя еще нынче съ утра. Ты не слишкомъ вѣдь сердитъ на меня, а?
Самсоновъ махнулъ только рукой, какъ бы говоря:
"Что пользы сердиться на такого шелопая?"
X. Читатель знакомится ближе съ главою русской партіи
Не безъ сердечнаго трепета предсталъ Самсоновъ передъ Артеміемъ Петровичемъ Волынскимъ, первымъ, послѣ Бирона, вершителемъ судебъ русскаго народа.
- Смотришь ты всякому въ глаза прямо и смѣло: это мнѣ любо, - промолвилъ Волынскій, оглядѣвъ благообразнаго и статнаго юношу строгимъ, но, вмѣстѣ съ тѣмъ, и благосклоннымъ взглядомъ. - Только смѣлости, юной прыти этой y тебя не въ мѣру, кажись, много. Самъ я видѣлъ, какія штуки ты выдѣлывалъ въ манежѣ. Муштровать лошадей ты - мастеръ. Но и самому тебѣ нужна еще муштровка. Ну, кубанецъ, - обернулся Артемій Петровичъ къ стоявшему тутъ же дворецкому, - возьми-ка его въ свои руки, да доложи мнѣ потомъ, на что онъ всего больше годенъ. Можете оба итти.
Дворецкій, Василій Кубанецъ, продувной выкрестъ изъ татаръ, былъ вывезенъ Волынскимъ еще изъ Астрахани (гдѣ Артемій Петровичъ былъ прежде губернаторомъ) и сумѣлъ вкрасться въ его полное довѣріе. Неудивительно, что въ званіи дворецкаго y перваго министра онъ сильно зазнался. Отъ зоркаго глаза его, однако, не ускользнуло, что Самсоновъ понравился его господину; а потому и самъ онъ отнесся къ нему довольно снисходительно.
- Наслышанъ я о тебѣ, прыгунъ, наслышанъ, - сказалъ онъ. - Куда я тебя теперь суну? Настоящее мѣсто было бы тебѣ на конюшнѣ…
- У господъ Шуваловыхъ я былъ по камердинерской части, - заявилъ Самсоновъ. - Кабы твоя милость опредѣлила меня къ особѣ Артемія Петровича.
- Ишь, куда хватилъ! И впрямь прыти этой y тебя не въ мѣру много. Вѣдаетъ тою частью y насъ старый камердинъ Маркелъ Африканычъ; съ нимъ тебѣ и поговорить-то за честь, а не то, чтобы… Да, можетъ, ты еще и изъ брыкливыхъ…
- Стану брыкаться, такъ отослать на конюшню всегда поспѣешь. А Маркелу Африканычу я былъ бы за сподручнаго. Старику все же было бы легче.
- Нѣтъ, любезный, передокладывать сейчасъ о тебѣ Артемію Петровичу я не стану. Поработаешь y меня перво-на-перво и въ буфетной.
Вначалѣ вся остальная прислуга въ домѣ относилась къ новому молодому товарищу съ извѣстнымъ предубѣжденіемъ, и самому Самсонову въ этомъ чужомъ кругу было не совсѣмъ по себѣ. Но его собственная обходительность и веселый нравъ, его расторопность и ловкость заслужили ему вскорѣ общее расположеніе. А тутъ старикъ-камердинеръ крѣпко занедужилъ и слегъ.
- Ну, Григорій, - объявилъ Кубанецъ Самсонову, - докладывалъ я сейчасъ о тебѣ: что малый ты, молъ, умѣлый и со смекалкой. Доколѣ Африканычъ нашъ не встанетъ опять на ноги, ты заступишь его, якобы его сподручный. Смотри плошай!
И "малый" не "плошалъ", живо приноровился къ привычкамъ и требованіямъ своего новаго господина, такъ что когда недѣлю спустя Африканычъ, совсѣмъ уже расклеившись, сталъ слезно проситься на поправку въ деревню къ старухѣ-женѣ и дѣтямъ, - просимый отпускъ былъ ему тотчасъ разрѣшенъ, а Самсоновъ вступилъ, хотя и временно, но въ безконтрольное уже исполненіе обязанностей перваго и единственнаго камердинера.
Въ кабинетѣ Артемія Петровича, надъ письменнымъ столомъ висѣло подъ стекломъ въ золотой рамкѣ его "родословное древо" {Это родословное дерево, расписанное для А. П. Волынскаго переводчикомъ Академіи Наукъ, небезъизвѣстнымъ въ свое время писателемъ Григоріемъ Николаевичемъ Тепловымъ (1720–1779), сохранилось и по настоящее время въ семьѣ Селифонтовыхъ къ которымъ перешло изъ семьи Волынскихъ.}.
Въ отсутствіе хозяина, убирая его кабинетъ, Самсоновъ имѣлъ полный досугъ разсмотрѣть эту родословную. Родоначальникомъ Волынскихъ, какъ оказалось, былъ князь Димитрій Боброкъ-Волынецъ, современникъ великаго князя Димитрія Донского, женатый на его родной сестрѣ, княжнѣ Аннѣ.
Когда Самсоновъ упомянулъ объ этомъ дворецкому Кубанцу, тотъ указалъ ему еще, среди развѣшаннаго на другой стѣнѣ разнаго оружія, на старинную, поржавѣлую саблю, которою, по семейному преданію Волынскихъ, прародитель Артемія Петровича сражался въ рядахъ Димитрія Донского въ Мамаевомъ побоищѣ на Куликовомъ полѣ.
Отъ того же Кубанца, а также и отъ другихъ домочадцевъ, Самсоновъ постепенно узналъ про своего новаго господина всю вообще "подноготную".
Отца своего, который былъ воеводой въ Казани, Волынскій лишился еще въ раннемъ дѣтствѣ. Не желая оставить мальчика на рукахъ мачехи, одинъ изъ родственниковъ, бояринъ Салтыковъ, взялъ его къ себѣ въ домъ. Подъ благотворнымъ вліяніемъ своего пріемнаго отца, человѣка для своего вѣка очень просвѣщеннаго, даровитый юноша настолько выдавался среди своихъ сверстниковъ, что обратилъ на себя вниманіе царя Петра. Двадцати шести лѣтъ отъ роду онъ былъ уже царскимъ посланникомъ въ Персіи, а три года спустя - губернаторомъ во вновь учрежденной Астраханской губерніи. При Екатеринѣ I онъ былъ переведенъ изъ Астрахани губернаторомъ же въ Казань. Съ воцареніемъ Анны Іоанновны онъ былъ назначенъ воинскимъ инспекторомъ въ Петербургъ, затѣмъ оберъ-егермейстеромъ и, наконецъ, въ апрѣлѣ 1738 г., первымъ кабинетъ-министромъ.
Что касается семейной жизни, то Волынскій былъ женатъ дважды: сперва на двоюродной сестрѣ Петра I, Нарышкиной, потомъ на не менѣе родовитой Еропкиной. Овдовѣвъ вторично, онъ воспитаніе своихъ трехъ малолѣтнихъ дѣтей отъ второго брака: двухъ дѣвочекъ и мальчика, предоставилъ нянямъ, чтобы всецѣло отдаться своей государственной дѣятельности. Ходили, правда, слухи, что онъ, ради своихъ малолѣтокъ, собирался жениться еще въ третій разъ, и намѣтилъ уже будто бы себѣ невѣсту въ дочери графа Михаила Гавриловича Головкина, но, за дѣлами, такъ и не привелъ своего намѣренія въ исполненіе.
Пока Биронъ способствовалъ его возвышенію Волынскій для виду дружилъ съ нимъ; достигнувъ же поста перваго министра, онъ сбросилъ маску открыто выступилъ главою русской партіи и нажилъ себѣ такимъ образомъ во временщикѣ, главѣ нѣмцевъ, непримиримаго врага. Такъ какъ сотоварищи его по кабинету; Остерманъ и Черкасскій, склонялись оба скорѣе въ сторону Бирона, то Артемій Петровичъ озаботился окружить себя единомышленниками изъ образованныхъ "фамильныхъ" русскихъ людей. Ближе всѣхъ къ нему были: гофъ-интендантъ Петръ Михайловичъ Еропкинъ, оберстеръ-кригскоммисаръ Ѳедоръ Ивановичъ Соймоновъ, президентъ коммерцъ-коллегіи графъ Платонъ Ивановичъ Мусинъ-Пушкинъ, совѣтникъ бергъ-коллегіи Андрей Ѳедоровичъ Хрущовъ и инженеръ (впослѣдствіи извѣстный историкъ) Василій Никитичъ Татищевъ. Въ этотъ же патріотическій кружокъ имѣли доступъ еще нѣкоторые сочувствовавшіе его цѣлямъ сановники, два архіерея, два врача (въ томъ числѣ Лестокъ), нѣсколько офицеровъ и, наконецъ, извѣстный поэтъ-сатирикъ князь Антіохъ Кантемиръ, русскій посолъ сперва въ Лондонѣ, а потомъ въ Парижѣ.